2256 миль между нами

24 февраля, 04:56 p.m.       - Мистер Уэст, я пришла отдать Вам одну вещь. Она принадлежала... Вашему сыну.       Не могу произнести его имя вслух. Когда я это делаю, что-то странное творится с моим телом - оно забывает, как дышать. Меня словно бьет электрошокером. Ночь с 11-го на 12-е января, 00:04 a.m.       ...Пытаюсь найти в ее глазах и чертах лица что-то родное, напоминающее ее сына. Что-то, способное остановить зарождающуюся во мне ненависть. Напрасно. Улыбаюсь сквозь боль:       - Пошла ты к черту, Мелисса!..       Говорят, уходить нужно гордо. Не теряя достоинство. И не важно, что через несколько секунд, выйдя за дверь, я скачусь на пол от вырвавшихся наружу горьких рыданий. Чтобы не сорваться раньше времени, прикладываю последние силы, что у меня остались. Это остатки моей гордости. Моего самоуважения. Их хватит ровно на три больших шага.       Один.       Два.       Три.       С оглушительным грохотом хлопаю дверью. Все... Ничего больше нет. Одна безжизненная пустота в том месте, где раньше билось переполненное любовью сердце. Ночь с 21-го на 22-е декабря, ощущение времени потеряно       - Парень восемнадцати лет. Черепно-мозговая травма, подозрение на внутреннее кровотечение. Пульс слабый, температура тела упала до тридцати пяти градусов, дыхание сорок восемь, - не отключая рацию, темноволосый мужчина с фонариком в зубах наклоняется ниже к Алексу, лежащему на каталке, и информирует своего совсем юного коллегу: - На свет не реагирует. Дилан, давай присоски и капельницу.       Пока парень по имени Дилан проводит манипуляции, суть которых я сейчас не способна понять, врач переключает свое внимание на меня, закутанную в одеяло, которое совершенно не греет. И я догадываюсь, почему.       - Второй пострадавший - девушка, - сообщает он по рации диспетчеру в больнице, куда нас везет скорая, - по виду школьница, в состоянии шока...       Завывания сирен и переговоры медиков эхом отдаются у меня в голове. Меня тянет в сон. Спасительный сон, очнувшись от которого, я хочу обнаружить, что происходящий сейчас ужас нереален. Мне безразлично все, что происходит за пределами этого автомобиля. Все, что не имеет никакого отношения к Алексу.       - Не волнуйся. Мы его вытащим, - обнадеживает меня Дилан. Я поднимаю на него глаза и фокусирую зрение. Хм, странное сочетание: такой мягкий заботливый голос и колючий из-под тяжело опущенных век взгляд. - Как тебя зовут?       Пытаюсь назвать свое имя, но выдаю только хриплые звуки и кашель.       - Черт! Давление и пульс падают. Воздух срочно! Остановка сердца!..       Сердце. Моего. Алекса. Не бьется.       Перед глазами словно вешают черную занавеску. Ночь с 21-го на 22-е декабря, 02:49 a.m.       - Родители Алекса уже здесь. Я позвонил им, - Пол присаживается рядом на кушетку, когда медсестра, наложившая повязку мне на голову, уходит, предварительно удостоверившись, что буйствовать я больше не собираюсь. - Как себя чувствуешь? Твое бездыханное тело, выгруженное врачами из скорой, немного меня напрягло.       Пол улыбается, но это вымученное проявление эмоций, направленное на то, чтобы разрядить обстановку, угнетает еще больше. Подтягиваю колени к груди. Я уже не нахожусь в кромешной темноте под проливным дождем, но омерзительный холод не исчез, навечно поселившись где-то внутри меня.       - Нормально, - голос пропал совсем, и каждое слово отдается режущей болью в горле. - Где мы?       - В медицинском центре Вэст-Хейвена. Он оказался ближе, чем госпиталь Милфорда.       Я бы предпочла сейчас быть там, в госпитале Милфорда. Там, где мама. Возможно, мне стало бы лучше от одного ее присутствия рядом, но не уверена. Точнее, совсем не уверена. Единственное, что меня спасет, - теплота родных серых глаз. Но...       Я пришла в себя несколько минут назад в совершенно незнакомом месте и переодетая в сухую больничную пижаму. Неразговорчивый медперсонал отказывался объяснять что-либо, мотивируя это тем, что мне "необходимо успокоиться и поспать", и даже попробовал ввести в мой организм снотворное. Глупые.       