Между нами

Между нами — Признание, которое сжигает нас внутри, Стоит только соприкоснуться, ревность К нашим малейшим секундам без нас.

«Все в порядке», - отвечал он коллегам на их частые вопросы и обеспокоенные взгляды о его состоянии и улыбался. Чарльз говорил это всем, кто осмеливался спросить подобное. Даже если все было далеко не так. Он сознательно лгал, чтобы оградить их от своих переживаний. Особенно Рейвен, которую он до сих пор считал своей сестрой, хотя они никогда не были родственниками и уже давно выросли, чтобы продолжать притворяться. Она все эти годы была его семьей и не важно есть ли у них общий генетический код или нет. Семья для Чарльза это нечто большее, чем просто кровное родство. Это единение душ, общие цели, гарантия поддержки и доверие. Уверенность в том, что к этим определенным людям ты можешь всегда обратиться за помощью, советом и знать, что они никуда не денутся и не предадут. Рейвен видела, что его что-то гложет изнутри, но ничего не могла сделать. Ксавье закрылся и отказывался впускать ее в свою душу и не позволял разбираться с возникшими трудностями. Это было только его дело. Днем он старался вести себя как обычно, но как только приходил в свою комнату после работы… Чарльз запирал дверь и, забравшись на кровать, укрывался одеялом с головой. Он должен был быть сильным для всех. Но когда никто не видит, тогда можно не сдерживать все то, что так отчаянно рвется наружу. Ему было больно. И не понятно, что больше – физическая или душевная боль. Казалось, эти два понятия стали для него неразделимы, но и добивали гораздо сильнее. Держа в руках старую фотографию, Чарльз улыбается. Так широко, насколько это вообще возможно, но тут же понимает, что по щекам начинают катиться слезы. Крупные капли останавливаются на подбородке, но потом падают на стекло, закрывающее фотографию, оставляя после себя на коже влажные дорожки. Они с Эриком там еще такие молодые, улыбаются и обнимают друг друга за плечи. Чарльзу кажется, что с тех пор прошло больше, чем десять лет. Кажется, что минула целая вечность, если не больше. Но ведь никто пока не придумал обозначения такому отрезку времени. Прошел год с отъезда Эрика. И этот год показался Ксавье целой жизнью, которая тянется бесконечно долго и этому времени наплевать, что он тут ждет. И Эрику, наверное, уже тоже наплевать. Со всей силы и с отчаянным криком он буквально швыряет на пол эту самую фотографию. И стекло разбивается на мелкие осколки, некоторые из них разлетаются и оказываются на ковре, вне рамки. Чарльз садится рядом с покалеченной ценностью и начинает собирать куски тонкого стекла, но неосторожно задевает край одного и на пальце тут же выступают капли крови. От слез он чувствует тяжесть в груди, словно сердце кто-то сдавил прочными тисками и не желает отпускать. Становится трудно дышать, он хватает воздух ртом, но этого все равно мало. Боль застревает на уровне висков, пульсируя и не давая возможности соображать трезво. Он задыхался, хотя для этого не было определенных причин, но воздух просто отказывался поступать в организм. Будто чьи-то невидимые цепкие пальцы душат его, стараясь забрать и без того краткие мгновения счастья, которые у него остались. А остались ли? Все чувства смешались и Чарльз не мог понять, что происходит вокруг. Голова готова была разорваться от гула голосов, кричащих каждый на свой лад. Комната вдруг поплыла перед глазами и ему показалось, что сердце сейчас просто вырвется из груди и замрет прямо тут, на осколках от рамки с фотографией. Что чувствуют те, кто находится в предсмертной агонии? Наверное, примерно то же, что в данный момент испытывал Ксавье. Он царапал грудь сквозь рубашку,желая вытащить или достать оттуда то, что доставляло так много мучений и боли. Окровавленные пальцы оставляли следы на белой рубашке, представляя общую картину в еще более безумном свете. Воздух закончился как-то слишком внезапно, в глазах потемнело, а по всему телу словно