***
Минуты шли долго и невообразимо медленно. Смотря на стрелку часов, казалось, что они совсем застыли, сдвигаясь по дюйму лишь раз в целую вечность. Это было невыносимо — следить за временем не сводя глаз — но другого занятия, которое хоть немного было способно отвлечь, попросту не было. Раф крепко зажмурилась до цветных звездочек перед глазами, слыша, как кровь пульсирует в висках и чувствуя, как нещадно пересохло в горле. Ей казалось, что еще мгновение — и она абсолютно точно потеряет сознание, упав на пол безвольной каменной статуей, что тотчас разобьется вдребезги. Ладони непроизвольно сжимались в кулак, вонзаясь острыми ноготками в нежную кожу, но даже появляющаяся от этого боль не была способно хоть немного ее отрезвить. Паника постепенно завладевала ею в полной мере, а липкий страх то и дело сжимал железными оковами горло, не давая даже вздохнуть. Но то было совсем неважно, ведь она, кажется, совсем позабыла как дышать, ведь делала это через раз. Собственное состояние и благополучие крайне мало сейчас волновало, ибо у нее действительно были проблемы поважнее. Все страшные сны, которые вот уже столько месяцев не давали ей покоя, начали сбываться наяву. Раф множество раз видела душераздирающие кошмары, в которых ее сын, так или иначе, пропадал… Произнести слово «погибал» она не могла даже в собственных мыслях, ведь это казалось чем-то совершенно невозможным, ужасным, страшным. Неужели все это время ее подсознание вовсе не разыгрывалось, а пыталось о чем-то предупредить? И что было бы, прислушайся она к своему шестому чувству, а не идя на поводу у жалких отговорок мужа, который никогда не воспринимал ее слова всерьез и лишь отшучивался? Из всех испытаний, которые когда-либо выпадали на ее долю, Раф поняла, что это оказалось самым страшным. Ведь раньше, чтобы не случилось, она всегда могла прижать к себе своего маленького мальчика, взглянуть в его глаза, почувствовать любовь, необходимость в присутствии и защите… Этого вполне хватало, чтобы утереть слезы и идти дальше; вставать с колен, собирая себя по кусочкам и хвататься за малейшие шансы своего дальнейшего существования. Раф давно не видела и не могла найти никакого смысла в жизни, кроме одного единственного — оберегать и растить того малыша, которому она приходится матерью. Так что же с ней будет, если Кол никогда не вернется?.. Холод и дрожь пробивали до костей, ибо ответ был крайне очевиден. Она старалась не думать об этом. Старалась с тех самых пор, как прервавший их с мужем охранник сказал, пожалуй, самые жуткие слова в ее жизни. Тогда девушка на мгновение выпала из реальности, подумав, что ей показалось или что-то не так поняла. Мир в одну секунду потерял все краски и звуки, став лишь одним большим черным пятном. Смысл происходящего дошел до нее лишь спустя какое-то время, и она не смогла сделать ничего, кроме как поднять испуганный, затравленный взгляд и шумно выдохнуть скопившейся в легких воздух. Сульфус, кажется, был ошарашен и испуган не меньше ее — это было видно в его глазах, где впервые за столько лет она смогла прочитать неподдельные, истинные эмоции. Страх. Раф помнит, как супруг, имеющий более хорошую реакцию и способность здраво мыслить даже в самых критичных ситуациях, пришел в себя гораздо быстрее. Не обращая внимания ни на охранную сигнализацию, ни на столпившиеся кучки слуг, он рванул со всех ног к лестнице, ведущей на второй этаж. Бросившись за ним спустя несколько мгновений, она застала его в детской, где всего несколько часов назад так мирно и спокойно спал их сын. Сульфус с болью и страхом в глазах осматривал комнату, мертвой хваткой вцепившись в изголовье маленькой кроватки. Ему было абсолютно плевать на бегающих вокруг женщин и мужчин; плевать на лежащее неподалеку тело гувернантки, из головы которой непрерывным потоком стекала кровь. Раф, в отличие от мужа знающая большинство прислуги лично, с ужасом вскрикнула, узнав одну из преданнейших и добрейших нянек сына. Тогда к горлу подкатил огромный спазм, и, казалось, что ее сейчас попросту стошнит, ведь видеть подобное было слишком тяжело. Сейчас, сидя в одном из кресел в его кабинете, девушка с трудом пыталась держать себя в руках. Нервно кусая нижнюю губу и проклиная себя за бездельничество, Раф старательно отгоняла дурные мысли. Со стороны, наверное, она выглядела отнюдь нехорошо, однако сейчас это волновало меньше всего на свете. Они с Сульфусом не спали чуть больше двенадцати часов, однако никому из них и в голову не пришло тратить на это время. Да и смогли бы они вообще коснуться головой подушки, зная, что единственный, кем они дорожат в этом мире, находится в самой настоящей опасности? — Как… как это могло произойти? — этот вопрос был задан тысячу раз, но каждый раз оставался без ответа. Раф совершенно, абсолютно не понимала, как всего за какие-то недолгие минуты ее отсутствия кто-то смог пробраться в комнату ее сына и украсть его. Если бы… если бы только она не ушла, а осталась рядом и охраняла его сон, ничего подобного не произошло! Изо всех сил вцепившись в подлокотник кресла, она с трудом сдерживала рвущуюся наружу истерику. Нет, потерять второго ребенка — это выше ее сил, к такому нельзя быть готовой и просто смиренно ждать дальнейшего развития. И почему только судьба к ней столь несправедлива, что отнимает все самое ценное? Сульфус, кажется, совершенно не обращал на нее внимание все это время. Да и неудивительно — то состояние, в котором она находилась последние часы, делало из нее скорее подобие какого-то овоща, а не живого и полезного человека, от которого можно чего-то добиться. Раф честно пыталась успокоиться, но ничего не выходило. Она будто погрузилась