От массового убийства меня уберегли постоянно уплывающее сознание, непослушное тело, управлять которым я не могла, и вовремя подоспевший Пол. Не испугавшись моих лихорадочных и безостановочных причитаний "Что с Алексом?", сопровождающихся дикими метаниями, он забрал меня из рук медсестер и крепко обнял. И я затихла. Потому что только Пол, пусть и отчасти, но мог разделить мои страхи. Для всех остальных обитателей больницы, таких сонных и усталых, без капли сопереживания на лице, это было лишь очередной автомобильной аварией, нарушившей их покой посреди ночи. А для меня это стало падением в пропасть. В пропасть отчаяния. И что-то мне подсказывает: дна я еще не достигла, и приземление будет более чем болезненным.       Пол рассказал, что по пути сюда у Алекса дважды останавливалось сердце, и сейчас он находится в операционной.       Дважды.       Я дважды чуть не потеряла его.       - Расскажи, что случилось, - несмело просит Пол, накрывая рукой мои плечи.       Пододвигаюсь ближе к нему и с головой ухожу в самобичевание. Пусть оно будет моим наказанием.       - Мы поссорились. И я ударила его. Представляешь? Ударила. А ты же знаешь Алекса - он заводится с полоборота. И... он превысил скорость и перестал следить за дорогой, а я... я, как дура, мешала ему. Это моя вина. Полностью моя вина. Я должна лежать вместо него в операционной. Так было бы справедливее.       - Не говори ерунды, ладно? - Пол вздыхает и, прикрыв глаза, зарывается носом в мои волосы, которые сейчас представляют из себя один спутанный ком.       Мы продолжаем сидеть в тишине, разбавляемой лишь мерным жужжанием неисправной светодиодной лампы на потолке. Знаю, Полу тяжело, как и мне. Но без него было бы тяжелее вдвойне. Теперь нас многое связывает: одна боль на двоих и один дорогой человек на двоих.       - Лив, прости, - неожиданно бормочет Пол, не вылезая лицом из колтуна волос на моей голове.       - За что?       - За то, что был последним придурком, променявшим друга на сомнительную репутацию в сомнительной компании.       Я поворачиваюсь к парню и кладу подбородок на его плечо.       - Передо мной ты ни в чем не виноват, а у Алекса еще попросишь прощения сам. Но после сегодняшнего поступка извинения будут лишь формальностью, поверь. Если бы не ты... не знаю, как бы нам с Алексом удалось спастись, - я замечаю, что Пол с нетерпением ждет конца моей тирады, чтобы вставить свое слово, и, не оставляя ему шанса, добавляю: - И даже не вздумай сейчас изливаться на тему того, что мол "на моем месте так бы поступил каждый"! Я не случайно позвонила именно тебе, Пол. Понимаешь?       Парень отводит взгляд и, сжав губы в прямую линию, рассеянно потирает затылок.       - Ты удивительная девушка, Оливия. Я уже говорил, что не понимал выбор Алекса? Так вот, это неправда. Потому что я нихрена его не понимал! - на слова парня я отзываюсь улыбкой и сама поражаюсь, какой жизнерадостной она получается. - До того момента, пока до меня не дошло - Алекса притягивают только сильные личности: его отец, брат, ну и ты, наконец.       - Ты забыл упомянуть себя, - воспользовавшись его запинкой, вставляю я.       Пол усмехается:       - Спорное утверждение.       Я в корне с этим не согласна, потому что уверена, что внутренняя сила человека проявляется по-разному: у одних - в отстаивании своих идеалов до конца; у других - в способности не сломаться в сложных ситуациях; у Пола - в признании своей ошибки. А у меня? Кажется, Пол знает ответ:       - Ты отдаешься чувствам без остатка: если ненавидишь, то всем сердцем; если любишь, то до потери пульса; если прощаешь, то так, что напрочь забываешь о всех нанесенных тебе обидах. Такая девушка и нужна Алексу. Вы оба бунтари, и я рад, что вы нашли друг друга. Ночь с 21-го на 22-е декабря, 03:17 a.m.       Приобняв за плечи, Пол поддерживает меня в вертикальном положении, пока мы медленно бредем по длинному больничному коридору. Борясь с желанием привалиться к стене и сползти вниз, я сосредотачиваюсь на созерцании затейливых узоров каменной плитки под ногами. Ватная, как густой туман, тишина уже опротивела.       Когда мы подходим ближе к операционной, я замечаю Уэстов, изваяниями застывших у двустворчатых дверей, за которыми врачи борются за жизнь Алекса.       Мой взгляд надолго задерживается на красном лице Мелиссы. Не теряя гордую осанку и вскинув подбородок, она сидит напротив своего мужа, наклонившегося вперед и запустившего ладони в темные, практически черные, волосы. Какой до боли знакомый жест... Я быстро моргаю, чтобы прогнать навернувшиеся некстати слезы.       Но больше всего меня поражает вид Аарона. Убитый - другого слова подобрать не получается. Сгорбившись, он устроился на полу и уткнулся лицом в собственные колени.       