Первый дождь

      Меня ни с того ни с сего бросило в жар. Он раскатился по всему телу, и я не вполне понимала почему. Вместе с этой вибрацией все внутри перевернулось, то ли от страха, то ли еще от чего. Но из роящихся мыслей меня выбил хохот Хеллбоя, который чуть ди не давился от смеха, а мы с Лиз недоумевая смотрели на него. — Хеллбой? — признаться, он и меня заразил, так что я сдавленно начала посмеиваться. Лиз лишь улыбнулась. — Почему вы смеетесь? — недоумевал «некто» позади моей спины.       Я все еще не решалась поворачиваться: наверное, пока не была готова к тому, что встречу. — Прости, Синий, — сквозь смех говорил Хеллбой, — но ты бы видел ее лицо! — Да, очень смешно, — я поняла, что залилась краской. Погодите-ка… он сказал… Синий?       Вдруг справа от меня возник он. Этот самый «таинственный незнакомец»… Мокрая голубая кожа цвета близкого к лазури. В теплых золотых и преимущественно алых бликах, она, казалось, оттеняла морским зеленым, а все его тело было расписано темно-синими полосами. Стройная фигура, облаченная в одни лишь шорты — как-никак, это сложно не заметить. Открытое, вдумчивое лицо и большие блестящие сине-зеленые глаза. Что-то было в этой его манере говорить и держаться.       Меня слово окатили ведром с холодной водой. Я просто сидела, не в силах вымолвить ни слова. — Почему Александра здесь? — он посмотрел сначала на Лиз, скрестя руки на груди, затем перевел взгляд на меня, ожидая ответа.       И тут я вдруг поняла, что слишком пристально его разглядывала все это время и тут же отвернулась. — Алекс. Прошу, зовите меня Алекс, — я улыбнулась, стараясь не смотреть ему в глаза — мне показалось он смотрит мне прямо в душу. — Я решила, что ей хватит киснуть в палате, — вступилась Лиз. — Не хочу показаться занудным, но мы ведь не знаем, как может обернутся восстановление работы клеток после столь продолжительного пребывания в состоянии стазиса… — Нет ничего страшного, если я умру, — я уловила направленность его мыслей. — Желание профессора было, чтобы вы остались живы, — его благородность и умение держать слово меня, если честно, поразили. — Ах, так вот о чем вы тогда болтали! — вставил красный. — Ну, что ж, тогда придется быть живой, не могу же я оставить ваше слово не сдержанным, — я улыбнулась, — Так значит, это вы — мой врач? — я покосилась на Лиз. — Получается так, — он сел на другом краю «моего» дивана. — Тогда, благодарю вас за мою жизнь. Как я могу называть вас, доктор? — шутливо намекнула я на то, что ты не знаю его имени. — Меня зовут — Эйб. И, раз уж вы хорошо себя чувствуете, я, пожалуй, присоединюсь к беседе. — Эйб, — вдруг начал Красный, — а ты разве все и так уже не знаешь? Я непонимающе покосилась на Лиз, показывая, что требую пояснения. — Нет, — тем временем ответил ему друг. — Нет? — удивился демон с долей разочарования. — Должно быть… — потянула я, ведь до меня наконец начало доходить, — Ну конечно! — и с некоторой досадой обратилась к Эйбу, — Вы пытались меня прочесть, пока я была в отключке? — Я мог, — коротко и галантно ответил он. — Что ж, тогда ладно… Начнем с самого начала! Я родилась в Ленинграде в 1927, 19 апреля. Моя жизнь до войны не была слишком интересной — скорее даже вполне себе обычной, не смотря даже на то, что пришлось переместиться в Москву. И сразу после этого грянула война… Тут-то все и началось. Моего отца призвали, правда еще до нашего неожиданного отъезда в Москву. Жизнь в тот момент не была сахаром, а потом еще и… — я замерла, погрузившись в прошлое. — Алекс, продолжай, — мягко подталкивала меня Лиз. — Да, простите. Я была немного вспыльчивей тогда. А что можно ожидать от такого подростка.? — Ты сбежала? — предположил Эйб. — Не просто сбежала, а вступила в партизанский отряд. Я ушла до самых границ, и мы шли следом за войсками, оставаясь в тени. Некоторых ловили. Я продержалась пару месяцев. И однажды, нам не посчастливилось попасться, когда мы пытались подорвать поезд с припасами. Мы не слишком просчитали свои шаги, и… нас взяли. Я все еще надеюсь, что кому-то удалось сбежать… нас выбросили на какой-то станции, одели мешки на головы, чтобы мы не запомнили дорогу назад. И отвели в концлагерь… Специальный, для детей. Он был не такой, как другие, хотя, впрочем, все они одинаковы. Тамошние психиатры испытывали на детях разного рода вещи… но все они по сути были