в какую-то апатию и падала, падала, падала. И у этой пропасти не было ни дна, ни края. Хотелось раствориться, забыться и попросту проснуться от этого страшного кошмара, который продолжался большую часть ее жизни. Сколько еще крови прольется? Скольких людей ей еще придется похоронить за свою жизнь? И придет ли этому когда-нибудь конец? Впервые за столько часов Раф встретилась взглядом с мужем и в тот момент внутри нее что-то опять оборвалось. Нет, не потому что он был зол или в чем-то ее обвинял; хотел ударить или унизить, — нет, ко всему этому она давно привыкла. Сейчас в его глазах читался страх и смятение, которые, правда, он через секунду же спрятал под сотней масок. Но и того мимолетного мгновения ей вполне хватило для того, чтобы понять, что Сульфусу страшно. Наверное, он впервые в жизни беспокоится о чем-то, кроме своей шкуры и денег. В любой другой ситуации это бы непременно ее позабавило. Но не сейчас. Сейчас она была ему благодарна просто за то, что он позволяет ей находиться здесь, в его кабинете. Едва ли от нее есть польза, и, скорее всего, намного больше хлопот, но… он так ее и не прогнал. Не запер в комнате, не выдворил за дверь, а разрешил быть здесь и лично наблюдать за всем, что происходит. За поисками, которые затягивались все больше с каждой неимоверно долгой минутой. Все так или иначе сводилось к чертову тупику. Не было ни записей с камер видеонаблюдения, ни улик, ни отпечатков, ни элементарного намека на взлом. Даже цепочка Николаса, в которой, как оказалось, был спрятан жучок, оказалась на момент похищения не при малыше. И это попросту выглядело как какой-то злобный умысел и насмешка высших сил. Не было ничего, за что можно зацепиться. Люди, работающие на ее мужа, буквально ходили по стенке, боясь навлечь на себя хозяйский гнев. Больше всего, несомненно, «попало» бедному Дрейку, который, наверное, изрядно подустал от бесконечных пропаж членов этой семьи. Девушке в какой-то момент даже стало его немного жаль, но она не стала долго об этом думать, ведь понимала, что это его работа, с которой, по видимости, он справляется не очень хорошо. А ведь Сульфус бушевал, снося всех и вся на своем пути, уничтожая любого, кого хоть немного заподозрит в случившемся. И Раф не могла его за это обвинять и даже не пыталась остановить. Потому что он, кажется, был прав, и кто-то из прислуги оказался шпионом и предателем, который помог устроить похищение. В такие моменты ей собственноручно хотелось перерезать горло тому, кто это сделал. Кто осмелился предать своих хозяев столь низким и подлым способом. Отключил сигнализацию, впустил в дом врагов, отвлек охрану, а после помог скрыться. Такое не провернуть за пару дней, а, значит, змея, что они пригрели у себя на шее, находилась здесь достаточно долго, чтобы подготовиться. Но кто же может ей быть? Раф вздрогнула, когда заметила, что в помещении вдруг стало как-то слишком пусто. Все словно по мгновению ока куда-то испарились, и она не знала, как на это реагировать. Настолько погрузившись в свои мысли, девушка, кажется, перестала следить за реальностью и теперь даже не понимала, что произошло. Оглядевшись по сторонам, она наткнулась на напряженную спину супруга, что стоял чуть поодаль, склонившись над своим столом. — Где твоя охрана? — голос прозвучал каким-то слишком тихим и неуверенным. Раф облизала пересохшие губы и тяжело сглотнула, игнорируя пульсирующую боль в затылке. — Проверяют полученную информацию на предмет местонахождения там нашего сына, — спокойно и размеренно отчеканил мужчина, будто заучив эту фразу наизусть. — Тогда почему… — она в недоумении сдвинула брови, — почему ты не с ними? — поверить в то, что Сульфус доверит Николаса и его безопасность не самой, как выяснилось, надежной охране, было сложно. Неужели он настолько безответственен? — Я поеду в следующей машине буквально через пять минут, — нетерпеливо воскликнул Сульфус, раздраженно стуча пальцами по гладкому столу. — Просто сначала я хочу кое в чем убедиться. Раф недоверчиво покосилась на него, в очередной раз пытаясь понять расстановку его приоритетов и то, что творится в этой чертовой голове. Как он может медлить и терять хотя бы пять минут, когда жизнь их сына зависит от каждой секунды?! Они и так потеряли слишком много времени на то, чтобы найти хоть какую-то зацепку, ведь похитители, как ни странно, не выдвигали никаких условий о выкупе. — И в чем же? — едко спросила блондинка, чувствуя, как напряжение все больше накаливается в этой комнате. — Где твое кольцо, Раф? — тоном школьного учителя поинтересовался мужчина, наконец повернувшись к ней лицом. На секунду воцарилось абсолютное молчание, пока девушка пыталась переварить заданный вопрос. — Что, прости? — ее буквально начало трясти от злости и осознания того, что этот кретин бездействует из-за этого. Она очень надеялась, что ослышалась. — Где. Твое. Кольцо? — с нажимом повторил Сульфус, мрачнея с каждым мгновением все больше. Раф недоуменно посмотрела на него, разочаровано качая головой. — Наш сын пропал, а ты думаешь о том, почему на мне нет обручального кольца, которое, учитывая состояние наших отношений, является чистой формальностью? — недовольно проворчала девушка, вставая со своего места. Сульфус усмехнулся, а после буквально за секунду преодолел разделяющее их расстояние и схватил ее за руку, но она тут же вырвалась из его хватки. — Просто когда Николас пропал в прошлый раз, твое кольцо тоже было не при тебе, — ядовито ухмыльнулся брюнет, — я даже нахожу в этом какую-то закономерность. Ничего не хочешь мне сказать, пока не поздно? Нервно кусая губы, она сходила с ума от страха и глупости всего происходящего. Услышав