The Service of the Demon

      «Пожалуйста».       — Мы не хотим, чтобы ты умер раньше времени.       «Дай мне силу убить его».       — Хотя под конец ты уже будешь алкать смерть, уж об этом я позабочусь.       Сиэль резко открыл глаза, с удивлением и нарастающим страхом чувствуя связывающие его оковы.       — Я удивлен. Для такого ничтожества, как ты, обычно хватает одной сессии. Что ж, от суки А… — внезапно Сиэль понял, что произнесённое слово скрыл собой неожиданно навалившийся шум. Он помотал головой, постаравшись избавиться от него, и смог услышать окончание фразы: — …думаю, стоит использовать более мотивирующие методы. Как тебе ампутация? Слышал, она у вас когда-то была очень популярна. Я даже буду настолько любезен, что оставлю своему дражайшему врагу твоё тело для пользования. Тебе, Себастьяновской подстилке, кроме рабочих органов больше ничего и не нужно.       — Не смей, — тихо прошипел Сиэль, оглядываясь по сторонам и стараясь рассмотреть, где стоит Клод, тут же оказавшийся прямо перед ним и сжавший его челюсть болезненной хваткой.       Небольшой шар, наполненный ярким голубым свечением, прорезавшим тьму и оковы, мягко опустился на грудь Сиэля, замкнувшись вокруг его шеи тонкой серебряной цепочкой, и принял форму прямоугольника. Мощная волна отбрасывает Клода к противоположной стене, да ещё и с такой силой, что по его лбу потекла кровь. Самая обычная ярко-красная кровь.       Сиэль, не отрывая от него взгляда, ринулся прямо в окружающую темноту, прорезая каменные стены темницы и падая на странную чёрную зеркальную поверхность, излучавшую необычное, мертвенное свечение.       И обернулся, отдаленно замечая, что ожерелье до сих пор слабо светится и потухает, соответствуя его постепенно успокаивающемуся сердцебиению. Перед его глазами медленно закружил белый туман, напоминая водоворот.       — Что ты ищешь? — Сиэль неожиданно услышал чей-то голос, тихий и скрипучий, резко меняющий интонации с повествовательной до вопросительной.       — Семью? — спросил неизвестный, не дождавшись ответа. Сиэль на краткое мгновение поморщился, вспоминая ревущее пламя пожара.       — Надежду? — тёмные подземелья, негромкий, прерывающийся голос по ту сторону каменного мешка и его хозяин, истощенный от бесконечных пыток и требований.       — Любовь? — непонятные мотивации, непонятный характер, непонятное притяжение.       — Смерть?       И все вокруг заволокло огненной завесой, пожирающей туман и тьму, оставляя после неё лишь пепелище. Сиэль задрожал, ощущая, как накатывает ужас, как погребает всё под собой безысходность, как слабость не позволяет даже шагнуть в сторону, как внутри медленно разверзается бездна, сотканная его личным безумием. И всё это под аккомпанемент криков мёртвых, что цеплялись за зеркало по другую сторону. Они истошно орали, и их кости, их кровь, их мышцы рассыпались пылью, обращающуюся в безликую тень.       — Истоки?       Сиэль кивнул, ожидая ответа.       — Тогда смотри.       И Сиэль смотрел.       Прямо перед ним полукругом выстраивались высокие силуэты мертвых, которых Сиэль знал лишь по семейным портретам. Бывшие главы семьи. Первые — одержимые, потерявшие разум и подарившие его кольцу, что сиял на одном из их пальцев. Вторые — обезумевшие, эгоистичные, в конце концов, сломавшиеся из-за мерцающего подле сердца ожерелья, искажающего их чувства. А камень всё пожирал и пожирал, оставляя от гордости лишь оболочку бездушности, пока не переходил к новому хозяину, погубив старого. Сиэль обернулся, взглянув на последнего появившегося. Чёрные волосы, тёмные глаза, словно излучавшие свет и потухающие, стоило на ладони появиться проклятому камню. В этом силуэте Сиэль узнал собственного отца.       Почувствовав на себе чей-то взгляд, мальчишка резко поднял взгляд к потолку, увидев два гетерохромных глаза: один голубой, второй зеленый. Под этим взором чёрное зеркало неожиданно начало покрываться трещинами, стремительно расходившимися всё сильнее и сильнее, и Сиэль понял, что даже крупные плиты рассыпались, не давая на них удержаться. Усмехнувшись, он раскинул руки и отклонился назад.       И проснулся.       — Сиэль? — встревожено окликнул его Себастьян, нависший над ним и крепко сжавший запястья обеих рук, прижимая их к кровати.       Его трясло. С каждой секундой он старался всё яростнее вырваться из этой хватки, выворачиваясь и крепче сжимая зубы, сдерживающие во рту отчаянный крик. Что-то внутри него с грохотом трескалось и падало, разбиваясь, и Сиэль даже не мог понять, что именно не так. Почему именно сейчас присутствие Себастьяна внушало такое гнетущее ощущение? Почему чёртов глаз так жгло?       — Успокойся, Сиэль! — уже чуть громче произнёс Себастьян, наклонившись к нему и прижав свой лоб к его лбу. — Посмотри на меня! Ну же!       Сиэль резко закрыл глаза, стараясь не дрожать. Ему всё казалось, что он снова видит расстилающуюся позади демона пелену тьмы, постепенно скрывающую солнечный свет, а рога протыкают его насквозь своими острыми концами, лишая дыхания, жизни, всего. И он ничего не мог поделать. Абсолютно ничего.       — Сиэль! — он отпустил его правую руку, осторожно положив освободившуюся ладонь на его лицо и мягко поглаживая скулу. — Это был всего лишь кошмар, не реальность. Слышишь меня? Всего лишь один сон. Ну же, Сиэль, сосредоточься на моем голосе. Ты ведь знаешь, кто я. Знаешь, на что я способен. Знаешь, на что я пойду, чтобы защитить тебя.       Сиэль не хотел его слышать, но слышал. Взбудораженное кошмаром сознание пропускало практически все слова мимо ушей, не останавливаясь на них ни на секунду, но мягкий, успокаивающий тон отзывался внутри него, утихомиривая и глуша остатки неприятного сна, оставляя после себя лишь безумную истощённость.       Себастьян переместил свою ладонь под его голову, положив её на шею, у самой линии роста волос, и оставил её там, успокаивающей тяжестью притягивая Сиэля обратно в реальность. Дрожь спадала, оставляя обмякшее тело, и Сиэль неуверенно открыл глаза, тут же заметив встревоженный взгляд напротив. Впрочем, Себастьян тут же криво улыбнулся, облегчённо выдыхая.       — Я в порядке, — тихо прошептал Сиэль, прижимаясь к ладони под его шеей.       — Я тебя держу. Всё хорошо, — ответил Себастьян, переплетая их пальцы в замок.       Какое-то время они просто лежали, глядя друг другу в глаза, словно заимствуя неожиданно нахлынувшее спокойствие. Себастьян тихо гладил Сиэля по волосам, а тот положил свободную руку на его талию, чувствуя под пальцами умиротворяющую прохладу.       — Это так странно, — всё-таки нарушил тишину Сиэль, когда его личный демон обвил его всеми доступными конечностями и практически прижался носом к голове, вдыхая запах. — Не ожидал увидеть кошмар именно сегодня.       — Почему?       — Просто. Ожидал, что пройдёт больше времени, — мальчишка устало вздохнул. — Выматывает.       — Можешь поспать ещё, если хочешь. Не думаю, что нас кто-то ждёт в ближайшее время, — спокойно заметил Себастьян, слегка скосив взгляд в сторону циферблата и осознав, что они проспали чуть больше двенадцати часов.       — Может, лучше поговорим? Не думаю, что смогу заснуть.       — О чём ты хочешь поговорить?       — Обо всём, Себастьян. Что вообще происходит, почему я причастен к этому, как события будут развиваться дальше? Почему ты нужен Клоду, — Сиэль догадался вспомнить имя директора, — и с чего вдруг ему потребовалось моё согласие? Что с Раумом? У меня больше вопросов, чем ты можешь предположить, Себастьян.       — Полагаю, что так. Но, если не возражаешь, оставим вопросы, касающиеся нынешнего и предположительно будущего положения вещей на потом. С Раумом всё в порядке, хотя полное восстановление и займёт время.       — Допустим. Вопросы об ожерелье и кольце тоже на потом?       — Да. Боюсь, я не смогу ответить на них без разъяснений со стороны Фаэлена, — Себастьян раздражённо фыркнул, слегка взъерошив волосы на его макушке. — Есть что-то, что ты не сможешь публично спросить?       Сиэль, казалось, на какой-то момент задумался, бессознательно крепче прижимаясь к телу рядом.       — Когда я был… — он скривился, — скажем так, в гостях у Клода, его же так здесь называют, он много говорил. О тебе, о роли моих родителей, но он ни разу не сказал твоего имени. Иногда проскальзывало какое-то слово на «А», однако я так и не смог его разобрать, пусть мне и казалось, что это было обращение.       Сиэль практически почувствовал, как Себастьян заметно напрягся.       — Он называл моё настоящее имя.       — Настоящее имя? — задумчиво проговорил Сиэль, пытаясь посмотреть Себастьяну в глаза, но тот лишь крепче сжал его в объятиях, не позволив даже пошевелиться.       — Себастьян Михаэлис — не моё настоящее имя и никогда не было им. Это всего лишь полёт фантазии одного конкретного индивидуума во время проводимого надо мной суда, но не более того. Оно служит своего рода ширмой или защитой, чтобы враги не смогли воспользоваться настоящим.       — Но они же и так его знают, нет?       Себастьян вздохнул.       — Знают, но не используют его. И не смогут.       Снова воцарилось молчание. Сиэль, прикрыв глаза, думал, осторожно перебирая возможные варианты событий, Себастьян же удовлетворился ожиданием, вдыхая запах Сиэля, насыщенный и слегка терпкий из-за пота.       — Какой силой обладает знание чьего-то имени?       — Среди демонов — никакое. Знание имен друг друга является лишь своего рода этикетом, которым, хочешь или не хочешь, пользуешься. Когда-то, вероятно, это и имело значение, но в нынешние времена чьё-то имя является общедоступной информацией. Поэтому и силы у такой информации больше нет. Однако если знание передается кому-то не демонической природы, то там всё намного сложнее.       — Из-за отличий?       — По большей части. Если, например, человеку становится известно имя демона, то возникает связь, гораздо крепче, чем те же узы контракта. Фактически, при несоблюдении приказов контрактера можно обойтись малой кровью, в случае знания имени неподчинение приказам является невозможным.       — А в чём тогда вообще состоит заключение контракта? — Сиэль задумчиво нахмурился. — Невозможно же заключить сделку с несуществующей личностью.       — Контракты — это вообще немного другая история. На самом деле я должен был дать тебе право выбора моего имени, но… — Себастьян игриво взъерошил волосы Сиэля, так и не закончив предложение. — Контракты — это договоры между двумя сущностями, которые по своей сути индивидуальны. Поэтому они и не зависят от используемого имени. Ты вполне мог назвать любое другое имя вместо своего, и, тем не менее, контракт был бы заключен.       — Понятно.       — Я пойду, приготовлю тебе ванную, — произнёс Себастьян, с неохотой отпуская Сиэля и поднимаясь с постели. — Тебе не помешало бы освежиться. Да и раны необходимо промыть.       Сиэль только усмехнулся, но в этой усмешке не было ничего веселого. Он посмотрел на закрывшуюся за ним дверь и прикрыл глаза ладонью, загораживая солнечный свет, прорывавшийся в комнату через неплотно закрытые портьеры.       — Доверие, значит? — тихо заметил Сиэль, лежа практически неподвижно. — Надо же. Кто бы мог подумать, что я захочу его получить?..       Когда Себастьян вернулся в комнату, Сиэль уже стоял у окна, спокойно смотря на окружающий особняк пейзаж. Впрочем, он повернулся сразу же, как только услышал щелчок двери и уверенно прошёл мимо Себастьяна в ванную комнату.       — Ты не спросишь его у меня? — спросил тот, стараясь не смотреть в сторону мальчишки, снимавшего с себя одежду.       — А от этого был бы прок? — Сиэль слабо вздохнул. — Я не хочу вынуждать тебя делать это, Себастьян. Если будешь готов, то скажешь сам. Без помощи с моей стороны.       Себастьян улыбнулся, почувствовав неожиданное тепло, разошедшееся по его телу, и пошёл застилать постель, краем глаза отметив, что в комнату, приоткрыв дверь, заглянул Мефистофель.       — Я думал, что вы ещё спите, — спокойно отметил он, заходя в спальню и безошибочно определив местонахождение Сиэля по плеску воды в раковине. — Даже собирался разбудить вас, — усмехнулся он, кивком головы показав на опустившееся на пол наполненное холодной водой ведро.       Себастьян на эти манёвры только поморщился.       — Только тебе охота применять настолько ребяческие проделки, — недовольно сказал он, набросив на кровать покрывало. — Зачем тебе понадобилось нас будить?       — Помимо того, что вы спали практически полдня в то время, когда у нас каждая секунда на счету? — Мефистофель вопросительно выгнул бровь и тут же посерьёзнел. — Нам надо обсудить ситуацию и то, что я смог узнать из дневника. К тому же, я хотел поговорить с тобой. Ты уверен, что он не услышит?       Себастьян посмотрел в сторону двери в ванную, которая была к этому времени закрыта.       — Можно отойти к окну или выйти в коридор.       — Лучше здесь, — Мефистофель оскалился и послушно проследовал к окну.       — Так о чём ты хотел поговорить? — раздраженно спросил Себастьян после нескольких минут бестолкового молчания. Впрочем, его раздражение развлекло Мефистофеля, если смотреть на его самоуверенную ухмылку.       — О твоём контракте. Мне интересно, как ты его вообще составлял?       — В каком смысле?       — В прямом. Ты хотя бы уроки грамматики посещал или прогуливал их так же, как и уроки правильного составления печатей?       Мефистофель замолчал, поднимая бровь. Выражение лица Себастьяна было спокойным, словно подобные инсинуации его ни капли не затрагивали.       — Неважно, — отмахнулся Мефистофель от невысказанного вопроса. — Я прекрасно знаю, чем ты во время них занимался. Однако проблемы это не ликвидирует.       — Так какого рода проблемы в моём контракте?       — Честно? — Мефистофель притворно почесал затылок. — Сразу все. Проблема в том, что ваш контракт вообще неравноправен.       — Объясни.       Мефистофель сощурил глаза.       — Это как положить на одни весы сердце, а на другие перо, а потом ожидать, что перо перевесит. Ты очень серьёзно напортачил в рунах. И именно из этого вытекает основная проблема: основа контракта легла полностью на тебя, а не на тебя и мальчишку, как это должно быть. Если объяснять простыми словами, ваш контракт можно разорвать, причём достаточно легко.       — В чём именно проблемы моей печати? Насколько велик риск?       — Во-первых, для призыва такого типа используются гексаграммы, а не пентаграммы, — Мефистофель с усмешкой загнул первый палец. — Во-вторых, употреблена латынь вместо общепринятой кодировки Баатора, причём неверно. В-третьих, сразу две ошибки в лучевых. Раз ты решил использовать латынь вместе с кодировкой, то вместо «audia» на первом луче должно быть «audire», как и вместо «Halliy» нужно «Hallii Hra» на пятом. Честное слово, как ты мог напортачить в таких элементарных вещах?       Себастьян сжал зубы, тихо ругаясь от безысходной злости, но, медленно втянув воздух, снова посмотрел Мефистофелю в глаза.       — Как именно можно разорвать контракт?       — Очень просто. Увеличить расстояние между вами, провести определенный ритуал — и всё. Связь разорвана. И основной откат от разрыва обрушится именно на тебя, причём даже я не совсем понимаю, насколько силён он будет, — Мефистофель покачал головой, видя, что Себастьян затихнул в себе, обдумывая произнесённые слова. — Даже если ты сам захочешь разорвать его, это ничего не изменит. Откат будет такой же и свалится тоже на тебя.       — И что ты предлагаешь? — приглушённо спросил Себастьян, опираясь спиной на стену рядом с окном.       — Представь себе, что ты идёшь с наполовину спущенными штанами. Нужна осторожность, чтобы дойти до точки назначения и не упасть по пути. Я тебе именно это и предлагаю: будь осторожен, не вноси изменений в контракт и старайся избегать рисковых ситуаций, связанных с ним. На твоё счастье, наш милый друг не разглядывал твою печать в глазу контрактера и не распознал, где находится ваша Ахиллесова пята. Но если он пронюхает…       — Мы все окажемся в ещё большем дерьме, чем раньше.       — Да.       — Себастьян…       Осторожный, чуть дрогнувший и смущённый голос, раздавшийся из приоткрытой двери, заставил Себастьяна тут же обернуться, а его глаза автоматически потерять весь свой пугающий блеск. Совершенно очаровательный, в его же длинной рубашке, Сиэль неловко поёжился, посматривая на Мефистофеля с трудно скрываемым неудобством. Тот, хмыкнув, оценил его говорящий вид.       — Что ж, встретимся в столовой через час. Не опаздывайте, — Мефистофель многозначительно посмотрел сначала на Себастьяна, а после и на Сиэля. И, понимая, что их его взгляд начинает сильно напрягать, лишь странно усмехнулся и, закуривая, развернулся, направляясь на первый этаж.       — Что… ты хотел? — дождавшись, пока Мефистофель отойдёт на приличное расстояние, спросил у Сиэля Себастьян, очень осторожно дотрагиваясь до его щеки.       Закрыв глаза, тот тут же к ней приластился.       А после сразу же открыл их, не скрывая заигравшего в них игривого блеска.       — Я бы предложил тебе… — заговорил он, и Себастьян с заинтересованным недоумением вздёрнул бровь. Сиэль смущённо облизал губы, чувствуя, как румянец начинает медленно алеть на его щеках. — Принять ванну. Вместе со мной.       Себастьян, удивлённо похлопав ресницами несколько раз, вдруг тепло улыбнулся.       Сиэль ещё не единожды не краснел так, как сейчас, хотя ему уже приходилось раздевать Себастьяна в прошлый раз, когда они также принимали вместе ванну. Однако сколь ни была похожа на ту теперешняя ситуация, она всё равно была совершенно другой.       Себастьян не хотел повторять их предыдущие ошибки, поэтому был против того, чтобы Сиэль начинал всё делать сам. Но Сиэль понимал, что не мог иначе. Ему так сильно хотелось почувствовать разницу ощущений, чтобы хоть немного разобраться в себе. В прошлый раз это было чистое смущение из-за неуверенности, незнания и неловкости, сейчас же…       Нежный, ласковый, словно гладкий шёлк, взгляд Себастьяна скользил по его дрожащим пальцам, а сам он тяжело, глубоко дышал. Сиэль смущался не из-за того, что ему приходилось раздевать его, а из-за чувств по отношению к нему. Спустя относительно немногое количество времени, хотя черёд событий успели они перешить внушительный, Сиэль начал видеть Себастьяна иначе. Ощущать его иначе. Вся ненависть куда-то улетучилась, хоть он и боялся это признавать, но ещё больше боялся это выдать.       Одежда Себастьяна упала на пол. Теперь они стояли друг пред другом обнажённые. Сиэль, c горечью вздыхая, осмотрел его с ног до головы, видя виток многочисленных ран, где-то слегка напоминающих ожоги. Коснувшись своих же плеч в смущенном жесте, Сиэль понял, что его тело тоже не в лучшем состоянии.       — Это пройдет. Ничего, Сиэль, мы тебя подлечим, — Себастьян тяжело вздыхает, осторожно дотрагиваясь кончиком пальца до его длинного розового шрама на груди, стараясь не смотреть на его исполосованные следами от плети ноги.       — Это пустяк. Не волнуйся. Меня гораздо сильнее волнует твоё состояние. Ты ведь стерпел не только физические, но и магические атаки, это гораздо тяжелее.       — Как забавно, что ты уже и не пытаешься скрывать своего волнения за меня, — Себастьян усмехается, забираясь в ванну, и подаёт ему руку. — Иди ко мне, Сиэль.       Тёплая вода обволакивала их тела, пока Сиэль, обвивая торс Себастьяна ногами, вспенивал его волосы, причём делая это с таким откровенным наслаждением, что Себастьян, всякий раз отклоняя голову назад, искренне поражался. Вспоминая их первую встречу, он даже не мог предположить, что всё обернётся именно таким образом. Не только он менялся, менялись они оба. Вся та холодность, ироничность, равнодушие и такая яро раздражающая Себастьяна скрытая насмешка никак не сочеталось с тем, что отображалось в глазах Сиэля сейчас.       Сиэль купал его, наплевав на их положения, наплевав, что делать такое по отношению к дворецкому совершенно непозволительно. Водил губкой по его израненной груди, мягко, с нежностью, и морщась, когда она слегка краснела из-за остатков запёкшейся крови. А также смывал пену с его волос, позволяя себе дотронуться губами до его чуть вспотевшего лба, а затем проскользнуть ими вдоль закрытых от удовольствия век Себастьяна и его скул, на которых был заметен совершенно отчетливый румянец. Сиэль понимал, что это вовсе не от горячего пара вокруг них, так как Себастьян был крайне устойчивым к самым разным температурам, и, тем не менее, не хотел его ещё сильнее смущать.       — Тебе понравилось ухаживать за мной с тех самых пор, как ты был моим дворецким? — уголок губ Себастьяна дёргается в озорной усмешке, Сиэль фыркает.       — Я просто… пытаюсь представить, что мы нечто большее друг для друга. Это ложь, но я стараюсь верить в неё, и тогда она действительно становится похожей на правду, — Сиэль чуть отстраняется от Себастьяна, не позволяя ему увидеть массу тут же отобразившихся в мимике своего лица чувств. Одни его горько прикусанные губы чего стоят, а он и так уже достаточно раскрылся перед ним, чтобы чувствовать себя абсолютно незащищённым.       — Почему же ложь? — плечи Себастьяна заметно напрягаются, Сиэлю становится не по себе. — Я не могу лгать тебе, Сиэль, не только из-за приказа, но и собственных принципов. Я действительно говорил правду, когда рассказывал о том, что чувствую. Да, я не понимаю, что это, но оно всё же есть. Чем именно оно является и как возникло — не знаю.       Сиэль с дрожью вздыхает, стараясь контролировать себя и сдерживаться, чтобы не начать обнимать Себастьяна, как полнейший идиот.       — Кажется… с каждым днём я всё сильнее понимаю, как тону.       — В каком смысле? — Себастьян отчётливо вздрагивает и чуть приподнимает голову, впиваясь в лицо Сиэля встревоженным взглядом. Тот, нежно улыбнувшись, прогладил его щеку большим пальцем правой руки.       — Я прекрасно понимаю, кто ты. Я видел неоспоримые подтверждения. Ты несколько раз чуть не убил меня, однако… чем ближе и дольше мы вместе с тобой, тем сильнее я понимаю, что мне этого мало, — в подтверждение своим словами Сиэль крепко обнимает Себастьяна за плечи, а тот пустым взглядом смотрит перед собой, пытаясь понять, что именно Сиэль имел в виду. Сиэль продолжает. — Мне мало, потому что я с каждым днём все больше утопаю в тебе. Ты везде, даже когда тебя нет поблизости, я думаю о тебе бесперебойно. Словно странный туман окутал меня, и этому нет конца и края.       Себастьян ещё не помнил, когда в последний раз настолько громко сердце заходилось в его груди. Даже вчерашнее состояние уступало тому, что происходило сейчас. Это могло выдать его с потрохами, ведь они с Сиэлем прикасались кожа к коже, даже их тела напоминали единый силуэт, чьи лёгкие даже работали в одном ритме. Словно невидимая рука проникла к нему внутрь и что-то разворошила там с такой силой, что теперь все эмоции напоминали яркий кипящий шар, напитывающий всю его суть, до самых кончиков пальцев.       — Клод сказал мне… вчера. Что считает, будто людям нужна от вас лишь похоть. Ты тоже так думаешь про меня? Считаешь, что я с тобой только ради цели контракта, не ставив тебя выше постельной игрушки?       Себастьян задумчиво нахмурился.       — Знаешь… не хочу хвастаться своими любовными похождениями, но у меня правда много кто был до тебя, — Себастьян слегка смутился, на что Сиэль громко фыркнул, смешно выставив язык. — И все их прикосновения отличались. Не все были страстными и порывистыми, но ещё никто не трогал меня с такой же нежностью, как ты. Помимо этого, тебя выдают взгляд и дыхание. Ты только посмотри… — Себастьян взял руки Сиэля в свои, показательно опуская их на свою грудь и заставив скользнуть ими вдоль собственного торса. — Мы сейчас с тобой в воде. Совершенно обнажённые. Ты меня и не поцеловал ни разу. И я не поцеловал. А нужно ли нам сейчас что-либо кроме самого факта быть рядом?       Сиэль, чувствуя, как его щёки заливает гораздо более сильный румянец, смущённо опустил глаза.       — Нам действительно ничего не нужно. Пожалуй, я ни сколько не жалею, что моя душа будет именно твоя.       Почему-то именно эти слова сейчас сделали Себастьяну по-настоящему больно. Однако вида он не подал.       — Рано тебе пока думать об этом, Сиэль.       Мальчишка усмехнулся.       — И правда, — он внезапно чуть подтолкнул его, заставив отползти, на что Себастьян удивлённо обернулся, а потом с недоумением покосился на губку в его руке. Сиэль улыбался. — Потрёшь мне спинку?

***

      — Я не понял, — сказал Сиэль, глядя на тарелку с непонятной субстанцией, которую Себастьян перед ним поставил. — Это вообще что? — он угрожающе посмотрел на него, улыбавшегося самой невинной из своих улыбок.       — Овсянка, сэр, — лукаво проронил Себастьян, на что Мефистофель, устроившийся на одном из позаимствованных из малой гостиной кресел, только хмыкнул и снова заговорил с Раумом, лежавшим на одеялах около камина.       Был и малознакомый Сиэлю третий демон, однако мальчишка мог лишь смутно припомнить его на одном из обедов у Себастьяна, когда тот ещё был его господином. Который на данный момент сидел во втором кресле и не выражал практически никакого интереса к происходящему, равнодушно покосившись на поморщившегося от такого внимания Себастьяна. И вздёрнул бровь, будто в ответ на неуместную шутку.       — Это я уже осознал, спасибо. Есть её я, конечно, не буду.       — Господин, каши — важная часть ежедневного рациона каждого человека, а овсянка является традиционным завтраком англичан, — серьёзным тоном начал Себастьян, не обращая внимания на отчетливый зевок Сиэля, демонстративно отодвинувшего от себя тарелку.       — Как будто ты дашь мне отсрочку от выполнения контракта, если я буду весить на пару фунтов больше. Серьёзно, Себастьян, просто принеси мне чай и фрукт какой-нибудь, — отмахнулся на это мальчишка, отклонившись на стул, а затем перевёл взгляд на остальных присутствующих. — Господа, пересядете за стол? Думаю, так будет удобнее. Раум, оставайся на месте.       — Согласен, — ответил Мефистофель, выуживая откуда-то тонкую книжку, которую он, сев за стол, аккуратно положил перед собой. Аббадон только недовольно закатил глаза, но всё же пересел за дальний конец стола, пренебрежительно глянув на Сиэля.       Себастьян, принёсший чай и несколько аккуратно порезанных дольками апельсинов, встал за левым плечом Сиэля.       — У нас ведь только вы не знаете практически ничего? — обратился Мефистофель к Сиэлю, получая в ответ лишь согласный кивок. — Есть информация, которую не знают большинство здесь присутствующих. Есть то, что не знаете только вы. С чего мне начать?       — Начни с дневника, Фаэлен. С остальным разберёмся, когда этот вопрос проясним, — вмешался Себастьян. Аббадон вообще никак не отреагировал, лишь закинул ноги на стол, непринужденно прикрыв зелёные глаза.       — Хорошо. Итак, — Мефистофель спокойно положил на столешницу стопку исписанных листов бумаги и взял в руки несколько из них. — Этот дневник принадлежит, как мы уже выяснили, основателю рода Фантомхайв, Армелю Фантомхайву. Он не пишет дату своего рождения и смерти, однако он написал, что на период деттингенского сражения ему было двадцать пять лет.       — Насколько я помню, на официальном гобелене вышит 1717 год, — сказал Сиэль, вздохнув.       — Тогда возьмём это за истину, тем более что эта дата нашим требованиям удовлетворяет. Итак. В ранних записях ценных сведений немного — в основном он пишет о своей жизни в качестве бродяги, жалуется на судьбу и много ругается. Однако есть запись, в которой он замечает, что является последним представителем обанкротившегося французского рода, который попал в немилость, в результате чего большая часть членов семьи была казнена, — начал Мефистофель, откладывая один из листов в сторону. — Родовую фамилию он не упоминает, только пишет: «Я бы рад навсегда забыть слово, что несёт в себе такую печаль, но жизнью клянусь, я заставлю тех, кто это сделал, поплатиться».       Сиэль невесело хмыкнул, взглянув на понимающе усмехающегося Себастьяна.       — Он какое-то время жил с матерью, но та так и не смогла найти хоть какую-нибудь оплачиваемую работу, и в итоге до самой её смерти в 1736 году Армель занимался попрошайничеством и воровством, на чём его не раз ловили. В том же году на портовый город, в котором он проживал, напали пираты. Записи, которые следуют после этого, лишь поясняют, что его заставили работать на судне в качестве юнги, а сам корабль направлялся в Британию. Как он сам пишет, капитан пиратов занимался поставкой контрабандных грузов, а также торговлей людьми, оружием и всё в таком духе. Развлекался, как мог, — Мефистофель усмехнулся.       Через какое-то время корабль остановился у берегов Британии, в одном из прибрежных городов. Члены команды пошли напиваться, а сам Армель решил под шумок сбежать, заодно прихватив большую часть награбленных сокровищ. Он пишет, что капитан, сойдя на берег, оставил свои ключи в рубке, откуда их умыкнуть было проще простого. Впоследствии Армель оставил приписку, что вырученных денег ему хватило на покупку снаряжения и небольшого дома в пригороде Лондона. И тут же запись: «Один из камней будто звал меня и говорил со мной. Я увидел отражение холодных бликов в волнах океана и понимал, что никогда не смогу расстаться с этой красотой».       — То есть, он нашёл интересующий нас камень в закромах неудачника-пирата? — недоумевая, спросил Аббадон, нахмурившись. — Но как он вообще оказался в мире смертных, если последний раз его видели…       — Не совсем так, — вмешался Себастьян, конец помрачнев. — Один из свидетелей той битвы говорил, что виновник событий, возможно, сам переправил его туда.       — Уверен? А если наш дорогой Фаустус утащил?       — Их же вместе взяли, помнишь?       — Он ведь сбегал однажды, — безмятежно обронил Мефистофель, видя, как начал хмуриться Сиэль, явно переставший понимать, что происходит. — Скорее всего, либо наш общий знакомый переправил его в место, известное Фаустусу, а уже тот перенёс его в измерение смертных, или же он сам переправил его туда, без помощи со стороны.       — Оба варианта звучат так себе.       — Согласен. Но обе вероятности возможны, как на это ни посмотри, — Мефистофель предупреждающе посмотрел на открывшего рот Аббадона и заговорил, попутно выуживая из карманов портсигар. — Итак, Армель, украв драгоценности и камень, позже ставший фамильным, поступил в британскую армию в 1740 году. Благодаря интригам и подкупам быстро двигался по карьерной лестнице, однако ранг он в своих записях не упоминает. Много речей о дискриминации из-за его французских корней и неизвестно откуда взявшегося состояния. Но всё изменилось в 1743 году, когда Армеля из-за его манипуляций заметил один из главных стратегов британской армии, а позже и сам главнокомандующий. На тот момент им был сам Георг II. Король взял Армеля под своё личное покровительство, хотя официально этого не объявлял. Дальше он пишет, что ему довелось принять участие в сражении двадцать седьмого июня под Деттингеном, позже известное как деттингенское. И, внимание, после битвы он заметил, что камень, который он таскал повсюду как талисман, разбился на две части.       — Медальон и кольцо, — тихо проговорил Сиэль.       — Именно. Впрочем, затея оформить осколки в украшения появилась у него уже после формального основания рода в 1746 году, когда ему пришлось участвовать в сражении против якобитов и Карла Стюарта, который собирался совершить государственный переворот и захватить престол. Именно тогда среди узких кругов заходило прозвище «Цепной пёс Короля». Однако есть здесь пара достаточно тревожащих записей. Не буду даже пытаться произносить их, но, судя по всему, камень уже тогда начал постепенно сводить его с ума. Дальше таких записей — несуразных и обрывистых, — становится ещё больше.       Потом он женился, у него родился наследник, и через семь лет после этого нет ни одной хотя бы разборчивой записи. Все исковеркано или зачеркнуто, или просто непонятно.       — По семейным хроникам, — задумчиво обронил Сиэль. — Безумие начало активно прогрессировать в 1754 году. С 1755 года мелькают записи о том, что хозяйка поместья и будущий наследник стараются не находится наедине с главой из-за его вечной паранойи и перепадов настроения. Кстати говоря, сама хозяйка крайне редко носила медальон по личным соображениям. Ходили слухи, что она была очень набожной, и не хотела носить на себе дорогие украшения.       Запись же 1760 года говорит лишь о смерти Армеля, однако причина не упоминается. Хотя я склоняюсь к тому, что его убил сын. По крайней мере, дворецкий пишет об этом, как о вполне допустимом исходе. Забавно, что в этот же год умер и покровитель рода — Георг II. Хотя, его наследников это не остановило от использования услуг, предоставляемых Фантомхайвами.       — С камнем разобрались. По крайней мере, немного восстановили его историю, — подытожил Себастьян, подливая чай Сиэлю.       — Ничего подобного, — тут же вмешался мальчишка, смерив взглядом Аббадона, который отчего-то высунул язык и сложил перед собой ладони в молитвенно жесте. В ответ в него полетел чайник со стороны Себастьяна.       — Чайник — это хорошо, конечно, — неожиданно раздался глухой голос Раума со стороны кресел. — Но мне бы кто чашку кинул. Желательно, аккуратно.       Сиэль на это прыснул от смеха, увидев, что Мефистофель, сосредоточенно сжигавший бумаги, практически рассмеялся, потеряв концентрацию. Из-за этого ещё не сожженные обрывки опустились на столешницу, пачкая её пеплом, который в следующий момент полыхнул всеми цветами радуги, разносясь по столу и задевая ноги Аббадона, который что-то прошипел ему в ответ. Себастьян гаденько хохотнул, едва успевая прикрыть рот рукой, и с трудом уклонился от подсвечника, ударившегося об стену за его спиной.       — Посмотрите только, собачка встала на задние лапки! — воскликнул Аббадон, раскачиваясь на задних ножках стула и удерживаясь в таком положении. — Кто бы мог подумать, что тебе хватило одного контракта, чтобы шею протянуть.       — Напомнить тебе, кто тут истинная собака, пёс? — ехидно проронил Себастьян. — Спорим, ты бы Мессиру не только заднюю точку подставил?       — Ах, ты!.. — и полетели стулья.       Сиэль устало вздохнул, почему-то вспоминая первые дни службы у Себастьяна. Тогда точно такой же хаос творился вокруг, только на уровне взаимных оскорблений и одностороннего унижения. Вот только эти два полоумных умудрялись делать всё одновременно, да ещё и использовать магию, чтобы, судя по всему, предметы мебели быстрее летали.       — И они меня спасли, — флегматично заметил Раум, занимая один из свободных стульев и подтягивая к себе чашку Сиэля. — Как у них вообще получается действовать заодно на заданиях?       — Меня тот же вопрос волнует.       — Поверьте, я этот вопрос нахожу жутко интересным уже не один десяток лет, — весело заметил Мефистофель. — Даже когда они ладили, их встречи всегда заканчивались чем-то подобным.       Раум только пожал плечами и тут же зашипел от боли. Мефистофель только покачал головой на его красноречивый взгляд и продолжил смотреть на Себастьяна с Аббадоном, которые разве что только крылья не распускали.       — Фаэлен, — позвал Сиэль, подхватывая со столика ещё одну чашку и тут же вспоминая, что чайник находится на другом конце комнаты. — Наша общая задача, как я полагаю, состоит в спасении мира?       — Вроде того, — Мефистофель приманил чайник, получив благодарный взгляд от Сиэля.       — И как они помогут нам в этом? — все трое посмотрели на спорщиков, которые тоже повернулись к ним.       — Смотрите-ка, кто вякать начал! — прорычал Аббадон и собирался ринуться к Сиэлю, но его вовремя остановил Себастьян, хватая за шкирку.       — Даже не думай, подкаблучник, — угрожающе заметил Себастьян, удерживая его.       — Кстати, это мне напомнило кое о чём, — вдруг заговорил Мефистофель, закуривая сигарету и выдыхая клубы фиолетового дыма. — У нашего воинственного красавчика же нет человеческого имени?       — Мне оно и не нужно, — отмахнулся Аббадон, вырываясь из хватки Андраса и снова садясь за стол.       — Правда что ли? — спросил Сиэль. — Мне тебя по твоему настоящему имени звать? Или договоримся на «эй, ты»?       — Или «подкаблучник хренов» — этот вариант мне тоже понравился, — хихикнул Мефистофель, создавая на столе точную копию обуви Ваала, которая просто-таки издевательски стучала каблуками по поверхности.       — Или «мусор», — сказал Себастьян и, заметив взгляды остальных, пожал плечами. — Все интересные для меня варианты заняли. Или «Эби».       — Альфред, — рыкнул Аббадон.       — Ты точно в этом уверен, а, Эби?       — Заткнись.       — Ну, вот и разобрались, — хлопнул в ладоши Мефистофель, выглядя очень довольным. — Так на чём мы остановились?       — На камне. Что это вообще такое, кому он принадлежал, зачем все так яро за ним охотятся. Это для начала, — произнёс Сиэль, отмахиваясь от летящих в него клубов дыма, соткавшего в воздухе престранные фигуры.       — Камень, хм, — Мефистофель хмыкнул, прикрывая тигровые глаза и отводя сигару от лица. — По-настоящему он называется Сердце океана. Он принадлежал и до сих пор принадлежит по праву создания нашему самому могущественному врагу. Некоторое время назад этот самый враг проиграл войну, которую же и начал, и в результате оказался за решеткой. Это специальная тюрьма, по сути, которая должна была стать его погибелью. И, как мы думали, она ей стала.       — Что произошло?       — Как ты, наверное, понял, в тюрьме он оказался не один, а со своим другом, Фаустусом, который дважды умудрился сбежать. В первый раз его поймали достаточно быстро, хотя никто так до сих пор не знает, что он успел сделать за это время. Во второй он сбежал с концами, но на этот раз ему помогали извне. Как я думаю, в это же время совершил побег и самый главный, оставив вместо себя проекцию — копию, если тебе так понятнее. Копия растаяла, и мы все думали, что настоящий враг сгинул, но с недавних пор у меня зародились достаточно обоснованные опасения.       Мефистофель выдохнул, глядя, как мрачнеет Себастьян, а Аббадон плотно сжимает губы.       — Когда начались исчезновения, я был первым, кто забил тревогу. Начали исчезать не просто люди — аристократы, известные своей «голубой кровью», а вместе с ними — и их души. Пока их не стало настолько много, что верхушка решила принять один указ.       — Какой указ? — подозрительно спросил Сиэль, тут же заметив, что выражение лица Себастьяна значительно ожесточилось, став практически неприступным.       — Указа, по которому души людей отходили демонам только по контрактам. Никак иначе. Благодаря этому ты до сих пор жив, мальчишка, — с кровожадной ухмылкой заметил Аббадон, даже не думая скрывать своей неприязни. — Если бы не это, я бы сожрал тебя в первый же визит. Хотя, думаю, наш дорогой пёсик не сдержался бы раньше. Не правда ли, пёсик?       Себастьян лишь сверкнул малиновыми глазами, но ничего не сказал. Правду ему было нечем крыть.       Сиэль вздохнул, понимая, что ему действительно спасли в тот момент жизнь. Учитывая поведение Себастьяна на то время, он бы удивился, прожив ещё хотя бы день после событий на корабле, к примеру. Если бы этого указа не было при их нынешнем уровне отношений, вряд ли бы Себастьян съел бы его прямо здесь или же дал это сделать кому-то другому.       — И что случилось после принятия указа?       — Много чего. Вообще с самим указом всё очень мутно. Ты знаешь, кто такие жнецы? — спросил Мефистофель, склонив голову к плечу.       — Брось, это же смертный. Откуда ему знать такие элементарные вещи? — насмешливо заметил Аббадон, не позволяя Сиэлю и слова сказать. — Жнецы, тупой ты мешок дерьма, это существа, которые проводят души из мира живых в мир мертвых. У них…       В следующий момент его тело с грохотом врезалось в стену.       — Не. Смей. Так. Называть. Моего. Контрактера, — чётко артикулируя, проговорил Себастьян, за шею прижимая Аббадона к стене и видя, как тот медленно задыхается, царапая острыми когтями по его рукам, отчего оставались кровоточащие царапины.       — Себастьян, — позвал Сиэль негромко. — Отпусти его.       Себастьян криво оскалился и ослабил хватку, оставив на горле своего сородича несколько параллельных царапин с обеих сторон.       — Чертов пёс, — хрипло произнёс Аббадон, цепляясь за своё горло и смотря на Себастьяна с отчётливой ненавистью.       — Ещё раз твой рот скажет что-то подобное, и я тебе при всех присутствующих яйца оторву, — тихо прошипел Себастьян. — Ты понял?       Аббадон изо всех сил постарался сделать глубокий вдох, и удержаться на месте.       — Так вот, жнецы, — невозмутимо продолжил Мефистофель, отмахнувшийся от потасовки, как от обычной встречи двух знакомых. — Действительно проводят души. И, можно сказать, там бюрократии гораздо больше, чем в любых других структурах вместе взятых. Каждая душа состоит на строгом учёте, и, если она пропадает, они перероют всё, но найдут куда, зачем, и почему. В этом плане контракты проще — их копии всегда на всякий пожарный хранятся в архивах, а вот если демон просто так душу съел — это практически никак не отследишь, если только сам он не признается. Что бывает крайне и крайне редко, как ты сам понимаешь. Когда души начали пропадать конвейером, они подали коллективную жалобу, причём оформили её через одного демона, — Мефистофель подразумевал Велиала, — который в свою очередь надавил на конкретного члена верхушки, фактически не оставив ему никакого выбора, кроме принятия.       — А разве был иной выбор?       — Был, конечно. Можно было создать специальную коллегию, которая начала бы разбираться со всем, или же просто заслать кого-нибудь в место, где аристократы пропадали чаще всего. Даже ваше правительство поступило разумнее, чем наше, — Себастьян хмыкнул, показывая своё отношение к подобному решению. — Вместо этого верхушка послушно склонилась перед требованием жнецов и учредила вот этот указ.       — И из-за него во многом нарушился магический баланс нашего мира, — продолжил Мефистофель, переглянувшись с Аббадоном. — Приток душ значительно упал, и прежде всего это случилось из-за того, что любой контракт требует времени для исполнения. Неважно, что клиент просит взамен на свою душу — это всегда время и всегда силы. С учетом пришедших проблем, этих сил стало банально не хватать на всё. Однако возникла ещё одна неприятность, связанная именно с похищенными аристократами.       — Какая конкретно?       — Видишь ли, практически все аристократы, похищенные в Колледже и кое-каких других местах, являлись обладателями «голубой крови», о чём я уже упоминал. Этот тип крови отличается от всех остальных, по многим факторам. Групп крови у людей всего четыре. Я знаю, что на данный момент известно три, но на самом деле их четыре. Также они разделяются по резус-фактору, — отрицательному или положительному, это такой белок на клеточной оболочке эритроцитов, — что тоже играет немало роли. Существует одна занятная деталь: каждая голубая кровь является четвёртой отрицательной, но не каждая четвёртая отрицательная является голубой. И, как мне известно, некоторые ученые у вас уже это предположили.       — Лет шесть назад в вашем измерении был один клоун, который промышлял исследованием крови на неофициальной основе, прикрываясь театром-варьете. Насколько я знаю, он сейчас сидит в тюрьме в ожидании казни по подозрению в серийных убийствах, — заметил Аббадон, который, увидев недоуменные взгляды со стороны Себастьяна и Раума, только хмыкнул и пожал плечами. — А что? Я тоже иногда здесь бываю, знаешь ли.       — Так вот, — продолжил Мефистофель. — Клетки крови, определяющие цвет крови, на самом деле являются сложным веществом, состоящим из металла и свернутого белка, причём не одного. И этим металлом у людей является либо железо, либо медь. В случае если в комплексе состоит медь, такая кровь называется голубой, потому что соединение конкретного этого металла по большей части несут голубую окраску.       — И чем Фаустусу и его шайке приглянулись обладатели такого типа крови?       — Для этого необходим небольшой экскурс в прошлое. Видишь ли, люди в прошлом использовали железо в качестве оберегов от демонов и подобных существ. Это работало, безусловно. Вот только всем хочется кушать, и чего только не сделаешь ради еды, — Мефистофель дёрнул плечом. — Вот и демоны настроили свою магическую направленность так, чтобы не воспринимать кровь, вот только не всю, а только с содержанием железа в эритроцитах. Поэтому к этой самой «голубой крови» мы всё еще уязвимы, причём даже сильнее, чем раньше. А поменять магическую направленность большинство демонов не способно.       — А главный враг это может, — подвёл итог Сиэль.       — Да. И так наша уязвимость к его атакам увеличивается, а у него есть практически непаханый ресурс, которого все стараются избегать, — Мефистофель хмыкнул.       — С этим прояснили. Так, значит, после указа вы были вынуждены разбираться с последствиями? — задумчиво проронил Сиэль, постучав пальцами по столу. — А это случайно не было маневром для отвлечения внимания?       — Я пришёл к тому же выводу. Впоследствии оказалось, что тот, кто и надавил на верхушку, влияет на решения Совета, — в нашем мире это что-то вроде совещательного органа, — и рассказывает ему свои теории, являющиеся, по сути, небылицами. Да и за те последние двенадцать часов, что вы спали, он успел сделать ещё кое-что.       — Что? — спросил Себастьян, насторожившись.       — Помнишь, как я утащил Хананеля с собой на время судопроизводства? — дождавшись медленного кивка Себастьяна, Мефистофель продолжил. — Где-то часов пять-шесть назад его освободили из-за недостатка улик.       — Что? — Андрас с размахом сел по левую руку от Сиэля, сжимая кулаки. — Но улик же было достаточно!       — Не совсем. Фактически, Хананель не был крепко связан ни с одним из похищений. А наш дорогой друг вмешался и наплёл судьям, что тот был его агентом под прикрытием, и откуда же бедняжка мог знать, что они пошлют ещё кого-то для расследования. Логично, что он принял тебя за подозреваемого и напал. Дважды, — ехидно протянул Мефистофель, заслужив понимающую усмешку со стороны Аббадона, закатившего глаза. — Не сомневаюсь, вы с этой крошкой ещё увидитесь в дальнейшем.       — Пусть, — только и сказал Себастьян, погрузившись в мрачное молчание.       — Отвлечение внимания. Да, сложив все факты, я понял, что нас всех просто нагло водят за нос, заставляя заниматься проблемами насущными вместо проблем глобальных. Но я стал искать эту самую глобальную проблему, которая могла потребовать настолько крупных приготовлений, гораздо раньше. А когда часть Сердца была украдена прямо из-под носа кое-кого, и я услышал, что Фаустус сбежал, то понял, куда всё идет. Считал, что понял.       — Что-то не сходилось с Сердцем? — спросил Сиэль, заслужив ещё один недоумевающий взгляд со стороны Аббадона.       — Именно. Я подозревал ещё до твоего появления, что камень в ожерелье является только частью Сердца из-за похожести сил. Однако силы самого Сердца не ощущалось, лишь слабые её отголоски. Когда появился ты и твоё кольцо, от которого я чувствовал то же самое, я совершенно потерялся, — Мефистофель даже фыркнул, выпустив кольцо дыма, свернувшегося в вопросительный знак. — Видишь ли, камни абсолютно не тянулись друг к другу, даже не пытались, — заметив взгляд Сиэля, он пояснил. — Обычно вещи со сходной магической энергией тянутся друг к другу. Здесь подобного явления не наблюдалось. К тому же, от кольца, помимо силы Сердца, исходило много чего непонятного.       Недавнее появление Клода здесь многое прояснило, на самом-то деле. Камни не стремились объединиться только потому, что их владельцы не соглашались на это сознательно. Поэтому, чтобы снова объединить Сердце, — он серьёзно посмотрел на Себастьяна и Сиэля, переглянувшихся между собой. — Нужны ваши согласия. Оба.       — То есть нам необходимо получить Сердце первыми? Но один из осколков находится у Фаустуса и вряд ли он отдаст нам его так легко, — Сиэль поморщился, сердито взглянув на Аббадона, пожавшего плечами. — Помимо этого, необходимо узнать, как можно уничтожить Сердце в случае, если оно попадёт к врагу.       — Латану.       — Что?       — Называй его Латану. Скажем так, в древности по этому имени его звали западные семиты, но оно не истинное, — прояснил Аббадон.       — Так. Вопроса это не снимает. Если я всё правильно понял, Латану, который, как вы подозреваете, живее всех живых, собирается свергнуть нынешнюю иерархию вашего мира и устроить там тотальный хаос, но для этого ему необходимо Сердце. А нам нужно Сердце, чтобы уничтожить его, и возможность разрушить камень в случае, если всё пойдет по худшему сценарию, — кратко подытожил Сиэль, опустошённо откинувшись на спинку стула.       — В общем, да, — на удивление мирно ответил Аббадон.       — А теперь вопрос. Как Латану вообще создал Сердце? Не могло же оно просто так появиться из ниоткуда?       — Есть предположение, что во всём этом замешан отставной жнец. Тот самый, что украл у Себастьяна медальон, — тоскливо проговорил Аббадон. — Однако у этого самого жнеца появился портативный портал по измерениям, так что найти его трудновато.       — Выследить совсем никак? — спросил Себастьян у Мефистофеля.       — Вообще. Скрывается даже лучше, чем я, а это уже о чём-то говорит. Есть, правда, один способ, но для нас он недоступен.       — А для кого доступен?       Мефистофель посмотрел на Сиэля, подняв бровь, словно ожидая, что тот закончит своё предложение.       — Для жнецов?       Мефистофель согласно кивнул.       — Если мы сможем привлечь их на свою сторону, это станет огромным преимуществом. Латану уже им огромную свинью подложил с «Electi». Кстати, ты должен помнить их. Помнится, тебя в тот момент как раз похитили, и похитителями были два достаточно своеобразных жнеца.       — Припоминаю, — Сиэль мрачно усмехнулся.       — Если жнецы узнают про конечную цель Латану, то, возможно, они помогут.       — А больше никто не может помочь? — спросил Сиэль.       — К сожалению, нет. Есть парочка измерений, которые могут предоставить свою помощь на главную битву, но не более того. Ангелы…       — Они в это даже не сунутся. Их табу обычно играет нам на руку, но сейчас оно поворачивается к нам самой гадкой стороной. Как мы не можем произносить имена друг друга при смертных, и не важно, в каких мы отношениях, так и они не могут вмешиваться в чужие дела, пока к ним не сунутся первыми. Латану ясно поставил границы на нашем и вашем мирах, соответственно, не задевая их границы. А с Богами сложнее. Они ещё более чопорны в этом плане. Создатель же мира сего мог разве что посеять зерно, и только мы можем отвечать за то, как именно оно прорастёт, — пояснил Аббадон, скривившись.       — Полагаю, что это твой выход, Мефистофель, — криво улыбнулся Себастьян.       — Слушаюсь и повинуюсь, — встав, издевательски ответил Мефистофель, кланяясь по пояс, и исчез.       — Ну и за кем он пошёл? — слабо произнёс Сиэль и покосился на свою чашку чая. От таких новостей ему захотелось чего-то покрепче, но, к несчастью, только на трезвую голову удавалось понимать их адекватно. Пока что, по крайней мере.       — А ты крепкий, — недовольно признал Аббадон, заслужив пристальный взгляд со стороны Себастьяна.       — Благодарю, я полагаю, — неловко сказал Сиэль.       — Себастьян? — обратился Сиэль через какое-то время, когда Аббадон снова закинул ноги на стол и благополучно задремал, а Раум, закутавшись в одеяла, удалился в свою комнату, чтобы отдохнуть. — Можешь принести мне что-нибудь? Не кашу.       — Конечно, милорд. Сейчас, — Себастьян поднялся со своего места, по пути на кухню едва заметно сжав его плечо.       — Чем, как ты думаешь, всё это закончится? — спросил Аббадон у Сиэля, как только Себастьян вышел за пределы слышимости.       — Моей смертью. Чем же еще? — вернул вопрос Сиэль, спокойно смотря ему прямо в глаза. — Все нити ведут к тому, что одолеть Латану — и есть моя цель. Придётся выступить в роли нового великомученика. Если не отдам душу, то свершится апокалипсис, и тогда помимо меня надежду на перерождение потеряют все.       — Ты оказываешь слишком весомое влияние на Себастьяна, понимаешь? И чем дальше, тем хуже. Он уже забывает многое из того, что не должен забывать, и это только твоя вина, — Аббадон неприятно оскалился. — Если бы был способ убрать тебя без вреда, я бы это сделал.       — Не сомневаюсь. Почему остановился?       — Слишком поздно для подобного вмешательства. Уберу тебя сейчас, и всё станет еще хуже. Тем не менее, моё уважение к тебе вряд ли поднимется, — тихим, практически рычащим голосом закончил Аббадон, снова закрывая глаза. — Я очень надеюсь, что, в отличие от этого болвана, мозги у тебя идут впереди действий.       Сиэль глубоко вздохнул, краем глаза уловив, как в воздухе появился силуэт Мефистофеля, придерживавшего незнакомого жнеца за локоть, пока тот не коснулся пола. В тот же миг в дверях показался Себастьян, поставивший перед Сиэлем кусочек яблочной тортильи, а перед гостем — чашку чая.       — Мистер Ти Спирс, рады видеть.       — Поверьте, — Ти Спирс выглядел вполне представительно в аккуратном костюме и очках, почти спустившихся на кончик носа, а затем взглянул на присутствующих жёлто-зелёными глазами ядовитого оттенка, предсказуемо остановившись на Сиэле, и поправил очки секатором. — Это далеко не взаимно.       — А мы вас и не заставляли здесь присутствовать, милейший, — проговорил Мефистофель и сел за стол, жестом предлагая гостю последовать его примеру. — Как я говорил, у нас есть ряд сведений, который вас заинтересует.       — Это касается присутствующего здесь человека?       — Нет, — ответил Сиэль, увидев, как у Ти Спирса на долю секунды расширились глаза от удивления. — Не меня. Но частично это связано со мной.       — Контрактёр, полагаю?       — Всё верно. И мы здесь не для того, чтобы обсуждать мой жизненный выбор, — отметил Сиэль и посмотрел на Мефистофеля.       — Дело касается недавних пропаж среди людей и некой организации, стоящей за всем этим, — начал говорить Мефистофель. —Особенно… Латану, — и тут же Сиэль увидел как заметно напрягся Ти Спирс, чётко осознав, про кого имелась в виду речь.       — Вы уверены? — резко спросил Ти Спирс, взяв чашку чая в руки. — Мне сообщали, что он умер в своей камере.       — Проекция.       — Уверены?       — Повторяетесь, Уильям. Если бы не был уверен, я бы вообще не поднимал эту тему, — Мефистофель достал еще одну сигару и закурил, не отрывая взгляда от жнеца. — То, что я сейчас вам скажу, касается будущих планов Латану, а также того, что произойдёт в случае их осуществления. Первое, что он планирует — это погрузить наш мир в хаос. Не такая уж и большая проблема для вас, не правда ли? Однако не будем забывать, что магия станет очень дестабилизированной в этом случае. Даже сильнее, чем сейчас. Второе — захватить измерение людей. Вы думаете, сейчас пропадает много? Представьте себе, что станет после. Учитывая количество союзников нашего дорогого друга и степень их кровожадности, ни одно человеческое измерение долго не продержится, и вы банально останетесь без работы. Как вам такая вечность, мистер Ти Спирс? Уверен, не очень удовлетворительна. Он очень сильно нарушит баланс сил жнецов, если ему дать такую возможность.       — Допустим, — холодно обронил Уильям, опуская чашку на блюдечко. — Тем не менее, нас это никак не затрагивает. Мы найдём, чем заняться, уж поверьте. А если нет, нам найдётся работа и в других мирах.       — Вы так уверены в своих силах? — приторно удивлённо сказал Мефистофель. — Даже не надейтесь на божественные измерения. Ставлю свою душу на то, что они закроют границы своих владений, как только услышат о происходящем здесь безобразии, если ещё не услышали. Нейтральные измерения? Либо присягнут к Латану, либо их помощь будет крайне незначительной. Остальные измерения демонов? Либо будут уничтожены, либо присягнут. У вас не останется нор для побега, Уильям. Их уже даже близко нет. Я могу предложить вам официальную сделку от моего имени, ведь именно это вам нужно? Особенно сейчас, когда твои же подчиненные слегка подмочили тебе репутацию.       — Что на что?       — Свобода Гробовщика и помощь взамен на полную магическую калибровку.       — Гробовщика? — удивлённо заметил Ти Спирс. — Зачем вам нужен он?       — Это уже наше дело, Уильям, — проговорил Аббадон. — Поверь мне, полная калибровка от этого парня — дорогое удовольствие. Лучше бы тебе согласиться, пока он предлагает. Ах да, и мы попросим тебя отследить его и постараться привести сюда.       — Что подразумевается под свободой? — спросил Уильям, оборачиваясь на Мефистофеля.       — Это определение он выберет себе сам. Вам тоже предстоит сделать выбор, Уильям.       Ти Спирс помолчал около минуты, иногда слегка дёргая уголком губы, явно обдумывая сложившуюся ситуацию.       — Есть возможность заручиться поддержкой сверху? — спросил он, наконец.       — За этим дело не встанет, — ответил Аббадон, усмехаясь.       — Так уж быть. Сделаем по-вашему. А теперь, перенесите меня обратно. Боюсь даже представить, какую огромную работу мне придется сделать, чтобы уговорить всё управление, — тихо вздохнул Уильям и исчез вместе со взявшим его за руку Мефистофелем.       — Что ж. Один есть.       — Я тоже пойду, — Аббадон встал из-за стола, подходя к Себастьяну с Сиэлем, из-за чего первый напрягся. — Мне нужно предупредить наше управление, доложить Мессиру обстановку, а там мы уже решим, что делать. Нужно быть готовыми, если внезапно наступит крах всего.       — Разумеется, это правильно, — Себастьян хмыкнул, украдкой наблюдая за жующим тортилью Сиэлем, отчего его щёчки прелестно надувались, становясь похожими на кошачьи лапки. — Мы останемся здесь. Сиэлю нужно вылечиться, иначе он просто не доживёт до конца контракта. Думаю, всё это, плюс ваши личные обязанности, займёт по времени недели две.       — Да, верно, — Аббадон холодно повёл бровями, смиряя Сиэля взглядом умеренной неприязни, на что мальчишка в ответ дерзко посмотрел ему в глаза. — Что ж, удачи тебе, — он с натянутой улыбкой посмотрел на Себастьяна, выставляя одну из своих рук для рукопожатия. Себастьян и Сиэль посмотрели на неё с недоверием, но, тем не менее, первый всё равно поднялся на ноги.       — Взаимно, пожалуй, — он сухо усмехнулся.       — Только, — Аббадон вдруг чуть притянул его к себе, заставляя свои губы остановиться возле его уха, и продолжил едва различимым шёпотом. — Не забывай о том, кто ты есть, Андрас. Не дай ему одурманить тебя.       Себастьян резко отстранился от него.       — Моё положение не стоит твоего беспокойства, Альфред, — и ответил с настолько едкой усмешкой, что Аббадон зашипев, развернулся, направляясь к выходу из особняка. Себастьян договорил ему уже в самую спину: — До встречи через полторы недели!       Сиэль, всё это молча наблюдавший за ними и к этому времени доевший свой, можно сказать, завтрак, встал, скрестив руки на груди.       — И что это было?       — Да так. Он очень волнуется из-за напряжённой работы, потому постоянно и срывается на мне.       — Понятно… — Сиэль подозрительно сощурился. — Что ж, может, уже вечер, но мы поздно встали, и я пока что не хочу спать.       Себастьян улыбается.       — Это прекрасно, потому что у меня есть кое-что для тебя, Сиэль.       Через некоторое время Сиэль с недоумением наблюдал огромный склад вещей, коробок и бесчисленное количество слегка потрёпанных от времени шкафов.       — Почему именно чердак? — спросил Сиэль, осматриваясь по сторонам.       — Ты всё узнаешь достаточно скоро, Сиэль, — спокойно улыбнулся Себастьян. Звучание его голоса обволакивало Сиэля со всех сторон, заставляя невольно вернуть улыбку, забывая про общее непонимание ситуации. — Я уверен, что тебе понравится, — и схватил его за руку, уверенно переплетая пальцы, потянул за собой, грациозно маневрируя между бесполезным запыленным хламом. Себастьян удерживал Сиэля от случайных падений и крепче сжимал его тонкое запястье в нежной хватке, поглаживая большим пальцем гладкую кожу руки.       Сиэль, наблюдая за мельканием спины Себастьяна, не смог сдержать смеха, впервые за день почувствовав себя действительно спокойно. Тот усмехнулся, притягивая Сиэля ещё ближе к себе, и приобнял его за талию, останавливаясь около двери на крышу.       — Не хочешь прогуляться? — игриво спросил Себастьян и хмыкнул, увидев, как Сиэль подозрительно нахмурился.       — Ты уверен? Сейчас же зима, Себастьян. Мог хотя бы предупредить или захватить подобающую одежду, — пробурчал мальчишка, смерив злополучную дверь недовольным взглядом.       — Ты доверяешь мне, Сиэль? — неожиданно тихо спросил Себастьян, прижимаясь грудью к его спине и обхватывая руками за талию. Сиэль, посерьёзнев, самую малость откинулся назад, положив голову на плечо Себастьяна, и смущённо фыркнул.       — Как будто это всё ещё под вопросом, — лукаво заметил он, отстраняясь от него. — Да, кстати, я же просил тебя обойтись без магии?       — Просил, — безмятежно подтвердил Себастьян, вновь встав перед Сиэлем. — Но я надеюсь, что ты простишь мне одну малюсенькую шалость. Умоляю, проявите снисхождение, милорд!       — Ты не Фаэлен, чтобы паясничать, — сурово заметил Сиэль, но уже мгновением спустя его выражение лица существенно смягчилось. — И что же мне с тобой делать?       Себастьян оставил этот вопрос без внимания, только показав Сиэлю полосу черной ткани, и начал завязывать ему глаза, стараясь сделать так, чтобы узел не давил слишком сильно.       — Это ненадолго, Сиэль. Обещаю, что всё будет в порядке. К тому же, я постоянно буду рядом, так что волноваться не о чем.       Сиэль на это лишь пожал плечами, стараясь не показывать того, что даже временная слепота его достаточно нервировала, но, судя по всему, Себастьян это почувствовал и, аккуратно взяв его под локоть одной рукой, другую положил на талию, ведя за собой вперёд. Странно, но Сиэль даже не почувствовал, когда они вышли на улицу — в конце концов, они стояли практически в шаге от двери и банально не могли не врезаться в неё на своем пути, если бы она была не открыта. Однако вместо этого мальчишка чувствовал только спокойное, согревающее тепло, расходящееся от рук, надежно державших его, и освежающую прохладу, создающую приятный контраст. Он даже удивлённо вздохнул, когда Себастьян потянулся к узлу, позволяя ткани упасть с его глаз.       И открыл глаза.       Он видел перед собой лишь иссиня-чёрное небо, раскрывшееся перед ним во всем своём великолепии сияющих жемчужин созвездий и ярких драгоценностей планет, и отливающий потрясающей белизной диск Луны, который был гораздо более крупным, чем Сиэль его помнил. Он оглянулся вокруг себя, уловив странный свет, исходящий из-под ног, и, посмотрев вниз, едва сдержал удивленный возглас: прямо под ним расстилалась голубизна дневного неба и само солнце, медленно двигавшееся в зенит. Но свет обоих светил был приглушён, не мешая любоваться великолепием.       — Как? — спросил Сиэль, впервые обернувшись на Себастьяна, который, как казалось, только этого и ждал, держа в своих руках торт, украшенный слегка подпаленной меренгой, которая в некоторых местах была практически чёрной.       — С Днём рождения, Сиэль, — Себастьян мягко взглянул на растерянно улыбнувшегося Сиэля и, отставив торт в сторону, притянул его к себе, зарываясь носом в сизые волосы и поглаживая мальчишку по затылку.       Всем, что Сиэль чувствовал в этот самый момент, было тепло. Оно было мягким и до невообразимой степени естественным, что, казалось, заполняло каждую, даже самую ничтожную и мизерную клеточку его тела, оставляя разум в состоянии безмятежности. Их прикосновения, даже соприкосновения друг с другом, всегда были наполнены обжигающим огнём страсти, обжигающим кожу и проникающим в самое нутро, стирая в ничто все мысли и желания, оставляя после себя лишь непреодолимую тягу владеть и принадлежать.       Но сегодня Сиэль не ощущал этого пламени. Он знал, что оно всё ещё внутри него, но его полыхание словно что-то сдерживало, превращая его из острого и кратковременного во что-то более продолжительное, но не менее сильное. И этому Сиэль не мог подобрать слов, да он и не хотел этого делать сейчас, чувствуя тепло солнечного дня под своими ногами и прохладу летней ночи всем телом.       — Ты всё-таки слишком сильно прижёг меренгу, — весело хмыкнул Сиэль, вспомнив пресловутый торт. — Похоже, ты действительно не использовал магию, чтобы приготовить его.       Сиэль, улыбаясь, практически ощутил сдерживаемый смех, как будто заклубившийся в груди Себастьяна, который даже не скрывал самодовольства.       — Как видишь, твои издевательства даром не прошли, — Себастьян погладил его по спине, а затем внезапно потянул Сиэля на пол, опуская его на бок и ложась рядом с ним, показательно положив руки на талию.       На этот манёвр Сиэль только усмехнулся, однако прижался чуть ближе, позволяя их лбам соприкоснуться.       Так они лежали ещё долго, купаясь во взаимной атмосфере неожиданно полного понимания и принятия, чувствуя на себе практические неощутимое прикосновение света небесных тел и видя, как от этого играют на телах другого тени, переплетаясь с едва освещёнными участками. Сиэль мягко коснулся носом носа Себастьяна, услышав в ответ лишь фырканье, после чего его вновь притянули как можно ближе, и Сиэль зарылся лицом в сгиб его шеи, удовлетворённо вздохнув.       — Ты ведь хочешь что-то спросить? — произнёс он глухо, чувствуя как объятия вокруг него стали самую чуточку крепче. Не то, чтобы он возражал против этого.       — Мои намерения настолько очевидны для тебя? — спросил Себастьян, скулой взъерошив волосы на его затылке.       — Сейчас — да, — правдиво ответил Сиэль.       — Я хотел спросить… — Себастьян неожиданно замолчал, словно собираясь со словами. — Сиэль ведь не твоё настоящее имя?       — Полагаю, это всё-таки всплыло бы когда-нибудь, — раздался задумчивый голос мальчишки, который даже толком не напрягся. — Пожалуй, этого следовало ожидать после нашего разговора об именах. Но да, ты прав. Как, кстати, ты об этом узнал?       — Просто я так и не нашёл «Сиэля Фантомхайва» в семейном архиве. Собственно, именно поэтому я сначала воспринял с подозрением названную тобой фамилию, однако кольцо достаточно точно указывало на принадлежность именно к этому роду. Я даже пытался найти твоё имя самостоятельно, но в итоге всем, что я обнаружил, была стопка бумаг с тщательно затёртой информацией, а ты неожиданно получил на руки справку о рождении и медицинскую историю.       — Дело предусмотрительности. На меня покушались после гибели семьи, как на единственного выжившего. Потому мы с тётушкой старались изо всех сил, — насмешливо заметил мальчишка, подняв голову и посмотрев ему прямо в глаза. — Кстати, не думай, что я прощу тебе такое самоуправство, — и он ущипнул Себастьяна за щёку, отпустив едва скривившегося Себастьяна мгновением позже.       — Почему именно «Сиэль»? — серьёзно спросил Себастьян, глядя ему прямо в глаза.       — А ты не догадываешься?       — Цвет глаз?       — Именно, — выражение лица Сиэля заметно смягчилось, и он слегка ностальгически улыбнулся. — Когда-то отец и мать называли меня Сиэлем, небом их жизни, затем эту привычку подхватили остальные. Слуги, дворецкий, Мидлфорды — все. И мне это имя нравилось гораздо больше, чем моё настоящее. Истинное… — уголок его губы слегка дрогнул, но всё же он продолжил. — Заставляло меня чувствовать себя некомфортно даже в знакомой среде. Со временем моё имя перестало упоминаться вовсе, но это всё же не избавляет меня от его существования. Официально я крещён под другим именем, но по всем новым документам являюсь Сиэлем Фантомхайвом.       — Некомфортно? — повторил Себастьян, нахмурившись.       — Наверное, ты поймешь. Имя порой таит в себе такое отражение себя самого, какое не хочется видеть и не хочется ассоциировать с собой в той или иной степени. И лгать самому себе и людям вокруг, что этих самых отражаемых качеств не существует, намного проще, чем смириться с ними.       — Но я ведь не человек, мне ты можешь довериться, — тихо проговорил Себастьян, нежно обхватывая лицо Сиэля и заставляя того посмотреть ему в глаза, увидеть его искренность.       — Позволь этому остаться моим секретом, — криво улыбнулся Сиэль. — Но секрет останется таковым до тех пор, пока в обмен на него мне не предоставят что-то равноценное.       Себастьян, увидев в лице своего мальчика знакомую решимость, задержал на нём пронзительный взгляд, а затем, кивнув, закрыв глаза, невесомо касаясь тонких губ Сиэля в поцелуе, скрепляющем ещё одну сделку между демоном и человеком, но на этот раз известную только им двоим.       — Спасибо тебе, — благодарно сказал Сиэль, тихо обводя пальцами контуры такого знакомого лица. — Лучший подарок из всех.       — Я рад, — только и сказал Себастьян, позволяя им провести ещё несколько спокойных часов перед нескончаемыми неделями бури.       После этого время полетело как бешеное. Они отметили День рождения Сиэля по-настоящему сказочно, и такой же сказочной была последовавшая за ним ночь, произошедшая прямо там, среди бесчисленного количества звёзд и планет. А затем всё просто пошло не по плану.       Сиэль должен был лечиться, отдыхая не только от изматывающих уроков и тренировок в колледже, но и заживлять раны, которые успел оставить ему не только Клод, но и Себастьян, сорвавшись пару раз. Постельный режим, рекомендованный мальчишке, они, разумеется, соблюдали, только не в тех традиционных форматах, которыми обычно напутствуют врачи.       Сначала они старались как можно реже выбираться из дома, потому Себастьян практически ежедневно выпекал для Сиэля пироги и сладости, а потом самостоятельно работал над тем, чтобы набранные им калории действенно сжигались. Затем у Сиэля началась паника от ежедневного нахождения в четырёх стенах, и места их времяпровождения расширились до оледеневшего сада, который, слава Богу, магический купол тоже покрывал, хоть и не полностью, из-за чего приходилось сохранять осторожность.       После шалости на чердаке Себастьян взял у Сиэля разрешения сделать ещё некоторые, чтобы скрасить их и без того не слишком пасмурные дни. Так появлялась поляна из подснежников, пруд и даже чёрные жеребцы, которых Себастьян сделал таковыми из двух залетевших на их границы воронов.       Несколько раз были и поползновения. Себастьян и Сиэль прекрасно понимали, чьих это было рук дело, однако пока у них находился медальон, они одерживали преимущество, имея большую часть камня, чем у врага. Это действительно утешало. Хотя Сиэль всё равно нервничал, когда посреди ночи в окне отражались короткие всполохи магии со стороны сада, а Себастьян тогда поднимался с его постели, подходя к окну и удерживая наготове меч. Впрочем, пытавшиеся пробиться к ним бесы достаточно скоро сдувались, и они с Сиэлем вновь засыпали в обнимку, стараясь не концентрироваться на окружающих их опасностях. Знакомые Сиэля к ним не приезжали, однако, как назло, когда тот попросил Себастьяна убрать препятствующий этому барьер, все их планы нарушило появление довольно неожиданной особы. Леди Элизабет.

***

      Сиэль нервно сглотнул слюну, поставив чашку на стол. Элизабет с завидным хладнокровием помешала чай миниатюрной серебряной ложкой, растворяя сахар. Молчание начинало сильно напрягать, а на фоне того, Себастьян ещё каких-то полчала назад чуть было не взял его, — особенно. Они переглянулись с ним синхронно, Себастьян в свою очередь слишком заметно помрачнел, и этого нельзя было не заметить. Исходившая от него ярость напоминала жар раскалённого угля, а глаза метали молнии, прожигая ровный стан Элизабет, затянутый в изысканное платье цвета Гейнсборо.       — Я не видел тебя на последнем матче, — прокашлявшись, Сиэль поспешил хоть немного разрядить обстановку, которая походила скорее на допрос в одной из грязных каморок местной полиции, нежели на вполне себе нормальный полуденный приём.       Почему-то именно эта фраза заставила Элизабет сильно скривиться. Однако она попыталась замаскировать данное выражение лица, отпив из своей чашки несколько глотков.       — Да, — край её губ дёрнулся в странной усмешке, — собственно говоря, это и есть причина, из-за которой я приехала с тобой поговорить.       Себастьян в этот момент вздрогнул, словно заподозрив что-то, и уставился на Элизабет тревожно-озлобленным взглядом. Дрожь его кулаков постепенно усиливалась. Сиэль заметил, что его лицо стало на несколько оттенков бледнее, однако стараясь прокрутить в памяти последовательность событий того вечера, которые за их безумных с Себастьяном полторы недели успели заметно выветриться, он не мог вспомнить ничего из того, что могло бы доставить его невесте неудобства.       — Я слушаю, — Сиэль нахмурился, чуть склоняя голову на бок.       — Ты спишь с мужчинами, Сиэль. Я знаю это.       Все мышцы словно сковало льдом. Сиэль тут же открыл рот, явно желая что-то ответить, но не мог выдавить из себя даже слова. Наблюдая за тем, как откровенно бледнеет его лицо, губы смыкаются в плотную линию, а руки чуть поджимаются к себе в инстинктивном жесте защититься, Элизабет лишь приподнимает брови, зная, насколько права и насколько жалко сейчас будет выглядеть любая попытка Сиэля отрицать данный факт.       — Будь умницей, Сиэль, и не пытайся лгать мне. Ты уже себя выдал.       Быстрый стремительно затухающий взгляд Сиэля переместился в сторону Себастьяна, однако никого там не было — стена замест него пустовала. От этого сердце едва ли не ухнуло вниз под аккомпанемент нарастающего в ушах гула крови, но неожиданно над ухом раздалось родное, громкое и прерывистое дыхание. Себастьян не мог не встать на его сторону, пусть и его глаза вот-вот должны были утратить свою человечность.       Понимая, что отрицать что-либо глупо, Сиэль иронически изогнул брови, делая новый глоток чая, и поднял на Элизабет взгляд.       — И не собираюсь. Только откуда тебе это известно?       Себастьян приподнял подбородок, хищным взором прослеживая за тем, как Элизабет усмехнулась в ответ Сиэлю, выуживая из своей сумочки небольшой конверт. Мальчишка отдалённо услышал, как начинает трещать спинка его кресла: Себастьян сжал её в руках слишком сильно, и его когти грозились выглянуть напоказ, затронув, возможно, не только обивку, но и шею нежеланной гостьи.       — Знаешь, Сиэль, — она не торопилась передавать ему конверт, слегка прикусив губы. — Я понятия не имею о том, что именно произошло с тобой за эти долгие три с половиной года, однако… — тут её глаза наполнила дымка крайнего омерзения и презрения, — такое нельзя оправдать. Это мерзость, стыд и клеймо позора не только на твой, но и на весь наш род, потому что мы связаны как кровными узами, так и узами помолвки.       Она медленно втянула носом воздух, едва сдерживаясь, чтобы её выражение лица не стало походить на плоть сморщенного червя. Сиэль продолжал смотреть на неё во все глаза, слыша, как рука Себастьяна скользит по спинке кресла ещё ближе и осторожно дотрагивается до шеи. Кажется, они оба были слегка напуганы, хотя с учётом их чрезмерной самоуверенности, — вопрос спорный.       — Я… — Элизабет на мгновение прикрыла глаза, судорожно и болезненно, а уголки её губ слегка дрожали. И, тем не менее, когда она заговорила снова, её голос был не громче шёпота. — Я видела тебя тогда. На балконе, перед финалом турнира. Ты целовался с мужчиной, со своим преподавателем.       Грудь Сиэля на это обвинение только слегка поднялась и опустилась, соответствуя сделанному глубокому вздоху. Себастьян, прекрасно чувствовавший его состояние даже кожей, осознал, что Сиэлю явно требовалось время, чтобы подобрать нужные слова.       — Что поделать, — легкомысленно заметил Сиэль, в то время как выражение, застывшее в его глазах, выражало практически всё, кроме безмятежности. — Я был пьян. Позволю признаться, что я не помню события того вечера в точности. Кто же станет обвинять людей за поступки, совершенные в алкогольном тумане? Ведь это всего лишь поцелуи.       Выражение лица Элизабет застыло неподвижной маской, словно опустев, омертвев. И больше не было ни неумело скрываемых дрожащих пальцев, ни боли и страданий в её идеальной позе. Себастьян, похоже, был единственным, кто видел в этом внешнем фасаде огромные трещины, постепенно скрывающиеся за сшиваемыми вместе кусками маски глупой аристократки. Не то, чтобы ему было хотя бы жаль девчонку, и все же убивать её он не хотел. Сейчас это будет слишком милосердный поступок.       — И ты не понимаешь последствий такого действия? — искусно выгнув брови, холодно спросила Элизабет, а её пустые глаза заметили, как Сиэль скрыл удивление от такого развития их беседы вместе с лёгким беспокойством.       — Объясни, будь так любезна, — устало ответил Сиэль, пусть и усталость эта всё больше походила на напускную, а сам он становился всё более и более эмоциональным. Сейчас, в этот самый момент, они поменялись ролями, став отражением поведений друг друга.       «Они бы стали неплохой парой, — подумал Себастьян, — однако лишь раньше. Он слишком сильно изменился».       — Достаточно пустить слух, что пёс Её Величества порочит свою репутацию мимолетными интрижками с лицами своего пола. И тогда даже разница в степени влияний наших семей не будет иметь значений, потому что слухам верят вне зависимости от того, с какой стороны они поступили. Это… — Элизабет на мгновение отвела взгляд, переставший быть стеклянным и пустым, а её откровенное отвращение, отображавшееся в складочке меж бровей, становилось всё более заметным. — Это содомия, Сиэль. Это самая настоящая мерзость. И она может уничтожить как Фантомхайвов, так и Мидлфордов.       — Но пока нет доказательств, слухи остаются слухами, — задумчиво отметил Сиэль, потирая висок и стараясь как можно аккуратнее смахнуть проступающий со лба пот.       — А как ты думаешь, что это? — она подняла толстый на вид конверт, на который Сиэль посмотрел со значительной тревогой: внутри него что-то с громким треском оборвалось, обрушившись на стеклянную поверхность реальности. Сиэль пожалел, что, возможно, это будет день, когда их отношения с Элизабет, ослабевшие за столько лет, но всё равно сохранившие силу, будут окончательно разорваны. В какой-то момент Лиззи, как он её мысленно до сих пор пытался называть, хоть и из-за произошедших в ней явственных изменений это было сложно, смогла сохранить эту связь, пусть и на слишком короткий промежуток времени.       Но сейчас, когда его ориентиры заметно сменили вектор, а в жизни появилось существо гораздо более значимое, Сиэль был готов её разорвать. Раз и навсегда.       — Ты ведь прекрасно знаешь, где мы стоим друг для друга, Элизабет, — веско заговорил он, стараясь скрыть и не дать ей ощутить даже долю того эмоционального хаоса, что она умудрилась привнести в его разум.       — Да я уже не понимаю, где мы друг для друга стоим, Сиэль! — резко вскрикнула Элизабет, подавляя еле сдерживаемые рыдания, от которых зеленые глаза, казалось, сияли ещё сильнее, чем раньше. — Я уже ничего не понимаю! Ты готов погубить себя, погубить своё будущее только ради… — она всхлипнула. — Ради чего? Мимолетной интрижки? Ты хоть понимаешь, чего мне стоило выследить каждого владельца копии этой фотографии? Ты ведь не сможешь отделать простым «в колледже есть мальчики, похожие на меня»! И мне пришлось… Унижаться, умолять, а всё ради чего?       Элизабет замолчала, больше не глядя на своего якобы жениха.       — Понимаю, что ты меня ни во что не ставишь, Фантомхайв, — отрезала она, не позволив Сиэлю сказать и слова в ответ. — Поэтому, — Элизабет вздохнула. — Я прошу тебя только об одном. Сдержи договор между нашими семьями. И тогда вот это, — она снова подняла конверт. — Никогда не увидит свет.       Сиэль вздохнул, оборачиваясь на Себастьяна, который тут же многозначительно кивнул ему, намекая, что с конвертом или без, их и сейчас мало что сможет рассекретить. А всё потому, что дьявольски прекрасный дворецкий не мог допустить осквернения имени не просто своего господина, а своего Сиэля, мальчика, который вызывал к себе нечто большее, чем приземлённое желание голода и души.       Прекрасно расценив намёк Себастьяна, Сиэль обернулся назад к Элизабет, которая нервно теребила складки платья, а в её зелёных глазах собралась явные капли влаги. Поджав губы, Сиэль выудил платок из внутреннего кармана жакета и поднялся со своего места. Элизабет тут же подняла на него удивлённый взгляд, в то время как Себастьян заметно напрягся, и было не понятно, от ревности или злости. Хотя, возможно, от всего сразу.       — Ты же понимаешь, что у меня достаточно связей, чтобы устранить эту проблему. И они слишком преданны моим деньгам, чтобы воспротивиться даже такому аспекту моей биографии, — он стал аккуратно вытирать слёзы с её лица, как делал это в прошлом, если в особо критических моментах Элизабет серьёзно выходила из себя. — Элизабет, ты же леди. Прими всё с достоинством, как и раньше. Возможно, данная ситуация даже к лучшему. Ты знаешь истинную причину отказа, который рано или поздно бы поступил с моей стороны, твоя самооценка нисколько не пострадает. Но знать об этом всем вовсе не нужно, да и не получится.       — Я уже не глупая девочка, Сиэль, — она мрачно отвела его руку от себя. Сиэль сразу же отступился от неё на шаг, в то время как в его лице под медленно сводившимися бровями начинало пробуждаться ответное выражение. — Я чётко знаю, что в нашем обществе считается нормой, а что нет. На правах невесты я могу требовать от тебя не просто замять конфликт, а устранить его причину. Ты просто… болен, Сиэль. Я знаю хорошего психотерапевта, он поможет.       Себастьян от такого заявления поражённо раскрыл рот, откровенно задыхаясь от столь вызывающего проявления дерзости и наглости. Сиэль поджал губы, опустив глаза. Да, ему было противно. Не в последнюю очередь и от себя, но он превосходно понимал, что просто не может иначе.       — Поможет? — иронически усмехнулся Сиэль. — Знаешь, что в таком случае считается «лекарством», Элизабет? А именно: частые походы в бордель, с предварительным употреблением внушительного количества алкоголя. Мало того, что я буду осквернён, так ещё помимо алкоголизма смогу запросто подхватить массу венерических заболеваний. Тебя подобное устроит?       — Тогда просто откажись от этого, Сиэль.       — Не могу.       — Тебе противны женщины? — лицо Элизабет выражало столько разных эмоций, что Сиэль на мгновение растерялся, не зная, какой реакции она ожидает от него получить.       — Мне нравятся они в плане эстетизма, но в сексуальном меня к ним совершенно не влечёт. Я всегда любил тебя как близкого друга и сестру, Элизабет, но не более того. Мне жаль.       Повторное молчание, во время которого Элизабет с мёртвым выражением лица и искусанными губами сидела, закрывая большим и указательным пальцами глаза, стало настолько мерзким, что Сиэль почувствовал слишком явный прилив тошноты. Хотя он толком ничего не ел до этого. Себастьян подошёл к нему на шаг, но Сиэль выставил руку в преграждающем жесте, намекая, что проявлять их чувства ни в коем случае нельзя в такой момент. А он как-нибудь сам справится.       — Я… — она осеклась, её подводил голос. — Я не хочу иметь мужа-содомита, Сиэль. А нашу свадьбу уже никак не отменить. Потребуются объяснения, и тогда что ты скажешь? Нет партии более подходящей, чем я. Или что, будешь искать другую, а потом бросишь её под таким же предлогом? Очнись, ты в западне со всех сторон, а из-за реальной причины тебя не только лишат титула, но и заключат в темницу, скорее всего, на пожизненный срок, потому что ты уважаемый человек, и критика к тебе повышенная. Такие промахи не допускаются, Сиэль, тебя не смогут не устранить, а врагов у тебя и так великое множество.       Сиэль к этому времени уже сидел в своём кресле, прикрывая рукой вид впивающихся в собственную нижнюю губу зубов. Себастьян только молчал, в открытую повернувшись спиной к Элизабет, потому что его выступившие от злости клыки и глаза, мерцающие настолько диким огнем, что в них смотреть было невозможно, слишком серьёзно грозились выдать его истинную сущность. В их сердце с Сиэлем разгорелся тревожный пожар, но оба уже не могли отступиться.       В секунды у них пронеслись перед глазами воспоминания волшебных двух недель, во время которых они, ни о чём не задумываясь, отдавались друг другу со всей своей пылкой эмоциональностью, со страстью, с нетерпением и жаждой, которые постоянно бушевали у них внутри.       Себастьян и Сиэль вспоминали, как каждый божий день им ничто не запрещало звать друг друга по имени, вне чина и положения. Вспоминали, как оба отчаянно сжимали друг друга, будь то секс в бесчисленных частях особняка, полёт над лесом, танго, вальс, детские салочки или верховая езда. Неужели им и правда запрещено всё это? Почему им, так отчаянно желающим быть друг с другом, нет места как в мире Себастьяна из-за угрозы страшной войны, так и в мире Сиэля, где не допускаются проявления подобной любви?       — Я же сказал, что у тебя всё ещё нет доказательств, Элизабет, — совершенно убитым голосом ответил Сиэль. — Я подкуплю всех слуг Её Величества, а, если придётся, каждого имеющего вес человека в этом протухшем городе! Фотографии и слухи в отношении меня не имеют силы, свадьба будет отменена по причине моей якобы невозможности к зачатию ребёнка, я подкуплю врачей.       — Тебе всё равно приходится проходить проверку, причём, у непредвзятого лица, потому что ты не какой-нибудь бизнесмен, а сам цепной пёс королевы. Её Величество самолично захочет убедиться в том, что её самая преданная фигура чиста и непорочна.       Сиэль ничего не ответил.       — Да и… — Элизабет заметно замедлилась и сделала несколько глубоких вдохов, прежде чем озвучить желаемое. — Я разбиралась в деталях этого грязного дела, Сиэль, у меня было много времени. Я знаю, что у тебя был секс. На одном из фотоснимков запечатлено, как профессор мастурбирует тебе в библиотеке, а позже, по удивительному стечению обстоятельств, в его кабинете были найдены остатки семени двух людей, и у меня нет сомнений, что при анализе одна из них будет именно твоя. Не мудрено, что он уволился и как сквозь землю провалился, сняв с себя все обвинения. А вот ты здесь. И, скорее всего, был в положении нижнего, хотя это чисто моя догадка. И всё снова упирается в обследование, но теперь ещё и ректальное. Отличия же, насколько мне известно, у таких, как ты, заметны сильно.       — Я тебя понял, — в голосе мальчишки помимо разбитости послышалась ещё и ощутимая хрипотца. Себастьян понимал, что от всех проблем может избавиться, стоило ему лишь обнажить руки из-под перчаток, но не мог сделать это без приказа Сиэля, а тот, по всей видимости, действительно почувствовал себя загнанным в тупик. — Ты хочешь свадьбы.       — Через месяц, это минимальный срок.       — Будет тебе свадьба. Это всё?       Слова, произнесённые так, словно Сиэль бросил Элизабет грязную тряпку в лицо, задели её. Она подняла голову и посмотрела на Себастьяна, чьё поведение всё это время казалось ей странным. Тот повернулся в её сторону слишком некстати. Почему-то именно сейчас, когда его лицо не было закрыто плотной завесой из волос, а губы сомкнулись в такое знакомое надменное выражение, что-то громко стукнуло в груди Элизабет и сжалось в жгучий комок неверия и боли. Перед глазами тут же всплыло лицо ректора Сапфирового дортуара, мужчины, который и был тем самым сопровождающим Сиэля как на веранде, так и в библиотеке колледжа.       Её кулаки сжались, и она подняла на Сиэля взгляд, полный ярости, ненависти, обиды и ревности.       — Нет. Хочу убедиться в том, что ты больше не подведёшь меня.       — И как же?       — Поцелуй меня, Сиэль. Здесь и сейчас.       Значение её слов они поняли не сразу. А затем застыли, словно громом поражённые. Сиэль, резко прикусивший губу, отчётливо услышал, как Себастьян позади него зашипел, очень стараясь сделать это как можно тише, а обивка кресла с обратной стороны с резким треском порвалась, явно оказавшейся повреждённой из-за его длинных когтей. Элизабет же смотрела на него во все глаза, а в её взгляде отчётливо мелькали яркие искры вызова, лёгкой насмешки и желания мести. Судя по всему, она явно кое-что поняла, но, прекрасно осознавая, что не имеет даже малейших доказательств в сторону своего предположения, терпела, как настоящая леди. Потому решила колоть не напрямик, а косвенно, однако одного лишь этого хватило, чтобы в секунды сбить их не просто с толку, а действительно уязвить. Тем не менее, Сиэль всё ещё надеялся, что этого можно было избежать.       — Поцеловать? Как именно?       — В губы, Сиэль. Прямо в губы.       Шипение стало в разы громче, и тут уже Элизабет не смогла сдержать слабой насмешки, нарисовавшейся в её слегка изогнутых устах.       — Себастьян, осторожнее… — очень тихо прошептал Сиэль, понимая, что тот услышит его. К своему же отвращению, он прекрасно понимал чувства Себастьяна и прекрасно помнил, что последовало за подобным в прошлый раз, потому очень не хотел это повторять. Правда, самым мерзким было осознавать, насколько сильно после такого надломятся их отношения, едва-едва начавшие приобретать отчётливую форму.       Закрыв глаза, чтобы не показывать Элизабет, как в его глазах зародились тени боли, горечи, обиды и отвращения, он медленно поднялся с кресла. И тут же услышал, как Себастьян очень тихо завыл, отвернувшись и, видимо, прикусив кожу на руке. От этого становилось ещё противнее, а Сиэль не хотел подвергать его таким мучениям. Просто не мог. Чёрт возьми, они с ним буквально два дня назад лежали под ясенем, на который Себастьян именно ради него применил магию и заставил расцвести вместе с поляной подснежников, распростёртой под их спинами. Лежали, держась за руки, и говорили о том, как нужны друг другу, как откровенно не желают ни с кем делить друг друга и как мечтают уйти вместе навсегда, прочь от всех, прочь от их обеих гнилых реальностей, в которых им совершенно нет места.       Теперь же отчётливо ясно, что даже сейчас они полностью друг другу не принадлежат, и Сиэль волей-неволей вынужден подчиняться, дабы избежать последствий, могущих создать им проблемы гораздо более значительные, чем сейчас.       — Себастьян… — обратился к нему Сиэль, и тот, тяжело дыша, понял, что в этот момент он обратился к нему по имени не во имя соблюдения субординации, а потому что просто хотел позвать его как можно нежнее и осторожнее. — Пожалуйста, принеси нам ещё чая. Элизабет наверняка не хватило. А мы… управимся быстро, ты даже пальцем не успеешь пошевелить.       «Обещаю», — мысленно добавил Сиэль, почему-то зная, что Себастьян уловит это недосказанное слово.       Себастьян, до тихого треска закусив губы и низко наклонив голову, на негнущихся ногах направился к выходу из кабинета.       — О нет, Себастьян, спасибо, но чая я совершенно не хочу, — вдруг остановила его Элизабет, смотря на Сиэля с ликующей уверенностью. — Останься, мы и правда управимся быстро. Ведь это всего лишь поцелуи.       Себастьян резко остановился, крепко сжимая кулаки, и вернулся обратно на своё прежнее место. Сиэль, видевший всё, что происходило с ним и слышавший, как тот от отвращения и обиды едва ли не начинал скулить как раненая собака, почувствовал в своём сердце настолько серьёзную тяжесть и вину, что даже дотронулся рукой до шеи, сдерживая очередной начинавшийся рвотный позыв.       — Сиэль, я жду.       — Да, конечно.       Отвращения Элизабет у него совершенно не вызывала. Всё бурлящие в его крови эмоции были целиком направлены на самого себя. Из-за боли, которую он причинял Себастьяну не только представлением, должным свершиться в следующий миг, но и фактом нависшей свадьбы, которую можно было решить лишь одним путём — ликвидацией самой невесты.       И именно этот путь Сиэль ни в коем случае не мог допустить. Элизабет, пусть и со своими минусами, до сих пор являлась тем единственным и последним, что удерживало его прошлое. Когда она была рядом, в этом было что-то правильное, но…       Это никогда не станет понятным Себастьяну. И вряд ли он сможет его за это простить.       А если и сможет, то Сиэль себя простить за это будет не в силах. За свою слабохарактерность, за боль, которую Себастьян был вынужден терпеть.       И когда Сиэль, закрыв глаза в желании скрыться от всего мира, соткавшегося в одном единственном существе, оледеневшей рукой потянулся к скулам Элизабет, та вдруг сама поцеловала его, специально разворачивая так, чтобы обзор на ситуацию у Себастьяна был как можно более чёткий.       Видимо, тихий надрывный стон ненависти и омерзения, который тот попросту не сумел сдержать, хоть и отвернулся, был для неё ожидаемым. Хотя, признаться, Элизабет сама ситуация не слишком-то и нравилась, пусть на данный момент это было самым удачным вариантом мести.       Она оторвалась от него со скрываемым под победной улыбкой сожалением, уже не желая упиваться теми чудовищными эмоциями, которые вызвала в них обоих, пусть природа такого влечения была ей искренне противна.       — Что ж, это всё. До встречи через месяц.       Дверь за ней закрылась в звенящей тишине.       Отшатнувшись обратно в кресло, Сиэль нервно поджал колени к животу в детском жесте и обхватил их руками, тут же уставляясь перед собой совершенно пустым взглядом. Стены кабинета, казалось, почернели и сморщились, словно высушенный лепесток лилии. Вся та злоба, ярость, гнев и боль, которые Себастьян всё это время в себе усиленно сдерживал, теперь не могли не вырваться наружу. Сиэль, понятия не имея, что предпринять, старался любыми способами замять ситуацию.       — Думаю, она… не приедет ещё месяц. Достаточно неплохой срок, ты так не считаешь? — его голос дрожал от паники, это было очевидно.       Себастьян молчал.       — Вполне неплохой, учитывая, что мы… Себастьян?!       Сиэль тут же осёкся, замечая, как длинные чёрные тени страшными клубками расползаются по ковру, обвивая подлокотники его кресла. Стоило Сиэлю повернуть голову в сторону Себастьяна, как тот тут же зажал его руками по бокам, заставляя вжаться в спинку кресла, а его лицо стать цветом белее самого белого снега.       — Как ты мог… допустить это? — Себастьян шипел, обнажив зубы, точно волк. Его тело, его движения, его взгляд — всё вот-вот готово было потерять то человеческое, что успело зародиться внутри него, и сейчас оно быстротечно шло в конфликт против мрака, пока ещё не искорененного, выползающего из Себастьяна в виде чёрных бесформенных сгустков.       