Сады Семирамиды. Том 1

Шли дни, недели, месяцы. Абистан уехал в Куту, назначенный градоначальником; только боги знали, что царь сделал лучшее, чтобы заставить Набу-наида и Шаммурамат забыть друг друга. Боль уже стихла, или, быть может, спряталась в глубине сердца. Шаммурамат стала смелее в общении с царем, но он нечасто бывал в городе, уезжал в походы – как он говорил, для дозора границ. Он был воином, и ему надоедало сидеть во дворце, исполняя ежедневные церемонии. Ведь любое его действие было больше похоже на заученное представление, будь то умывание, переодевание, прием пищи или прием послов. Ему невыносимы были бесконечные обряды, сопровождающие его на каждом шагу, его тошнило от жрецов, чуть ли не ежедневно таскавших его по храмам. Как было бы хорошо, если бы можно было самому, без свидетелей, прошептать на ухо золотой богине в храме свои желания и мысли, самому занести нож над жертвенным тельцом, а еще лучше – отпустить его и хохотать, глядя, как помчится он по улицам города, распугивая прохожих своими позолоченными рогами. Но его держали в тисках положенные правила и обязанности, поэтому выезд с войском из города был для него желанной свободой, и он никогда от этого не отказывался. Но если военных действий не предвиделось, то он пропадал все свободное время в женской половине дворца, а именно – в покоях Шаммурамат и ее рабыни. Он никогда не предъявлял Шаммурамат никаких требований, а вел себя по отношению к ней скорее как старший брат. Ему нравилось приходить к ней и обсуждать свои проблемы, видя, как она с готовностью бросается в пучину государственных дел. Никогда не жившая при дворе, никогда не сталкивавшаяся с интригами, Шаммурамат совсем иначе воспринимала все, и это бывало полезно – ее свежие мысли не всегда бывали наивны, порою она высказывала что-нибудь стоящее. Поэтому царь с удовольствием делился с нею всеми своими заботами. Нупта почти всегда была их собеседницей, ее советы всегда были кстати, она наперед знала, чем может обернуться любое дело. Царь не стал противиться, когда Шаммурамат попросила дать ей возможность бывать в городе и помогать неимущим горожанам. Его позабавила эта затея. И он разрешил ей раз в неделю со свитой проезжать по городу и одаривать людей пищей или подаяниями. Следующий за носилками с Шаммурамат соглядатай докладывал царю то, что творилось на улицах. Как люди, узнавая караван «юной царевны», выстраивались вдоль дороги, по которой она проезжала. Как возносили богам молитвы за доброту «царевны» и вавилонского царя. Что Шаммурамат, прислушиваясь к крикам толпы, не просто бросала подачки в протянутые руки, а раздвигала шторки носилок и слушала людские жалобы, обещая помочь, чем сможет. Слухи о царевне наполняли город и царский дворец, придворные волновались, не понимая, о ком речь, а Навуходоносор наслаждался этими разговорами – они устраивали его больше, чем слухи об очередной наложнице. Пообещав людям помощь в решении проблем, Шаммурамат попросила царя дать ей возможность выполнить обещанное. Когда же он поинтересовался, каким образом она собирается это делать, она сказала ему, что городские судьи рассматривают только те дела, которые оплачиваются. Тогда как можно выбрать день, в который совершенно бесплатно любой горожанин может потребовать суда прямо на площади, а она, Шаммурамат, согласна быть судьей. Царь посмеялся над нею, но Нупта, встав на сторону госпожи, попросила его обдумать предложение. И он согласился устраивать беспошлинные разбирательства, на которые приглашалась Шаммурамат. Ее спокойный вид позволял людям не трястись под взглядом царя, а излагать дело как есть. И когда Шаммурамат радовалась смягчению или отмене приговора, царь радовался вместе с нею. Проводя в обществе Шаммурамат и Нупты почти все свободное время, Навуходоносор понял, что отдыхает рядом с ними. Нупта, видевшая мир не так, как царь – с оружием в руках, а как обычный горожанин, рассказывала о красотах разных городов и об их чудесах. Шаммурамат же, не видевшая раньше вообще ни одного строения, под впечатлением от рассказов Нупты рисовала на плитках пола угольком сказочные замки и башни. Царь наблюдал за ее работой и удивлялся красоте и необычности образов. Поэтому однажды он пригласил их присутствовать на беседе с архитектором. Царю нравилось наблюдать процесс созидания, и ему захотелось, чтобы Шаммурамат и Нупта тоже поучаствовали в этом. После первой встречи, оставившей всех довольными, они всегда стали собираться в этом составе, обсуждая новые проекты. Однажды Шаммурамат спросила у царя: - Скажи, шаррум, это правда, что можно построить дворец за пятнадцать дней? Или сегодня вы просто шутили? - Ага, ты не поверила? – усмехнулся он. – А это правда. За пятнадцать дней построили мой дворец. Да-да, вот этот! - Сколько же народу участвовало в стройке? Вероятно, все горожане побросали свои дела и бросились класть кирпичи и обжигать глазурь. - Нет, нет, Семирамида. Во-первых, горожанам не обязательно заниматься строительством, для этого в городе достаточно рабов и наемников. А во-вторых, за пятнадцать дней был построен не весь дворец, а лишь два основных двора – приемный с тронным залом, пиршественным залом и моими личными покоями, и этот, где живешь ты и мой гарем, то есть, женская половина. А все остальные помещения – склады, казармы для моих личных воинов, гостевые покои, пристройки, ров вокруг дворца и крепостные стены – все это строилось еще несколько месяцев, но тоже недолго, ведь обычно на это уходят годы. - А как давно это было? - Да уж несколько лет назад. Лицо Шаммурамат вдруг осветилось, словно некая замечательная идея посетила ее голову. - Тогда скажи мне, на северо-востоке дворца, в том месте, что выходит к городской стене на проспект Айбуршабум, на крыше большая ровная площадка. Для чего она? Он задумался, затем пожал плечами: - Ни для чего. Может быть, там и планировалось что-то сделать, но я не