Fiat voluntas tua

Он приходил часто. Иногда это было недолго, всего пару секунд, чтобы дать совет, иногда несколько минут, чтобы пояснить, а иногда и несколько часов. Но была ли на это его воля? К сожалению, я ни разу не спросила его за все это время. Но мне хотелось бы думать, что все-таки была. Мне все чаще становилось интересно, кто же он такой, какова его настоящая сила, его возможности. Простые "велика" и "очень огромны" уже не удовлетворяли, а он не позволял, не показывал. И мы оба знали, почему. Это еще больше распаляло, заставляло улыбаться, как он, перенимать его силу, хотя лишь столь малую часть, но и то в такие моменты он был рад. Это было заметно по темным глазам и улыбке. Вообще он может и не умел, а может и никогда не хотел скрывать свои эмоции, все читалось по лицу, по жестам. Но одновременно с этим он был чертовски непредсказуем. И, когда я начинала задумываться будто знаю о нем все, в реальность меня возвращать он умел быстро. Обычно одним ударом, не сильным, но предсказать его, почувствовать или еще как-либо предугадать было невозможно. Вот и сейчас, впрочем, как и всегда, он был рядом. Сидел на скамье, опустив голову, облокотившись одной рукой на колено. Мы пили, он любил делать так, я — клубничное молоко, мое любимое, он — красное вино, сладкое, но жутко алкогольное, его любимое. Мне тоже оно в принципе нравилось, но, черт побери, у меня его не было. — А знаешь, что ты думаешь обо мне? Вопрос был в лоб, он любил так делать после вина, хотя обычно задушевные разговоры заканчивались боем, коротким правда. — Я повторюсь, что ты думаешь обо мне? Я подняла на него глаза, собираясь ответить что то невнятное и банальное. В это время он встал, резко запрокинув голову и осушая бокал, потом вздохнул. С секунду помедлив отпустил бокал, который со звоном разлетелся на осколки, мелкие и побольше. — Ну зачем же так? Это был прекрасный бокал. — А зачем он мне? Нет вина — нет бокала. — Хм-м... Черт тебя поймет, знаешь ли. — Твоя привязанность к вещам совсем излишня, знаешь ли... — Знаю, толку то... Теперь настала его очередь хмыкать. Да, Кинзар, я понимаю, ты задал вопрос. — Что ты имел в виду под своим вопросом? — Все. — Ты красив, и силен, морально, очень очень... А еще мудр и справедлив, между прочим, хотя по виду... другой бы не сказал... Откуда ты такой взялся, а? Он рассмеялся, приставив руку ко лбу, так звонко. — Ты серьезно хочешь это знать? — Да. — Ты уже знаешь ответ, откуда я такой, знаешь кто я и что, только вот отрицаешь. — Как же так? Знала, я бы не спрашивала... — А ты действительно хочешь знать? С этими словами он подошел ближе, обдав волной жара, с алкоголем он усиливался. Я молчала, разглядывая лицо, глаза, волосы... Так близко, так интересно... А он улыбался, прекрасно все понимая. Интерес ставил меня в положение зависимости, а он этим пользовался. Так дерзко, но нам обоим нравилось. Я потянулась к его щеке, дотронулась кончиками пальцев. Ммм... как шелк... А если выше? Стало интересно, насколько будет идти жар, если приложить всю ладонь. Я подняла немного пальцы вверх, медленно прислоняя ладонь, смотря в глаза и полагаясь на ощущения. Он улыбнулся еще шире, как это возможно — никто не знает. — Мне кажется, твой интерес удовлетворен. И он отошел на пол шага, так и не дав мне приложить ладонь, широко улыбаясь. Потом немного опустил голову, дав волосам полностью закрыть лоб и глаза. И взмахнул обоими руками, подняв их, немного согнутые в локтях и сжатые в кулаки, на ширину плеч. В этот момент меня обдало жаром, так сильно, что казалось, будто обгорит лицо и молоко испарится внутри меня. Мгновенная боль прошлась по всему телу, а потом все резко прекратилось, оставив резкий запах спирта и сладкого винограда. Снова меня окружала теплая тьма, не приобретающая формы. Его больше не было. Я так и держала руку на уровне его щеки, припоминая ощущение кожи. Так, все-таки, что же он такое? Кто он? И как же все-таки хорошо, что есть эти вопросы. Он чертовски интересен.