2256 миль между нами

      Несмотря на праздник, в холле медицинского центра людно и шумно. Мама, поддерживая, устраивает меня на кушетке напротив стойки регистрации.       - Я ужасная мать. Вытащила больного ребенка из постели, когда ему следует находиться там безотлагательно.       - Ты сделала все правильно. И поэтому ты лучшая мама.       Она опускается на корточки и заключает мои ладони в свои.       - Милая, пойми. Не все происходящее вопреки твоим желаниям - не верное. Есть люди, которые больше разбираются в том, когда тебе будет лучше, а когда - нет. Ты молода и неопытна, и тебе кажется, что весь мир против тебя. Но это далеко не так. Я всегда хотела оградить тебя от неверных действий или хотя бы нивелировать их последствия. Но ты должна научиться сама анализировать свои поступки. Не суди сгоряча. И ты, и Алекс склонны к этому. Но оно может сыграть с вами злую шутку. Не допускайте ошибок, которых совершили я и Майкл.       Отмотайте время недели на две назад - и я бы закатила глаза на подобные нравоучения, но сейчас мне интересно лишь одно:       - Мам, а ты когда-нибудь жалела о разрыве с Майклом?       Она отвечает, не задумываясь:       - С тех пор, как узнала о своей первой беременности, - ни разу.       Я хмурюсь и хочу спросить, почему катализатором такого решения послужила именно я, а не папа, что более логично. Но мама, тронув ладонью мой липкий лоб, со вздохом произносит:       - Посиди здесь. Пойду куплю тебе воды и зарегистрирую наше посещение.       Я бездумно киваю и прислоняюсь затылком к прохладной поверхности стены. Напротив висит подробная схема медцентра, и я с легкостью нахожу на ней отделение С12 на пятом этаже. Там Алекс. Пять этажей. Между нами всего пять этажей. Так какого черта я все еще сижу здесь, словно смертельно больная, и изнываю в ожидании матери?       Я поднимаюсь и, перебирая руками по стене и игнорируя настороженные взгляды медперсонала, направляюсь к лестнице.       Мое поведение не поддается логике. Уже давно.       Чувствую себя так, словно мои ноги превратились в жидкость. Каждый шаг дается с огромным трудом. Меня бросает то в жар, то в холод, и этот круг кажется бесконечным. Но предвкушение, что через несколько мгновений я увижу Алекса - пусть с закрытыми глазами, подключенного к аппаратам, с гребаным катетером в вене, но живого, - придает сил. Еще немного - и я смогу к нему прикоснуться и сказать то, в чем должна была убедить его в машине перед аварией.       Я с тобой, Алекс. Я не бросала тебя. И я буду бороться за тебя до конца.       Вряд ли он услышит. И вряд ли этим получится задавить чувство вины, которое сжирает меня изнутри. Но я должна.       Неким чудесным образом, минуя один лестничный пролет за другим, я добираюсь до нужного этажа и захожу в коридор, который примыкает к палатам интенсивной терапии. Не обращая внимания на вопли медсестры, что мне нельзя находиться в этой части больницы - еще как можно! - я кидаюсь к автоматическими дверям, ведущим в отделение С12, но тут же оказываюсь грубо схваченной за одежду и остановленной. Не медсестрой.       Смотря на меня так, как только он может это делать, Аарон в один миг разворачивает меня к себе.       - Далеко собралась?       - Уж точно не к тебе. Пусти! - я пробую стряхнуть с себя руки парня, удерживающие меня чуть пониже лопаток, блокируя любые признаки движения.       - Посещение только для ближайших родственников, Кингстон. Ты к ним не относишься!       Аарон на подозрение терпеливо мирится с моей возней в его объятиях, которая становится все более ожесточеннее. Хочется обезобразить его лицо вторым фингалом, выломать к чертям дверь, разделяющую меня и Алекса, разгромить пост медсестер.       - Пусти меня к нему! - ору я, ощущая, как нервы звенят от напряжения. - Алекс!       