Дауд».
Он бы отправился в Затопленный квартал сейчас же, но с учетом его нынешнего самочувствия рисковать лишний раз не стоит, чтобы все это не закончилось весьма печально. Посему Корво решает сегодня передохнуть, а завтра уже приступить к разрешению проблем. В ином случае он банально загоняет себя до смерти, и толку от него будет не много. Молясь добрым духам о том, чтобы в сегодняшнем сне ему не привиделся Чужой, лорд-защитник удобно устраивается на кровати и закрывает болящие глаза. Уставший и эмоционально истощенный он достаточно скоро засыпает, видимо духи услышали его слезную просьбу и донесли ее до самой Бездны, потому что сон его непривычно спокоен и обычен. Впрочем, спокойный сон еще не гарантирует абсолютного спокойствия, потому что в этом мире хаос может прятаться где угодно.* * *
Корво просыпается глубокой ночью от острого чувства тревоги и подозрения. Его разум, пусть и уставший, все так же резко реагирует на всевозможные раздражители. Привыкший за несколько лет нелегкой службы доверять своему чутью, он, не шевелясь и дыша все так же ровно, приоткрывает заспанные глаза и окидывает изучающим внимательным взглядом свои покои. В густой безлунной ночной темени, ему краем глаза едва удается различить скользнувший вдоль стены смутный силуэт ночного гостя. Корво не сомневается в личности того, кто рискнул незвано пожаловать к нему в гости. Во всем Дануолле найдется только один такой наглец, и лорд-защитник не знает, то ли этот человек невероятно бесстрашен, то ли безнадежно глуп. Во всяком случае, несколько удивленный столь фамильярным поведением того, кого едва не убил вчерашней ночью, мужчина подавляет в себе желание вскочить и ринуться в атаку, которая, вполне вероятно, окажется столь же безрезультатна, как и все предыдущие. Он наблюдает за тем, как вор скользящей, мягкой походкой продвигается к его столу. Вот уж интересно, что же он решит унести с собой сегодня. Чтобы чуть сбить спесь, с заигравшегося мошенника, Корво издает слабый стон и бормочет что-то неразборчивое, подражая речи спящих людей. Вор замирает на месте и оборачивается через плечо, правый его глаз уже привычно полыхает изумрудно-циановыми оттеками. Он смотрит на Корво долгим взглядом и, убедившись в том, что лорд-защитник все так же недвижим, продолжает свое шествие к столу. Лорд-защитник чуть приподнимает бровь, наблюдая за тем, как незваный гость кладет на стол сверток с чем-то приглушенно звякнувшим. Бомба? Ловушка? Вряд ли, если бы он хотел убить его, то сделал бы это еще вчера, когда у него были все шансы. Тогда что это за загадочный подарок? Да и подарок ли вообще? Мужчина подавляет в себе страстное желание поинтересоваться об этом у самого гостя, а ведь, возможно, он довел бы его этим до икоты, но нет, с большей вероятностью он бы лишь в очередной раз спугнул вороватую тень. Когда-то Корво слышал о том, что в качестве подарка коты носят своим хозяевам убитых мышей и птиц. При мысли о подобном несуразном сравнении уголок губ лорда-защитника нервно подергивается, и ему приходится перевернуться на бок, лицом к стене, чтобы не выдать того, что он не спит, и не спугнуть этим вора. Теперь, не имея возможности наблюдать, он внимательно вслушивается в звенящую тишину и слышит шорох бумаги. Тень заинтересовалась его корреспонденцией? Странно, что из всех имеющихся в комнате предметов он обратил внимание именно на письма. На несколько минут наступает молчание, и сквозь звук собственного дыхания, Корво, на грани слышимости, различает звук чужого дыхания, а после — тихое цоканье языка, которое даже приглушенным звучит слишком громко для этого погруженного в сонливый ночной мрак места. Аттано очень старается не напрячься всем телом, когда сначала слышит приближающиеся шаги, а потом он будто кожей чувствует нависшую над ним тень ночного гостя. Вор склоняется непозволительно близко, и лорд-защитник чувствует пристальный взгляд, рассматривающий профиль его лица. Незнакомец проводит рукой перед глазами Корво, и рука его замирает. В какой-то миг мужчине кажется, что сейчас этот странный тип попробует прикоснуться к его лицу, но тот лишь спешно одергивает руку и отступает на несколько шагов. Какое-то время вор наблюдает за ним издали, будто изучая и запоминая, а после выскальзывает в окно, и Аттано вновь слышит жужжащий звук трения кожи о веревку. Лорд-защитник переворачивается на бок и, убедившись в том, что ночной гость покинул его скромное обиталище, поднимается и спускает ноги с кровати. Он смотрит в сторону оконного проема долгим, ничего не выражающим взглядом, а после переключает свое внимание на стол. Зажегши свечи на тройном канделябре, Корво с недоверием смотрит на матерчатый мешок, повязанный кожаным шнурком, к которому, в свою очередь, примотано черное перо. Знакомая вещь. Вытащив перо, Аттано рассматривает его в тусклом свете свечей, наблюдая за тем, как бегают голубые блики по иссиня-черной глянцевой поверхности «подарка». Да, точно таким же пером была украшена маска, которую лорду-защитнику дала служанка в доме Бойлов, но как оно оказалось у вора? Чужой бы с ним. Отложив перо в сторону, мужчина с недоверием ослабляет шнурок мешочка и аккуратно вытряхивает его содержимое на свой стол. Покрытые подсохшими кровавыми разводами осколки сыплются на стол с тихим перезвоном, и Корво беззлобно усмехается. А этот парень, судя по всему, не обделен юмором, раз решил вернуть ему то, что осталось от пули. Последнее, на что лорд-защитник обращает свое внимание — это маска, лежащая на краю