Зачем нам нужна была война?

Как только за Кристофом закрылась дверь моего кабинета, он разразился тирадой: -Какого черта ты так низко отчитал меня перед Штайном?! Ты же и так знаешь, что мы, мягко говоря, недолюбливаем друг друга! Знаешь, что он и так подтрунивает надо мной при первой же возможности, а теперь ты дал ему еще один повод! С чего ты вообще взял, что вся моя жизнь зависит от тебя одного? Может мне еще и на коленях перед тобой ползать, чтобы ты наконец был доволен?! На такого Кристофа я готов был смотреть всю свою жизнь. Несколько прядей его русых волос выбились из идеальной прически и падали на лоб. Щеки его горели огнем, а ноздри раздувались. Определенно, тут было на что посмотреть. Я сел в свое кресло и закурил. Все же надо выпить. - Принеси виски покрепче и два стакана. Сегодня мы с тобой все же выпьем. Он лучезарно улыбнулся, как будто не он начал закатывать мне истерику минуту назад, и пошел за выпивкой. Все то время пока он приносил выпивку, пока разливал по стаканам и сел напротив меня – он улыбался той самой улыбкой, какой улыбался только он один. От этой улыбки я чувствовал, что и сам становлюсь мягче и добрее. -Итак, Гюнтер! За нашу победу! За тысячелетний немецкий рейх! Как только я почувствовал вкус великолепного скотча, я внезапно вспомнил свое детство. Я пытался всячески отбросить ненужное, но Кристоф заметил резкую перемену во мне. Не знаю, как он это делает, но сразу же все замечает. - Гюнтер? В чем дело? Тебя что-то тревожит? – Он медленно встал со стула, подошел ко мне…и сел. Ко мне на колени, приобняв за плечи. В такие моменты мое "я" раздваивалось. Сейчас я был человеком, человеком любящим и которого тоже любили. Но я чувствовал сзади себя второго меня. Злого и жестокого гестаповца, который мерзко и отвратительно смеялся надо мной и говорил, что я и сам тот сброд, от которого я должен избавлять наш мир. Мой долг, как офицера гестапо, сейчас же прикончить его и себя, но человек умоляет пожалеть того несчастного, что сейчас так преданно льнет к моему телу и мягко поглаживает волосы. Я резко мотнул головой, отгоняя меня самого, отгоняя мерзкий смех за спиной. - Ты закрыл дверь? -Да. Как и всегда. Ты слишком напрягаешься, Гюнтер, о нас никто никогда не узнает, поверь мне, – сказал он, а после прижался ко мне совсем близко и вовлек в жаркий страстный поцелуй. Когда мы наконец оторвались друг от друга, я забрался руками под его парадный мундир, и стал неистово всюду оглаживать его. Кристоф тихо выдохнул и стал шептать мне на ухо: - Боже, я так скучал по тебе, Гюнтер. Я постоянно думал о тебе, слушал по радио некрологи, и каждый раз я так боялся услышать твое имя. Но теперь ты здесь. Ты жив. Мы вместе. И больше никакая война не заберет тебя у меня. Когда ты только приехал, ты даже не взглянул на меня. Я решил, что ты разлюбил меня. Расскажи мне, что тебя тревожит? Почему ты такой? - Мое прошлое, Кристоф. Мое детство. Моя юность. - Расскажи. Расскажи мне, я хочу знать. Я помогу тебе. И тут я понял, что пропал. И я начал говорить, не утаивая ничего. Многие ученые до сих пор пытаются понять: чудовищами рождаются или становятся? Но лично я уверен – чудовищами становятся. Человек при рождении чист и невинен. Именно жизнь превращает нас в чудовищ и садистов. Моя семья всегда была очень строга со мной, в отличие от моего старшего брата Михаэля. Мне всегда было интересно: как родители выбирают кого из детей будут любить больше, а кого меньше? Этот вопрос так и остался для меня без ответа, однако, факт – моего брата любили намного больше, чем меня. Ему всегда позволяли намного больше. Ему прощали всё и практически сразу, а если ему что-то и говорили, то это скорее была формальность, чем желание за что-то наказать. Сам Михаэль окончательно начал чувствовать свою вседозволенность годам к 8, и он начал обижать меня, когда мне было всего лишь 5. Но родители никогда не верили мне. Говорили, что я маленький выдумщик и никогда не защищали. Мы все росли и росли, но наша ненависть друг к другу росла куда быстрее, чем мы сами. Когда мне было уже 12, я уже четко понимал, что мои родители возлагают надежды только на брата. Сколько бы я не пытался доказать, что если я не лучше, то хотя бы ровня ему…все было впустую. Меня никогда не слушали, никогда не понимали. С тех самых пор я был обижен настолько, что стал замкнутым и озлобленным. Так я и жил еще 4 года. До тех пор, пока не умер Михаэль. Никто так и не понял, как это вообще вышло. Он просто ушел и не