Он там. За мутными стеклянными перегородками, сквозь которые я различаю силуэты передвигающихся людей. Алекс там. Совсем рядом. Стремиться к нему - моя естественная потребность. И я не могу ей противиться.       - Алекс!       - Он не слышит тебя, больная! - еще крепче сдавливая меня, рычит Аарон. - Угомонись!       Хладнокровие парня полярно степени моей взвинченности. Меня буквально всю колотит. Ну почему? Почему, что бы я ни делала, повсюду встречаю отпор? Царапаюсь, брыкаюсь и размахиваю руками, привлекая внимание переполошенного медперсонала к потасовке. Кто-то кричит, требуя срочно вызвать охрану и выпроводить обезумевшую девушку. Но Аарон стойко выдерживает мои попытки вырваться.       Я так сильно увлечена борьбой, что не сразу осознаю, что колени упираются во что-то твердое. Скатилась на пол, стиснув пальцами пуловер Аарона, тем самым утащив парня за собой. Он падает на одно колено, продолжая сжимать мои запястья так сильно, что на них остаются красные отпечатки.       И чего он так уставился? Словно не верит тому, что видит. Да, я на коленях перед тобой, урод. Доволен?       Понимая, что не могу ничего сделать, я утихаю и не пытаюсь отпихиваться, только держу парня за одежду и с надрывом дышу.       - Стойте! - оторвав от меня ошеломленный взгляд, говорит Аарон кому-то за моей спиной. - Не трогайте ее. Я сам справлюсь.       Видимо, охрана подоспела.       Но мне становится как-то подозрительно спокойно. Это все? Вывернута наизнанку? Да, это срыв. Сломалась окончательно. Больше не выдержу.       - Поразительно просто! - с саркастическим пафосом протягивает Аарон, своими янтарными, но с таким же разрезом, как у Алекса, глазами оценивая мое состояние. - Я так старался, из кожи вон лез, чтобы сравнять тебя с дерьмом, Кингстон. Но ты была, как скала, непробиваема. Бесила до жути. Вечно такая упрямая и злая. С неизменным диким взглядом. И вот ты сама ползаешь у меня в ногах и умоляешь, сломленная, жалкая и униженная.       - Унижение ради любимого человека - не унижение, - медленно цежу я, выдерживая его тяжелый взгляд.       Аарон кривит губы в неестественной улыбке, словно упиваясь моей беспомощностью, и испускает смешок.       - Если бы оно еще принесло тебе хоть какой-нибудь результат. Раз ты его так любишь, то какого хрена довела до срыва на балу? Где ты была, Кингстон? А?       - Откуда ты знаешь, что...       - Что ты бросила моего брата и куда-то свинтила? - заканчивает вопрос Аарон, резко рванув воротник моего свитера на себя, и мне приходится отклонить голову назад, лишь бы не врезаться носом в его подбородок. - А вот это, - он поворачивается лицом так, чтобы моему взору представились остатки синяка на скуле, - по-твоему, я при каких обстоятельствах получил?       Его голос надламывается, обнажая нехарактерную уязвимость. Мой голос тоже срывается. До шепота.       - Аарон, прошу тебя. Всего на минуту. Обещаю, как только увижу его, сразу уйду и не появлюсь здесь больше. Ты ведь тоже любишь его, я знаю. Если не ради меня, то сделай это хотя бы ради Алекса.       Мне уже все равно, слышит ли он в моих словах отчаяние и слабость. Мне просто хочется, чтобы он разрешил войти в палату.       Поджав губы и словно уйдя в себя, Аарон не спешит снова взглянуть на меня. Его эмоции на меня тусклее, чем обычно. Да и мне сейчас совсем не до нашей с ним неприязни. Истекать ядом по отношению друг к другу - этот этап отношений уже пора оставить в прошлом. Или хотя бы отодвинуть на время в сторону.       - А с чего ты взяла, что будь он в сознании, захотел бы тебя видеть?       Я теряюсь, боясь озвучить ответ, что так настойчиво лезет наружу. И Аарон пользуется моим замешательством.       - Задумалась? - выдохнув и посмотрев на меня, вяло интересуется он. - То-то же!       