помню. А тебе хочется, чтобы там что-то было? - Да! Я иногда туда поднимаюсь… - На крышу? Как? - Ну… неважно. Можно сделать лестницу… Так вот я думаю, как было бы красиво, если бы там росли деревья. - Семирамида, ты бредишь? Или я ослышался? Сад на крыше? - Ну да! - Хотелось бы знать, какой силой можно заставить деревья расти на камнях? В разговор вмешалась Нупта: - Шаррум, в этом нет ничего особенного. Я видела такие сады. Вовсе не нужно выращивать деревья на камнях. Достаточно положить на камни слой почвы и засеять его. - А как же вода? Деревья не вырастут без полива. - Не заговаривай нам зубы, - махнула рукой Нупта, - ты же не спрашиваешь, откуда вода в фонтане. Не задумываешься о том, откуда берется вода для купальни на третьем этаже. Все уже давно придумано. Провести воду по трубам наверх – это уже давно не проблема. - Хорошо, хорошо, не буду спорить. Пусть с вами двумя спорят те, кто в этом разбирается. Если мой архитектор скажет, что такое возможно, я не буду возражать. На следующий день они обсуждали это предложение с двумя архитекторами, и те ушли лишь через несколько часов, озадаченные странным предложением. Вскоре началась работа над новым проектом. Шаммурамат привыкла к обществу царя, ей было интересно с ним и спокойно. Она узнавала его все больше и больше, и ей очень нравилось то, что она узнавала. Он был прекрасным собеседником, остроумным и веселым. Он держался со всеми совсем не так, как подобает царю. Не было в нем высокомерия, он не стремился показывать свое превосходство. Ему это и не было нужно – он был царем в любом смысле этого слова. Его облик, его походка, его жесты, выражение лица – все в нем говорило о его величии. И в то же время он был мужчиной. У него были красивые глаза – Шаммурамат порой не могла не любоваться ими. И его голос был таким волнующим, что порой она пропускала мимо ушей его слова, просто наслаждаясь самим звучанием его. Когда ей было грустно, он начинал рассказывать что-нибудь забавное, и она тут же забывала обо всем и хохотала с ним до слез. А когда бывало грустно ему, она выслушивала его проблемы и старалась превратить их в мелкие, не стоящие внимания пустяки. У него были сильные руки с мозолистыми ладонями, привыкшими сжимать рукоятку меча или щит. И однажды Шаммурамат поймала себя на мысли, что мечтает почувствовать его руки на своих плечах. Как было бы хорошо очутиться в его объятиях, быть прижатой к его широкой груди и услышать его бархатистый голос у своего уха. И едва эта мысль посетила ее, к ней вдруг пришло озарение. Ведь прошло уже несколько месяцев, а он даже не сделал попытки завоевать ее любовь. Ни разу не попытался он прикоснуться к ней, хотя бы случайно, ни разу не сказал ей ничего такого, что напомнило бы ей о том, что она женщина. Ни разу не дал понять, что желает ее. Это открытие сначала удивило ее, озадачило, а потом обидело. Он приходил к ней, и она с надеждой искала в его лице хоть какой-то намек на то, что интересна ему. И с ужасом осознавала, что она для него как женщина безразлична. Она носила эти подозрения в себе несколько дней, и, наконец, решилась обсудить это с Нуптой. Проснувшись однажды еще до рассвета, она долго лежала в постели, слушая пение запоздалой ночной птицы. Затем встала, подошла к окну и выглянула в сад – Сирруш, как всегда, дремал в утренней прохладе. Она позвала его, но он лениво потянулся, приоткрыв один глаз, убедился, что его зовут просто так, снова свернулся и продолжил отдых. Шаммурамат умылась приготовленной с вечера водой, протянула руку к плетеному блюду со сливами и вдруг что-то услышала, замерла. Ей послышался мужской голос где-то совсем рядом, за дверью. Решив сначала, что это евнух, стороживший на выходе, она вдруг вспомнила, что он немой. И тут она снова услышала тихий мужской вздох. Он раздавался из комнаты Нупты и долетал до слуха Шаммурамат через открытые окна. У нее все похолодело внутри – как могла Нупта привести сюда мужчину? Хотя, конечно, для нее это не составляло труда, но все же стоило быть осмотрительнее. Шаммурамат усмехнулась, какая расторопная у нее рабыня, - ну, все успевает! А потом любопытство стало распирать ее. Ей так захотелось узнать, кого же Нупта привела к себе, что это желание заставило ее бродить по комнате из угла в угол, а затем все же вытолкнуло ее в коридор, объединявший ее покои с комнатой рабыни. Она на цыпочках подошла к дверному проему, занавешенному толстым шерстяным ковром, осторожно отодвинула ковер и заглянула в комнатку. На освещенной первыми утренними лучами солнца постели лежала Нупта. Она действительно была не одна. Ее головка покоилась на смуглом мужском плече. Рукою она обнимала его так, словно оберегала. Ноги их переплелись, тонкое покрывало сбилось в сторону и свешивалось на пол, подставляя обнаженные тела ласковым утренним лучам. Шаммурамат так и застыла в дверях, не в силах поверить тому, что видела. Сам царь лежал в постели ее рабыни, обнимая ее, не боясь, что кто-то увидит его здесь. Хотя чего ему бояться? В своем гареме он волен спать с кем захочет! И он захотел провести ночь с рабыней?! Нупта во сне прошептала что-то, и он, не открывая глаз, нежно прижал ее к себе и коснулся губами ее лба. Рука Шаммурамат безвольно опустилась, ковер вернулся на свое место, скрыв от нее это зрелище. Едва передвигая ноги, она вернулась в свои покои. Она ничего не видела перед собой, из головы не выходило увиденное. Шаммурамат вдруг почувствовала, что вернулась боль, но не та, что была прежде – боль утраты, а другая, незнакомая – обида и злость на Нупту, на царя, на весь свет. Она не знала, сколько времени просидела в одной позе на табурете перед зеркалом, глядя на него и не видя своего отражения, пока в нем не появилась Нупта, входящая в комнату. - Ты уже встала, госпожа? – спросила рабыня, встретившись в зеркале взглядом с ней. Шаммурамат не ответила и не повернулась. Нупта почувствовала, что что-то не