Вопреки.

Утром того же дня. — Александра! Есть разговор. — По отчеству зови! — как всегда дерзкий тон в ответ. Антон Львович только устало вздохнул. Ну вот что с ней делать? — На сегодня забронирован столик в самом лучшем ресторане Москвы… Она даже не дала ему договорить. Резко вскочила, опрокинув стул, и закричала: — А меня кто-то спросил, чего я хочу? Это МОЙ День Рождения… А ни одного из моих друзей в твой «самый лучший» и на порог не пустят! Антон Львович процедил сквозь зубы: — Да таких друзей… — Ну! Договаривай! Чего замолчал? Только за хер и в музей, да? Так и говори… Не одна я в этом доме выражаться могу, пусть все слышат. — Замолчи! — Антон Львович начинал терять терпение, он ненавидел, когда она начинала беситься при прислуге. — Иди бабе своей рот затыкай, а меня не трогай! Бам! Звук звонкой пощечины эхом раздался в просторной мраморной кухне. Щека Саши горела огнём. Нескрываемая злоба сочилась из зеленых глаз, будто ядовитое острие индейских пик, норовя уколоть противника. — Да пошел ты, — прошипела она и стремительно убежала наверх в свою комнату. Антон Львович сел, облокотившись на стол и запустил руки в волосы. Наверное он все-таки перегнул палку… Саша не была его родной дочерью. Далекие 19 лет назад, когда он был еще голодным двадцатилетним студентом, его поглотила невероятная любовь. Она была потрясающей блондинкой с томными зелеными глазами и отменными формами. Ко всему прочему, её звали Камиллой, что для советского времени было какой-то невероятной экзотикой. Дурманяще сладкие губы Камиллы будоражили сознание юного романтика днями и ночами. Любовь была настолько невыносимой, что он сделал ей предложение после недели знакомства. Она как-то быстро согласилась и почти сразу забеременнела. Все восемь месяцев (ребенок появился раньше положенного) счастливый молодой отец носил свою благоверную на руках, а когда подошел срок, устроил её в самый элитный родильный дом. О том, как ему пришлось унижаться и где доставать неимоверные для нищего студента пятого курса деньги, он умолчал. Жена родила здоровенькую дочку, но почему-то совсем не торопилась показывать её отцу. Он терпеливо ждал. Все стало ясно, когда их все-таки выписали из роддома. Дочь была не его. Он, как и его жена, был белокожим блондином, и ждал белобрысого ангела с зелеными мамиными глазами. Но в пеленках лежала смуглая и темноволосая малышка. Вот только глаза её были действительно зелеными, как у мамы. Он, скрепя сердце, в тот же день выкинул из дома гулящую жену и её приплод. Несколько дней он заливал горе водкой. А к исходу пятого в его дверь позвонили. Выйдя на лестничную клетку, он увидел лежащую прямо на кафеле малютку в грязных пеленках. Она даже не кричала и была дико замерзшей. На улице стояла середина декабря. Рядом с грудничком лежала записка «Можешь деть её куда хочешь, мне она не нужна». Грешным делом он подумал «Может и правда деть?», но испугался людской молвы и забрал ребенка в дом. Его сварливая мать пилила его каждый день и приговаривала: «Выброси этого черного выродка на помойку! Ему здесь не место». Нет, девочка не была совсем уж темнокожей, но мамашка явно нагуляла её с каким-то мулатом, и, судя по всему, выходила замуж уже на раннем сроке беременности. Антону было действительно тяжело справляться с маленьким ребенком, и он решил отнести её в приют. Но по пути туда ему встретилась очень симпатичная девушка, которая сразу засюсюкала с малышом. В тот же день эта девушка оказалась в его постели. Через неделю другая. А еще через два дня третья. Оказалось, что молодой папашка с малюткой дочкой — еще тот лакомый кусочек для одиноких красоток. К слову, свой первый капитал он тоже сколотил благодаря дочке. Когда ей был буквально год, он чисто случайно познакомился с одной дамой бальзаковского возраста, которая оказалась директором крупного торгового холдинга и позвала его на хлебное