играя тишину

- Я пиздец как удивился, когда ты мне сам, - делая акцент на слове, - позвонил и попросил прийти, - громко произносит Сехун, заходя в знакомую квартиру. Чанель на едкий комментарий только закрывает дверь и первым проходит на небольшую кухню, которая была больше похожа на склад ненужных вещей и музыкальных принадлежностей: в плите можно было найти старенький, маленький уселок, который каким-то чудом туда уместился, а в раковине валялись десятки новых и использованных медиаторов. Пак убирает стопку журналов с высокого табурета и жестом предлагает другу сесть. - Так зачем же я понадобился великому затворнику? – усмехается Се, принимая бутылку холодного пива. - Ты же как-то хвастался, что встречался с китайцем вот я и подумал, что ты немного знаешь язык… - начинает Пак Чанель, разводя в кружке дешевый кофе. - Во-первых, мы просто трахались, не спорю это было частенько, но для этого язык знать не обязательно, уж поверь мне, во вторых, на хрена ты это вспомнил? – заинтересованно смотря на друга. Да, Се частенько хвастался перед музыкантом своими «победами», скорее желая, чтобы Чанель сам рассказал о своей личной жизни, но, сколько бы парень не пытался тот только качал головой или вообще переводил разговор на другую тему. - Просто мне нужно перевести кое-что, вот я и подумал, - делая глоток кофе, кривясь от ужасного вкуса. Чанель терпеть не мог кофе, но ему нужно хотя бы ещё пару часов выдержать, не отрубившись. - Что я великий, мать его, гений китайского, прости, но ты не к тому обратился, - виновато смотря на друга. Се хотелось помочь, но тут он был бессилен. *** Чанель сидит на диване и завороженно смотрит на нотный лист, который так и не смог выкинуть, он и сам не понимал почему. Он тихо нашептывал ноты себе под нос, пока взгляд не цеплялся за неизвестный ему иероглиф и он тяжело вздохнув, начинал всё по новой. - Ерунда какая-то, - бурчит музыкант, когда несколько нот зачеркнуто, а на их месте красуется надпись «смени тональность» и почему именно она на корейском… - А если, - и Чанель хватает гитару, начиная играть уже, кажется, въевшеюся в мозг мелодию. Сначала и правда идет тяжело, так, будто мелодия ни в какую не хотела идти, но снова увидев примечание про тональность, музыкант следует ей. Мелодия словно была создана для гитары, она цепляла и завораживала. Чан сглотнул, он давно пытался придумать именно это… Доиграв он хватает исписанный лист и второпях натянув кеды, бежит к новому соседу. Стук – никто не открывает и Чанель повторят, но уже более настойчиво. - Какого хр…? – Открывая дверь уже пытается возмутиться хозяин квартиры, но заметив взволнованного соседа – умолкает. - Я пришел вернуть, - тараторит Чанель, протягивая измятый лист. - Я же говорил, что он мне не нужен, - вздыхает парень, взъерошив волосы, и Чанель на мгновенье замечает татуировку на запястье. - Но… - начинает было музыкант. - Что но? Выброси этот мусор, для меня он бесполезен, - начинает злиться сосед, в то же время с любопытством рассматривая надоедливого парня. Тот как будто был не из этого мира: худой, потрепанный, бледный, словно покойник и огромные синяки под глазами, длинные дрожащие пальцы с искусанными до крови ногтями держали ненавистный нотный лист, от которого Ифань мечтал избавиться. - Но, - начинает Пак снова, не обращая внимания, что его так бесстыдно рассматривают, - это же шедевр, - кривясь от такого пошлого слова, но в голову больше ничего не приходило, кроме вычурных слов. - Если это шедевр, как ты говоришь, то можешь оставить его себе, я не обижусь – пожимает плечами китаец. – То, что красиво звучит на гитаре, отвратно – на фортепиано, - да он слышал свою мелодию, не специально – нет, просто звукоизоляция в старенькой