так, но у нее не было времени это понять: - Царь хочет тебя увидеть. Он уже здесь. - Зачем? – дрогнувшим голосом спросила она. - Он уезжает сегодня, ты разве забыла? Хочет проститься. Не дождавшись ответа, Нупта распахнула дверь и пропустила в покои царя, сама же вышла, оставив их вдвоем. Шаммурамат смотрела на его отражение в зеркале, не в силах повернуться. Зеркало было огромным, оно отражало царя почти в полный рост. Он был уже одет, но она все еще представляла себе его могучее обнаженное тело, прекрасное и величественное, как у бога. Лицо его, наблюдающее за ней, просто лучилось любовью – любовью к ее рабыне! - Здравствуй, Семирамида. Ты не хочешь смотреть на меня? Она тут же ответила, сама не ожидая от себя подобных слов: - Не хочу! Навуходоносор остолбенел от столь неожиданного признания. Он никогда не видел ее такой – глаза метали молнии гнева, губы сжаты добела. - Что случилось? - Ничего, - сквозь зубы произнесла она, - ничего особенного. Просто мир перевернулся! Неожиданно он понял, что его это забавляет. Он огляделся, опустился в ближайшее кресло, вытянул ноги, а руки сложил на груди. После чего произнес: - Ну-ка, объясни. Она повернулась к нему – бледная, с дрожащими губами, он не мог понять, что она сдерживает – слезы или вопли. - Что? Что тебе объяснить? Почему не хочу тебя видеть? - Ну, хотя бы это для начала. Мне кажется, я еще не имел возможности тебя обидеть. Она смотрела на него, и ненависть заполняла ее душу, неизведанное раньше чувство толкало ее к тому, чтобы наброситься на него с кулаками. Не зная, как совладать с этим желанием, она вдруг застонала, резко повернулась опять к зеркалу, вцепилась руками в столик, стоящий перед ним, и разом смахнула с него на пол шкатулки с украшениями. На миг показалось царю, что она сейчас ударит кулаками по зеркалу. Он быстро вскочил со своего места, в два шага оказался возле нее и схватил за запястья, развернул к себе. Она извивалась, пытаясь вырваться, и вдруг лицо ее перекосилось, из глаз брызнули слезы. - Отпусти меня! Но вместо того, чтобы отпустить ее, он вдруг рывком притянул ее к себе и сжал обеими руками в объятиях. - Тихо, Семирамида, успокойся, - прошептал он, и от его шепота, коснувшегося ее слуха, она обмякла в его руках. Не в силах сдерживать себя, опустила голову ему на грудь и слушала, как бьется сердце в его широкой груди. А он, приняв это за смирение, продолжал по-прежнему шепотом: - Говори, что случилось? Давай же. Ей не хотелось отрываться от него, хотя становилось стыдно за эту глупую выходку. Но он чуть отодвинул ее от себя, приподнял рукою ее лицо, заглянул в глаза. - Прости, - глухо сказала она, глотая слезы, - ты, верно, подумал, что я сошла с ума. Он попробовал улыбнуться: - Да, было, но я рад, что ошибся. Она смотрела на него, на его взволнованное лицо, и ей хотелось целую вечность стоять в его объятиях, ощущая на спине его горячие ладони. - Семирамида, у меня мало времени, но я готов выслушать тебя. Что так разозлило тебя в такое раннее утро? Дурной сон? - Нет, шаррум. Наверное – ужасная явь. - Я в чем-то виноват? - Скажи мне… я красива? Он посмотрел на нее внимательно и ответил: - Ну, если бы не рот, искусанный до крови, если бы не нос, распухший от слез, если бы не щеки, покрытые красными пятнами, ты была бы восхитительна! Она не смогла не улыбнуться. Но потом взглянула вновь серьезно и прошептала: - Тогда закрой глаза, чтобы не видеть моего уродства, и поцелуй меня. Так, как целуешь Нупту. Растерянность отразилась в его глазах и на всем лице, он разжал руки, но она прижалась к нему сильнее и взмолилась: - Не отпускай меня. Ну, пожалуйста! И он тут же все понял – и ее внезапную ярость, и столь же внезапную нежность. Он не смог оттолкнуть ее, он сжал ее так сильно, что она застонала. Его поцелуй закружил ее вихрем, заставив забыть обо всем. А когда он отпустил ее, она проговорила: - Я буду тебя ждать. Возвращайся. Он ушел. Шаммурамат не слышала, как Нупта вошла в комнату и стоит, спиной прислонившись к стене и наблюдая за ней. Нупта видела растерянность своей госпожи, ее смятение, и вдруг поняла, что жалеет ее. Ведь это она, Нупта, виновата во всем. Она помогла разлучить ее с любимым, помогла ей забыть о нем, вселив в нее надежду на любовь царя, и сама же встала между ними. Шаммурамат внезапно повернулась к ней, словно почувствовав ее присутствие. - Нупта? - Да, госпожа? - Давно ты здесь? Она кивнула. - Ты все слышала? - Прости меня, госпожа. - Разве я обвиняю тебя в подслушивании? - А я извиняюсь не за это, - Нупта подошла к ней и опустила голову, - если ты хочешь, я больше его к себе не подпущу. Если ты хочешь, он будет только твоим. Воцарилось молчание. Шаммурамат первой решилась нарушить его. - Ты не должна просить прощения. Это я должна извиниться. Я повела себя так глупо. Будь у меня время прийти в себя после того, как я увидела его спящим в твоей постели, я бы взяла себя в руки и никогда не показала бы, что знаю об этом. Но мне вдруг стало так больно! - Я понимаю, госпожа, - тихо отозвалась Нупта, - ты повзрослела. Это просто ревность. - Ревность? Это так называется? То, что я ненавидела вас обоих, то, что хотела растерзать его и в то же время хотела оказаться на твоем месте, на том ложе? Ревность… А я как раз сегодня хотела спросить у тебя… почему он не добивается моей любви. Теперь знаю. У него есть ты. Не проси прощения, Нупта. Я верю, что ты не насильно держишь его при себе. Такого, как он, наверное, нельзя околдовать… Я вот подумала… если ты его любишь, и он… тоже… Царь не должен любить рабыню. Поэтому, Нупта… ты свободна. Принеси все необходимое, я составлю нужный документ и отдам его тебе. Нупта не знала, что сказать, растерянно смотрела на нее, и вдруг бросилась в ноги: - Нет, госпожа, нет! Мне не нужна свобода! Если я буду свободна, кто позволит мне остаться здесь? Не прогоняй меня! Семирамида попыталась поднять ее на ноги; когда ей