Роса

Она даже удивилась тому, что совершенно не хочется плакать. В голове наблюдалось полное отсутствие мыслей. Словно вакуум какой-то образовался. Чувства будто бы тоже атрофировались, оставив в душе лишь черную дыру. Так, уставившись невидящим взглядом в окно, с выжженным сердцем и звенящей от пустоты головой Локсар доехала до своего дома. – Что же ты не позвонила? – с порога набросилась на внучку Полюшка. – Договорились же! Джусь… – позвала вдруг она. – Ты почему все время вниз смотришь? Локсар подняла голову. – Я думала, плачешь, – сказала бабушка. – Грей звонил минуту назад… Вы что, поссорились? – Если будет звонить еще, скажи, что меня нет. Нет и не будет, ясно? – металлическим голосом давала указания Дождия. – Да что случилось-то? Мне-то ты можешь сказать? Не чужой же я тебе человек, в конце концов! – настаивала Полюшка. – Ба, не трогай меня сейчас, – тихо попросила девушка. – Я потом тебе все объясню. Ладно? Но мама не успела ответить, потому что зазвонил телефон. – Это он, – сказала Полюшка. – Скажи, что еще не вернулась. Но только, я тебя умоляю, не задавай ему никаких вопросов и попроси, чтобы больше не звонил, скажи, что уже ложишься… – Ну ладно, – пожала плечами старушка. – Алло, – сказала она, поднимая трубку. – Нет, не приехала еще… Греюшка, ты не звони больше, мне завтра вставать рано… Хорошо, я ей записку на столе оставлю. – Просил, чтобы позвонила, когда вернешься, – сообщила мама, положив трубку на рычаг. – Голос у него такой взволнованный… Может, все-таки позвонишь, а, Джусь? – Нет, – мотнула головой Локсар и потянула на себя дверь ванной комнаты. – Спокойной ночи, – сказала она. – Спокойной ночи, – отозвалась бабушка. «Что ж, Грей-сама прав, – совершенно без злобы думала Джувия, вглядываясь в неясные очертания книжного шкафа. Вопреки обыкновению, Локсар не стала включать ночник, а шторы на окнах были сшиты из такой плотной ткани, что свет от уличных фонарей сквозь них не проникал. – О каком ребенке может идти речь, когда мы сами еще дети. И про операцию он все правильно сказал. Надо ее делать. Только денег от него я, конечно, брать не буду… Я не хочу больше видеть Грея. Никогда. Не потому, что он меня обидел, а просто не хочу. Найду деньги, в долг у кого-нибудь попрошу, а потом заработаю и отдам. Узнать бы еще, сколько их потребуется. Попрошу Леона узнать. Он все сделает как надо». При одном только воспоминании о Ледяном на душе сделалось как-то теплей. Но внезапно девушка почувствовала, будто раскаленный шуруп ввинтился в самое сердце. Из памяти вдруг выплыла фраза, ненароком оброненная Греем. Тогда Джувия была не в состоянии как следует осмыслить ее. Сейчас же фраза эта, вернее, несколько фраз словно пульсировали в мозгу, вспыхивая, подобно цифрам в электронных часах, холодным ярко-зеленым светом: «С каким настроением я теперь поеду? Только о себе и думаешь! Неделю не могла подождать!» На семинар… Значит, чуть ли не первая мысль, пришедшая в голову Грея, после того как она сказала ему о ребенке, была мысль о семинаре! Это подумать только! Его не волновало, с каким настроением останется здесь Джувия, что будет чувствовать после всего, что он ей наговорил только что! Нет, Грея заботило лишь собственное настроение, с которым он должен будет отправиться на семинар юных скульпторов. «Но быть может, эти слова вырвались у него от волнения, – пыталась найти хоть какое-то оправдание Дождия. Слишком уж горько было осознавать, что человек, которого она любила всей душой, оказался таким откровенным эгоистом. – Бывает же так, – продолжала свои рассуждения девушка. – Хочешь сказать одно, а наружу вырывается совсем другое. А