2256 миль между нами

      Для начала декабря мороз установился нереальный. Ледяной ветер обжигает, и я сильнее кутаюсь в теплое одеяло, которое мы расстелили прямо на мерзлой земле, и прижимаюсь к Алексу. Он достает из рюкзака слегка потрепанную коричневую тетрадку в плотной обложке. Я осторожно беру ее. Листы пожелтели, а в уголках погнулись и истерлись. Больше это походит на личный дневник. Я открываю тетрадку, так и есть! Слева на обложке выгоревшими чернилами написано "Дневник Алекса Уэста".       - Дневник? Ты ведешь личный дневник? - сказать, что я удивлена, - это ничего не сказать.       - Вел. В шестом классе, - застенчиво улыбается Алекс. - Давно собирался тебе показать его.       До сегодняшнего дня я думала: это чисто девчачье занятие. Мама даже на четырнадцатилетие подарила мне один такой дневник для записей, розового цвета с мишкой Тедди на обложке. По-моему, он еще где-то валяется у меня в шкафу, с абсолютно чистыми страницами.       Я перевожу взгляд на первую страницу дневника. В правом верхнем углу Алекс корявым почерком указал дату - 14 августа.       - Чтобы не читать весь бред, который я писал сюда в течение нескольких месяцев, я сделал закладки в нужных местах, - смеется парень и бережно перелистывает страницы.       Он лукавит - то, с какой заботой он дотрагивается до дневника, говорит о том, что его содержимое он бредом совсем не считает. Не знаю, почему, но меня захватывает волна нежности к Алексу.       Открытая им страница датирована восьмым сентября. Почерк Алекса, как я уже говорила, корявый, но разборчивый. Страницы заляпаны и местами порвались, и я понимаю, что он не раз его перечитывал. Я читаю вслух:       - "Сегодня я наказан за драку с Логаном Дилли. Я не хотел его бить, да и бить было не за что, но Аарон грозил рассказать всем, что я слабак, если я не смогу просто так подойти к Логану и ударить его. Я смог. Он ненавидит Логана, так же как и терпеть не может Остина, Дрю, Питера и его подружку Оливию. Мне тоже полагается их ненавидеть, ведь мы братья."       - Семнадцатое сентября. "Родители опять всю ночь кричали друг на друга. Я пытался зарыться в подушку, но это мало помогало. Мне уже реально надоели их скандалы. И самое интересное, они всерьез считают, что мы с братом ничего не замечаем. С утра мило друг другу улыбаются, а отец даже целует маму в щеку перед уходом на работу. Я, конечно, понимаю, что они попросту не хотят втягивать меня и Аарона в свои проблемы, да я и сам втягиваться в это не хочу, но наигранность и неискренность их отношений видно за милю.       Ближе к двум ночи в мою комнату пришел Аарон.       - Тоже не спится? - спросил я.       - Ага. Достали уже. Как ты думаешь, они разведутся? - сказал он и улегся рядом на мою кровать.       - Надеюсь, что нет. Хотя, может, для них это будет идеальным выходом.       - А для нас?       - А что? - удивился я. - Мы же братья, мы всегда будем вместе. Верно?       Аарон улыбнулся:       - Да, всегда. Я люблю тебя.       Мне нравятся такие вот разговоры с братом. В эти моменты с него сходит вся спесь и высокомерие, которые иногда больно уж раздражают. Но даже несмотря на эти его черты характера, я люблю его. Все вокруг утверждают, что мы совершенно разные, и не только внешне. Но мы-то вдвоем прекрасно знаем: чтобы понять друг друга, нам не нужны слова. Я прекрасно понимаю мотивы его поступков, будто он - это я. Как бы банально не звучало, но между нами есть связь, разорвать которую вряд ли возможно."       Следующая закладка стоит на записи тридцатого сентября. У меня екает сердце, когда я вижу, что она обо мне.       - "Оливия продолжает ходить в своих смешных кедах и даже виду не подает, когда мы кричим ей в след что-нибудь плохое и смеемся. Вернее, Аарон, Джо, Пол кричат и смеются. А я... Когда я ее вижу, то поражаюсь, с каким равнодушием она смотрит на нас, ей действительно плевать на наши насмешки. С той нашей драки в начале месяца мы не обмолвились ни словом. Она смотрит сквозь меня, будто я невидимый.       