это не удалось, она присела возле нее: - Как ты могла подумать, что я тебя прогоняю? Ты по-прежнему будешь жить здесь, рядом со мной. - Зачем же мне свобода? - Ты подаришь ее царю. Нупта смахнула слезу с ресниц: - О, госпожа моя… Но та, отпустив ее, выпрямилась и отвернулась. - Нупта, я прошу кое-чего взамен. - Все, что тебе угодно, госпожа. - Не спеши! – она решительно повернулась к ней и взглянула в глаза. – Если он захочет… захочет прийти ко мне… не держи его. Нупта долго молчала, но потом, не выдержав, все же спросила: - Ты больше не любишь Абистана? От ее слов на лице Шаммурамат отразилась боль: - Нупта, зачем ты спрашиваешь об этом? Ведь ты все знаешь. Его нет, и никогда больше не будет. Я не смогу прожить всю жизнь в грезах. Я хочу большего. Навуходоносор отсутствовал в городе уже почти месяц, когда однажды утром Нупта сообщила Шаммурамат новость. Оказывается, готов проект садов на крыше, который задумала Шаммурамат, и готов уже давно. Архитектор, имея на руках документ, по которому должен согласовывать строительство с Шаммурамат, не в состоянии встретиться с нею. - Представляешь, - говорила Нупта, - он каждый день приходит в зал приемов с надеждой, что царь вернулся. Он пытался попросить бестолковых придворных организовать встречу с тобой, но ему заявили, что вообще не понимают, о ком он говорит! Шаммурамат, которой тут же передалось возмущенное состояние Нупты, воскликнула: - Так проведи же его сюда! Ты же можешь! - Госпожа, я бы провела, но он не пойдет. Он понимает, что вход на женскую половину, тем более в гарем, будет стоить ему жизни. Я не могу его убедить, что никто об этом не узнает. Надо придумать другой выход. Обе задумались. Через некоторое время Шаммурамат предложила: - Давай отошлем гонца к царю, пусть даст разрешение на встречу в приемном зале. - На это уйдет время, - ответила та, - но, наверное, это единственное, что можно сделать. Или только дожидаться возвращения армии. Не придумав ничего лучшего, они уселись вдвоем за составление письма для Навуходоносора. Гонец с ответом вернулся через несколько дней. Приказ царя беспрепятственно прошел на территорию женской половины дворца и оказался в руках Шаммурамат. - Нупта, царь разрешил провести встречу с архитектором в зале приемов. Он также написал, что его главный советник получит такой же приказ с разрешением проведения этой встречи. Смотри, - Шаммурамат со смехом указала Нупте на окончание письма, - Навуходоносор просит нас, - заметь, нас с тобой! – одеться в зал приемов потеплее, там жуткий сквозняк! Нупта попросила дать ей в руки глиняную табличку с посланием царя. Если он писал это сам, если сам держал в руках эту табличку, то Нупта с легкостью увидит, о чем думал он, когда писал это. А ей так хотелось уловить его настроение и мысли, был он серьезен или улыбался, грозило ли ему очередное побоище, или в войске все тихо, и военных действий не ожидается. Она присела на кресло, положила письмо на колени и накрыла его ладонями. Глаза ее прикрылись, и она перенеслась мыслями в другое место – туда, где был он, в его шатер, к маленькой подставке, на которую положил он сырую заготовку для письма. Она видела, как занес он палочку для письма и задумался, как озорная улыбка осветила его лицо. Через несколько минут Нупта рассказывала Шаммурамат: - Знаешь, о чем он думал, когда просил тебя одеться потеплее? Он представил тебя сидящей на его троне, в его царской мантии, у тебя грозный вид, а все придворные склонились перед троном. - А где ты? - О, я стою справа от трона, рядом с тобой. Я – твой первый советник! Они переглянулись и весело расхохотались. - Ах, шаррум, - с улыбкой проговорила Нупта, - он просто не представляет, как хорошо я умею читать его мысли! Давай всех удивим! Ну, и встряхнем заодно. На следующее утро Нупта приготовила для своей госпожи красивый, расшитый золотом наряд, а на плечи ей накинула мантию, действительно очень похожую на царскую, только поменьше размером – она с двумя рабынями из гарема шила эту мантию весь вечер и половину ночи. В зале приемов каждое утро собирались придворные, князья и советники царя. Главный советник, исполнявший царские обязанности во время его отсутствия, рассматривал ежедневные насущные вопросы. Принимал послов и гонцов с письмами, разбирал некоторые тяжбы, подписывал некоторые документы, которые требовали немедленного продвижения, - в общем, исполнял обычную рутинную работу, от которой царю очень нравилось отдыхать во время похода. Вот и в это утро главный советник занял свое обычное место – уселся в небольшое кресло, стоявшее слева от пустующего царского трона, чуть ниже него. Он держал в руках глиняный документ. Откашлявшись, он начал говорить: - Обращаю внимание всех князей и придворных на то, что вчера был получен приказ царя, Навуходоносора Второго, о том, что придворному архитектору разрешено быть принятым в тронном зале приемов для обсуждения нового проекта. И принять его должна некто Семирамида, без каких бы то ни было указаний, кто это такая. Кто может что-либо сказать по этому вопросу? Из толпы придворных проворно выскочил архитектор, которому Нупта настоятельно советовала присутствовать сегодня в зале. - Я! Я знаю, я же вам докладывал… Главный советник его тут же перебил: - Что докладывал? Что тебя должна принять наложница царя? Кто-то засмеялся, но вдруг присутствующие начали расступаться, пропуская к трону появившихся в зале новых посетителей. Хотя через минуту стало понятно, что это вовсе не посетители. В зал вошла Шаммурамат, гордо неся на плечах свою роскошную мантию, а на голове – красивый головной убор, очень похожий на мужской. За ней, бросая настороженные взгляды по сторонам, шла Нупта в развевающихся тонких одеждах, подчеркивающих ее женственность. Замыкали процессию шестеро вооруженных охранников. Их шаги гулко отдавались в сводах зала, наводя трепет на присутствующих. Пользуясь тем, что