Параллельные кривые

Таня проснулась и поняла, что Макса нет рядом. В комнате темно, по ощущениям еще глубокая ночь. Она посмотрела на часы - точно, еще и трех нет. И тут она заметила движение. Макс сидел за столом, а перед ним стояла … бутылка вина?! - Макс, - тихо позвала она. Молодой человек никак не отреагировал. Он сидел, погруженный в свои мысли. После возвращения из Америки его мучила бессонница – акклиматизация, будь она неладна. Тщетно пытаясь заснуть и промучившись часа два, он встал, достал бутылку красного абхазского вина, привезенного из Сочи, налил себе бокал и принялся пересматривать фотографии их олимпийских выступлений. Сразу нахлынуло столько воспоминаний... Он вспомнил, как тряслись руки перед выходом на лед, в ушах до сих пор стоял гул трибун многотысячной арены. И этот всплеск после финальной позы. Этот крик, эти слезы – всё получилось непроизвольно. На самом деле он морально настраивал себя, что после выступления они с Таней из уважения к соперникам не будут выказывать никаких победных эмоций, а спокойно и с достоинством поклонятся и покинут лед. Но когда прозвучал последний аккорд их произвольной, все, что до этого копилось внутри, все страхи и надежды, все напряжение и волнение последних четырех лет, да, именно четырех лет, вот так неконтролируемо выплеснулось на лед. Ему до сих пор было не очень приятно вспоминать об этой своей несдержанности, и очень не нравилось смотреть фотографии этих эмоциональных моментов. Но как кто-то ему сказал, не стоит этого стесняться, этих эмоций. Они же были настоящими, а люди, зрители, болельщики и ценят в их паре именно то, что они настоящие. Ведь все зрители видят, что они не играют, а именно проживают на льду свои программы, и эмоции их настоящие, идущие от души. И их чувство, их отношение друг к другу - тоже настоящее. А в нашем мире настоящего осталось так мало… И именно то, что они живут в своей капсуле, живут друг в друге, и заставляет людей плакать во время их прокатов, вдохновляет на творчество, дарит улыбки, помогает соприкоснуться с прекрасным. И за это им говорят спасибо. Сколько им до сих пор приходит сообщений, писем, подарков со словами благодарности. Это самое высшее признание их работы. Ради этого стоило все пережить и преодолеть столько трудностей. Макс почувствовал ее присутствие и поднял голову. Таня нежно провела рукой по его непослушным волосам. - Макс, что с тобой? - Не спится, акклиматизация, наверное. Таня сходила на кухню и вернулась с еще одним бокалом. Он вопросительно на нее посмотрел. - Составлю тебе компанию, одинокий мой алкоголик. - Да я только бокал выпил, - слегка возмутился Макс. – Думал, поможет отключиться. - Ну и как, помогает? - Да что-то не очень. Макс налил ей вина, посадил к себе на колени. Они чокнулись и сделали по глотку. Тут Таня заметила разложенные на столе фотографии. - Воспоминания одолели? - Да. Смотрю вот, вспоминаю, размышляю. До сих пор удивляюсь, как мы с тобой все это выдержали, весь этот груз ответственности. Справились с собой, с нервами, с эмоциями… - Ох, я помню как тряслись колени и бешено колотилось сердце. И когда я на выбросе коснулась рукой, я так испугалась... - Я заметил. - Так ты поэтому меня тогда прямо во время проката поцеловал? – с улыбкой спросила Таня. Постановкой программы поцелуи были не предусмотрены, но когда это останавливало Макса. Прикосновение его губ к ее щекам было мимолетным, но очень приятным. Это позволило ей успокоиться и даже заставило улыбнуться. И следующий выброс она сделала более уверенно. - Да. Тебе нужно было успокоиться, и еще я хотел увидеть твою улыбку. Ты же знаешь, что твоя улыбка придает мне сил. Да, она это знала. Также как и он знал ее слабые места и помогал ей справиться с волнением. Она сидела у него на коленях, смотрела в эти прекрасные, такие любимые глаза, и ей казалось, что она в них тонет. В его глазах было всё: сила, страсть, мощь… Его руки дарили спокойствие и уверенность. Его губы, такие притягательные, манящие губы обещали сказочное, неземное блаженство. Таня встала, взяла его за руку и потянула за собой к кровати. Остановившись у изножья, она прильнула к нему, прижалась всем телом и притянула к себе его голову. Он захватил ее губы. Поцелуй был глубоким, жадным. Таня сразу же почувствовала приятную слабость и головокружение. Наконец оторвавшись от своего мужчины, она потянула вверх его майку. Макс поднял руки, чтобы ей легче было ее снять. Майка полетела на пол. Таня провела руками по его плечам, широким, крепким. Потом прикоснулась ладонями к его груди, следом губами дотронулась до теплой кожи любимого. Она обожала этот вкус, этот запах, его запах. А руки в это время потянулись к его трико. Они тоже вскоре оказались на полу. Теперь настала очередь Тани. На ней была только одна футболка, его футболка. Таня любила в ней спать. Макс провел руками по бедрам девушки. Его ладони двинулись вверх по ее телу, захватывая по дороге ткань. Вскоре легкий предмет одежды присоединился к остальным. Таня обхватила Макса руками и прижалась к нему все телом. Так приятно чувствовать любимого, когда вас не разделяют никакие преграды. Кожа к коже, тело к телу, сердце к сердцу. Макс положил ее на кровать и принялся исследовать каждую точку, каждый сантиметр любимого тела. Она прекрасна, она – совершенство. Для него не существовало на свете другой, более совершенной красоты. Таня лежала и сходила с ума от наслаждения. Его поцелуи обжигали кожу, а ласки заставляли сладко замирать от восторга. Потом он дотронулся до ее губ, и ей захотелось подарить любимому такое же наслаждение, какое он дарил ей. Она повторила его путь, ее легкие прикосновения возбуждали, а поцелуи доставляли невероятное удовольствие. Их захватил бушующий водоворот страсти, любви и нежности. Они погружались в него все глубже и глубже. Он растворялся в ней, до конца, без остатка. Она отдавала ему всю себя, до конца, без остатка. Когда волна блаженства вынесла их на берег, они лежали рядом, переплетя пальцы, тяжело дыша, смотрели друг на друга и улыбались. Сила и мощь, хрупкость и нежность. Соединяясь, они создают вихрь, ураган чувств и эмоций. Их жизнь – это лед, их любовь – это пламя. Две стихии, которые объединила судьба.