произнесенные только что слова, Раф фыркнула, не понимая, как этот человек может еще находить в себе силы издеваться над ней. Неужели ему настолько все равно, и он не видит ее состояния? Собираясь было разочароваться в нем еще больше, она случайно поймала его взгляд, в котором читались боль и страх, плотно скрытые под сотней масок и барьеров. Но если Сульфус переживал за сына не меньше ее, то почему не мог вести себя нормально? Зачем разыгрывать спектакли и вести разговоры совсем не о том, что их должно беспокоить? Быть может, ему просто так легче? Выводить ее из себя и немного отвлекаться от собственных испепеляющих мыслей? Получается, что либо он конченный засранец, либо больной и подозрительный ублюдок, который отупел буквально на глазах. И она не знала, что из этого хуже. — Думаешь, это я забрала и спрятала его? — не удержавшись от язвительного ответа, спросила девушка, скривившись. — Будь это так, я бы не сидела с тобой сейчас в одной комнате, слушая какой-то бред, а попросту вырубила и выбросила где-нибудь в лесу, — на этих словах она мечтательно улыбнулась. Он одарил ее удивленным, но в тоже время восхищенным взглядом. — Кажется, мы начинаем находить с тобой общий язык, дорогая, — хмыкнул Сульфус. — Но, когда мы вернем нашего сына домой, нужно будет не забыть поговорить о твоем поведении. — Ты не сможешь запугать меня, — устало покачала головой блондинка, закрывая глаза. — Ведь я не могу быть напугана больше, чем сейчас. Я боюсь за него; за то, что с ним могут сделать, если мы не успеем или скажем что-то не то, — по щекам медленно потекли слезы, которые она тут же вытерла ладонью, не желая вновь впадать в истерику прямо сейчас. — Боюсь, что могу потерять своего сына. Подняв на него глаза, она прочитала там понимание и… нежность? Это промелькнуло в его взгляде всего на секунду, однако ей этого хватило, чтобы запомнить. Ведь раньше он никогда не смотрел на нее так. — Не потеряешь, — уверенно отчеканил Сульфус, убеждая себя в этом гораздо больше, чем ее. — Николас… Наш сын вернется домой в полной сохранности, — он успокаивающе накрыл ее ладонь своей, даря тепло и уверенность. Раф слабо улыбнулась, едва заметно кивнув в ответ. Пусть опыт прошлого и научил, что Сульфусу нельзя верить, сейчас она понимала, что это не ложь. Ведь поиски сына были и в его интересах тоже, а когда ему что-то нужно, он обязательно того добивается. Но только какими способами? Вздрогнув и поспешив избавиться от ненужных мыслей, девушка перевела взгляд на их скрепленные руки. Понимая, что итак позволила себе за сегодня слишком много прикосновений и искренности, она начала осторожно выбираться из его хватки, но в самый последний момент ощутила, как мужчина до боли сжал ее руку. Слегка приблизившись, он посмотрел на нее своим фирменным холодным взглядом, где уже не было ни намека на доброту. И как его настроение только может так быстро меняться? Еще секунду назад он не скрывал свою боль и был довольно честен, а уже сейчас буквально прожигал в ней дыру. Раф вздрогнула, когда он приблизился и прошептал: — Но если я хоть на секунду заподозрю тебя в том, что происходит, то, клянусь богом, я уничтожу тебя за это. Второго такого предательства я не прощу, — жестко отчеканил мужчина, смотря на ее испуганное лицо. — Надеюсь, я выразился довольно ясно? — Более чем, — сквозь зубы прошипела девушка, стараясь выдернуть руку, — Сульфус, мне больно, — это уже было сказано с какой-то жалостью в голосе, и она возненавидела себя за эту слабость. Нужно было держаться стойко, но это оказалось гораздо сложней, чем думалось. Видя покрасневшие от слез глаза и подавленный, сломленный вид, мужчина довольно улыбнулся, отпуская ее. На секунду он даже подумал о том, что, возможно, немного переборщил, но это было лишь на секунду. — А теперь иди в свою комнату и постарайся поспать. К тому моменту, когда я верну сына, ему нужна бодрая и внимательная мать, — приказным тоном проговорил Сульфус, обратно подходя к своему письменному столу. — И да, не забудь надеть обручальное кольцо к моему возвращению. Если, конечно, к тому моменту это будет столь же необходимо, ведь я все еще не уверен в твоей непричастности. Одарив его ненавистным взглядом, Раф хотела было что-то ответить, но не стала, понимая, что слишком устала и для словесных перепалок нет времени. Пусть говорит что угодно, только бы поскорее вернул ей Кола. Увидев, как он вытащил пистолет из одного из шкафчиков, она почувствовала, как по спине прошелся холодок. Проверив и спрятав оружие, Сульфус испарился буквально через мгновение, оставляя ее одну в доме, где до сих пор, возможно, скрывается предатель. И где она больше никогда не сможет спокойно спать.***
Грейс ненавидела это чувство. Гребаное безделье, сводящее с ума и заставляющее слишком много думать. Это раздражало, изводило и уничтожало, не оставляя после себя ничего. Время замерло и будто вовсе не хотело двигаться вперед; весь мир, кажется, настроился против нее. Пора было начать что-то делать, давно пора, но только что? На что у нее еще остались силы и возможности? Что от нее вообще может зависеть, если Грейс никогда не имела права даже распоряжаться собственным телом и судьбой? Столько лет безумно — буквально до дрожи — хотелось избавиться от влияния отца, от его грязных игр и тех отвратительных мужланов, под которых он ее подкладывал. И Грейс боролась, черт возьми; кричала, убегала, резала все те прочные нити родства, что связывали их, но… этого оказалось мало, ведь бороться одной — слишком сложно, непосильно тяжело. А человек, которого она любила всем, мать его, сердцем, оказался слишком слаб, чтобы сражаться вместе с ней. И Грейс почти