Дороги, которые мы выбираем. Часть II. Бывает и истинная любовь...

*** Осень всё больше вступала в свои права. На смену погожим дням пришло ненастье. Холодные ночи, частые дожди, пасмурное небо… Птицы тронулись на юг, прочь от будущих зимних бурь и метелей. И каждое утро один эльф наблюдал за птичьими полётами, провожая долгим взглядом взмахи стремительных крыльев. Потом Спортакус шёл в душ. Вода стала его единственным спасением – стоя под упругими струями, эльф чувствовал себя лучше. На краткий промежуток времени вода словно смывала тягостные воспоминания о чужих прикосновениях, чужих ласках, чужих поцелуях. Всё это словно утекало прочь… Но вода давала облегчение ненадолго. Потом, в течение дня, в душ вновь тянуло и тянуло. Умом Спортакус понимал, что это глупо. Но понимать умом и понимать сердцем… это были разные вещи. Чувство собственной испачканности постоянно мучило эльфа. Его кожа, казалось, горела и полыхала от того, что к ней когда-то прикасался Орис. Словно некромант смог какой-то тёмной магией «замарать» Спортакуса, оставив на его теле несмываемую грязь. И, не выдерживая этой пытки, эльф шёл и шёл в маленькую душевую кабинку, чтобы под потоками горячей воды опять почувствовать кратковременное облегчение. Тогда, вспомнив всё, Спортакус долго сидел на полу, закрыв глаза и закусив губу. Он не плакал, нет. Но горечь от обмана была так сильна, что впервые за свою жизнь эльф понял, что означают книжные слова про сердечную рану. Его никто не любил, ему лишь лгали в лицо, готовя из него покорную жертву. Любовь, которой не было… Были лишь фарс, блеф, обман, циничное обольщение. Перед ним, доверчивым зрителем, разыгралась настоящая театральная постановка, в которой всё лицедейство было сосредоточенно на одном – добиться подпитки угасших магических сил. То, что он сам чувствовал по отношению к Орису – нежность, искренний интерес, желание быть рядом, стремление подарить любимому человеку радость телесной близости… вспоминая все свои чувства, Спортакус сам себе казался последним из глупцов. Эльф решил загрузить себя домашней работой, устроив полноценную осеннюю уборку, дабы забыться в тяжёлом физическом труде. Но привычка держать свои вещи в порядке сыграла с эльфом злую шутку: убирать было практически нечего. В рабочем рвении были перебраны все тросы, удерживающие громадный продолговатый воздушный шар; было отшлифовано до зеркального блеска внешнее лобовое стекло; были смазаны машинным маслом все шестерёнки в сложном механизме; была перебрана и выстирана вся одежда и постельное бельё; было проверено и перепроверено электрическое освещение; влажная уборка стен, пола и потолка делалась на дирижабле раз пять за день… А потом, когда дела заканчивались, Спортакус опять начинал всё по новой. Стеффани регулярно слала ему письма, справляясь о здоровье и самочувствии. Эльф неизменно отвечал девочке, что он полностью здоров и с ним всё в порядке. Что ж, про здоровье это была истинная правда… Теперь, когда пережитое не было больше подёрнуто пеленой неизвестности, Спортакус понимал, отчего он свалился в горячке. Орис забрал у него практически все жизненные силы, и даже такой закалённый и выносливый организм, как у него, не выдержал испытания. А может… А может, услышав жестокую правду, не выдержала его любовь, которую безжалостно разбили?.. Может, это из-за его смятых в труху нежных чувств он ушёл в блаженное забытье?.. После размышлений об этом, эльф неизменно уходил в душ. Раньше Спортакус не думал, что хорошая память – это что-то плохое. Но теперь… Он так ярко помнил, как бесстыдно выгибался под ласковыми пальцами, как стонал сквозь стиснутые зубы, как вновь и вновь притягивал к себе красивое лицо, так жадно целуя тонкие губы… И эльф ненавидел свою память, которая никак не хотела забывать происшедшее. Впрочем, по одним живым душам, оставшимся там, в магическом мире, Спортакус искренне скучал. Он скучал по лошадям Ориса. Ведь жеребец и кобылы были единственными живыми существами, кто действительно любил его, кто не лгал эльфу и не желал ему смерти. В отличие от всех остальных людей, живших в том красивом замке. Иногда Спортакус ловил себя на мысли, что он тревожится за породистых скакунов. Нет, было понятно, что лошадей никто и никогда не обидит и что с исчезновением эльфа уход за ними хуже не станет. Но опять же, эльф понимал это разумом. А сердце жалело, что прекрасные скакуны остались с некромантом.