вернулся. Именно тогда-то я и понял, что я стал зверем. Мне не было жалко брата, я не был расстроен или опечален его смертью. Я был искренне рад данному обстоятельству, тогда я наивно полагал, что теперь родители точно меня полюбят! Но чуда не произошло, меня так никто и не полюбил. Меня так никто и не слушал. И я решил, во что бы то ни стало, стать невероятно значимым человеком в Германии. Потом я поступил в национал, политическую академию, и встретил там Кристофа. Я до сих пор прекрасно помню тот день. Я шел в общую комнату после торжественной речи, и увидел худощавого мальчишку, который сидел на самой дальней кровати и читал книгу. Он сразу поднял на меня глаза и улыбнулся той самой невероятной улыбкой, увидев которую в самый первый раз, я почувствовал легкую дрожь в коленях. И как-то почти сразу получилось, что мы подружились. Помогали друг другу с уроками, обменивались книгами, вместе подшучивали над сокурсниками. Даже после окончания академии мы все еще дружили, работали вместе. Я наконец почувствовал себя невероятно счастливым. Но затем жизнь снова решила посмеяться надо мной: родители решили, что мне пора женится и заводить детей. Сами выбрали мне жену из хорошей семьи, сами устроили свадьбу. Тогда я было решил, что наконец мое наваждение пройдет, что я не буду дрожать как девчонка перед чертовым Шнайдером, не буду перед сном вспоминать его прекрасное лицо. Но оно не прошло, стало только хуже. Чем больше я видел Хильду, тем сильнее я понимал, что мне никогда не понравится женщина. И страшнее всего было то, что я больше не думал о невинных поцелуях с Кристофом. Я представлял себе смелые вещи. Представлял себе его стройное белое тело на моей постели. Мечтал, как завяжу ему глаза и руки, и стал бы трахать его так сильно, чтобы из его прекрасного рта вырывались хрипы, чтобы он скулил и плакал подо мной. А наутро мне хотелось взять бритву и перерезать себе горло за такие мысли. Потом, 1 сентября 1939 года, началась война. Я не видел Шнайдера целых 5 лет. Нас просто разбросало по разным точкам. Он был командиром роты, а я офицером гестапо. Я ездил в разные концлагеря, успешно выискивал шпионов и пытал их до смерти. На мне висит невероятно много смертей: убивал всех, кому не посчастливилось встретиться мне. Евреи, цыгане, коммунисты, геи, душевнобольные. Иначе говоря всех тех, кто по мнению нашего фюрера позорил немецкую нацию и арийскую расу. Поначалу мне не так легко это давалось, но в последствие я не просто убивал не моргнув и глазом, я получал от этого невероятное удовольствие. И я понял раз и навсегда: чудовище во мне проснулось, и не уснет до тех пор, пока я не умру. И вот в прекрасном 1944 году я вновь увидел Кристофа. Тогда я был в ужасном расположении духа. Меня срочно вызвали в мой родной и любимый Мюнхен, но не предаваться воспоминаниям, а выбить правду из каких-то русских детей. Но что бы я ни делал, какие бы пытки не применял – все было безнадежно. Чертовы русские, из них никогда ничего не выбьешь. И я просто решил расстрелять их. Каждого по очереди. Само собой я был зол, ведь я не получил то, что я хотел. И вот, я захожу к себе в кабинет и вижу его. Моего Кристофа. Я заулыбался и уже практически обнял его, когда он первый раз в жизни залепил мне пощечину. Сам по себе он всегда был не слишком-то сильным, в отличие от меня, но ударил он меня так сильно, что фуражка слетела с моей головы. - Как ты мог, черт тебя подери?! – Воскликнул он. - Я знал, что ты убийца! Я знал, что ты убиваешь и мучаешь стольких людей! Но дети? Что тебе сделали дети?! Ты просто ненормальный серийный убийца, который просто кончает, когда убивает кого-то! Я жалею обо всем, что нас связывало, и отныне я не желаю даже слышать о тебе, Мюллер! Он резко рванул вперед, к двери, но чисто рефлекторно я схватил его за предплечье и развернул к себе. Вот как? Значит он не хочет больше и слышать обо мне? Раз так, то мне больше нечего терять. Я хищно улыбнулся, толкнул его что было сил на пол и запер дверь. Вот теперь я точно получу то, что так давно хотел получить. То, о чем я так долго мечтал. Его тело, его слезы и крики. -А знаешь ли ты, дорогой Кристоф, от чего я еще кончаю? – Спросил я, снимая плащ и мундир. - Уверен, ты оценишь. Наклоняюсь и бью его наотмашь по лицу. Еще и еще. Сначала он просто лежит и держится за лицо, но затем начинает сопротивляться избиению и пытается ударить в ответ. Плохо ты знаешь меня, похоже, если ты думаешь что меня это остановит. И мне окончательно сносит крышу.