Мир на двоих

Катон оставил нас одних, чтобы разведать обстановку насчёт Мирты и её затеи. Про Лору он тактично промолчал, так как поблизости находился Пит, а его реакцию, на грубые слова в её адрес, мы не могли предугадать. Именно воспоминание о том, как Лора прямо-таки липла к Питу, о том, как он смотрел на её короткую юбку, как ликвидировал мою возможность сидеть за столом с Финником и Энни по её прихоти; именно это заставило меня высвободиться из его объятий и заглушить в себе мысли о его близости. Как только я, вперемежку с всхлипами, объяснила им, что со мной произошло, парни переглянулись, и в их глазах блеснул холодный огонёк понимания. Я решила не вдаваться в подробности этих их взглядов, так как на сегодня я уже достаточно пережила, чтобы впутывать себя ещё во что-то. Так я осталась с Питом. Пит прикладывает к моей голове лёд, и я вздрагиваю от холода и боли. Синяк будет, что не прикладывай. - Тшш, - он успокаивает меня, убирает лёд и дует на рану, согревая голую кожу головы своим тёплым дыханием. Я приятно ёжусь и закрываю глаза. - Китнисс, прости, что бросил тебя, - его голос выражал такое самобичевание, которое прежде мне не доводилось наблюдать. Я распахнула глаза и уставилась на него, ожидая его дальнейших слов. Но он молча приложил к ране лёд, и я снова зашипела от боли, но уже не закрыла глаза. Мои мысли кружились вокруг его неожиданных, но вполне ожидаемых, слов. Я не знала, как реагировать на это: я в принципе уже пережила этот этап, а прощать я его в принципе не собираюсь, мне просто не за что его прощать. Если я собственница, которая не хочет, чтобы у её друзей были любовь и счастье, а чтобы они кружились лишь вокруг неё одной, то это лишь моя проблема, и мне нужно это исправить как можно быстрее, чтобы из-за меня никто не страдал. Хотя по сути-то никто и не страдает... И всё же лёгкая обида таилась где-то глубоко в моей груди на обрывках воспоминаний. Я молчала. Тягостное молчание, которое словно бы своим весом приклоняло мои плечи всё ниже и ниже, всё больше нервировало меня. Чтобы хоть как-то унять, возникающую от ощущения близости Пита рядом с собой, я слабо ухватилась за его запястье и забрала у него лёд, приложив его к своей голове. Чувствовать заботу близкого тебе человека приятно, безусловно, но сам себя ты всегда ощущаешь лучше. Особенно в такие отрезвляющие минуты, когда боль резкая, но не заставляющая твой мозг разрываться от боли, что придаёт более резкие черты мыслям. Плечом я ощутила прикосновение плеча Пита, который сел рядом со мной на скамейку и начал тщательно потирать ладони друг о друга. Он нервничал. Я искоса взглянула на него и заметила, что он тоже на меня смотрит. Неожиданно синева его глаз унесла меня в круговорот воспоминаний. Снова знакомая комната, руки в наручниках, Пит держит меня за руку и улыбается так широко и беззаботно, что ямочки на его щеках будоражат сотни ощущений в моём небольшом теле, в котором, как я думала, не может поместиться такое большое количество чего-либо. Я слабо улыбнулась этому воспоминанию, не отводя глаз от глаз парня. Он в отуплении, какого раньше не было на его лице, уставился на мои губы, жадно вбирая в лёгкие воздух. Не до конца осознавая, что делаю, я опустила лёд на стол и провела рукой по волосам, накручивая длинную светлую прядку на палец. Мои глаза неотрывно следили за его печальным взглядом, опущенным на мои губы. Опустив руку на его щёку, я почувствовала, как его голова, словно по инерции, подалась и слабо врезалась в мою ладонь. Тепло его кожи заставило меня вздрогнуть вновь. Правый уголок моих губ поднялся, и синева его глаз заполнила мои мысли, словно океан с шумным выдохом, заменяющим штормовой ветер, омыл каждую частичку моего здравого смысла. Я прильнула к его жарким губам, которые мгновенно раскрылись, впуская меня в свою обитель. Его рука нашла мою ногу и перетянула её к себе на колени, вскоре та же участь настигла и вторую мою ногу. Мой пульс бился так часто, что я не заметила, как