сдалась. Решила, наивная, что Билли однажды надоест издеваться над ней и он, хотя бы раз вспомнив о своем отцовстве, отпустит. Пожелает счастья и позволит начать с чистого листа, который был так ей необходим. Она в это верила, ждала и предвкушала вкус свободы. Но этого никак не происходило и со временем надежда все больше умирала. А вместе с ней и она сама; то, что оставалось от ее человечности и израненной души. Грейс ненавидела свою жизнь, отца, его гадкую шлюху Кетрин. И, самое главное, она ненавидела Сульфуса, который отнял у нее то последнее, что оставалось. Убил человека, которого она любила, а вместе с ним и последние, еще на тот момент существующие, осколки сердца. Возможно, ей стоило бы и возненавидеть его мерзкую женушку, ради которой пролилось столько крови, но… она не могла. Не получалось. Наверное, это уже реальное сумасшествие, но Грейс действительно не могла заставить себя винить во всем Раф. Потому что знала всю чертову правду и совесть, а вместе с ним и гребаное понимание, не давали этого сделать. Они обе просто жертвы этой жестокой игры. И едва ли обе смогут пережить ее окончание. Девушка встала со своего места, подходя к окну и обнимая себя руками. И думая. В последнее время ей приходилось много думать, обрабатывать информацию и делать выводы. Руки случайно задели этот отвратительно выступающий живот, что не давал ей покоя последние полгода. Материнский инстинкт, как ни странно, отнюдь не хотел просыпаться. Да и было ли это нужно? Грейс просто подчинялась и играла свою роль инкубатора. И делала это на высшем уровне, ведь знала, что если что-то пойдет не по плану отца, он ее уничтожит. А жить-то, несмотря на все происходящее дерьмо, ей все-таки хотелось. Вот же ирония. Грейс едва улыбается уголками губ, вспоминая реакцию Сульфуса, когда тот понял, что его немножечко обманули. Нет, ребенок-то, конечно, без всякого сомнения был, но совсем другого срока. Она сказала об этом не сразу, пытаясь придумать правдоподобную отговорку для оправдания своего обмана. Сначала он буквально бушевал от негодования и понимая того, что его смогли провести, но потом успокоился и смирился. Порой ей становилось интересно: досталось ли Раф за то, что та молчала? И если да, то как сильно? Черт. Она опять думает не о том. Грейс не понимала, почему жалеет эту идиотку, ведь она сама подписалась на подобную жизнь. У нее, в отличие от самой Грейс, был чертов выбор. Или нет? Зная об ее жизни из рассказов отца «от» и «до», девушка всегда задавалась сотнями вопросов. И пыталась многое понять. Например то, почему Раф продолжала любить своего непутевого мужа, который не упускал возможности залезть под каждую мимо проходящую юбку. Грейс ведь и сама провела с ним множество дней, а еще больше — ночей, но так и не смогла осознать причину, по которой эту адскую глыбу льда, причиняющую боль всем своим близким, вообще можно за что-то любить. Или хотя бы просто терпеть. Но зато Грейс знала, что больше всего боится того, что очень скоро произойдет. Того, что ее заставят занять место Раф. Ведь после того, как ее вместе с сыном убьют, Грейс станет «идеальной» заменой для столь тошнотворной роли. Она не знала, как скоро и согласится ли Сульфус на это вообще, но понимала, что на него смогут надавить. И этого было не избежать. Ну конечно, ведь планы Билли никогда не имели даже малейших погрешностей. Сначала он удовлетворит интересы своей сучки, которая чуть ли не полжизни мечтает убить Раф, а после поставит на место покойницы свою дочь, нерожденный ребенок которой вскоре поможет ему прибрать к рукам все деньги своего оппонента. На первый взгляд все действительно выглядело идеально и даже довольно просто, но было одно четкое «но»: Грейс скорее сдохнет прямо здесь и сейчас, чем позволит себе и своему пусть даже нелюбимому ребенку жить той судьбой, что предназначена совершенно другой девушке. Той, в общем-то, адски тяжелой ношей, ведь она как никто иной осознавала, что жизнь с Сульфусом далеко не сахар. И даже малейшие его прикосновения к ней напоминают о многом. О том, например, что для него она просто очередная шлюха, пустая и неинтересная кукла без личного мнения; для отца — способ воздействия и марионетка, за веревочки которой можно так удобно дергать. Никто из них не видел в ней личность со своими желаниями и целями. А они были. И их, мать вашу, было много. И Грейс собиралась воплотить каждую из них. А это означало только то, что пора было начинать действовать. И неважно какими способами. Главное успеть и добиться цели. И если ради этого ей даже придется рискнуть и перейти на «вражескую» сторону, она готова. Это, в конце концов, лучше, чем сидеть сложа руки и тихо ожидать своего личного апокалипсиса. Улыбнувшись своим мыслям и вмиг возникшему в голове плану, который хоть и не был идеален, но оставался единственным, она схватила с тумбочки ключи от машины. С некоторых пор у нее опять имелся доступ к благам цивилизации и свежему воздуху — спасибо «папочке», который решил, что ей стоит больше времени проводить в доме и окружении Сульфуса. Билли, уверенный, что смог сломать ее волю, даже и помыслить не мог о том, что она воспользуется его «доверием» в коварных целях. Зря, очень зря. Кинув быстрый взгляд в сторону зеркала и также быстро осмотрев себя, Грейс в очередной раз порадовалась тому, что даже на девятом месяце ее живот не был слишком большим и не доставлял чересчур много хлопот. Хоть что-то хорошее во всей этой драной ситуации. Понимая, что, возможно, в последний раз находится в этом доме, она глубоко вздохнула. Это было правильно. То, что она собирается сделать, спасет их всех от ужасного будущего. В конце концов, Билли хоть раз бы стоило обратить внимание на чувства дочери, увидеть, что этот план ей не по душе, и не трепаться слишком много. Сам ведь, получается, виноват.***