потом вспоминаешь и думаешь, как я мог такое ляпнуть?» Много раз Джувия прокручивала в голове слова Грея о семинаре и настроении, которое по ее вине было испорчено, прежде чем провалиться в тяжелый, без сновидений сон. Проснулась Дождия поздно, в половине двенадцатого, и, взглянув на стрелки часов, равнодушно отметила про себя, что с вечера забыла завести будильник. Бабушка, как всегда, уже ушла на работу. Больница, в которой трудилась Полюшка, находилась на другом конце города, и ей приходилось выезжать из дому рано, в начале седьмого. Конечно, можно было пойти в школу к четвертому уроку, но, умывшись и наскоро причесавшись, девушка решила, что никуда она сегодня не пойдет. Голова была тяжелой, и мысли ворочались в ней с трудом. Усевшись на табуретку, что стояла в кухне возле окна, Локсар уставилась невидящим взглядом во двор. «Нужно кофе сварить», – решила девушка, насыпая в турку пахучий, мелкого помола порошок. Выпив чашку горячего ароматного напитка, девушка почувствовала, что голова ее немного прояснилась, а весь организм будто наполнился жизненной энергией. «Так, теперь нужно срочно звонить Леону, – приняла решение Джувия, листая маленький черный блокнот. – Он, скорее всего, еще в больнице». – Алло, – отозвались на том конце после четвертого гудка. – Леон, привет, это Джу… – Привет! – обрадовался Снеговик. – Ну, рассказывай… Поговорила с Греем? – Да, – не смогла сдержать вздоха Локсар. – Только это не телефонный разговор. Ты сейчас где? – Вообще-то пока в больнице, но уже собирался когти рвать. Нет, серьезно, – зачастил парень. – Уже даже чашки с ложками упаковал… И с врачами договорился… Эй, ты там не уснула? – Я тут, – откликнулась девушка. – Лёнь, приезжай ко мне… пожалуйста. К приходу Снеговика Джувия решила навести порядок. Просто когда чем-то занят, время обычно бежит быстрее. Когда все вещи были разложены по местам, пыль вытерта, а посуда перемыта, Джувия заглянула в шкафчик, где у них с бабушкой обычно лежали конфеты и всякие сладости, и, не увидев ничего подходящего, решила сбегать в булочную за тортиком. Вырвав из тетрадки листок, она написала записку: «Леон, дверь открыта, входи. Я вернусь через пять минут. Джувия». Свернутый в несколько раз листок девушка засунула за кнопку звонка. Конечно, обнаружь эту записку Полюшка, она бы ей устроила! Но бабуля редко возвращалась с работы раньше шести, а заставлять Леона торчать под дверью Дождия не хотела. В кондитерский отдел стояла очередь, человек пять, и, как назло, почти все покупали так называемый весовой товар, а не штучный. Одна женщина набрала огромный, с верхом пакет карамелек, причем каждого сорта – а в ассортименте имелось не меньше десятка разных наименований – по сто граммов. Поэтому в магазине Джувия провела минут двадцать, не меньше. Поднявшись на свой этаж, девушка не обнаружила оставленной ею записки. «Значит, Леон пришел, – решила она, но тут же явилась другая, тревожная мысль: – А вдруг воры забрались? То-то обрадовались, прочитав, что дверь открыта!» Она осторожно шагнула в прихожую. – Лёнь… Ты здесь? – тихо позвала Локсар. – Привет! – появился из кухни улыбающийся Снеговик. – Ты всегда такие записочки прикольные оставляешь? – Нет, – покачала головой Джу. – Первый раз. – А я тут похозяйничал немного, ты уж извини… – На лице Бастии появилось смущение. – Чаю себе сделал. Ничего? – Как же ты одной-то рукой? – удивилась Джу, покосившись на загипсованную и по-прежнему торчавшую на подпорке руку Леона. – А, – беззаботно махнул тот здоровой рукой. – Я уже привык. – Вот торт к чаю купила, – улыбнулась девушка. – Любишь? – Я вообще сладкоежка, – признался