Заслышав наши шаркающие шаги, Уэсты словно по команде поворачиваются в нашу сторону. По спине пробегает холодок от ощущения повисшего в воздухе напряжения. Я останавливаюсь. Лицо миссис Уэст, мгновенно побледневшее, искажается самой последней формой неприязни. Да, Мелисса, теперь у тебя есть настоящий повод для ненависти - из-за меня твой сын на волоске от смерти.       Аарон лишь на пару секунд апатично поднимает голову, окидывает нас с Полом неузнавающим взглядом, в котором не отражается ничего, никакого намека на жизнь, и отворачивается. А я никак не могу оторваться от багрового, переходящего в лиловый, пятна с кровоподтеками на его щеке и слегка припухшей губы. Когда он успел подраться? И главное, с кем?       Майкл, рукой остановив жену, подрывается с места и размашистым шагом подходит к нам.       - Оливия, что произошло между тобой и моим сыном?       Я отступаю назад, испугавшись напора, с которым мистер Уэст налетает на меня. Губы начинают дрожать. Пол, видимо, почувствовав, что я тяжелею в его объятиях, сильнее обхватывает меня под грудью.       - Откуда Вы знаете?       Майкл отводит нас подальше от своей семьи и падает в кресло. Не сводя с него глаз в ожидании ответа, я позволяю Полу посадить меня рядом.       - Сегодня, точнее, уже вчера вечером Алекс приехал ко мне в аэропорт и заявил, что ему нужна моя помощь и никто, кроме меня, не сможет решить его проблему. Он нервничал и выглядел весьма странно. Ну, я и подумал, что, возможно, вы поссорились.       Я судорожно выдыхаю. Кусочки пазла постепенно выстраиваются в одну картину. Вот почему Алекс опоздал на бал - он встречал отца из командировки.       - Мы поссорились, но позже... перед аварией, - уловив мелькнувшее в глазах Майкла осуждение и не позволяя себе разреветься, я утыкаюсь взглядом в светлую стену напротив. - Мистер Уэст, о чем просил Алекс?       Боковым зрением я вижу, как Майкл склоняет голову и переплетает собственные пальцы.       - У меня выдалась не самая легкая неделя, Оливия, - очень быстро проговаривает он, а я морщусь от оправдывающих самого себя ноток, которыми переполнены его слова. - Неудачные переговоры в Новом Орлеане, задержка рейса из-за штормового предупреждения на три с половиной часа, да еще и у пилота никак не получалось посадить самолет, и мы долго кружили в воздухе. Я был раздражен не меньше сына.       - И Вы оттолкнули его, - подвожу я итог затянувшемуся предисловию. - Не стали его слушать.       - И сразу же пожалел об этом. Попробовал дозвониться до него, но безуспешно.       Конечно. Если Алекс обиделся, то считай - на всю жизнь.       Я до крови закусываю губу и чуть ли не до хруста сжимаю пальцы Пола, удерживая в себе злость. Но злость не на мистера Уэста, а на себя. За предательство.       "Ты пойми, я приехал сюда только из-за тебя. Потому что только тебе не нужно ничего доказывать."       Прости меня, Алекс, я не оправдала твоих надежд. Как и Майкл. Я отвернулась от тебя. Тройная "пощечина", от отца, брата и от меня, для одного вечера - это слишком.       Сквозь шум в голове различаю голос мистера Уэста:       - Я позвонил твоей маме. Она уже едет за тобой.       Он уходит.       Что-то горячее, обжигающее разливается по моему телу. Предметы перед глазами теряют четкость. Я моргаю, но делаю это замедленно.       - О, Господи, Пол, что я наделала? - твержу я, откидываясь назад, на спинку кресла. - Что я наделала?       - Эй, Лив, не отключайся! Окей? Черт возьми, Оливия, и что мне прикажешь с тобой делать? Не закрывай глаза. Если ты сейчас помрешь у меня на руках, клянусь, я прибью тебя!.. Мисс Кингстон!       Кто-то отодвигает Пола в сторону, и передо мной возникает осунувшееся лицо с пронзительно-яркими синими глазами, в уголках которых залегли тонкие ниточки морщин. Мама.       - Милая... У нее жар...       Проваливаясь куда-то в темноту, я чувствую мягкие губы мамы на своем лбу.       ***       Наверное, у каждого человека есть свой способ не позволить горю затопить его с головой. Лично у меня - постоянные мысли об Алексе: его голосе; изгибе красивых губ в насмешливой улыбке; задорном блеске глаз, в противовес стальному цвету, не холодных, а наполненных теплотой и сводящей с ума нежностью; прикосновении его рук, оставляющих после себя тянущее чувство эйфории...