Раф кружила по своей комнате, нервно меряя ее шагами вот уже который час. Мыслей о том, чтобы послушаться мужа и немного поспать, она даже не смела допускать. Ее голова не коснется ни одной подушки в этом доме до тех пор, пока ей не вернут сына, а похитители не будут наказаны. Черт, она настолько измучена страхом и неизвестностью, что была готова на полном серьезе задушить своими руками любого, кто имел к этому малейшее отношение. Но кто? Сейчас она может подозревать абсолютно каждого, но какой смысл? Как это проверить? И разве это задача первостепенной важности, если Кол все еще не найден? Но думать ни о чем другом девушка не могла. Перед глазами один за другим пролетали силуэты знакомых и просто прислуги, которая находилась в тот момент в доме. Может быть Ури? И плевать, что она, в общем-то, ушла задолго до происшествия и не имела никакого доступа и необходимой информации. О господи, это уже действительно пахло паранойей. Нет, тот, кто осмелился на подобное, однозначно работает и живет здесь не один месяц. И это пугало больше всего. Если бы Раф только знала, что можно сделать и куда бежать, она бы, не раздумывая, мчалась изо всех сил. Только бы успеть, найти и защитить ее маленького сына, чья жизнь сейчас находилась под самой настоящей угрозой. Ему, наверное, очень страшно и он постоянно плачет, зовя ее. Прося защиты и спокойствия. Девушка всхлипнула, закрывая глаза руками. Боже, пожалуйста, пусть все это окажется просто страшным сном! Она не заслужила этого. Её сын не заслуживал этого. От Сульфуса не было никаких вестей, и Раф не знала, хорошо это или плохо. Что, если у него ничего не получится? Как они будут жить дальше, потеряв то единственное, что обоим давало смысл и небольшое спасение от собственных демонов, пожирающих изнутри? Нет. Нельзя об этом думать. Все будет хорошо. Все обязательно будет хо… Кто-то, в момент возникший на пороге комнаты, резко прервал кружившие в голове мысли: — Раф, к тебе посетитель. У дверей, ждет разрешения войти, — заставив ее тем самым вздрогнуть от неожиданности, на одном дыхании выпалила появившаяся за спиной Сладкая. — Нам… мне сказать о том, что ты сейчас спустишься? — Какие еще к черту гости? — раздраженно процедила блондинка, закрывая глаза, — мне сейчас не до них. Можешь так и передать. Несмотря на вполне четкий ответ и указания, девушка не сдвинулась с места, неловко переминаясь с ноги на ногу. — Она очень просит ее принять. Говорит, что… — Дольче на секунду запнулась, будто о чем-то вспоминая или же просто подбирая слова, — что это важно. В ответ на нее лишь уставилась пара озадаченных и удивленных голубых глаз. — Она? — недоверчиво переспросила Раф, начиная быстро прикидывать варианты в голове. — Ты видела ее раньше? Кажется, ответ был положительным, ведь служанка как-то густо покраснела, совсем став под цвет своих волос. Опустив глаза, она пыталась придумать, как ответить помягче. — Д-да… эта девушка одна из тех, кто… — слова давались невообразимо тяжело, так как было немного страшно расстроить и рассердить подругу еще больше, — кто приходит к твоему мужу. На лице Раф появился какой-то злобный оскал, а в следующий момент она как-то странно усмехнулась. Возможно, будь у нее на то силы, девушка бы даже рассмеялась. — Господи, как же я от этого устала, — вздохнула Раф, на мгновение закрыв глаза, а после, собравшись с мыслями, тихо произнесла: — пусти ее. Пусть поднимется сюда. Уверена, она уже прекрасно ориентируется в этом доме. Дольче кивнула и через секунду уже испарилась. Замерев на месте в полной тишине, Раф могла поклясться, что слышала не только стук собственного сердца, но и каждый шаг, что делала незваная гостья, когда поднималась в ее комнату. Она не знала, о чем с ней говорить и стоит ли вообще тратить свое время на ту, кто без всякого зазрения совести играет в семью с ее мужем. Господи, как же мерзко становилось от одного только воспоминания о том, как Сульфус гладил ее тошнотворно раздутый живот. Как дарил свою нежность и смотрел так, как не смотрел никогда на нее саму во время первой беременности. Если Кол вызывал в нем тогда лишь отвращение, то этот младенец — даже еще не родившись — намного больше любви, чем кто-либо. Как же противно. Раф сразу поняла, что к ней на разговор пришла именно она. Больше ведь некому. Ни одна из шлюх ее мужа не позволяла себе такой наглости, которую позволяла Грейс. И ведь не в первый раз же. Услышав, что шаги затихли, Раф резко обернулась и столкнулась с тем, к чему была абсолютно не готова. Ее взгляд первым делом упал на тот самый живот, который Грейс (неужели из знака уважения?) прикрывала одеждой на этот раз как могла, чтобы не выделялся так сильно. Но это не имело значения. Для нее, не так давно пережившей потерю собственного малыша, подобные вещи сразу бросались в глаза. И сейчас ей было вдвойне тошно от осознания, что это ребенок от ее мужа. Ребенок, которого это она должна была вынашивать, а не кто-то другой. Мерзко. Как же ей, господи, стало мерзко. И почему только не плевать? — Зачем ты пришла? — голос прозвучал намного холоднее и презрительнее, чем думалось. Однако это даже к лучшему. Грейс, поймав взгляд, направленный на объект ее интересного положения, слегка смутилась, прикрывая живот курткой и руками. Неловко. Слишком неловко. — Чтобы помочь тебе. — Что? Это было так неожиданно и быстро, так… спонтанно и глупо? Раф совершенно не была готова к подобным словам, а потому оказалась не способна сразу понять их суть. — Я знаю, кто украл твоего сына и, возможно, даже