Леон. – Тогда мой руки… вернее, руку и садись за стол, – приказала хозяйка. – А настроение, я смотрю, у тебя ничего, – смерив девушку внимательным взглядом, заметил парень. – А то, когда утром позвонила, я даже перепугался. Такой у тебя голос был… Покидал в рюкзак пожитки и… – Спасибо тебе, Леон, – перебила Локсар. – Спасибо, что приехал. Это я так, бодрюсь. Или, как говорит моя бабушка, сохраняю хорошую мину при плохой игре. Дела у меня хуже некуда. – Что он сказал? – вмиг посерьезнел Ледяной, отодвинув от себя тарелку с тортом. Выслушав короткий, сбивчивый рассказ подруги, Бастия сурово сдвинул брови. – В общем, так, – тихо, но решительно произнес он. – Никакой операции не будет, так и знай… – А как же… – влезла было Локсар, но парень мягко попросил: – Не перебивай. Дай я договорю, а все вопросы потом задавать будешь. Девушка покорно опустила голову. – И не слушай того, кто скажет, что аборты на ранних сроках не опасны. Это все чушь. Опасны, и еще как. Я таких ужасов от маминой подруги наслушался… Она это не мне, конечно, рассказывала, а маме, но я все слышал. Между прочим, я за прошлое лето десять тысяч заработал. – Резко сменил он тему. – На стройке мужикам помогал… Так что, ты не думай, голодными не останемся… – Не поняла, – снова вклинилась Джувия. – Это что ж получается… – То и получается, – не дослушал вопроса парень, – что нам с тобой надо расписаться. У ребенка должен быть отец. А об этом поэте своем забудь. Не стоит он твоих слез… – Да я, как видишь, и не плачу, – вскинула голову Локсар. – Только мне кажется… Ты, Лёнь… Ты очень хороший, но я… Я просто не могу так с тобой поступить… – Как? – поднял брови парень. – Я понимаю, ты сейчас начнешь говорить, что мы почти незнакомы, что ты меня не любишь, и все такое… Но, знаешь, по-моему, у нас с тобой вполне нормальные отношения, дружеские. Вообще, на мой взгляд, для семейной жизни главное уважение, а не любовь, что бы там ни говорили. И потом, кто знает, может, ты меня и сможешь полюбить, когда узнаешь получше… – Но тебе-то это все зачем? – снова не удержалась Локсар. – Чужой ребенок… Связывать себя на всю жизнь… Ты ведь меня тоже не любишь, Лёнь? – Кто тебе это сказал? – Снеговик кинул на девушку быстрый, внимательный взгляд. – Ты мне очень нравишься. – Да если я соглашусь на твое… предложение, то буду чувствовать себя последней сволочью. Понимаешь? – Нет, не понимаю, – уставился в окно Леон. – Хотя я, конечно, тебе очень благодарна, – пропустив замечание парня мимо ушей, призналась она. – Я таких людей еще не встречала… И не встречу, наверное, никогда… Лёнь, – резко подняла голову Джувия, – а сколько тебе лет? – Столько же, сколько и твоему Грею, – сквозь зубы процедил Леон. – А может, я и постарше буду, потому что в первый класс с семи лет пошел. Короче, мне уже семнадцать. В этом году школу заканчиваю. И закон недавно новый вышел, чтобы с четырнадцати лет жениться можно было. Ну, в особых случаях. Но наш с тобой случай как раз и есть тот самый, особый. Тебе четырнадцать-то есть? – поднял на Локсар строгий взгляд Снеговик. – Шестнадцать через месяц исполнится, – слегка опешила та. – Ну и все, – пожал здоровым плечом парень. – О чем ты тогда переживаешь? – А что мы бабушке моей скажем? – изменившимся голосом спросила Джувия. Бастия был так уверен в своей правоте, с такой неподдельной искренностью приводил доводы, что Дождия вдруг почувствовала себя совсем маленькой и беззащитной. Захотелось полностью довериться кому-то… Нет, это вовсе не означало, что у нее появилась потребность переложить ответственность на чьи-то плечи. Просто в эту секунду Локсар с предельной ясностью