Эксперт со странностями, профессионал в своем деле, жизненное кредо: разум и логика.
Вот что читалось в Шерлоке Холмсе, в его глазах, его голосе, в том, как он произносит свое имя. Вот что хотели мне сказать самые главные, жирные линии его свечения.
Эгоистичен, в меру бесстрашен, любопытен, вреден, иногда сварлив, несколько тщеславен.
Человек, свободный от общества, от его рамок и законов, непонятый, непризнанный гений, гений для способных понять, фрик, клоун, жулик для всех иных.
Фрик.
Это слово было его клеймом, оно влезло мне в голову первым, как только я взглянул в глаза Шерлока: серые, словно дождливое небо.
Это было не мое суждение, не мой голос: чей-то другой, холодный и презрительный.
Я представился Шерлоку Холмсу, он в ответ не сказал ни слова, отворачиваясь от меня и переводя взгляд на лабораторный стол. Никаких вежливых слов, никаких знаков, что он принял, никакой реакции: со стороны казалось, что он и вовсе не услышал меня.
Холоден и отчужден ко всем, кто его не поймет. Он пытается казаться равнодушным: одна из главных ошибок человечества — считать равнодушие преимуществом.
Я снова присмотрелся к свету, исходящему от него: посмотрел так, как смотрят на шедевры. Любуясь, впитывая каждую черточку, каждый отблеск.
Я был так отвлечен, что даже вздрогнул от звука голоса: глубокого, чарующего баритона.
— Ты не мог бы одолжить мне телефон, Майк? У меня разрядился.
— Не можешь взять на вахте?
— Предпочитаю СМС.
— Извини, забыл свой в плаще.
Майк врал. Врал, вкладывая в свой голос столько сожаления. Он тоже считал Шерлока странным, хотя и не испытывал той ненависти, что испытывали другие.
— Пожалуйста, возьмите мой.
Я предложил помощь по привычке, тем более, это ведь была такая мелочь, не понимаю, чего так боится Майк? Что через его мобильник совершат взлом главной базы данных ФБР. Что-то внутри прозвенело: а ведь он может.
— Благодарю, — Шерлок взял мой телефон из моей руки, мимолетно скользнув теплыми пальцами по ладони.
Пока его пальцы летали над экраном, набирая текст, я прислушивался к ощущениям. Не к своим — к ощущениям Холмса.
Тепло. Он испытывал тепло. Словно радиоволны, от него шли эмоции, одна за другой: удивление, недоверие, радость, снова недоверие, злость на меня, злость на себя, непонимание...
— Вот, возьмите, — протянул мне телефон обратно. Я ему улыбнулся.
Снова счастье, раздражение, удивление, интерес...
— Афганистан или Ирак?
— Что, простите?
— Я спрашиваю, вы прибыли из Афганистана или из Ирака?
Раздражение, самодовольство...
— Афганистан... но как вы узнали?
Самодовольство... Дальше продолжать можно до бесконечности. И все же зря я спросил его про то, как он узнал.
Он говорил быстро, не останавливаясь, будто умственные рассуждения, от которых я с каждой секундой приходил все в больший восторг, были для него чем-то обыденным.
Военная стрижка, ходит с тростью, но о боли в ноге часто забывает, плохо функционирует левое плечо, явно подстрелили, прибыл с войны. Где сейчас идет война? В Афганистане или Ираке.
Афганистан или Ирак?
— Скрипку терпите? — я уже понял, что нужно отвечать, а не спрашивать. Себе дороже.
Я прекрасно видел по глазам, что Шерлок Холмс готов выдать мне еще логических размышлений, дай ему только повод. Мне не хотелось слушать, что он там еще себе надумал, я вспоминал, есть ли у эмпатов аура. Или он и в правду настолько умен, что может узнать что-либо о человеке, просто посмотрев на него? — Я часто играю, когда думаю, а думаю я всегда, в том числе и ночью, молчу подолгу, иногда не слышу, что мне говорят, могу не отвечать...
— Скрипку люблю, особенно Чайковского, молчать сам могу, почему не слышите? — выпалил я на одном дыхание.
— У меня есть одно место, куда я отправляюсь подумать о чем-нибудь. Это место в моей голове.
Я сглотнул:
— Ничего, — хриплым голосом ответил я, — мне не важно...
Он кивнул.
— Что ж, очень хорошо. А теперь простите, мне нужно в морг — кажется, я забыл там свой стек.
— Подождите! — опомнился я. — Мы же ничего не знаем друг о друге!
Зря я это сказал. Очень даже зря.
***
Я вышел на улицу с ощущением, что проснулся. Что все, что было раньше, было только сном, а реальным был только этот странный человек со странным именем.
Теперь я снова видел: свечения, не такие совершенные, как у него, но все же. Я слышал эмоции, слышал их снова, теперь мне, как когда-то, не надо было смотреть в глаза, чтобы чувствовать людей.
Я точно проснулся. Или я сплю, и он — просто прекрасный сон.
***
Первое, что бросилось в глаза, когда я вошел в мою будущую квартиру — ужасный беспорядок.
Книги, газеты, журналы, марки и клочки бумаги валялись повсюду, вся стена была обклеена фотографиями и стикерами, многие из которых были перечеркнуты красным маркером.
На полках скопилась пыль, в углу, на кресле около камина, лежала куча одежды, на люстре висел халат.
Мне хотелось сказать "ну и срач!", но я сдержался и сказал нечто более вежливое:
— Боже, ну и бардак!
Шерлок фыркнул, стянул халат с люстры и стал бегать по комнате, пытаясь убраться. "Убираться" в его понимание значило засовывать все, что валялось на полу, на полки и в комод, на котором стоял череп. Череп меня заинтересовал, и я стал его разглядывать.
Холмс в это время закончил убираться и, заметив мой взгляд, сказал:
— Это череп. Я с ним разговариваю иногда, когда нужна публика. Живые люди не часто меня слушают.
Я улыбнулся про себя.
Вошла миссис Хадсон и стала жаловаться на бедро, однако, Шерлок ее не слушал: умчался куда-то.
— Вернусь вечером, возможно, голодный, что-нибудь холодное подойдет, — все, что он сказал на прощание. Точнее, не совсем на прощание. Потом он вернулся. И позвал меня с собой.
И я согласился.
Зря я это сделал.
Очень даже зря.