знаю, где его держат. Воздух разом вышибся из легких, и Раф почувствовала, что начала задыхаться. Сознание мгновенно поплыло, а чувство облегчения и радости едва ли не окрыляло. Но было одно чертово твердое «но», не позволяющее до конца поверить. — Зачем тебе помогать мне? Какой в этом смысл? — сжав руку в кулак, медленно воскликнула девушка, постепенно возвращая себе способность здраво мыслить. — Не знаю, пришла ли ты поглумиться или и правда знаешь, где мой сын, какая тебе польза от того, что скажешь? Раф ожидала, что на этих словах ее собеседница ухмыльнется или сделает что-то еще, подтверждающее теорию о том, что все происходящее — нелепый фарс и попытка покапать на мозги, но… этого не было. Грейс не сводила с нее задумчивого и серьезного взгляда, не смеялась и явно не собиралась издеваться. Она лишь грустно улыбнулась, подходя ближе и нервно кусая при этом нижнюю губу. — Потому что Гейб бы хотел, чтобы я тебе помогла. Это ведь было чуть ли не делом всей его жизни — помогать тебе, — на этих словах ее голос все-таки дрогнул и Грейс едва заметно пробила какая-то дрожь. — И я думаю, что он бы мной гордился. Что? Что она сейчас сказала? Нет, Боже, этого не может быть… Она не могла быть знакома с ним, это какой-то бред! Мир хоть и тесен, но не настолько же, мать вашу! Раф молчала, медленно перерабатывая полученную информацию и пытаясь прийти в себя от шока. Грейс же, кажется, останавливаться на этом не собиралась. — А еще я думаю, что если сейчас я помогу тебе, ты в какой-то степени поможешь мне. Ведь я не собираюсь больше выживать по тем правилам, что мне диктуют. Я хочу жить. Ну конечно. Выгода должна быть у каждого — как же иначе? Но, признаться, так предлог о помощи выглядел чуточку правдоподобней. Давай, ближе к делу, ну же! Спроси у нее, Раф, что происходит и кто за этим скрывается. Спроси, куда ехать и что делать. Ты должна задать столько вопросов… Но вместо этого задала лишь один-единственный, так внезапно пришедший в голову: — Ты знала Гейба? Грейс медленно кивнула головой, и, кажется, в этот момент уголки ее глаз заблестели от слез. Неожиданно вспомнилась та ужасная ночь и слова друга о том, что Сульфус «отнял у него их обеих». Тогда Раф совершенно не понимала смысла, но теперь все будто встало на свои места. Прозаично. — Я любила его. И похоронила, — Грейс запнулась, закрывая глаза, — до последнего не верила в его смерть, пока заключение не дали мне лично в руки. Поначалу я злилась на тебя, а потом поняла, что виновники здесь только одни. Те, кто начал крутить это адское колесо, уносящее столько поломанных жизней. И я хочу его сломать. Раф не знала почему, но понимала, что начинает верить ей. Господи, это, наверное, было так глупо, но она верила, потому что ничего иного не оставалось. А слова о Гейбе лишь потревожили старые, так и не зажившие раны. Вспомнив о нем и той боли, Раф отчетливо поняла, что еще одной смерти не переживет. А еще она вновь посмотрела на раздувшейся живот гостьи, но уже под другим углом. В подсознании на секунду скользнула мысль о том, что, возможно, отец у этого ребенка немного другой… Но сейчас это не имело значения и не должно было занимать ее мысли. Об этом можно поговорить потом. Не сейчас. — Что ты знаешь о похищении? — голос предательски дрожал, выворачивая все скрытые истинные чувства наружу. Грейс вздохнула, собираясь с мыслями и явно пытаясь контролировать свой… страх? — Это сделал мой отец, — четко и быстро ответила девушка, не задумываясь ни на секунду, — Он вынашивал этот план довольно давно и собирался осуществить его гораздо раньше, чтобы… — «чтобы Сульфус овдовел как можно скорее и ребенок, которого я ношу, родился в браке», — чтобы я заняла твое место. Но ты постоянно ускользала — то побег, то больницы, — и Билли не мог подобрать подходящее время. А теперь нашел и порадовался тому, что надавил на тебя вдвойне, заставив потерять обоих детей в столь короткий промежуток времени, — последнее предложение прозвучало слишком жестоко, и Грейс поморщилась от своих же слов. — Извини. О да, это действительно ударило по-больному. Как и присутствие беременной любовницы мужа. Девушка заставила себя не заострять на этом внимание и сосредоточиться. — Почему ты не сказала этого раньше? И почему говоришь сейчас? Разве тебе самой не хочется «занять мое место»? — скрестив руки на груди, процедила Раф. Она будто чувствовала, что упускает что-то важное, лежащее на поверхности. А еще не совсем понимала подобную откровенность. — Я ведь все уже объяснила! Боже, Раф, у нас нет времени на недоверие и прочие глупости. Я хочу избавиться от него не меньше твоего, слышишь? И я пришла сюда, рискуя чертовой жизнью, ведь если отец узнает, что я предала его, он убьет меня! Но даже это стоит того, чтобы попытаться избавиться от его тирании. И я сделаю все, чтобы его как можно скорее упекли за решетку. — Ты знаешь, где он держит моего сына? — решив оставить все остальные проблемы и доводы на потом и сконцентрировавшись на самом главном, спросила Раф. Грейс отрицательно покачала головой и задумалась. А потом, будто о чем-то вспомнив, подняла на нее обеспокоенный и в тоже время возбужденный взгляд. — В твоей комнате есть какой-нибудь особенный тайник, место, полка, шкаф — что угодно, — куда имеешь доступ только ты и чаще всего? Раф нахмурилась, мысленно перебирая список всего возможного. — Да, но… мою комнату, как и все остальные, уже сотню раз осмотрели пару часов назад. — И тут ее осенило: несколько часов назад, когда ты была в кабинете Сульфуса и не видела, что здесь делали! Возможно, что могли что-то пропустить. Она тут же подорвалась с места и через мгновение уже стояла у своего