осознала, что есть на свете человек, которому совсем не безразлична она сама и все ее беды, и человек этот готов подставить ей свое, пусть еще совсем не окрепшее плечо. – Да так и скажем. – Леон запустил пальцы левой руки в свои густые, слегка торчащие волосы. – Что у нас будет ребенок, и мы решили пожениться. Я постараюсь сделать так, – понизил голос он, – чтобы ты никогда об этом не пожалела. – Нет, – словно сбрасывая с себя наваждение, замотала головой Локсар. – Я так не могу, это нечестно. Нет, – повторила она и уставилась в пол. – Джу, поверь мне, так будет лучше. Нашим родителям мы скажем, что это мой ребенок. Между прочим, у меня такая классная мама… Ты ее обязательно полюбишь, и она тебя тоже, я уверен… – Нет, – медленно повторила Дождия. – Я всю жизнь себя обманщицей буду чувствовать. Я так не могу. – Тогда вот что, – осторожно дотронулся до ее руки Леон. – Мы им во всем признаемся, только не сразу, а через год, допустим. Согласна? Когда уже все устаканится, ребеночек родится… А пока что давай закроем эту тему. – Но моя бабушка все равно не поверит, она же знает, что я уже целый год с Греем встречаюсь, – возразила Галина. – Я сам с твоей бабушкой поговорю, – решительно заявил Леон. – Ты, главное, не волнуйся… Тебе вообще сейчас волноваться нельзя. Кстати, Джу, как ты себя чувствуешь? – участливо заглянул он в глаза девушки. – Нормально, – пожала плечами Локсар. – Нет, правда. И не тошнило ни разу с тех пор… – Первое, что мы должны сделать, это пойти к врачу, – сказал Бастия, прихлопнув по столу ладонью здоровой руки. – А все остальное подождет. Короче, завтра я сам позвоню Лейле Хартфилии, это мамина подруга, о которой я тебе говорил… Узнаю, когда у нее прием, и пойдем. Ясно? Пусть на учет тебя поставит, направление на анализы выпишет. Беременность должна проходить под строгим наблюдением врача! Это, между прочим, ее слова. – Лёнь… – Дождия исподлобья взглянула на Леона. – А ты вдвоем с мамой живешь? – Да, – кивнул тот. – У меня, правда, еще сестрица старшая имеется, но она, как замуж вышла, уехала от нас… А папа наш умер семь лет назад... – Извини, – потупила взгляд Джувия. – А у тебя есть родители? – в свою очередь поинтересовался Леон. – Нету, конечно, – тряхнула волосами Локсар. – Я их даже не помню. В аварии погибли, когда я еще маленькой была. – Кстати, жить предлагаю у меня. У вас сколько комнат? – Три, – с гордостью ответила девушка. – Вот видишь, – улыбнулся Леон. – А у нас с мамой целых пять. Мой дед большим начальником был и квартиру эту давно получил. – Ясно, – протянула Джувия. – И все равно мне как-то не по себе… Очень уж неожиданно все. Ты, правда, думаешь, что у нас с тобой все получится? – Я в этом просто ну ни на грамм не сомневаюсь, – широко улыбнулся Леон. И, глядя на его такую по-детски открытую улыбку, девушка засмеялась. В душе девушка была так благодарна ему, как не была еще благодарна никому и никогда. И хотя в его рассуждениях было так много детского и наивного, от этого паренька веяло надежностью, добротой и силой, а эти качества Дождия ценила в людях больше всех остальных. В душе девушка понимала, как бы Леон ее ни уговаривал, она все равно никогда не сможет принять его великодушное, жертвенное, как ей казалось, предложение. Но говорить сейчас об этом ему Джувия не хотела, потому что понимала: своим отказом она обидит Леона. Спасибо ему уже и за это, что он поведет ее к врачу… Нет, сама заварила кашу, самой и расхлебывать. Конечно, Снеговику она не станет говорить этих слов, найдет другие. Но суть от этого все равно не поменяется… Так думала Локсар, глядя, с каким аппетитом Ледяной уплетает торт.