дешевой квартирке была ужасна. - Как ты смеешь… - Чанель начинает злиться, слыша такие слова о своем любимом инструменте, он сжимает исписанный лист в кулак, даже не замечая этого, а китаец почему-то радуется, что немного пошатнул мир этого паренька. Всё-таки ему не хватало этого – общения с такими же сумасшедшими до музыки людьми. – Возьми свои слова назад, - хватая Ифаня за белую футболку, придвигая себе ближе, но пианист только ехидно улыбается, хватая рукой запястье музыканта, но, не стараясь её скинуть, смотря в глаза Чанелю, вдыхая какой-то неуловимый аромат растворимого кофе и чего-то ещё, чего-то непонятного, но такого притягательного. - А если не возьму, - выдыхает Ифань и Пак чувствует запах дорогих сигарет и вишни. - Я… - Чанель какого хрена ты творишь? – неожиданно на лестничной площадке появляется Сехун. В этой ситуации он смотрится белесым пятном на черной картине – не то место для него. Парни как будто его не замечают. Смотря друг на друга ожидая дальнейших действий, но всё прерывает О, хватая Чанеля за руку, тяня на себя со всей силы, так что длинная растянутая футболка спадает на одно плечо раскрывая тонкие ключицы, которые ещё чуть-чуть и проткнут кожу и ярко красные полосы-шрамы от чего Ифань сглатывает и ненароком опускает руку, держащую запястье Пака. Губы шевелятся в немом подсчете этих полос, но занятие прерывается на самом нижнем, самом бледном шраме, а значит самом первом. Чанель чуть позже замечает это и тихо рыкнув отталкивает от себя Сехуна, быстро натягивая растянутую ткань, на плечо, прикрывая свои «ошибки» и быстро пока хоть кто-то из присутствующих не сказал и слово убегает, на улицу в мороз в одной футболке и не зашнурованных рваных кедах, которые никак не предназначались для такой погоды. - Прости его, за такое поведение он немного… - Сехун замолкает, пытаясь подобрать правильные слова на поведение друга, на его поступки, но в голове крутятся только «псих» и «затворник» что скорее звучит как приговор, чем оправдание, - не в духе в последнее время. - Ничего страшного, но тебе лучше его вернуть домой, - делая вид, что всё в порядке. И наигранно улыбнувшись, Ифань хлопает дверью, давая понять, что говорить больше не о чем. *** Чанель быстро идет по заснеженным улицам, даже не замечая холода, ему плевать на это, он зол и растерян. Не так он представлял эту встречу, хотя о чем он вообще думал, пианист же дал понять, что ему не нужен этот чертов исписанный нотный лист, а он полез опять, не слушая никого кроме себя – эгоист. Затворник. Наркоман. Социопат и ещё кучу терминов, которыми его награждало общество. Чан так и идет, сжимая в руке нотный лист, не обращая на это внимания, пока не поскальзывается и падает. На замерзший асфальт, прямо лицом вниз разбивая нос, ладони и колени в кровь. Чанель сдавленно хрипит, и садиться, размазывая рукой багряную, теплую кровь. Ладони неприятно саднят, а нотный лист валяется рядом, как будто ожидает, что музыкант его поднимет, что Пак и делает, на желтоватой бумаге остаются ярко-красные отпечатки и Чан, тяжело вздохнув, сминает лист. Он устал, а тело начинает медленно подрагивать, то ли от мороза, то ли от начинающийся истерики. Музыкант бьет себя по бокам, пытаясь найти зажигалку которую вечно таскал с собой, марая джинсы которые и так «на последнем издыхании» на коленях багровеют два огромных пятна, да пара дыр после падения. Дешевая зажигалка находиться в заднем кармане и Пак несколько раз щелкнув, наконец, поджигает лист, завороженно смотря как ноты и пометки сгорают, оставляя после себя теплый пепел на холодном асфальте. Он впадает в подобие транса, пока пальцы не обжигает горячее пламя, а рядом с ним присаживается Сехун, шепча о том, какой Пак Чанель идиот.