прошел электрический разряд. Чарльз отключился, а через несколько минут в комнату ворвалась Рейвен и тут же вызвала скорую, ужасаясь от всего увиденного. Свинцовая тяжесть сковала все тело и невозможно было даже пошевелиться. Зато стало легче дышать. Намного легче. Но он все еще не мог открыть глаза. Было слишком трудно и мышцы отказывались слушаться. Где-то рядом слышался тихий писк, такой могут издавать только медицинские приборы. Только не больница! Он не переживет такого заключения… Странно, но все те голоса, кричащие в его голове, куда-то исчезли, оставив после себя лишь тишину. Как будто и мысли пропали, а в голове была такая пустота, что даже становилось страшно. После еще нескольких неудачных попыток ему все же удалось медленно открыть глаза. Окружающая обстановка постепенно приобретала более четкие очертания и Чарльз с удивлением заметил, что находится в своей комнате. Темные шторы были плотно закрыты, что создавало в комнате приятный полумрак, от которого глазам было не так больно. Собрав все силы, он попытался сесть, но сильный приступ тошноты заставил тут же вернуться в первоначальное положение. Повернув голову в сторону этого раздражающего пикающего звука, Ксавье обнаружил рядом капельницу и еще какой-то аппарат, на мониторе которого были видны его жизненные показатели. Сейчас он вряд ли смог бы вспомнить название этого прибора, но его явно принес сюда Хэнк из своей лаборатории. В комнате, кроме него, никого не было. И впервые такая явная тишина не пугала его, а казалась скорее подарком после всего, что было до. Хотя он с трудом может вспомнить то, что вообще произошло. Он порезал пальцы об осколок, а дальше? Ничего, сплошная пустота. Дверь в комнату тихо отворилась, девушка зашла, осторожно закрыв ее, и медленно прошла по мягкому ковру до кровати. Заметив, что Чарльз лежит с открытыми глазами и пялится куда-то в потолок, она чуть было не закричала от радости. Но вовремя сдержалась и только села на край кровати, взяв его за руку. Почувствовав тепло чужой руки, он прервал созерцание темного потолка и обратил на девушку свой взгляд. Это была всего лишь Рейвен, но хоть так, чем вообще никого. - Привет, - он с трудом узнал свой хриплый голос и впервые, за все недолгое пребывание в сознании, захотелось пить. В горле все пересохло и даже говорить было трудно. Хотя, может быть, во всем были виноваты лекарства. Чарльз попытался улыбнуться, но получалось это пока очень плохо. - Я так испугалась, - начала было Рейвен, но, увидев недовольство на его лице, вздохнула и продолжила уже чуть тише. – Тут все так переполошились после приезда врача. Он хотел отвезти тебя в больницу, но я не разрешила. После долгих уговоров он согласился и написал целую кучу разных инструкций для Хэнка, раз уж он вызвался за тобой присматривать. Мне с трудом удалось выгнать всех из твоей комнаты, когда доктор уехал. Они все собирались сидеть тут и ждать улучшений. – она говорила что-то еще, но Ксавье был все еще слаб и все это множество слов превращалось в один бесполезный набор звуков. - Что произошло? – все-таки решил спросить он и тут же увидел удивленное выражение лица. Чарльз и правда не мог вспомнить. Он решил, что это из-за стресса и переутомления. Но все оказалось гораздо хуже. - Сердечный приступ, - с легким налетом ужаса в голосе ответила она. Девушка выглядела так, словно сама чуть не умерла, что со стороны казалось немного пугающим. Теперь уже Чарльз непонимающе смотрел на нее. – Ты был без сознания почти два дня. Ты…ничего не помнишь? – ответа на вопрос не последовало, но выражение лица профессора говорило красноречивее любых слов. Она наклонилась и осторожно обняла. Он почему-то был уверен, что теперь определенно все будет в порядке. Глупо было бы так умереть. Рейвен помогла приподняться и он принял в себя почти целый стакан воды. Так хотелось пить. От еды Чарльз отказался и она просто ушла, поцеловав его в щеку, вновь оставляя в полной тишине темной комнаты.