придворные, ошеломленные ее внезапным появлением, молча наблюдают за происходящим, Шаммурамат прошествовала мимо главного советника, подошла к царскому трону, огляделась в поисках других мест, и, не найдя таковых, опустилась на сиденье трона. Нупта обошла трон и встала справа от него, чуть сзади. Охранники окружили трон, гулко стукнули рукоятками секир об плиты пола и замерли, как каменные изваяния на входе в зал. Толпа ахнула. Главный советник подскочил со своего места, но еще не мог подобрать слов для того, чтобы выразить свое возмущение. Шаммурамат решила не давать ему на это времени и громко сказала: - Приветствую всех присутствующих! В зале шла речь о Семирамиде, когда я вошла. Вам хотелось узнать, кто это? Так вот это я. Но если кто-то решил, что я царская наложница, так хочу сразу же разубедить всех в этом. Я занимаю в женской половине покои, отдельные от царского гарема, я не являюсь наложницей, а если у кого-то еще возникают вопросы о моем статусе, то с этим обращайтесь к царю. Главный советник переминался на месте, все еще пытаясь что-то сказать, но Шаммурамат, не глядя на него, достала царский приказ и подняла над головой, показывая присутствующим: - У меня в руках приказ царя, копию которого только что зачитывал вам главный советник. В нем сказано, что царь дает разрешение на прием мною в этом зале придворного архитектора для обсуждения нового строительного проекта. Надеюсь, больше вопросов ко мне не будет. Давайте займемся делом. Вперед шагнул из толпы один из придворных советников: - Могу я взглянуть на приказ царя? Шаммурамат протянула ему табличку. Он внимательно прочитал ее, повернулся к остальным и кивнул: - Все правильно. Приказ подписан царем, стоит его печать. Но, - он вновь повернулся к ней, - боюсь, что в приказе не было слов о том, что можно занимать царский трон. Она тут же перевела взгляд на главного советника и сказала: - А моей вины в этом нет! Я же не могу вести прием от имени царя стоя! А господин главный советник мне свое место не уступил. Боюсь, что мне просто не оставили выбора! В толпе снова послышался смех, а возмущенный главный советник только хватал ртом воздух, так и не найдя слов, чтобы противостоять нахальной, неизвестно откуда взявшейся девчонке. Придворные и князья переговаривались между собой, удивленные и не знающие, что стоит предпринять в подобной ситуации. Гул голосов нарастал, Шаммурамат чувствовала, что прием может не состояться, хотя архитектор, сжимая в руках сверток с чертежами, нервно подпрыгивал на месте, ожидая возможности для начала обсуждения. Толпа волновалась все больше и больше, Шаммурамат обернулась к Нупте, ее взгляд просил о помощи. Нупта обошла трон и встала между госпожой и толпой придворных. Она вдруг резко подняла руку вверх и вскрикнула: - Тихо! Взгляды всех устремились к ее руке, державшей маленький сияющий шарик. Легкое оцепенение опутало всех, кто смотрел на переливающиеся бока стеклянной сферы. А когда оцепенение прошло, удивленные придворные увидели, что прием идет, архитектор рассказывает о своих идеях Шаммурамат, внимательно слушающей его, Нупта стоит за спинкой трона, и нет никакого сияющего шарика. Люди молча переглядывались, не понимая, что произошло, и каким образом удалось погасить возмущение толпы. Но каждому казалось, что оцепенение было только у него, и провал в череде событий был только в его голове. Время шло, и прием шел своим чередом. Только главный советник сидел, съежившись в своем кресле, закрыв глаза рукою, и непонятно было – плохо ли ему, или он просто не желает ни в чем участвовать. Шаммурамат смотрела на разложенные перед ней на принесенном маленьком столике таблички с чертежами и слушала объяснения архитектора: - …вот здесь будут поставлены столбы из обожженного кирпича, мы соединим их сводами, образующими террасы. Вот эти-то террасы и будут основанием сада. Снизу будет слой асфальта, над ним надо проложить ряд кирпичей и затем, чтобы вода не уходила из почвы, будет проложен металлический пласт, лучше свинцовый. А поверх него уже сама почва. Можно уже подбирать саженцы, пока их доставят, мы уже закончим работу. - Закончите? Так вы ее еще не начали! - Госпожа, нам хватит трех месяцев, я обещаю. - Так быстро? А как же вода? Ты ничего не объяснил про то, как будет подаваться наверх вода. - Это совсем не сложно. Вот здесь, у основания, будет сооружен насос, приводимый в движение рабами или животными, к примеру, ослами. Далее – один кирпичный столб, поддерживающий террасу, будет полым, по нему и будут проложены трубы, подающие воду в сад. Террасы будут соединяться лестницами, надо только подобрать цвет глазури для кирпича… - Опять? - Что значит «опять»? Прости, госпожа, я не понял. Что-то не понравилось? - Разве нельзя заменить чем-нибудь кирпичи с глазурью? Они уже везде и всюду. Вот из чего, к примеру, сделан вот этот постамент под нашими ногами? Архитектор посмотрел на возвышение, на котором стоял трон. - Это мрамор. - Вот, давайте сделаем лестницы из мрамора. Он бывает другого цвета? Тот кивнул, а в голове его уже рисовалось видение красивых мраморных ступеней – ему понравилась эта идея. - Да, госпожа. Бледно-розовый мрамор будет великолепно смотреться. Нам нужно только разрешение на его поставку. - Хорошо, - она рукой подозвала писца, - говори, сколько его нужно. Быстро подсчитав в уме, сколько мрамора может понадобиться, накинув сверху излишек на случай ошибки в расчетах, архитектор назвал цифру, писец составил документ. Все повернулись к главному советнику. Нупта мысленно толкнула его, и он подскочил на месте, удивленно посмотрел на ожидающую от него что-то Шаммурамат. - Печать, - подсказала она. «Печать!» - послала мысленный приказ Нупта, и он безропотно протянул руку с печатью к сырому документу, оставил оттиск на глине и после этого снова замер в странной позе ничего не воспринимающего человека. - Надеюсь, мы все обсудили? – произнесла с