туалетного столика. Судорожно пододвинув к себе небольшую шкатулку и открыв ее, Раф с ужасом и остановившимся в груди сердцем взяла в руки сложенный несколько раз лист бумаги. Понимая, что это не принадлежит ей, а было кем-то подложено, она быстро его развернула, вонзаясь глазами в сухо написанный на нем текст. Грейс, стоявшая за ее спиной, дала несколько минут, а после, нетерпеливо постукивая по столу костяшками пальцев, все-таки подошла ближе. — Не понимаю… как его могли подсунуть, если никто из посторонних точно не входил в мою комнату и ее абсолютно точно несколько раз обыскали на предмет таких посланий, — медленно и в то же время шокировано проговорила Раф, мертвой хваткой вцепившись в клочок бумаги. Подняв глаза, она уставилась на стоящую рядом девушку. — Ты знаешь, кто это мог сделать? — Нет, — быстро и однозначно ответила Грейс, строго осмотрев комнату. — Но я думаю, что ты знаешь. Где-то очень глубоко внутри, но все-таки знаешь, не так ли? Раф судорожно сглотнула, боясь принять и подтвердить эту мысль. — Что там написано? — Грейс выглядела мрачной и серьезной одновременно, и это пугало. — Только адрес… — облизав пересохшие губы, прошептала блондинка. — И то, что я должна явиться абсолютно одна, иначе он убьет Кола, — она подняла взволнованные и влажные от слез глаза. — Тут написано, что я должна вернуться к истокам, туда, где все началось. Что это значит? Грейс замешкалась и помедлила, прежде чем взять письмо в свои руки и лично прочитать его. Судя по ее нахмурившимся бровям и плотно сжатым губам, это явно не сулило ничего хорошего. — Этот адрес — одна из бывших фабрик отца, я была там в детстве. До того, как твоя мать отсудила ее, чем вызвала неописуемый гнев Билли. Ну конечно. Анжели — за чьи ошибки еще ей могут мстить и попрекать так низко? — Он знает толк в иронии, — нервно огрызнулась Раф, в то же время быстро накидывая на голые плечи куртку. — Нет, — покачала головой Грейс, — он просто больной ублюдок, не знающий чувства меры. Что будешь делать? — А разве не ясно? Я поеду туда. Сейчас же, — тоном, не терпящим возражений, ответила девушка. — Он убьет тебя, — хватая ее за руку и останавливая, прошептала гостья. — А иначе он убьет моего сына, — жестко отчеканила Раф, понимая, что эта альтернатива намного страшнее собственной кончины. Уже было коснувшись дверной ручки, она почему-то резко остановилась. Под сопровождением удивленного взгляда, блондинка вновь вернулась к своей шкатулке, будто вспомнив о чем-то важном. Взяв оттуда одну маленькую вещь, она, не смотря на обескураженную Грейс, покинула свою комнату. Времени было чертовски мало, и отсчет, способный забрать жизни, начался уже очень давно. Нужно было спешить. Быстрым шагом преодолев два долгих коридора, она тенью скользнула в кабинет мужа, который уже давно пустовал. Потянувшись к одному из шкафчиков в его столе, девушка трясущейся рукой вытащила оттуда второй пистолет, первый из которых Сульфус сам взял пару часов назад. Тяжело сглотнув и стараясь подавить панику, Раф надеялась, что в нужный момент рука у нее не дрогнет. И это хоть немного повысит ее шансы на выживание. Потому что сейчас не было никого, кто способен ее защитить и решить все проблемы. Сейчас она одна, и только от нее зависит жизнь ее сына. Дожидаться мужа не было времени и необходимости — приди они вдвоем и Билли исполнит свою угрозу. Чувствуя, как внутри все холодеет от одной мысли об этом, Раф крепче сжала в руке пистолет и, кое-как его спрятав, со всех ног пустилась к выходу. На пороге, как и ожидалось, ее остановила кучка неандертальцев, что звала себя охраной и при этом проворонила безопасность семьи, на которую работает. Раздражение буквально кипело в ней. — Простите, но у нас нет никаких распоряжений от господина Сульфуса касательно того, чтобы вы выходили на улицу. Раф крепко стиснула зубы и на секунду закрыла глаза, пытаясь совладать с эмоциями. Это было выше ее сил и терпения. — Если мне не изменяет память, я все еще остаюсь женой вашего начальника и, соответственно, хозяйкой этого дома, а не его пленницей. И, кажется, Сульфус не говорил вам о том, что я нахожусь под домашним арестом, не так ли? Если не хотите, чтобы я вас уволила или заставила потом объясняться перед моим мужем почему вы задерживали меня, когда нужно в первую очередь искать нашего сына, вы меня пропустите. В противном случае пеняйте на себя. Мужчина, кажется, совершенно не ожидал подобного и лишь стоял с открытым от удивления ртом, не зная, как поступить. Тон, которым это было сказано, заставил его испугаться, а нежелание получить двойную порцию хозяйского гнева за один день — подчиниться. Уже буквально через пять минут Раф сидела в автомобиле, изо всех сил моля время хоть ненадолго остановиться. Нетерпеливо наблюдая за тем, как водитель выезжает из ворот, она даже не заметила, как в одном из окон дома с нее не сводили задумчивого взгляда. Грейс, прислонившись лбом к стеклу, думала над всем произошедшем. Правильно ли было то, что она сделала? И чем это может обернуться? Она раз за разом вспоминала, как загорелись глаза Раф, когда та узнала местонахождение своего сына; как, не задумываясь ни на секунду, ринулась вслед за ним, готовая в любой момент пожертвовать своей жизнью ради него. Это было так странно, дико, непонятно. Неужели и впрямь можно ощущать к своему ребенку что-то такое, что толкает на абсурдные, с одной стороны, поступки? Ее рука скользнула к животу в тщетной надежде ощутить в груди хоть какое-нибудь тепло от простого прикосновения. Но, несмотря даже на легкий толчок, Грейс поняла, что это не вызвало в ней никаких особенных эмоций. Раньше она думала, что все дело в том, что