Я втягиваю воздух, какой-то упругий и тугой, осознавая, что Алекс смотрел бы на меня точно так же, как и Аарон, - с ледяным презрением. Что я делаю? Алекс... Он бы не простил моего самоунижения. Он бы разочаровался. Нет, не такую девушку он полюбил. Другую.       Достаточно! Больше никто не увидит моего позора.       Я бросаю озлобленный взгляд на Аарона исподлобья.       - Руки убрал.       Аарон выполняет приказ и встает, отряхивая колени. А вот только для меня подняться - задача непосильная. Лишившись поддержки, я подаюсь вперед и опираюсь на вытянутые руки.       Кто-то присаживается передо мной и подхватывает под мышками.       - Поднимись. Встань с колен, Оливия, - сквозь заботу в голосе мамы я различаю недовольство и... стыд. За меня? Все правильно. Я опять все испортила.       Вцепившись в ее шею, я собираюсь попросить маму увезти меня отсюда, но в следующую секунду замираю.       - Не думала, что ты настолько глупа, Джена, чтобы привести ее сюда.       Этот голос и эти надменные интонации невозможно спутать ни с кем другим. Мелисса. Сил смотреть на нее нет. Как и желания. Сыта Уэстами по горло. Лишь один носитель этой фамилии достоин занимать мои мысли.       Но мне приходится взглянуть на Мелиссу, когда мама разворачивается в ее сторону вместе со мной в обнимку.       Губы миссис Уэст растянуты в неком подобие ухмылки, искажая ее весьма красивое лицо до неузнаваемости. Впрочем, к подобной гримасе я уже привыкла. Чего еще ждать от нее после того, как она наблюдала за моим унижением во всей красе?       - Мелисса, я здесь не для того, чтобы скандалить, - говорит мама, словно то, что я устроила ранее, - не скандал, а конструктивный диалог. Чувствую, как ей сложно сдерживаться и сохранять миролюбивый тон, но она пересиливает себя. Ради меня. - Если позволишь, мы бы хотели навестить твоего сына. Пожалуйста.       - Я считала, что все решено семь лет назад. И по-моему, условия уговора были предельно ясны.       Пока до меня медленно доходит смысл фразы миссис Уэст, мама уверенно произносит:       - И я не собираюсь от них отступать.       - Серьезно? У меня сложилось другое мнение. Напоминаю, договоренность касалась не только лично тебя, Джена, но и всей твоей семьи. И что же я вижу?       - Мам, - мой слабый шепот вклинивается в их переругивания, - что еще за уговор? Объясни.       Но мама попросту забывает о дочери, повисшей на ее шее.       - Тебе не кажется это смешным? Ты переходишь границы, Мелисса, в своей попытке отгородить Майкла и свою семью от меня. Я признаю, что совершила множество ошибок, за которые поплатилась одним из самых дорогих, что у меня было, - любимым мужчиной, - мама прерывается на секунду, закрывая глаза, а потом, сглотнув, продолжает: - Разве я недостаточно наказана? Именно я. Причем здесь Оливия и Алекс? Прошу, не втягивай детей. Они-то чем провинились? Они тянутся друг к другу, и единственное разумное, что следует сделать, - не вмешиваться. Пусть сами разбираются.       - Именно этим мы и отличаемся с тобой. Ты всегда пускала все на самотек, нисколько не задумываясь о последствиях. В итоге, Даррен в тюрьме. Ну как, Джена, приятно осознавать, что в этом виновата лишь ты? - Мелисса зло усмехается, но на следующей реплике ее чуть ли не трясет: - Так же приятно, как лезть в постель к чужому мужу?       Что за хрень здесь происходит? Я в ошеломлении, и все другое отходит на второй план. Мое дыхание сходит на нет. Мелисса продолжает говорить, но половина ее слов проходит мимо меня. Мозг успешно застрял на фразе "Даррен в тюрьме... виновата лишь ты". Я прихожу в себя, только когда слышу имя любимого человека, вырвавшееся из уст его матери.       - ...Я же отлично знаю, что лучше для моей семьи. В Алексе говорит лишь юношеский максимализм и неуемное желание потрепать мне и мужу нервы, коим он отличался с самого детства. Такое я уже проходила. С Майклом. История повторяется, не находишь?       - Как ни прискорбно, но - да. Вот только ты не учла одного. Алекс - не Майкл. Может, он и вобрал многие черты отца, но для трусости места явно не хватило.       Мама держится с достоинством, в отличие от меня, все больше теряющей связь с реальностью, и в ее характеристике моего молодого человека даже проскальзывает... Что? Гордость? А может, невысказанная обида на Майкла?       - Какая же ты наивная, Джена, - искренне - а такое возможно вообще? - улыбается миссис Уэст. - Считаешь, что желание провести остаток жизни с более достойной женщиной - трусость?       - Майкл выбрал не тебя, а родительские деньги, которых бы лишился, оставшись со мной, - замечает мама, стирая улыбку с лица Мелиссы. - Это две большие разницы. Мы обе знаем, что именно двигало Майклом. Но ты до сих пор гонишь этот неопровержимый факт...       Этого становится слишком много, слишком много, чтобы выдержать. Отвратительно и мерзко.       Напряжение, которого и так было в излишке в переброске ядовитыми репликами между мамой и Мелиссой, приобретает физическую форму, когда я прерываю их криком, ставя точку в перепалке:       - Хватит! Перестаньте! Алекс там! - вывернувшись из объятий матери, я указываю рукой на двери слева от меня, задыхаясь от слов. От меня так и несет отчаянием. - Он едва не погиб! А вы готовы глотки друг другу перегрызть!       Переводя взгляд с одного лица на другое и не понимая, что меня выбешивает больше - отвращение на одном или сожаление на другом, - в мертвой тишине я пячусь к выходу. Мама, негромко позвав меня по имени, делает шаг навстречу, но я останавливаю ее рукой.       - А вы продолжайте! Не стесняйтесь. Всем вокруг будет интересно послушать о том, что вы не можете поделить уже двадцать лет. Самим не смешно? Нет? Тогда устраивайте и дальше разборки, достойные шекспировских драм, - я захожусь в больном смехе. - Вперед! Вот только меня и Алекса не трогайте, слышите?! - прошипев, я отступаю назад. - Это только ваша вражда, мы в ней не участвуем!       Едва не столкнувшись с медсестрой, входящей в коридор, я выбегаю на лестничную клетку. Прочь. Пока меня не затянуло в водоворот грязи. ***       По пути домой я чувствую себя раздавленной и лишенной сил. Мама молчит всю дорогу, погруженная в собственные размышления, и нехорошее предчувствие камнем ложится у меня в желудке.       - Какое ты имеешь отношение к преступлению, которое совершил папа? - проведя тыльной стороной ладони по своему лбу с проступившей испариной, спрашиваю я маму, когда она заканчивает парковать форд возле дома.       Я устала от многочисленных знаков вопроса и полунамеков, которые оставляют меня на краю жизни. Моей же жизни! Мама твердит о том, чтобы я принимала верные решения, но как я смогу это сделать, если мне доподлинно ничего неизвестно? От того, что информация подается малыми дозами и от различных источников, которые вряд ли можно называть объективными, я теряюсь в собственной оценке случившегося.       Если мама не причастна к судимости отца - а это реально бредово и не укладывается в голове, - пусть скажет сама. Пусть не вынуждает меня полагаться на слова Мелиссы. Границы ее ненависти простираются так далеко, что она готова на любую подлость, лишь бы унизить мою семью еще больше. И что она несла вообще? Смешала все: и моих родителей, и Алекса, и Майкла, и...       И тут в меня пихают здравое сознание.       "Так же приятно, как лезть в постель к чужому мужу?"       Я была так зациклена на обдумывании мнения миссис Уэст о виновности матери в тюремном заключении папы, что пропустила все остальное.       - Мам? Ты... Ты... - догадка, завладевшая моим сознанием, настолько шокирующая, что у меня отнимают способность говорить. Я расширенными глазами смотрю в лобовое стекло, но не в состоянии разглядеть что-либо.       - Ты изменила папе... - с усилием выталкиваю я, и от этих слов мне становится тошно до крайности. - Ты изменила ему!       - Оливия, послушай...       - Ты любила его?       - Оливия...       - Что "Оливия"?! - резко развернувшись к матери, я перехожу на крики, не щадя ни ее, ни себя. - Я задала вполне понятный вопрос! Что сложного в том, чтобы ответить? Я хочу услышать долбанный ответ! Ты любила папу? Ты его любила?!       - Да! - мама ударяет кулаком по рулю. Ее губы начинают трястись. - Я люблю Даррена, но и Майкла любить никогда не прекращала.       - Стоп! - выставив перед собой ладони, я качаю головой. - Не надо. Мне плевать на то, какие обстоятельства тебя подтолкнули в постель к Майклу. Ты предала отца. И этим все сказано!       Может, мое поведение и не совсем разумно, ведь я не предоставляю маме возможности объясниться, но трезвые доводы сейчас в слабой позиции. Желание анализировать мотивы ее поступков угасло. Я сделала собственные выводы. Мама не любила отца, она была с ним только потому, что безуспешно пыталась забыть Майкла. Настоящее предательство - не в измене, а в мерзкой лжи, которой мама окутала нашу семью, испоганив все хорошее, что у нас было. Даже когда отпираться уже бессмысленно, она все равно продолжает врать.       Интересно, папа знал? И если знал, почему мирился с этим? Почему не ушел? Ответ находится сразу же. Потому что любил: ее, меня, Адама, Ханну.       Я встряхиваю головой и до боли дергаю пальцами волосы. Хочется сбежать, запереться в своей комнате и остаться наедине с мыслями, отодвинув на задний план всю грязь и оставив лишь светлое - Алекса. Я должна думать только о нем!       Я вылетаю из машины и, не оглядываясь, несусь к дому. Адреналин, бушующий в крови, заглушает физическую слабость от болезни. Я щелкаю дверным замком и, не дойдя до кровати пару шагов, падаю на пол и сворачиваюсь в клубок.       Я не сплю, но и не реагирую на попытки Адама взять штурмом мою запертую комнату и на его откровенные угрозы и проклятия в мой адрес, постепенно перетекающие в умоляющие просьбы. Темнота, медленно поглощающая серое небо за окном, заполняет все внимание. Вроде бы голова сейчас должна взрываться от мыслей. Но нет. Пусто.       И лишь когда за дверью раздается ласковое и нерешительное "Лив, это Пол, впусти меня, пожалуйста", я оживаю и уже спустя пару секунд висну на шее парня.       - Силы, смотрю, к тебе уже вернулись. Ты меня чуть с ног не сшибла, - шутливо ворчит Пол и с трудом отрывает меня от себя.       - Прости, - покрывшись красными пятнами, я спешно вытираю влагу от моего пота с его прохладной от зимнего мороза кожи и отворачиваюсь. Не хочу, чтобы Пол видел, в какую размазню я превратилась.       Пошатываясь, я возвращаюсь в постель и кутаюсь в одеяло чуть ли не с головой, надеясь унять охвативший меня озноб и согреться. Пол опускается рядом и проводит рукой по моим ногам, сокрытым покрывалом.       - Вот почему, когда я услышал, что кто-то устроил переполох в медцентре Вэст-Хейвена, даже не стал уточнять, кто именно? - в его вопросе звучат саркастические нотки, но взгляд, изучающий меня, обеспокоенный и серьезный.       - Мне нужно было увидеть Алекса, - немного севшим от долгого молчания голосом отвечаю я и шмыгаю носом.       - Да я как-то понял, что ты туда вломилась не зубы лечить, - усмехается парень, скрещивая руки на груди. - Окей. Допустим, ты попадешь в палату Алекса. Что дальше? Надеешься, что от твоего поцелуя спящий красавец очнется? Или планируешь угнать каталку и выкрасть его неходячее тело вместе со всей прилегающей аппаратурой?       - Как можно быть таким циником? - поражаюсь я и от вспыхнувшей на этого шута злости переворачиваюсь на бок, спиной к парню.       