облегчением Шаммурамат. Архитектор кивнул и поклонился. Шаммурамат встала, окинула взглядом окружающих, сошла с постамента и направилась к выходу. Нупта и охрана последовали за ней. Проходя мимо главного советника, Нупта снова мысленно толкнула его, чтобы он пришел в себя. Шаммурамат у самого выхода обернулась и сказала: - Я хотела напомнить, что завтра состоится прием беспошлинных жалоб, и я буду его проводить. Думаю, приказ царя об этом у вас так же имеется. После этого она покинула зал, и гулкие шаги сопровождавшей ее охраны растаяли в коридорах дворца. И вот когда стихли последние звуки шагов, тут же языки всех придворных словно развязались. В зале поднялся невообразимый шум, все кричали, пытаясь в чем-то убедить друг друга, и в итоге все набросились на архитектора с требованием объяснить им, кто это такая и по какому праву ведет себя подобным образом. Тот, прижимая к груди бесценный сверток с чертежами и разрешением на поставку мрамора, громко завопил: - Задайте этот вопрос царю! В наступившей вдруг тишине раздался голос главного советника: - Ты ведь настаивал на встрече с ней! Значит, тебе известно, кто она. - Я не знаю, - беспомощно проговорил тот, - но только идея этого проекта, который мы обсуждали – это ее идея, поэтому у меня было разрешение царя обсуждать все вопросы именно с ней. Она вообще в последнее время присутствовала на всех совещаниях, связанных со строительством. Но она не наложница. Она гостья во дворце, так говорил царь о ней. Главный советник оглядел всех остальных: - Кто еще знает о ней что-нибудь? - Я знаю, - раздался голос придворного судьи, - она присутствует на приеме беспошлинных жалоб, недавно организованных царем, как я понял – по ее же просьбе. Однако, без царя она их еще не принимала, а сейчас перед уходом сказала, что завтра будет вести прием. Разве приходил подобный приказ от царя? Главный советник покачал головой: - У меня нет такого приказа. Мы завтра потребуем, чтобы она нам его показала. Кто еще может о ней что-нибудь рассказать? Еще пара голосов раздалась в толпе, сообщив остальным, что это о ней говорят в городе, как о царевне, подающей милостыню беднякам. Но кто она, откуда приехала и как давно проживает во дворце, никто сказать не мог. Не в состоянии сегодня решать остальные вопросы, придворные решили разойтись. А завтра собраться вновь на обещанный прием и допросить незваную гостью обо всем, что их интересовало. Когда Шаммурамат вернулась в свои покои, Нупта спросила, какая муха укусила ее, что она умудрилась известить всех о завтрашнем приеме. Та только пожала плечами: - Разве плохая идея? - Тебе понравилось сидеть на царском троне? – усмехнулась Нупта. - Ты знаешь, дни проходят так скучно. А тут столько возможностей! Мне с царем очень нравилось присутствовать на таких приемах, я чувствовала, что могу помочь людям, это так… Нупта перебила ее: - Да я не об этом говорю, а ты не то мне отвечаешь. Царя нет! И приказа проводить прием жалоб у тебя тоже нет. И тебя радует не возможность помочь кому-то, а возможность подраться с придворными. Ну, конечно, не буквально. И даже не пытайся меня переубедить, я вижу твои мысли. Но только твоя сегодняшняя выходка может плохо кончиться, ты не задумывалась над этим? - Нупта, мне наплевать, как все кончится. Но я хочу завтра снова сесть на этот трон и смотреть, как бесятся эти князья! - А, князья… Ну, да. Ты хочешь отомстить князю Набу-балатсу-икби. А если он тоже будет там? Ведь он знает, кто ты. - Нет, Нупта, он ничего обо мне не знает. И я его не боюсь. К тому же… ты ведь рядом. Ты же не оставишь меня им на растерзание? Нупта рассмеялась. А Шаммурамат спросила: - Где нам раздобыть приказ? Царь не успеет прислать нам его до завтра. Да и не согласится, наверное. Придумай что-нибудь. - Я уже придумала, не волнуйся. Только имей в виду, если бы ты завтра просто снова появилась в зале, неожиданно для всех, было бы столько же народу, как сегодня. Но у тебя не хватило терпения помолчать, в итоге завтра там будет толпа, равная новогодней процессии. Подумай, что ты им всем скажешь. Потому что они тоже готовы подраться. Нупта оставила ее размышлять, а сама направилась в ту часть дворца, где размещались царские казармы. Она подозвала к себе молоденького воина, отвела его в сторону и, глядя прямо в глаза, сказала: - Царский приказ! Садись на коня, езжай за город. Скачи на юг до полуночи, затем разворачивайся и возвращайся назад. Утром ты должен войти в тронный зал царского дворца, ровно в десять часов, и подать главному советнику вот этот приказ царя. Она протянула ему табличку, на которой был приказ о разрешении приема архитектора. - Ты понял? Ровно в десять часов. Приказ царя. Лично в руки главному советнику. Скачи быстрее. Парнишка кивнул, торопливо завернул табличку в толстый лоскут, что протянула ему Нупта, и помчался исполнять то, что пульсировало теперь в голове как молитва. «Приказ царя. Лично в руки главному советнику». На следующий день Шаммурамат появилась в зале приемов в половине десятого. На ней был тот же наряд, очень похожий на царский. Ее сопровождала Нупта, только вот охранников сегодня было не шестеро, а уже десять. В зале было столько народу, что охранникам пришлось расталкивать присутствующих, освобождая дорогу своей повелительнице. Она невозмутимо прошла к постаменту, усмехнулась, увидев пустой трон и сидевшего рядом в кресле главного советника. Она была уверена, что никто не догадается притащить сюда еще одно кресло, поэтому снова шагнула к трону и опустилась на него. Только после этого окинула взглядом лица людей, толпившихся в зале для того, чтобы увидеть ее и, по возможности, скинуть с этого трона. Окружающие вдруг почувствовали неясную тревогу. Исходила она от самозванки, занявшей трон, или от рабыни, сопровождавшей ее, занявшей место справа за троном, - было непонятно. Но сегодняшний прием обещал быть не таким, как вчерашний. Ожидание повисло