Зачем нам нужна была война?

На какое-то мгновение я останавливаюсь и смотрю на своего гауптштурмфюрера. Он лежит совершенно не двигаясь и пытается вытереть кровь с лица. Не получится. Ее слишком много, она уже заливает твою шею. Сейчас человек сидит зажавшись в углу и плачет. Он не понимает, зачем такая невероятная жестокость, для чего нам все это нужно? Зачем нам нужна была эта жуткая война? Зачем избивать человека, которого так сильно любишь? Но сейчас не твое время, человек. Не разбрасывайся пустыми фразами и упреками. Время зверя, который во что бы то ни стало получает свою добычу. Я всем своим телом наваливаюсь на Кристофа и неистово начинаю сдирать с него одежду, не забывая вцепится что есть сил в окровавленную шею. -Гюнтер, пожалуйста…умоляю…нет! НЕ НАДО! – скулил он, срываясь в истерику, - что ты делаешь?! ПРЕКРАТИ! -Заткнись, -сказал я, зажимая ему рот рукой, - ты хочешь чтобы все сюда сбежались и застрелили нас как дворовых собак? Он помотал головой и заплакал. Впервые я видел его слезы. И мне стало так…больно? Но разве мог я остановиться? Я сорвал с него последние остатки формы и трогал его. Ласкал, сжимал, оглаживал везде, куда только дотягивался. Шумно дышал ему в ухо, пока он плакал и всхлипывал подо мной. Что происходило дальше я понимал плохо. Помню лишь как сильно он выгнулся и заскулил, когда я впервые вошел в него. Какая боль отражалась в его глазах, при каждом моем движении в нем. Все закончилось очень быстро. Разве мог я долго держаться, когда подо мной было такое великолепие, о котором я мечтал с окончания академии? Когда со всем этим было покончено, я медленно оделся и посмотрел на Кристофа. Тот продолжал лежать в той же позе, в которой я его и бросил. Он тяжело дышал и пытался взять себя в руки, но получалось плохо: слезы продолжали капать из его прекрасных глаз. Тогда я решил что с наваждением покончено и мне нисколько его не жаль. - Одевайся и убирайся из моего кабинета. Чтобы больше я никогда не видел тебя. И только попробуй сказать хоть слово о произошедшем. Тебе никто не поверит. Иди. Как бы вы отреагировали на такое оскорбление? Уж точно вы не пришли бы к своему насильнику через 4 дня. Однако, Кристоф пришел. В тот день, с самого утра, я как никогда корил себя за то, что вытворил. Будь моя воля, я бы вообще никуда не выходил из дома. Я не хотел никого видеть, не хотел ни с кем разговаривать. Я думал только о нем. Думал о том, что больше никогда его не увижу. Однако практически сразу после того как я сел за стол, открылась дверь и внутрь влетел Шнайдер, лучезарно улыбаясь и садясь напротив меня. - Гюнтер, не поверишь кого я встретил сегодня! Помнишь нашего учителя истории? Так вот, он оказывается крутит любовь с француженкой! Ха, это в таком-то возрасте! – он заливисто засмеялся и посмотрел мне в глаза. Надо было видеть мое лицо в этот момент. Я сидел абсолютно неподвижно и непонимающе смотрел на него. Я не понимал: Как? Почему? Зачем он пришел сюда после того что случилось несколько дней назад? И вот опять. Первый я хотел влепить ему пощечину, наорать как следует, а в итоге вообще выгнать. Но в этот раз победило желание второго меня. Я резко вскочил и кинулся ему в ноги, утыкаясь лицом в его колени. Моя выдержка рассыпалась как песок. Я начал говорить ему все, что так давно хотел, начал с того самого момента как впервые увидел его и заканчивая тем невероятным унижением и оскорблением, которое я ему нанес. Дальше все происходило как во сне. Он опустился рядом со мной на колени и прикоснулся своими губами к моим. Через мгновение мы целовались так исступленно и страстно, что голова шла кругом. Когда мы наконец оторвались друг от друга, он обнял меня и произнес: -Я так люблю тебя, Гюнтер…Я настолько сильно люблю тебя, что это становится похоже на безумие. Еще с академии я так сходил по тебе с ума, что хотел повеситься чуть ли не каждую ночь. И мы засмеялись. Это был смех невероятно счастливых людей. Наша вторая ночь была совсем не похожа на первую. Несмотря на мой жестокий и грубый нрав, с Кристофом я был очень нежен. Он был для меня хрустальным и настолько тонким, что я не мог быть несдержанным. Поцелуи были сладкими, объятья мягкими, а проникновение осторожным и нежным. Он больше не кричал и не плакал, как в первый раз. Он отдавался мне с такой страстью, скулил, выгибался подо мной. Тогда я забыл о том кто я, все мысли покинули меня. Кроме одной: я люблю его. С тех самых пор мы практически никогда не оставляли друг друга. Он всегда напрашивался со мной в командировки и на задания, делал вид, что его не пугает все то, чем я занимаюсь. Помимо всего этого он любил заглядывать ко мне в кабинет, потихоньку выпивать мои запасы алкоголя и тискаться со мной. Но однажды я понял страшную вещь: я начинаю остывать к нему. И чем больше я остывал, тем больше он пытался всеми силами вернуть мою любовь к нему. Когда ничего не получалось, он постоянно закатывал мне истерики, чем-то швырялся и ревновал ко всему моему окружению, особенно к Генриху. Сколько раз я пытался пресечь все его невероятные выходки, сколько бы я не объяснял, что его ревность беспочвенна – он меня не слушал. И таким образом однажды все это дошло до драки. Тогда мы совсем не жалели друг друга. И так как я всегда был сильнее него, победа в этом бессмысленном побоище была за мной. И именно тогда, впервые, смотря, как он лежит на полу и еле сдерживает слезы, понял – я загублю его. Так же, как и всех людей, которые попадались на моем пути. Всех, кого я любил и всех, кого ненавидел.