у нее не было матери и ее просто этому не научили. Но ведь у Раф тоже ее не было, верно? Тогда почему одна из них готова едва ли не молиться на своего ребенка, в то время как другая относится к нему не больше, чем к какой-то вещи? Это неправильно. Так не должно быть, правда ведь? Но какая уже, к черту, разница? Грейс просто родит этого уродца и все закончится. Не будет никаких угрызающих мыслей. Все наконец станет так просто, как и должно было быть. Отходя от окна и обнимая себя за плечи, девушка, бросив последний взгляд на уже почти скрывшийся автомобиль, почувствовала, как в сердце что-то непонятно ёкнуло. А следом пришло странное осознание, не поддающееся никаким законам логики. Грейс поняла, что сделала недостаточно, слишком мало, чтобы заслужить свободу. Её дело, должно быть, еще не закончено. Но что она может? Точнее сказать, что она должна?***
Слегка задремав от черезчур продолжительной дороги, Раф, подскочив от резкого толчка под колесами, поинтересовалась, долго ли еще ехать. Сейчас, сидя на одном месте уже около часа, она вдруг поняла, что все-таки утомилась. Накопившаяся от переполненных эмоциями днем усталость брала вверх, а вместе с ней и сонливость. Первые полчаса она изо всех сил боролась с ней, упорно возвращаясь к мыслям о том, что делать дальше. Но потом тяжесть этих переживаний стала непосильна настолько, что она постаралась больше не думать — будь что будет. В конце концов, что толку от бессмысленных переживаний? Она ведь едет не с огромной группой захвата, которой действительно нужен четкий план. Нет. Раф была и останется совершенно одна наедине с ублюдком, желающим ей смерти. И размышления на эту тему отнюдь не придавали храбрости. Наконец машина остановилась. Глубоко вздохнув и проверив сквозь куртку наличие пистолета, блондинка открыла дверцу. Это почему-то успокаивало. Немного. — Отъедьте за угол и ждите меня там, — обратившись к шоферу, приказала она, а после вышла. Перед ней, как и говорила Грейс, была большая и пустующая уже не один год фабрика. По телу пробежались мурашки от внешнего вида этого здания: серое, пустынное и мрачное, с побитыми окнами и неприличными надписями на заборе. Дружелюбностью от этого места явно не пахло. Ей вмиг стало не по себе настолько, что хотелось вжаться в ближайший угол и спрятаться, а еще лучше — сбежать и сесть обратно в машину, вернуться в город и никогда не вспоминать. Но одна лишь мысль о том, что здесь, вероятно, находится ее сын, заставило отбросить эти трусливые глупости в сторону. Ну уж нет. Она не позволит собственным предубеждениям и страху взять над собой контроль, пока жизнь Кола под угрозой. Войдя внутрь и, поежившись от не самого стильного «интерьера» — если это вообще можно было так назвать, — Раф долго бродила по этажам и коридорам с целью найти хоть что-нибудь. Знак или какого-нибудь человека, шум или элементарно хоть одно чертово проявление жизни в этом месте. Но ничего не было. И никого. Абсолютно. Серо, страшно, угрюмо и пустынно. Только ветер иногда выл, вонзаясь в разбитые окна и разбавляя собой давящую на уши тишину. Резко остановившись, девушка часто задышала, прогоняя только что пришедшую в голову мысль. А вдруг?.. Неужели Грейс просто обманула, послав ее куда-то в другой конец гребаного мира, где нет абсолютно ничего из того, что нужно? Может быть, это все часть какого-то плана — обмануть и увести ее как можно дальше от реального местонахождения мальчика? Раф почувствовала, как на смену тревоге пришел уже столь знакомый гнев и раздражение. Ей не хотелось верить в это и осознавать собственную глупость и доверчивость, но все факты упорно сводились к одному, до тех пор… До тех пор, пока за ее спиной не послышались чьи-то насмешливые голоса, что становились все ближе с каждой секундой. Спрятавшись за первым же попавшимся поворотом и вытащив, а после крепко, почти до посинения сжав пистолет, Раф задержала дыхание. Сейчас она преследовала две цели: не дать себя выдать и убедиться в том, что это все-таки именно то место, где держат ее сына. Господи, пожалуйста, пусть они заговорят о чем-нибудь, что будет ей полезно! И голоса заговорили. Тихо, едва различимо на подобном расстоянии, но все-таки говорили. Судя по всему, они принадлежали двум, а может и трем мужчинам. Замерев на одном месте и сосредоточившись изо всех сил, Раф все-таки смогла понять, о чем идет речь. Сердце ее забилось в миллион раз быстрее, стоило только услышать слова «о маленьком плаксивом ублюдке» и какой-то третьей секции, где он всё, по их словам, залил своими соплями. Ладонь крепче сжала оружие, а мозг уже в срочном порядке придумывал хоть какой-нибудь план. Раф очень уповала и надеялась на тот исход событий, в котором она сможет отыскать это место, забрать сына и при этом не попасться на глаза ублюдку Билли. Понимая, что нельзя терять больше времени, она, удостоверившись в том, что та двоица-троица все же довольно прилично от нее удалилась, внутренне порадовалась тому, что они были слишком заняты болтовней и даже не заподозрили ее присутствия. Осторожно выбравшись из своего «укрытия» и стараясь почти бесшумно идти, Раф уже было начала думать в каком из направлений ей лучше всего двинуться. Однако это было совсем неважно, ведь в трех метрах от нее сначала послышались быстрые шаги, а после — буквально через мгновение — ее коснулась чья-то сильная рука. Замешкавшись и остолбенев от неожиданности, девушка даже не успела что-либо предпринять для своей защиты. В следующую секунду, не давая даже возможности чтобы опомниться, ее тело резко привлекли спиной к себе, ладонью заглушая вырвавшийся изо рта писк. И в тот же момент Раф поняла, что окончательно пропала.