в воздухе. - Я приветствую всех, - громко заговорила Шаммурамат, - кто пришел сегодня для участия в разбирательствах. Я рада, что вас так много, но, боюсь, что мы не успеем рассмотреть все жалобы. Кто желает начать? - Желающих много! – раздался голос из толпы. Нупта пригнулась и прошептала ей что-то на ухо, в ответ Шаммурамат покачала головой: - Я должна сама. Не спеши. Вперед из толпы вышел старик, избранный советом старейшин для разговора. - Семирамида, ты назвала вчера нам свое имя, но не уточнила, как стоит к тебе обращаться. Давай начнем с этого вопроса. - Я согласна. И спрашиваю тебя – как ты называешь того, кто обычно сидит на троне? - Шаррум, - пробормотал старик, не понимая, к чему этот вопрос. - Можешь продолжать, первый вопрос закрыт. Старик смотрел на нее вытаращенными глазами, пытаясь осознать, что сказано ею и им самим. - Все слышали?! – вновь раздался из толпы тот же голос. – Она требует, чтобы мы признали ее царем? Толпа зашумела. Старейшина поднял руки кверху, призывая к тишине, затем вновь обернулся к ней: - Послушай, девушка. Никто в этом зале не станет обращаться к тебе так, как ты намекаешь нам. По крайней мере, до тех пор, пока ты не скажешь нам, кто ты, пока не сможешь доказать, что ты царской крови, и пока сам Навуходоносор не даст нам подобного приказа. Поэтому отвечай на наши вопросы. Шаммурамат невозмутимо ответила: - Я пришла сюда сегодня для того, чтобы исполнить царский приказ, а не для того, чтобы отчитываться перед вами. Мы собирались разбирать тяжбы, не так ли? И мне хотелось бы начать. - Боюсь, что для начала тебе придется показать нам приказ царя. Нам известно, что ты присутствовала на подобных приемах, но только при царе, а никак не самостоятельно. Мы не получали от царя разрешений или указов на твой счет. - Разве? – она удивленно подняла брови. В этот момент от входных дверей кто-то протискивался сквозь толпу, выкрикивая каждые пять секунд: - Приказ царя! Лично в руки главному советнику! Приказ царя! Гонец, взмокший и запыленный, наконец, протиснулся вперед и шагнул к креслу главного советника, протягивая ему сверток. Тот извлек глиняный документ, прочитал его и поднял к гонцу удивленные глаза. Гонец на него не смотрел, его взгляд был направлен на Нупту, но через мгновение глаза его встретились с глазами советника. Нупта смотрела на гонца, гонец не отрывал взгляда от советника, и тот, одурманенный этими перекрестными взглядами, проговорил: - Царь подтверждает слова Семирамиды. Она может вести прием жалоб без его участия и выносить окончательное решение. Вот приказ царя! Старейшина шагнул к нему и протянул руку, чтобы тоже ознакомиться с приказом. Но когда советник отвел глаза от гонца, его пальцы тут же разжались, и табличка упала на каменные плиты пола. Осколки брызнули во все стороны, под ногами старейшины оказался единственный большой осколок, на котором четко была отпечатана личная печать царя. Но какой указ она подтверждала, уже никто никогда узнать не сможет. Гонец, вздрогнувший от звука разбившейся таблички, огляделся. На его лице отразился испуг. Он попятился назад, старейшина хотел было окликнуть его, но в этот момент Нупта коснулась рукою плеча Шаммурамат, и та громко сказала: - Приказ царя был оглашен, не стоит тянуть время! Когда старейшина попытался отыскать в толпе гонца, того уже не было. Он вновь повернулся к трону. Нупты за троном не было, куда и в какой момент она ушла, никто не заметил. Но старик отметил про себя, что так даже лучше, некая давящая сила исходила от рабыни. Шаммурамат нетерпеливо постучала каблучком расшитого башмачка по мраморному постаменту. Старик понял, чего она хочет, и сказал: - Семирамида, так получилось, что сегодня нет людей, пришедших на разбирательство тяжб и жалоб. Все собрались здесь для того, чтобы познакомиться с тобой. Ему казалось, что она готова сказать «мне очень это приятно», но она промолчала, ожидая его дальнейших слов, внимательно глядя ему в глаза. Из толпы опять крикнул кто-то: - Ну, хватит уже с ней разговаривать! Царский приказ не давал ей права сидеть на троне! Стащите ее с него и отправьте в женскую половину! Она почти неслышно щелкнула пальцами, и воины, стоявшие вокруг трона, тут же выстроились цепочкой перед ней, обнажив мечи. - О, не стойте так тесно, мне не видно князей, - произнесла она и встала, - я чувствую, что вопрос о моем праве быть здесь по-прежнему вас волнует больше всего остального. Я могу доказать вам это право. Резкий вскрик, громкий, повелительный, пронесся по залу. У выхода стояла Нупта, и крикнула она только для того, чтобы толпа немного пошевелилась, освобождая место. И на это место из-за дверей выскочил вдруг Сирруш. Придворные шарахнулись в разные стороны, быстро образовав в центре зала свободную площадку. Сирруш изогнулся дугой, зашипел. Он медленно поворачивал голову, разглядывая толпу, готовый прыгнуть на первого, кто шевельнется. Поэтому все замерли и в ужасе смотрели на дракона, неторопливо движущегося в направлении трона. Охранявшие Шаммурамат воины сжимали мечи в руках, готовые защитить свою повелительницу, но и они не спускали глаз с чудовища, не желая становиться первым лакомством для него. - Сирруш, - позвала осторожно Шаммурамат. Дракон услышал голос хозяйки, закрутил головой и, наконец, увидел ее за спинами воинов. В два прыжка он пересек весь зал, перемахнул через охрану и оказался рядом с нею. Воины расступились, и все присутствующие увидели, что Шаммурамат сидит на троне, дракон положил ей на колени передние лапы и тычется ей в грудь, прося ласки, как огромный пес. А она гладила его и что-то нашептывала. Шок постепенно проходил, все поняли, что Семирамида не только не боится дракона, но и повелевает им. Подобное зрелище многим заткнуло рты, не слышали они, чтобы священный дракон подчинялся кому бы то ни было, кроме богов. Но и признать Семирамиду божьей посланницей языки не поворачивались. Старейшина