Странная она какая-то. Худющая, длинноногая, держать спину прямой, похоже, совершенно не умеет (я думаю, это из-за ее высокого роста - ей хочется казаться менее заметной, что ли), а по лицу с легкостью можно прочитать все эмоции, что она сейчас испытывает. Да еще настырная такая, вечно повсюду сует свой нос, бесит аж. Вот какого черта ей понадобилось во вторник выяснять у Аарона, где тот спрятал кроссовки Дрю? Она что, мать Тереза? Дрю и без этих кроссовок неплохо жилось. Хотя Аарон тоже неправильно себя повел - толкнул ее прямо в лужу. Все вокруг заржали, а мне как-то было не весело. Не знаю, что меня заставило подойти ближе и протянуть ей руку. Она злобно сощурила глаза, поднялась без моей помощи и уставилась на меня, такая грязная, промокшая и злая. Было понятно, она считала, будто я поиздевался над ней, протянув руку. Но я на самом деле даже не собирался обижать ее, я просто хотел помочь... Вот только теперь я проклинаю этот идиотский порыв милосердия, потому что Аарона данная ситуация не обрадовала. Он прервал наш зрительный контакт, схватив меня за предплечье и чуть слышно прошипев на ухо:       - В следующий раз в этой грязи окажешься ты."       - Первое ноября. "Сегодня Оливия первый раз заговорила со мной за полтора месяца. Она сказала: "Свали с дороги", когда я стоял в дверях кабинета литературы. Потом весь день мой рот самопроизвольно расплывался в улыбке, когда я вспоминал ее злостное выражение лица в тот момент. Она довольно забавная, когда корчит такие мины, будто хочет переубивать всех вокруг. По-моему, она вообще улыбаться не умеет."       - Второе ноября. "Умеет и еще как умеет! Блин! Это странно, но сегодня я вдруг понял, что никогда до этого не обращал внимания на ее улыбку. Может, потому что хмурить брови и строить недовольную рожу - это ее защитная реакция на нас с братом? А точнее на Аарона, так как она глаз с него не сводит и не замечает никого вокруг, когда тот появляется в ее поле зрения. А сегодня я случайно заметил, как она рассмеялась над шуткой этого урода Киршнера, и залип... Она улыбается очень открыто и широко... Черт!"       - Первое декабря. "Я окончательно чокнулся, без сомнений. И зачем, спрашивается, я это сделал? Обо все по порядку. После занятий Аарон притащил откуда-то несколько дохлых лягушек, и мы распихали их по шкафчикам некоторых одноклассников. Аарон считает, что будет очень смешно, когда они утром обнаружат эту гадость на полках. Когда брат ушел домой, я соврал, что меня после уроков ждет миссис Крейг, но на самом деле я пошел к шкафчику Оливии. Не хотелось, чтобы над ней опять смеялись. Ее семья, одежда, потрепанные учебники и... хм... ладно, признаю, не ахти какие внешние данные - поводов для шуток предостаточно.       Аарон знал код ее шкафчика, так как предварительно стащил список кодов из учительской, а я - нет. Когда я попытался его вскрыть, меня застукал Киршнер. Я сразу подумал о том, что сделает брат, когда узнает, что по моей вине провалилась такая шутка. Киршнер спросил, что я здесь делаю. И мне пришлось объяснить:       - В этом шкафчике дохлая лягушка, хочу ее вытащить.       - Может, ты сам ее туда и засунул?       - Какая разница, как она туда попала? - этот Питер начинал меня бесить. - Если не можешь помочь, то хотя бы не мешай!       Он как-то странно на меня посмотрел, а потом подошел и открыл шкаф - он знал код. Мы вытащили лягушку и выбросили ее в мусорку. О том, что в его шкафчике лежит такая же, я промолчал. Это было глупо, так как я знал, что Питер будет первым, кто сдаст меня завтра учителям. Но в отличие от Аарона у меня была причина его ненавидеть - он дружит с девчонкой, с которой я вряд ли когда-нибудь смогу подружиться."       У меня пересыхает во рту. Я помню, что произошло на следующий день. Питер действительно сдал братьев и их компанию, но о том, что одна из лягушек предназначалась для меня, он не упомянул. Я поднимаю глаза на Алекса, он улыбается, обнимает меня крепче и целует в висок.       - Читай дальше, там самое интересное, - шепчет он.       - Двадцать шестое декабря. "Сегодня Аарон сделал то, чего нельзя делать ни в коем случае, - вмешался в ссору родителей. А потом еще и на меня стал орать за то, что я молча собирался уйти с этого спектакля, устроенного матерью и отцом.       - Ты бесхарактерный, Алекс. Не можешь даже защитить свои интересы! - бросил он мне.       - И каким, спрашивается, образом я должен это сделать? Мой интерес только в том, чтобы вы, - я уже обращался к родителям, - были вместе. Но стараться только ради меня не стоит. Не хочу чувствовать себя виноватым из-за того, что чьи-то жизни испорчены. Так что я перефразирую свое желание: я хочу, чтобы вы были счастливы, а каким образом - решайте сами.       Родители, видимо, были в шоке от моих слов. Как и Аарон. Поэтому он догнал меня на лестнице и грубо толкнул.       - Ты действительно хочешь, чтобы они расстались?       - Я тебе уже говорил, что если им так будет лучше, то да, хочу.       - А я нет.       - Ты думаешь только о себе. Хоть раз в жизни подумай о других.       Это были правильные слова. И мне не стыдно за них. Надеюсь, брат воспользуется моим советом. А вот мне стоит сделать как раз наоборот - подумать о себе. Почему-то слова Оливии, которые она сказала мне в начале года, что я делаю только то, что приказывает Аарон, не выходят из моей головы уже на протяжении нескольких месяцев. Что она за человек такой? Всего одной лишь фразой умудрилась перевернуть весь мой мир..."       - Девятое января. "Мы подрались с Аароном. И все из-за того, что я отдал этот чертов рюкзак Оливии. Аарон и Джо отобрали его у Киршнера и принялись играть в "собачку", я, в принципе, был не против и тоже перекидывал рюкзак и смеялся над Питером. Моя злость на него с декабря, когда он сдал нас за выходку с лягушками, еще не прошла. Но в игру вмешалась Оливия. Конечно, куда ж без нее! То, с каким безразличием она относилась к насмешкам в свой адрес, с таким же рвением она была готова защищать своих друзей. Я никогда бы не отдал этот рюкзак лично Питеру, а тем более на глазах у Аарона и всей школы. Это положило бы конец всему, что было между мной и братом. Но не смог выдержать взгляда Оливии: она смотрела так, будто жалела меня и считала ничтожеством одновременно. Я понял, что она презирает меня, и что-то внутри заледенело. Я должен был доказать ей, что я не такой, каким она меня считает. Поэтому я просто подошел и отдал рюкзак. Я не жалею ни о чем - может, это было лучшее, что я сделал в своей жизни."       Я прижимаюсь сильнее к Алексу. Мы становимся ближе и не только физически. Этим дневником он будто раскрывает передо мной свою душу нараспашку, он доверяет мне то, что никто никогда не знал о нем.       - Десятое января. "Сегодня Аарон заявился в мою комнату и стал орать, что я предал его.       - Мне пофиг, - ответил я. - Я не собираюсь больше плясать под твою дудку. Можешь и дальше устанавливать свои порядки в школе, но я под твою диктатуру не попадаю. Смирись с этим и не мешай мне.       - Чему не мешать? Твоему общению с Кингстон? Она же мерзкая.       Здесь я уже не выдержал и врезал ему в челюсть.       - Отныне я сам буду выбирать себе друзей.       По его взгляду я понял, что это конец."       - Девятнадцатое февраля. "Мы с отцом уже на пути в Чикаго. Не знаю, что нас там ждет, но возможно, это будет совсем другая жизнь. Это будет моя жизнь. Только моя.       Я сам зашел к Аарону попрощаться и не успел и слова сказать, как он обиженно произнес:       - Почему ты уезжаешь? Ты мог бы остаться. Отец ведь не заставлял тебя.       - Не знаю. Но так будет лучше.       - Сбегаешь?       Я не ответил. Потому что он прав. Я действительно сбегаю.       Из-за него? Да. Я люблю Аарона больше всех на свете. Но нам стоит быть по раздельности.       Из-за Оливии? Да. Скорее всего, она моего исчезновения и не заметит совсем. По крайней мере, я буду надеяться на то, что она никогда больше в жизни обо мне не вспомнит.       Из-за отца? Да. Он всегда был мне ближе матери.       Из-за того, что я хочу быть не братом Аарона Уэста, я хочу быть Алексом Уэстом? Да."