место, пожалев молодого одинокого отца. Наработав приличных денег для открытия собственного дела, он легко перешагнул через свою сердобольную начальницу и открыл небольшую погрузочную компанию, которая уже через два года стала приносить по полмиллиона в месяц. А через десять стала крупнейшей в стране компанией, специализирующейся на железнодорожных грузоперевозках. Саша в детстве очень тянулась к своему приемному отцу, но он так и не смог проникнуться к ней теплотой и любовью. Гены грязнокожего, как называл его Антон Львович, отца давали о себе знать — девчонка была непослушной и очень активной. Он пробовал разные методы воспитания, но в большинстве своем физические. Плюс, ребенка записали сразу на тысячу секций, чтобы хоть как-то унять её безбашенность, но это не принесло ощутимых плодов, кроме закалки и без того твердого характера. Её внешность абсолютно не вязалась с её внутренним состоянием. Девочка была сказочно красивой, этого не мог не признать даже нерадивый отец. Она была слегка смуглее, чем большинство русских детей. Густые и волнистые волосы цвета темного каштана обрамляли милое лицо. Чуть кошачий разрез глаз, высокие скулы и чувственно пухлые губы неуловимо выдавали в ней мулатку. А точеная талия в купе со стройными ногами и прекрасными уже к 16-ти годам формами были явным приветом от мамы, которая не смогла подарить ей ничего, кроме внешности. Зеленый цвет глаз довершал волшебную картину, достойную кисти самого талантливого художника. Ей было бы в пору быть какой-нибудь принцессой восточной сказки, но вместо этого она с детства выводила отца своими явно не аристократическими замашками. При этом она оставалась абсолютно равнодушна к воспитательным мерам, принимаемым отцом и его матерью. Она не рыдала, когда на неё ругались, не плакала, когда бабка называла её самыми последними словами, не роняла ни слезинки, когда её жестоко пороли телевизионным кабелем. И, казалось, не выносила ни малейших уроков из своих истязаний. А сейчас ей исполнялось всего 18, но отец уже не имел абсолютно никаких рычагов, чтобы управлять ею. А что будет дальше? Ему сейчас нужно заниматься предвыборной кампанией, а никак не терпеть выходки избалованной малолетней дряни. Он вспомнил слова своего психолога «Ребенку нужна любовь» и усмехнулся. Как же… любовь. Сделаешь ей добро, а она на шею сядет и ножки свесит. Но делать нечего. Праздник должен состояться. На него придет куча людей, благосклонность которых неимоверно нужна Антону Львовичу для достижения глобальных политических целей. Лучше имиджа для электората не придумать — одинокий отец воспитал красавицу и умницу дочку. Да еще и брошенную матерью! Просто верх благотели! О том, что дочку эту нагуляла мимолетная пассия недалекого юнца, пиарщики будущего мэра решили благоразумно промолчать. Антон Львович замахнул полстакана коньяка и отправился-таки на столь неприятный ему разговор. — Александра, — стук в дверь, — я зайду? Молчание… Ну что ж, как всегда. Он осторожно открыл дверь и зашел в комнату дочери. Замки они давно убрали из всех дверей огромного дома. — Ты уже запёрся, к чему вопросы? — Александра, — он знал, что её раздражает, когда её называют полным именем, но продолжал так её величать, чтоб хоть как-то морально на неё давить, — у меня к тебе предложение. Она по крайней мере продолжала выжидательно молчать, а не стала пинками выпроваживать его из комнаты, и его это подбодрило. — Ты сегодня прилично ведешь себя на Дне Рождения, а я отправляю тебя на месяц в любое путешествие, которое ты пожелаешь. Идет? Саша посмотрела на отчима с недоброй улыбкой: — А, слушай, хитро… Я тебе помогаю, а потом ты делаешь себе подарок и избавляешься от меня на месяц. Но да черт с тобой! Я с удовольствием отдохну от ваших опостылевших рож. И она отвернулась от него, всем видом давая понять, что согласна на условие. Так, по крайней мере, решил отчим…