снова подошел к возвышению, на котором стоял трон, и сказал: - Семирамида, не могу сказать, что ты окончательно убедила нас в чем-то, но спорить с тобой мы больше не станем. Царь вернется, и всех нас рассудит. Ты сегодня пришла, чтобы помочь людям, так займись этим. Только сначала вели Сиррушу уйти. В его присутствии невозможно вершить правосудие. Она кивнула, подошедшая Нупта поманила дракона за собой и увела из зала. - Так значит, посетители на сегодня все-таки есть? - Да, госпожа Семирамида, посетители есть. Но уже знакомый голос из толпы воскликнул: - Госпожа Семирамида? Посмотрите-ка, в нашем городе так легко доверяют проходимцам только потому, что это женщина с красивыми глазками и ручным драконом?! Семирамида закрыла на миг глаза, затем решительно встала: - Я хочу видеть того, кто выкрикивает это, прячась в толпе и боясь выйти сюда. Выходи, если не трус. Толпа зашевелилась, вперед вышел мужчина, роскошно одетый, с самодовольной улыбкой на круглом лице. - Я не трус. И хочу, чтобы все в этом зале поняли, кто перед нами. Ты колдунья, обманом попавшая сюда. И твой дракон ненастоящий, это мираж. Никто к нему даже не прикоснулся, кроме тебя, чтобы поверить, что он живой. Но она перебила его: - Кто ты такой? – его лицо показалось ей знакомым. - Я охотно расскажу тебе, кто я такой. Возможно, тебе понадобятся мои услуги, когда после всего, здесь происходящего, царь вышвырнет тебя из дворца. Она никак не отреагировала на его реплику, которой ему явно хотелось вывести ее из себя. Немного раздосадованный, он продолжал: - Я Кудурру-Эгиби, тебе известно это имя? Эгиби – самый славный род во всем Аккаде. Родом я из Пахирту, это маленькое поселение, слишком бедное для меня и моих способностей. Я давно уже перебрался сюда, в Вавилон, добился здесь уважения благодаря своему имени и своим связям. Здесь у меня самый большой банк. Ну, и много маленьких в других городах. Я – банкир! – он гордо произнес это слово, но, видя, что оно не произвело нужного эффекта, добавил, - ты не знаешь, кто такие банкиры? Это такие люди, которые… Она устало его перебила: - Я знаю, кто такие банкиры. Ростовщики. Это слово понятно и знакомо всем. Это люди, которые отбирают последнее у бедняков, которые разоряют богатых, которые наживаются на чужих слезах. Что еще ты хотел рассказать о себе? Он рассмеялся в ответ самодовольно и нагло: - Еще? Ну, что еще сказать. За твои украшения я дам тебе наибольшую возможную сумму серебра, чтобы тебе не пришлось стать уличной лупой, когда окажешься за воротами дворца. Она вдруг поняла, почему его лицо показалось знакомым. Кудурру! Она вспомнила это имя, хотя не этого человека. Так звали приятеля Абистана, который сопровождал его в блуждании по пустыне. Кудурру, который вместе с еще одним нахалом, Либлутом, оставил без ужина ее и Ваядуг! Вот почему лицо ростовщика показалось знакомым – не иначе, это его отец. Да, сыночку было от кого учиться наглости! Легкая усмешка появилась на ее губах. - Так значит, ты ростовщик. - Да. А еще я наставляю на истинный путь глупых красоток вроде тебя. Можешь быть уверена, после возвращения царя ты окажешься на улице. Тогда я с радостью помогу тебе. У меня есть знакомые хозяева притонов, где ты будешь пользоваться спросом… - Остановись, - негромко окликнула его Семирамида. Кудурру-Эгиби огляделся. В зале стояла мертвая тишина. Пораженные его словами князья и советники, старейшины и воины охраны – все ожидали, что сделает теперь Семирамида, которой в лицо бросили подобные слова. Ведь не всем показался миражом священный дракон, и указ царя прошел все же через некоторые руки, чтобы можно было так просто проигнорировать его. А Семирамида откинулась на спинку трона и сидела, любуясь появившимся в ее руках кинжалом. Она протянула его вперед, показывая Кудурру: - Ростовщик должен знать цену дорогим вещам. Чего стоит этот кинжал? В его глазах загорелось любопытство. Кинжал был небольшой, в пол-локтя длиной, с двусторонним лезвием шириной в два пальца у рукоятки. Даже на расстоянии было видно, что по лезвию проходит, переплетаясь, тонкий узор - это значит, для изготовления такого кинжала взяли несколько кусков металла, переплели и сковали, сделав его прочным, упругим и долговечным. Сама рукоятка была из дорогого полированного дерева, и украшали ее драгоценные камни и мягкие полоски кожи для удобного захвата. - Эта вещь стоит очень дорого. - Сколько? - Я боюсь ошибиться, - Кудурру вдруг подумал, что ему не просто так предлагают оценить это великолепное оружие. «Неужели она решила заткнуть мне рот подобным подарком? Пожалуй, я бы от него не отказался!» - Стоит ли он жизни одного раба? – настаивала Семирамида. - М – м… кинжал, равный в цене рабу? Да, пожалуй, он того стоит. - Что ж, бери. Считай, что ты его купил. Она быстро поднялась. Движение ее руки было молниеносным, никто не успел даже ничего понять. Лицо Кудурру, выражавшее радость победителя, вдруг стало удивленным, когда серебристая молния вонзилась в его грудь. Еще с минуту он, изумленный, взмахивал руками, словно пытался вырвать кинжал из груди, но не решался. Потом вдруг поднял голову, и в его глазах Семирамида увидела боль осознания происходящего. Он сделал шаг и рухнул к ее ногам. В зале стояла тишина. Семирамида больше не чувствовала себя победительницей. Она прикрыла глаза и подумала: «Я начала охоту на людей. Ваядуг, неужели ты знала, что именно это меня ждет?» Наконец, она очнулась от охватившего ее оцепенения, поняла, что вокруг стоят толпы хищников в ожидании ее следующего шага. И от этого шага зависит весь ее последующий путь. Она указала рукой на тело ростовщика и глухо произнесла: - Убрать! Двое из охраны, на кого упал ее взгляд, поспешили вынести труп; кинжал вернули ей. Она посмотрела на окровавленное лезвие, затем отбросила кинжал в сторону. - Думаю, одного смертного приговора на сегодня достаточно. Я слушаю следующего. Говорите.