одна моя рука уже обвила его шею, где каждое нервное окончание на подушечках моих пальцев пронзал маленьких заряд электричества, а вторая рука вжалась в его щёку с едва покалывающей щетиной, намереваясь притянуть его лицо ещё ближе к себе. Неожиданно жар уступил место умиротворению и сладкому наслаждению. Губы Пита выпустили мои губы из пылких и желанных оков и поцеловали кончик моего носа, а вскоре с нежностью опустились на мой лоб тёплым поцелуем. Я выдохнула и опустила свою голову ему на грудь, ощущая, как под щекой бьётся его сердце, постепенно уменьшая частоту пульса. С замедлением его пульса, моё сердце поднималось всё выше и выше, за пределы седьмого неба, и даже десятого. Оно остановилось где-то на одиннадцатом, когда Катон неожиданно ворвался в раздевалку, и вернул мои мысли вновь в пределы проблем. Сердце, словно бесчувственный камень, упало с одиннадцатого неба и ударило в низ живота. Резкий выдох от приложенного Питом льда сделала настоящее более резким, как и взгляд Пита, печаль которого частично исчезла, оставляя место крохотным частичкам осмысления чего-то, а некоторых случаях даже равнодушия. Это заставило меня осознать, что в наших с Питом отношениях что-то изменилось. На ум пришла знаменитая фраза героини романа "Унесённые ветром" Скарлетт О`хара: " я подумаю об этом завтра, когда мне не будет так больно". Именно этому совету я решила послушаться. " Сегодня я не буду смотреть ему в глаза. Я не могу. Это выбьет почву у меня из-под ног". Катону на телефон пришло сообщение. Он взглянул на телефон и встретился со мной взглядом. - Что такое? - мой голос был каким-то незнакомым и на удивление спокойным, даже требовательным. - Экран включили, - его губы сжались в тонкую линию. Сердце пропустило удар, а голову закружило от волнения. "Мама?" - пронеслась мгновенная мысль. - И что? Ему на телефон пришло ещё одно сообщение. Когда он поднял на меня глаза снова, его лицо выражало сочувствие. - У Мирты получилось. По щеке скатилась слеза. Сейчас мне нужна была поддержка Пита. Я нуждалась в ней до такой степени, что моя рука тут же метнулась на поиски руки парня, но так и не нашла её. Я подняла глаза и врезалась в его взгляд. Синева вдруг превратилась во мглу, которая царит на самом дне океана, съедающую каждую частичку света. Последнее, что я увидела, были его светлые волосы, шелохнувшиеся от резкого поворота головы. Он ушёл, громко хлопнув дверью. Я опустила голову на крепкое и такое "устойчивое" плечо Катона, которое сдержало все мои изливающиеся страдания. Оно сдержало все обидные слова, брошенные в адрес моего бытия. сдержало безумные удары моих кулаков, которые теперь показались такими бессильными по его груди. Его крепкие руки утешили меня. Его, а не Пита. Не Пита. * * * Я прижала раскалывающуюся голову к дрожащему от езды по кочкам окну и буквально дышала звуками, исходящими из скрытых в недрах машины Катона колонок. Слова песен были глухими и неясными, даже бессмысленными. В голове крутились лишь мысли о маме, Прим и Пите. Это практически повернуло мои мысли в сторону пляжа к Майклу, где я снова стану затерянной во времени Дейзи, которой пусть и не существует, но она та часть меня, которая умеет расслабляться. Но когда я уже хотела попросить Катона остановить машину, в мою голову пришла вдруг мысль, которая заставила несказанные слова, так и остаться в горле, а потом и вовсе испариться. Я отомщу им всем. Отомщу этой мерзавке Мирте и её подружкам, которые скорее рабы, чем равноправные члены этих "добровольных" межличностных отношений. Мама. Мама ни в чём не виновата. В конце-концов - это её личная жизнь и только она знает, как она должна поступить. Не важно укладывается ли это в рамки морали и нравственности или в планы дочери любимого ею человека или нет. Это просто её жизнь. А её интересы - это мои интересы. Пит. Я вспомнила его глаза, которые мне вдруг показались такими чужими и холодными. Его поворот головы вновь промелькнул в памяти. " Я подумаю об этом завтра".