Они цеплялись за Сиэля, в насмешке дотрагиваясь до его щёк и поглаживая острые скулы. А тот, точно жертва, пойманная в когти охотника, резко рванул впёред. Себастьян, не имея на лице даже усмешки, которая в минуты бешенства у него присутствовала всегда, тут же сжал его плечи. Видя эту пустоту в его лице, видя эту холодную ярость, Сиэлю стало страшно до пронзившей тело ледяной дрожи.       «Он… такой же?.. Такой же, как Клод?..»       — А как я мог воспротивиться? — Сиэль дышит громко и сбивчиво, смотря на Себастьяна во все глаза.       Кадык на шее Себастьяна дёргается от судорожного сглатывания, в то время как его дыхание похоже на клубы раскалённого ядовитого газа.       — Ты… должен был… должен был хоть что-то сделать! — Себастьян резко отшатывается от Сиэля, тут же опираясь об его письменный стол и хватаясь дрожащей рукой за голову.       — Я… не мог, Себастьян, — Сиэль отвечает ему по слогам, искренне боясь даже пошелохнуться.       — Нет, мог! Мог, мог!.. Мог… Дьявол! — одним движением Себастьян поднимает весь письменный стол, отчего все находившиеся на нём предметы и бумаги тотчас рассыпаются по полу, а после этого швыряет его в стену, заставляя разлететься в щепки.       Зажмурившись, Сиэль чувствует, как помимо страха в нём начинает зарождаться самый отчётливый гнев.       Он поднимается на ноги.       — Что за дерьмо ты тут устроил, Себастьян! — Сиэль подлетает к нему, вцепляясь в лацканы его фрака. Себастьян смотрит на него с мрачной, пугающей, злой пустотой, оступаясь. — Очнись, ведь не произошло ничего из того, что стоит настолько сильной злости!.. — Сиэль тут же отходит назад на шаг, видя, что Себастьян трясётся всем телом.       — Не стоит настолько сильной злости, говоришь?..       — Не стоит, совершенно не стоит. Ведь это всего лишь… поцелуй.       На губах Себастьяна проявилась первая усмешка. Однако она Сиэлю не понравилась настолько, что он побледнел ещё сильнее, ощущая, как все его внутренние чувства встают на дыбы и кричат ему о немыслимой опасности.       — Всего лишь? — тихо, словно недоумевая произнесённой фразе, сказал Себастьян, практически склоняя голову на плечо и смерив Сиэля таким уничижающим взглядом, что на какое-то мгновение мальчишка снова почувствовал себя заключённым темницы Клода Фаустуса. — Вы, смертные, такие жалкие. Воспринимаете всё вокруг с привычной для вас вечной непостоянностью. Вам плевать на долговременность, вы не хотите её, — Себастьян ещё ближе склонился к лицу Сиэля, зажимая его в своих руках. — Раз уж для тебя всё настолько просто… настолько малозначительно, то, может быть, тебе стоило трахнуть её прямо здесь, на моих глазах? Это же «всего лишь» секс, «всего лишь» потеря девственности, которой ты уже лишился, отдав её мне. Может быть, мне следовало оставить тебя у нашего общего знакомого? Не гнаться через всю страну. Не спасать тебя, оставив гнить ценой того, что мой собственный народ будет безопасности! Зачем я делаю всё это ради тебя, когда ты так это воспринимаешь?!       В следующую же секунду Себастьян слышит короткий отчётливый звон в ушах. И, застыв, ошарашено смотрит, как Сиэль громко ругается и сгибается пополам, сжимая зубы и прижимая к груди сильно покрасневший кулак, оставивший на его щеке яркий след от удара. Пока Сиэль, судорожно дыша и шипя от сильной боли, потому что явно не ожидал, что тело Себастьяна окажется настолько прочным для его физических атак, тот с помрачневшим лицом подходит к нему.       И тут же сильно хватает мальчишку за шею, заставив его оторваться от пола ногами на своей вытянутой руке. Они уже проходили это, однако сейчас Себастьян не ощущал гнева или ревности.       Было высшей степени омерзение, обида, боль и желание немедленно подчинить себе этого щенка.       — Как же жалко, — Себастьян холодно усмехается, видя, как в глазах Сиэля, совершенно не верящего в происходящее, собираются отчётливые капли влаги. — Ты действительно пытался напасть на меня? Впрочем, это прогресс. Хотя бы не пощёчина, хоть немного по-мужски. Правда, лишь для презренного человека.       — П-пусти… — раздаётся в ответ свистящее шипение, Сиэль зажмуривается. — П-пусти… меня… ты… ублюдок…       — Забавно. Это я тут ублюдок, учитывая, что во имя наших отношений, видимо, уже развалившихся с треском, один лишь я прикладываю усилия?       — Ты… к-как же… ты не понимаешь, что…       — Что тебе нравится трахаться со мной? Что я был твоим первым мужчиной? — Себастьян, игнорируя странную горечь и зуд в глазах, сжимает зубы и сдавливает руку сильнее, заставляя Сиэля лихорадочно затрепыхаться в его руках, словно пойманная на наживку рыбёшка. — Я всё понимаю, Сиэль. И прекрасно понимаю, как ты любишь лгать, ты всегда это делал. Каждую ночь, которую мы проводили с тобой, и речь сейчас далеко не только о сексе, ты шептал мне, как я нужен тебе, как ты зависишь от меня и как хочешь отдать мне всего себя. И я верил. Я верил каждому твоему слову, щенок. Верил, как жалкий человек. Верил, шепча тебе в ответ то же самое.       Сиэль слушал Себастьяна. Слушал, с абсолютным безразличием относясь к тому, что комната уже расплывалась перед глазами, а его тело, особенно конечности, дёргались в судорогах, танцуя тот самый предфинальный Смерти вальс. Его волновало лишь состояние Себастьяна, и чем больше разочарования мальчишка слышал в его голосе, тем сильнее начинал ненавидеть себя. Лицо Себастьяна, который потерял себя во всей необузданной вакханалии разочарования и презрения, отображало то, чему Сиэль не мог найти объяснения. Именно это отличало его от Клода, далёкого к любым проявлениям чувств.       Себастьяну было искренне больно. Поведение Сиэля действительно его задело, а слова потрясли до глубины души, давно расколотой на множество почёрневших осколков. Нечто у нижних век его глаз поблёскивало и искрилось, хотя Сиэль с мысленной самоиронией посчитал это обманом помутневшего от нехватки кислорода зрения.       Было и то, что Сиэля в себе катастрофически поражало. Даже сейчас, когда жизнь едва-едва покинула тело, он переживал не за себя, а за него.       За Себастьяна, действительно считающего все его признания ложью и не желающего дать ему хотя бы единственный шанс доказать обратное.       За Себастьяна, который пришёл за ним и спас, даже ценой уважения коллег и гарантии безопасности своего настоящего дома.       За Себастьяна, который признался ему во взаимности их чувств, пусть и не знал каких именно, ощущая творившуюся между ними химию исключительно на подсознании.       И Сиэль, из последних сил оценивая собственные чувства, наконец-таки понял.       Что любит его.       — Ты заплатишь за свою ложь, мерзкое отродье.       Сиэль громко кашляет, чувствуя долгожданную свободу для едва ли не взорвавшихся лёгких. И задним числом понимает, что под коленями не твёрдый пол, а покрывало его собственной кровати. Это заставляет обернуться, но его голову жёстким толчком вдавливают в матрац.       — Я докажу тебе, кому ты принадлежишь, — помимо обезумевшего, грубого голоса позади спины, слышится звон пряжки ремня и шорох расстегнувшейся ширинки.       — Нет, только не так, Себастьян, только не так! — Сиэль тут же переворачивается и отскакивает от Себастьяна на дальний угол кровати, затравленно смотря на него.       На лице Себастьяна не шевелится ни один мускул.       — Не веришь, что я могу быть грубым с тобой в постели? — Себастьян медленно обходит кровать, постепенно приближаясь к Сиэлю. Тот, уставившись перед собой пустым взглядом, наконец-таки осознал, что именно Себастьян хотел с ним сделать.       На его губах возникает слабая дикая усмешка.       — Не верю.       — Жаль.       Себастьян резко хватает Сиэля за руку, заставив того взвизгнуть и испуганно задрыгать ногами. Мальчишка не верит до последнего. Не верит, даже когда Себастьян полностью снимает свои брюки до колен, и Сиэль с ещё пущим ужасом понимает, что его член практически сухой и не вставший толком. Себастьян хотел взять его вовсе не из возбуждения, а из чистого принципа. Сейчас его практически не волновало, что Сиэль чувствует по отношению к нему и какую раздирающую в сердце боль испытывает. Сиэль едва признался самому себе, что любит Себастьяна.       И Себастьян всерьёз вознамерился его изнасиловать.       А что приказы? Они уже давно не имеют силы.       Себастьян грубо хватает Сиэля за бёдра, предварительно разорвав всю верхнюю одежду на нём. Тот уставился перед собой опустошённым взглядом, прикусив губы вместе с сумасшедшей, горькой улыбкой. Его тело дрожит, но от ужаса. Он никак не может заставить себя расслабиться, хотя превосходно понимает, что в данный момент это необходимо, чтобы ситуация была не вконец омерзительной.       Руки, обычно такие ласковые, которые так нежно гладили его щёки вечерами, с треском стаскивают с него брюки. Глаза Сиэля влажнеют от обиды и несоизмеримой боли. Воспоминания вызывают в сердце вовсе не ласковую дрожь, а ноющую истерическую судорогу. Даже тот Себастьян, заставлявший его работать от утра до поздней ночи, до лихорадки, до обморока, не был так ужасен.       — Ха… — Сиэль сглатывает слюну, слыша неровное дыхание Себастьяна и осознавая себя полностью обнажённым. Он готовится к невыносимому вторжению в своё тело, но Себастьян, видимо, не может не поиздеваться над ним. — А теперь встань на колени и согни руки в локтях.       Сиэль не двигается.       — Подчиняйся, щенок! — Себастьян резко хватает его за волосы, отчего Сиэль жмурится, чувствуя просачивающиеся через ресницы слёзы, и, всхлипывая, делает так, как приказано. — Умница. А теперь раздвинь свои ягодицы для меня.       Тугой ком отвращения застывает в горле, всё происходящее кажется Сиэлю слишком унизительным и мерзким. Ему неудобно, он неуклюже облокачивается лицом о постель, трясущимися пальцами слабо дотрагиваясь до своих бёдер. Несколько раз он чуть не валится на бок, но под пристальным взглядом Себастьяна, угрожающе обнажившего когти из-под перчат, у него получается.       — Готовься к тому, что я заставлю тебя визжать, как резанную свинью.       Он вонзается в него быстро, стремясь причинить как можно больше ранений нежной коже его сжатого прохода. Немой крик застывает в горле Сиэля, пока зрачки его глаз сужаются до невероятно малых размеров. Себастьян не даёт ему промедления, вцепляясь в его ягодицы руками, не скрывающих когтей. Двигается с такой скоростью и силой, что кровать импульсивно его действиям громко ударяется о стену четырежды в секунду.       Сиэль кричит не сразу, находясь поначалу в шоковом состоянии. Но когда его чувства ориентируются в пространстве, и он отчётливо ощущает помимо горячих слёз на своих бледных щеках ещё и дикие разрывающие движения позади, то, как и предсказывал Себастьян, орёт, что есть мочи. Орёт так, что от этого оглушительного зова мольбы о пощаде, замирает буквально всё.       В том числе и Себастьян.       Который, казалось бы, на мгновение пришёл в себя, потеряв яростный блеск в собственных глазах.       Сиэль понимает это, даже находясь к нему спиной. Все его инстинкты обостряются, он слышит и чувствует, как Себастьян ослабляет хватку, медленно, но верно превращающую его бёдра в кровавое месиво. Ему обидно до дрожи, ему противно с самого себя. Противно, что он уже никак не может возненавидеть его, что бы тот с ним ни делал. Сердце словно покрылось горячим расплавом золота, излучающего лишь свет и неумолимую дрожь в конечностях.       — Себас… тьян!.. Умоляю!.. Прекра… ти!.. — Сиэль, крича практически без остановки, сильно жмурится и прикусывает губы с ещё большей силой.       Он рыдает в открытую, пока Себастьян почему-то двигается чуть медленнее, глухо смотря на его белую, лихорадочно трясущуюся и покрытую потом спину.       Ну же, Андрас, он заслужил этого. Он отвернулся от тебя, отвернулся от нас, он получает по заслугам.       «Но… он же… — Себастьян, бледный настолько, что на впадинах его щёк начала проявляться даже синева, с шоком смотрит на тот кошмар, который он Сиэлю устроил. На то, как его разодранное на входе отверстие от проступившей крови пачкает член. На то, как впившиеся в его тело когти вошли так глубоко, что, аккуратно достав один из них, Себастьян заприметил под ними несколько заметных комочков мяса. — Нет… нет… так неправильно…»       Смеешь сомневаться даже после того, как он подпустил к себе её? Предал нас, подчинился обстоятельствам? Ты не можешь остановиться сейчас!       Следующий толчок был совершён против воли Себастьяна. Сиэль, плачущий и комкающий простынь тонкими бледными пальцами, только начал верить, что Себастьян остановился потому, что начал жалеть о своём поступке. Противоречащее мыслям жестокое движение вынудило его заорать ещё жалобнее и тошнотворнее, а следующая порция толчков вытянуть вперёд одну из рук, надеясь нашарить под подушкой револьвер.       Себастьян замечает его действия, и, как только Сиэль умудряется сжать желаемое в ладони, отбрасывает подушку и заводит руку с револьвером ему за спину. Слышит, как Сиэль рыдает ещё сильнее, потеряв последний шанс на спасение, и теперь пытается дрыгаться, в надежде хоть как-то сбросить это чудовище с себя.       — За… чем?!.. Зачем?!.. — его голос не знает покоя, от текущих слёз сильно повлажнело в носу, отчего из него на подушку натурально текут сопли. Себастьян заламывает его руки за спину, не позволяя даже утереть их, а свободной рукой приставляет оружие к плечу Сиэля. У того всё молниеносно холодеет и сжимается внутри.       — Демоны не знают пощады. Попробуешь снова выкинуть нечто подобное, и я начиню тебя ещё и пулей, — Себастьян продолжает толкаться в него, ощущая, как внутри прохода Сиэля становится всё более склизко. — Ах, это снова кровь. А показалось, что дерьмо.       Ощущения сконцентрировались лишь на нижней части тела. И они настолько невыносимы, что Сиэль даже не заметил, как прикусил себе язык. Он плакал, отчаянно и горько, звал Себастьяна, просил, умолял его остановиться, но тот не прекращал. Лицо Сиэля с каждой секундой становилось все более бледным и более безликим, хотя голос, почти с таким же успехом раздиравший глотку, остановить было невозможно. Движения Себастьяна всё больше набирали обороты. Однако ярость совершенно не отображалась в его глазах, которые были и вовсе направлены в стену напротив. Потому что он не мог приглушить к себе дикое чувство стыда, презрения, ненависти и отвращения.       — Кровь отличный соус, но омерзительная смазка, знаешь это? — Себастьян зажмурился, как только до его ушей-таки донеслись эти безумные, отчаянные вопли. — Радуйся, что я не разорвал тебе прямую кишку, иначе ты бы подыхал в луже своей же крови и испражнений. Я демон, тебе не следовало об этом забывать.       — Я… всё равно… всё равно… — голос Сиэля сорвался и охрип. Он то и дело захлёбывался собственными слюной и соплями, что сильно затрудняло его речь. — Не верю… что ты такой… не верю…       Себастьян онемел, чувствуя, как от этих слов вся его сущность уходит куда-то в пятки. Сиэль, который доверял ему всё это время, который любил так нежно целовать его закрытые веки во время дремоты и которого он сейчас с такой зверской жестокостью насилует…       Всё ещё не считал его монстром.       Боже.       — Сиэль, ты… — Себастьян отчётливо чувствует, как что-то внутри него с громким треском надломилось, а руки, сжимающие бледные бёдра до громадных, начинающих проявляться, ярко-фиолетовых следов, ослабляют хватку.       «Я больше не могу так».       Ты сам сделал свой выбор.       