пытками. Я не буду рассказывать. — Это ужасно, ты же была ребенком, — Лиз вздохнула. — Не во время войны. Но окончательно меня убило не это, а то, что меня заставляли смотреть, как мои товарищи умирают… И тогда пришли неизвестные и освободили нас, поубивали всех негодяев, издевавшихся над детьми, и речь не только о пытках. Нас не кормили неделями, избивали до полусмерти, насиловали, вне зависимости от пола, кому как повезет… Они взяли нас под свое крыло, тех, кто выжил, ведь некоторые подвергались необратимым операциям, а другие… в общем, не будем об этом. Когда тебе дают жизнь, ты должен вернуть ее обратно. Ведь если бы тебя не спасли, тебя бы не стало. Такая философия, — я улыбнулась, выдержав небольшую паузу и продолжила, — Они сделали из нас агентов, профессиональных убийц. Тайное подразделение в борьбе на настоящем фронте. С Туле. Ровно два года велось мое обучение, совместно с настоящими миссиями. Но, по официальным данным, я была убита в следствии пыток в концлагере. Вот вам и досье… Официально меня не существовало. Я была призраком, как и все в моем отряде. И когда мы, тени, были готовы, нас направили в сердце войны, откуда расползалась зараза… Берлин. — Ученые говорили, что ты упомянула Берлин, когда тебя нашли, — припомнила Лиз. — Да, точно, — присоединился Хеллбой, — А потом тебя случайно подстрелил один из новеньких. — Да… Берлин, — протянула я, — Суть нашего задания была убить Гитлера. Но план провалился. Нас обнаружил какой-то придурок в противогазе. Или в маске такой. Не знаю. Он перерезал всех моих товарищей, не успели мы и глазом моргнуть — кто бы мог подумать! — иронизировала я, — И зачем нужно было столько подготовки, если все сразу полегли? Но я сумела избежать смерти, к счастью или нет. Как? Снова оказавшись в плену! И далее, я даже не могу представить, что со мной делали… Кронен, вроде так его звали, он лишь притащил меня к этим психам, помешанным на оккультизме. Здесь все было намного изощренней, чем в концлагере. Полгода я провела там, а затем мне удалось бежать. Слоняясь по логову «зверя» я наткнулась на капсулу, в которой меня запечатало. — И сколько тебе было, когда все это происходило? — вдруг поинтересовался Хеллбой. — Ну, давай посмотрим… — я задумалась. — Если честно, то я давно не думала об этом… Ну в общем, мне было… Восемнадцать? — Ты же ребенок еще совсем! — удивилась Лиз. — Ребенок — не ребенок на войне… И ко всему прочему прошло уже… сколько? Около 60-70 лет? Ну вот! — я нашла отговорку. — А почему способности Эйба никак на тебя не влияют? — Лиз вспомнила, с чего все началось. — Нет, ну вообще могут… Просто это было частью моих тренировок. Блокирование телепатии, ведь мы знали, что Гитлер связан с оккультизмом. И должны были убить его на встрече с обществом Туле. И не знали наверняка, что они могут выкинуть… И все равно оказались не готовы. — Разве можно научить быть ненормальным? — усмехнулся Хеллбой. — А почему нет? — без малейшего сомнения вопросила я, чем, кажется, повергла окружающих в непонимание очередной раз. — И как же? — Красный, похоже, не спешил мне верить. — Ты слышал о предрасположенности к чему-то? Снова повисла тишина, предполагающая мое дальнейшее объяснение. — Ну, как предрасположенность к болезням. Неудачное сравнение, да? — До этого момента мы придерживались теории, что сверхественные способности могут быть у существа лишь в двух случаях: либо он такой от рождения, либо стал таким вследствие… — Эйб галантно пояснил мне, — преображения. В качестве примера можно взять мутацию или же смерть, и как последствие существование в неком ином состоянии. — Вот оно что, — теперь я поняла, почему они смотрят на меня как на оазис среди пустыни, — Ладно. Значит так… я — человек. Нас лишь учили блокировать различные сверхъестественные способности. Так что, я — своего рода оружие для борьбы с паранормальным, — объяснилась я. — Хоть я все еще не верю тебе до конца… — встрял вдруг Мэннинг, выросший рядом со мной, — Но, вероятно, мы можем воспользоваться тобой, — он передернулся, желая показать, что оговорился, — в смысле, ты можешь нам помочь!       Я приподняла бровь от удивления, и вдруг сдавленно рассмеялась, заметив презрительный взгляд Лиз в его сторону. Все и без слов было понятно: этой разношерстной компании уготовано было стать моей новой семьей. Что-то в ней было такое. Родное, что-ли.