Делаю несколько глубоких вздохов, чтобы унять сердцебиение и затолкать поглубже желание придушить Пола. А тот, видимо, почувствовав, что перегнул палку своими неуместными шутками, ложится рядом и, робко просунув руки под одеялом, обнимает меня со спины.       Я до сих скована, все тело и мышцы пребывают в напряжении. Но я вынуждаю себя говорить:       - Последний раз я видела Алекса, когда у него сердце не билось. И это тяжело. Чертовски тяжело жить с таким воспоминаниями.       Страх пережитого все еще держит в своей власти. Он словно все мои силы переправляет на непрерывное прокручивание в голове событий, о которых я предпочла бы забыть: холодные пальцы Алекса, испачканное кровью и глиной лицо, неслышимый стук его сердца и я, поддавшаяся панике...       - Эй, Лив, - шепчет мне на ухо Пол, - ты же понимаешь, Уэсты не пустят тебя к нему. Не удивлюсь, если после сегодняшнего они установят охрану у его палаты.       - В таком случае арендую броневик, - бурчу я. Мрачное чувство юмора меня не покинуло.       - Я предлагаю иной план - ждать. Ждать, пока Алекс не придет в себя. Готов поспорить, первым его желанием будет увидеть тебя. А Майкл пойдет на все, лишь бы угодить любимому сынуле и загладить вину перед ним.       В голосе Пола столько уверенности, что невольно пропитываешься ею, но что-то внутри сжимается от сомнений. Первое желание Алекса - увидеть меня? Добавляем сюда еще одно условие: последнее, о чем думал Алекс, - моя "измена". Каков теперь расклад? Я не знаю. Аксиома переходит в задачу без ответа.       - И еще, - Пол отдаляется, и я слышу звук расстегивающейся молнии рюкзака. - Я не мог навестить тебя без подарка. Сегодня же Рождество.       - О, нет! - я оборачиваюсь через плечо и тут же прячу голову под подушкой, не желая смотреть на коробку с телефоном в руках парня. Видимо, это замена моему аппарату, который покоится в проклятом овраге. Стоп! Жми на паузу, Оливия, а лучше - на Delete, и сотри к черту кошмарные воспоминания.       - Без истерик, окей? - парень поднимает подушку, извлекая оттуда мою несчастную голову. - Я восстановил твой старый номер и контакты. И кстати, я наслышан о твоей идиотской фобии дорогих подарков, поэтому телефон купил самый обыкновенный. Можешь не переживать, с банковского счета моего отца убыло немного.       Пол насильно всучает мне коробку и пододвигается ближе, замыкая меня в успокаивающее кольцо своих рук и устраивая подбородок на моей макушке. Кажется, он даже слегка целует мои волосы.       - Никакая это не фобия, - тихо объясняю я, закрывая глаза от наслаждения долгожданным теплом, дарованным парнем. - Просто дорогие подарки лишний раз напоминают, что моя семья не может позволить себе подобного. А за телефон спасибо. Прости, но у меня для тебя ничего нет.       - Забей. Я ограничусь печеньем.       Запалил все-таки рождественские сладости, которые мама оставила на тумбочке!       - Разрешаю слопать всю тарелку.       Пол пользуется моим гостеприимством, и спустя секунду мне в ухо раздаются чавкающие звуки, а шею начинают щекотать попавшие на нее крошки от печенья. Я не выдерживаю и со смешком вперемешку с удушливым кашлем пинаю парня локтем.       - Ну вот, ты снова улыбаешься, и, надо сказать, получается очень даже натурально. Все не так плохо, да?       - Все не так плохо, - механическим голосом повторяю я, заставляя себя поверить в сказанное.       Боль в груди немного утихает, когда я представляю, что меня обнимают руки Алекса, а не Пола. Но каждая клеточка мозга отторгает самовнушение, чувствуя, что это не он. У парня, который мне действительно нужен, руки сильнее, телосложение крепче, а его слова не просто утешают - они раскладывают по полочкам запутанные в узел мысли и страхи в моей голове. А без него...       Без него я не могу справиться.       Без него я бессильна.