В следующее мгновение Себастьян ощущает отчётливый удар в районе солнечного сплетения, но картина перед глазами не меняется — истерзанный Сиэль всё так же, поскуливая, лежит под ним с разведёнными ногами. Секундное непонимание вдруг превращается в искреннюю панику, он совершенно не чувствует тела. И только затем осознаёт самоё страшное.       Его истинная форма сумела взять над ним верх.       — …ничтожный, мерзкий выродок, — с невыносимым оскалом произносит Андрас, резко заламывая руки Сиэля за спину и, чуть отклонившись назад, тянет его на себя.       Сиэль охрип, но боль была такой силы, что из его горла раздался мерзкий шипящий свист. Позвоночник и локтевые суставы издали тихий хруст, как только Андрас потянул его на себя со всем рвением, ничуть не жалея. От разрыва кишки спасала лишь относительная сдержанность монстра и ранняя многодневная практика. Дальнейшее было похоже на кромешный душераздирающий ад.       Ритмичные шлепки сильных бёдер стучали об истерзанные покрасневшие ягодицы, с которых стекал дурно пахнущий холодный пот. Запёкшаяся кровь смешивалась с вытекающей из разодранного сфинктера свежей, и это кружило монстру голову. Сиэль визжал, как резанный, уже абсолютно не понимая, где находится и что делает. От боли перед глазами всё плыло. Пока тело разрывалось от такой нечеловеческой жестокости, сердце билось в груди сумасшедшими порывами.       Сиэль пытался заставить себя снова возненавидеть Себастьяна. Искренне пытался, ибо за то, что с ним делал сейчас этот ублюдок, нельзя было прощать. Если бы он только сумел сделать это, если бы только заставил себя взять свои чувства по отношению к нему под контроль, то нашёл бы силы ответить ему. Нашёл бы, даже если это бы стоило ему жизни.       Но не находил. Бросающее в жар и холод, ослепляющее искрами и создававшее иллюзию, словно сама ртуть течёт по венам, глубокое чувство где-то внутри, не позволяло сделать этого. Оно было настолько сильным, что перекрывало всё отрицательное по отношению к Себастьяну. Из-за него Сиэль готов был пойти за Себастьяном на край света. Готов был слепо отдать самого себя Себастьяну на корм.       Из-за него же сейчас всё и терпит. До невыносимости презирая себя и с трудом веря даже в возможность существования настолько сильных отношений.       — Ты ведь ненавидишь меня, да? — безумно рычал Андрас, крепко стискивая в одной руке запястья Сиэля, отчего кожа его кистей из-за медленного притока крови стремительно светлела, пока вторая удерживала ритмично вздувавшийся живот. — Ну же, маленький… — рука с живота переместилась на плечо, насаживая рыдающего Сиэля на член в ещё более жестоком и сильном темпе. — Признайся, признайся же, как ненавидишь меня! Признайся о том, как мечтаешь уничтожить меня!..       — Не-е-е-т!.. — Сиэль рыдал, но не мог говорить неправду. — Не нена… не ненавижу!       — Лжёшь! — Андрас едва ли не завывает от ярости и, не прерывая движений, разъединяет хватку и запихивает Сиэлю по два средних и указательных пальца в рот, сильно оттягивая его щёки. — Говори правду, выродок! Говори, что ненавидишь меня!       — Не ненавижу тебя… — упорно отвечает Сиэль, хотя слова из-за растянутых по сторонам щёк звучали унизительно визгливо, приглушённо и грубо. Тела своего он уже практически не чувствовал. От боли внизу всё просто онемело, а из-за скопившейся в ноздрях и рте слизи было почти невозможно дышать. — Не ненавижу…       От такой немыслимой стойкости Андрасу хотелось рвать и метать. Стук кровати о стену в разы ускорился, пока его пальцы оттянули Сиэля за щёки настолько, что у того чуть не повылезали глаза.       — Я хочу, чтобы ты плакал, животное. Я хочу, чтобы ты меня ненавидел.       Крики превращались в визжания, визжания в жалобный плач, плач в горький измученный шёпот.       А Себастьян, запертый внутри собственного тела, на всё это был вынужден смотреть.       Он ещё никогда не испытывал такое сокрушительное отвращение, ненависть, боль и презрение. Ещё никогда не задумывался о проявляемых собой эмоциях в настолько глубоком масштабе. Он был одним из тех, кто безо всякой жалости, порой по простой прихоти, дырявил головы как виновных, так и невиновных длинным ржавым гвоздём, и далеко не всегда ими являлись демоны. Он многократно был руководителем одних из самых жесточайших пыток, если, скажем, Аластор временно отходил от дел. Он насиловал многих своих слуг, в том числе и Раума, во время процесса медленно отпиливая их конечности, а порой применяя и запрещённые зелья, позволяя им ощущать боль в гораздо более высоких масштабах, чем следует.       Он был кровожаден и безжалостен. Он гордился этими качествами.       Но…       Впервые он готов был себя за эти же качества люто ненавидеть.       Сиэль, его мальчик, его отзывчивый храбрый мальчик, ему не раз приходилось страдать из-за него. Который так клялся ему каждый день до этого самого проклятого дня в том, что жить без него не хочет и что жизни без него уже не представляет, какой бы мрачной в итоге она для него ни была.       Который всего лишь один раз ошибся.       И который теперь жесточайшим образом за это платил.       По его же вине.       «Прекрати. Это же…»       Жестоко, Андрас. Верно. Так, как и должно быть. Тебе не следовало забывать своё имя. Наше с тобой имя.       Глаза Сиэля были практически полностью пустыми, в то время как тот, кого и следует звать настоящим Андрасом, навалился на него сверху, продолжая пропихивать в его подрагивающее тело свой скрюченный, измазанный кровью орган. Сиэль практически не держался ослабевшими пальцами за постель, его голова некрасиво елозила по простыни, отчего волосы, намокающие от выделений изо рта и носа, сильно спутывались и превращались в уродливый заплёванный комок.       И Себастьян, всматривающийся в его лицо через призму восприятия Андраса, который почти полностью забылся в этом мерзком вихре жестокости и жажды, с неверием прочитал по его обкусанным, обсохшим и бледным губам два слова.       «Не. Ненавижу».       На губах демона возникает перекошенная горькая улыбка. Андрас напрягается, тряся головой, однако внезапно чувствует, как нечто как будто подавляет его силу, заставляя провалиться куда-то назад.       И Себастьян, вновь вернувшийся на своё законное положение, не собирался на этом останавливаться.       Шумно дыша и лихорадочно дрожа, Себастьян осторожно вынимает из тела Сиэля окровавленный член, с ноющей болью понимая, что тот не в силах даже пошелохнуться. Не чувствует стёкшую по его подбородку струйку крови из прокушенной губы, смешавшуюся со встретившимися ей на пути несколькими каплями холодного пота. Он неловко встал на пол и пошатнулся, едва сумев удержаться на ногах. А затем подошёл к двери и практически вылетел в коридор, не в силах даже на мгновение обернуться и посмотреть на Сиэля.       Он был даже не уверен, в сознании ли Сиэль. Закрыл ли он глаза, пытаясь скрыться от боли? Свернулся ли в клубок, стараясь унять её? Себастьян уже ничего не знает, лишь старается спрятаться от самого себя в тени коридоров, практически на автомате стирая следы своего присутствия за собой.       Он не чувствует ничего.       Странная пустота, пришедшая на смену всем этим ярким, жесточайшим эмоциям, не даёт ему ничего понять или осознать. Даже мысли не задерживаются долго — их словно сметает ветром, не оставляя даже жалких ошмётков. Привычный шум, наполняющий поместье днями и ночами, ушёл на второй план, поглощаемый тишиной.       И Себастьян шёл, шатаясь и смеясь, но не ощущая веселья. Лишь рваные раны, заставляющие его идти вперёд и сворачивать в нужных местах непонятно зачем, всё сильнее расходились с каждой проходящей секундой невыносимой вечности сожаления. Наконец, Себастьян слабо поднял голову, видя перед собой дверь, ведущую в кухню, и неуверенно открыл её, входя в погруженное в сумрак помещение.       Он, цепляясь за столешницы и тумбочки, побрёл к шкафу, стоящему практически в противоположном углу, и открыл дверцы, натыкаясь взглядом на белый ящик, чем-то напоминающим чемодан. Себастьян вытянул его, аккуратно поставив на стол рядом. Но он даже не помнил, как его открывать. Ведь ему не было нужды им пользоваться. Ни разу.       Наконец, найдя замок, Себастьян открыл его, опустошённым взглядом оглядывая содержимое и лишь ненадолго останавливаясь на кричащих надписях и эмблемах, не видя перед собой ничего конкретного. Увидев практически непрозрачный пузырёк с плотной пробочной крышкой, он дрожащей рукой взял его, огладив стеклянные стенки.       «Заживляющая мазь, — гласили резкие и острые буквы готического шрифта. — Мазь наружного применения. Применять при царапинах, трещинах, шелушениях кожи», — гласила надпись чуть ниже.       Себастьян медленно осел на колени, крепко зажимая её в своей руке и слыша оглушительный треск окружающего его кокона опустошенности и усталости, наполняющую каждую проклятую частичку его тела невыносимой болью и страхом. В голове, разбивая вдребезги его прежние безумие и бессмысленную ярость, билось осознание. Всем, что он видел пред собой, было лишь тело Сиэля на дорогих простынях, покрытое быстро темнеющими отметинами, оставленными его жестокостью. Каплями крови, стекающими по ногам и окрашивающими ткань под мальчиком во впервые омерзительный ему красный цвет. Свидетели и его немые обвинители, молчащие о совершенном преступлении точно так же, как сухие, потрескавшиеся губы смолчали слова ненависти, ещё сильнее раня и травмируя потерявшего разум.       И он тоже хранил безмолвие, кусая кровоточащие губы и раскрывая ещё сильнее толком не закрывшиеся раны, но не давая вырваться из горла агонизирующему крику, практически рвущем на части его голосовые связки, пытаясь вырваться наружу. Рана в его груди, не видимая ни человеческому, ни демоническому глазу, постепенно расширяла свои отвратительные отростки, обвивая плотным кольцом шею и руку, ту самую, на которой стояла печать попранной верности.       Но печать не пыталась уничтожить его, не пыталась сжечь в огне за неповиновение.       Потому что никакого приказа не было.       Одно это понимание сводило Себастьяна с ума. Почему Сиэль терпел? Почему даже не попытался? Скажет он слово, и этого будет достаточно, чтобы неповиновение имело хотя бы последствия. Зачем он говорил все эти неправильные, не имеющие смысла вещи, будто стремясь его успокоить? И какие действия он предпримет теперь, когда его демон действительно последовал зову своей сущности, отобрав и осквернив то, что был обязан сохранить и лелеять?       Себастьян зажал свободной рукой рот, чувствуя, что, чтобы сдержать крик, одного барьера из зубов и сжатых губ попросту не хватает.       Глаза словно резало: он почти всем телом ощущал резкий зуд, заставляющий его сомкнуть веки.       Ничтожество.       Он засмеялся, глухо и надломлено, опуская голову и почти прижимая её к своей болезненно бледной груди, плотно сжимая пузырёк заживляющей мази в руках, и лишь самыми отдалёнными участками своего сознания — теми, которые ещё не были поглощены тьмой отчаяния и ненависти к себе, — позволял надеяться, что хоть что-то ещё можно исправить.       Зная, что исправлять больше нечего.       Оглушенный собственными мыслями и эмоциями, Себастьян поднялся на ноги, только отдаленно понимая, как сильно они дрожат, и побрёл в сторону выхода, уже не цепляясь за мебель, но прижимая склянку к груди. Аккуратно, стараясь не разбить её в слишком крепкой хватке, но удерживаясь за неё, как за последнюю ниточку, ведущую из той беспросветной тьмы, куда он сам себя загнал.       Всё вокруг покрывала плотная пелена сумрака, скрывающая за собой абсолютно всё, кроме одной-единственной дороги к другой двери. А когда подошёл, чувствуя себя всё так же потеряно, как и раньше, то просто прижался лбом к стене рядом, давая себе краткие моменты, чтобы хоть немного собраться с теми разрозненными ошмётками мыслей.       Себастьян, вздохнув, открыл дверь и, не позволяя себе ещё хотя бы мгновения бегства, взглянул на Сиэля и застыл на месте, почти ломая в руке ручку двери.       Сиэль так и не изменил своего положения, лишь слегка повернув голову на бок лицом к выходу, позволяя замершему Себастьяну увидеть почти высохшие дорожки слёз на его слегка припухшем лице, частично стёртые. И тело было почти таким же, как его представлял себе Себастьян в своём одиноком безумии: тёмные синяки на бедрах, на запястьях — они были везде, куда жалким получасом назад тянулись его руки, стремящиеся сломать это тело, эту личность и погрести под их обломками свою собственную душу, закрыв её там. Кровь…       Он отшатнулся, закрывая глаза и дрожа, и теряясь, и мотая головой из в стороны в сторону; всё, чтобы отогнать эти видения застывших тёмным багрянцем на бёдрах его следов. На какое-то жалкое мгновение ему показалось, что именно это тёмное пятно на простыни стало последней каплей, заставившей его вновь опуститься на колени, прижавшись спиной к стене около комода и стараясь удержать нелепую дрожь в его сознании и в конечностях. Всё вокруг потемнело и с грохотом трескалось, разрушая всё, абсолютно всё, до основания, не оставляя и его. Всё, на чем держалась вся его личность, падало.       Тишина разрывалась от криков.       Пустота была переполнена эмоциями.       Мрак поглотил весь свет.       Себастьян ещё какое-то время сидел так, неподвижно смотря на белеющее на поверхности кровати тело и практически не веря ни глазам, ни ушам. Он просто не мог найти в себе сил подняться, ещё хоть раз коснуться того, кого осквернил настолько подлым способом. Чьё доверие разорвал своими же руками. Теми руками, которые должны были вылечить и облегчить его боль.       И он не смел.       Но, в конце концов, Себастьян всё же подошёл к кровати, не помня ни того, как он встал, ни того, как он шёл. Лишь неловко согнутое на постели тело имело значение. Лишь тот, кто, как он надеялся, сейчас спал, не чувствуя причинённой боли. Он аккуратно сел, стараясь не задевать лежащего, и протянул руки, осторожно отводя одну из ягодиц и слегка раскрывая сфинктер, чтобы осмотреть повреждения.       Кусая губу до крови, когда увидел всё ещё немного кровоточащие раны.       Моргнув, он с удивлением увидел в своей руке мокрое полотенце, которым, он, судя по всему, обтирал Сиэля, бережно стирая с его тела следы своей жестокости, и криво улыбнулся, понимая, что, видимо, даже для его психики последние события оказались слишком сильными.       Достаточно для того, чтобы он начал терять себя самого.       Себастьян сглотнул, тихо, почти неслышно смеясь, чувствуя беспрестанно накатывающие эмоции, почти хоронившие его под собой.       Как-то совсем незаметно проскользнула мысль, что всё его состояние никогда не было свойственно демонам. И пропала, когда он аккуратно открыл мазь, слегка растирая её в пальцах и медля. Чёрт. Себастьян никогда не хотел, чтобы всё сложилось именно так.       Вздрогнув, он всё же приступил к обработке трещин, аккуратно стирая кровь и как можно более старательно дезинфицируя кожу. Магией Себастьян попытался вернуть ему жизненные силы. Это должно было очень сильно помочь, восстановив массу внутренних повреждений, как при ранении в океане, но в таком нестабильном состоянии, как сейчас, Себастьян не был уверен, что справился на все сто процентов.       От каждого прикосновения к теплой коже под ним, Себастьян дрожал, чувствуя практически непреодолимый ужас из-за возможного пробуждения Сиэля. Но мальчишка не просыпался, лишь недовольно хмурился, когда он бережно смазывал нанесённые им же ранения принесённой мазью, делая это как можно более быстро. Убрал он руку сразу же, как закончил.       Но теперь, когда цель, заставлявшая его двигаться, была достигнута, он уже ничего не мог с собой поделать, опустившись подле кровати и приготовившись к тому, что его пугало больше всего в данный момент — к ожиданию.       Он сожалел. И сгорал.       Но не чувствовал этого.