стола. Аккуратно обняв немало для него значащий предмет гардероба пальцами, Аттано внимательно, с оттенком какой-то ревности, рассматривает маску и не сразу обращает внимание на выпавшую из нее записку: «Она все равно не вписывалась в интерьер моей комнаты, так что возвращаю ее вам, вместе с прочими принадлежащими вам вещами. Знаете, вы все же смогли меня удивить. Знайте, что вы первый, кому я что-то вернул, лорд Аттано». Вспомнив о заинтересовавших вора письмах, мужчина быстро перебирает имеющуюся на столе корреспонденцию и обнаруживает надпись, оставленную на одном из чистых листов кривоватым, сложно разборчивым почерком: «Крыши бедного района, сегодня в одиннадцать вечера. Мне есть чем заинтересовать вас». Корво изумленно выгибает бровь: нет, ну не хамство ли? Стоит даже сказать, что это весьма самонадеянное хамство, впрочем, стоит прийти на встречу, как минимум ради возможности поквитаться с этим ублюдком. Устало проведя рукой по лицу, Корво резким взмахом руки тушит свечи и вновь занимает свое спальное место. Кажется, завтра у него будет не самый простой день.* * *
Бедный район Дануолла — сейчас он весь перед ним, расстилается от края до края, скалясь в скуластое лицо дырами в прохудившихся крышах и блестящими провалами окон, в которых уже давно нет стекла. Корво дышит запахом нечистот и цветущей воды, дышит запахом разлагающейся плоти тех, кого убили в темных проулках этого мрачного места. Везде есть такая маленькая колония мрака, маленькая фабрика самопальных кошмаров, гниющая язва на изумительном теле процветающего города. Никто не замечает этого изъяна, по крайней мере все делают вид, что на самом деле его, этого изъяна, и вовсе не существует. А потом все эти люди, привыкшие воспринимать свой дом, свой город, как нерушимую крепость, пучат глаза и поджимают губы, потому что эта маленькая зловонная язва с каждым годом становится все больше, миллиметр за миллиметром растекается по туше города и отравляет ее. Эта язва — она затекает в дома добропорядочных граждан, она отравляет их и подчиняет себе, она смахивает с них налет чистоплотности и законопослушности, как смахивают пыль с древних книг, она заставляет их регрессировать. Корво брезгливо морщится, стоя в этом рассаднике болезней, в самом сердце инкубатора жестокости, из которого люди выходят сумасшедшими или кровожадными. Лорд-защитник расправляет плечи и вскидывает подбородок, осматриваясь. Можно излечить чуму, можно побороть восстание, но уничтожить жестокость и искоренить сумасшествие, умертвить всех этих диких животных, обернувшихся людьми, — это невозможно. Хотя нет, возможно, только вот дело в том, что тут будет слишком много липкой, горькой крови, слишком много трупов, а это непростительно. Люди не любят жестокости, люди не любят геноцида даже тогда, когда ты травишь убийц и насильников. Люди боятся, что потом ты не сможешь остановиться и возьмешься калечить их. Именно поэтому выжечь эту язву без последствий просто невозможно, именно поэтому надо ждать призыва толпы, толпы которая всегда тобой недовольна. Лорд-защитник тяжело вздыхает, набирает полные легкие отравленного кислорода и опускает взгляд вниз, он пристально смотрит на одну из крыш, щурит глаза. Там, на этой крыше, что-то блестит в ночных сумерках. Корво соскальзывает с места, перемещается к этому тусклому блеску и склонившись, подбирает монету, рассматривает ее со всех сторон и осматривается вокруг. Откуда монета взялась на крыше? Люди бедного района, звери, запертые на этой фабрике кошмаров, — они не привыкли разбрасываться деньгами, тем более на крышах, на которые и забраться-то может не каждый. Мужчина приподнимает бровь и подходит к краю, прикрывает глаза и глубоко дышит, концентрируясь. Постепенно его разум наполняется шепотом, кажется, что мертвецы и неуспокоенные души выстраиваются позади него, обступают его со всех сторон, кажется, что каждый хочет ему что-то сказать, и из-за этого вместо слов Корво слышит лишь шум и гомон. Когда он открывает глаза, то даже в ночных сумерках видно, что они черны, как изнанка Бездны, сплошь черные с тусклым золотистым ободком, обрисовывающим край радужки. Мужчина осматривается по сторонам и видит зеленоватый блеск на соседней крыше, он перемещается туда и поднимает с очередной крыши очередную монету. Еще одно перемещение — еще одна монета. Один раз — нормально, два раза — возможное совпадение, три раза — чье-то целенаправленное участие. Корво не требуется много времени для того, чтобы понять, кто выложил эту дорожку из монет, не нужно быть большого ума для того, чтобы понять посыл изобретательного проводника. Лорд-защитник сухо улыбается и следует от крыши до крыши, перепрыгивает темные пролеты и перемещается оставляя после себя лишь голубоватую дымку. Монеты копятся в его руке, и в какой-то момент, когда их становится слишком много лорд-защитник просто выбрасывает их с крыши. Снизу доносится тихий перезвон металла, упавшего на камень, кто-то ворчит в темноте. Не глядя вниз лорд-защитник следует дальше, ворованные богатства ему не нужны, теперь уже не нужны. Он движется и движется до тех пор, пока не оказывается на крыше какого-то заброшенного особняка, который с равной вероятностью мог когда-то служить как домом, так и торговым помещением. Резные колонны поросли вьюнком и лианами, камень крошится и трескается под давлением растений, под слоем грязи и пыли проглядываются разбухшие от влаги барельефы. Возможно когда-то это здание было прекрасным образцом возвышенной архитектуры, но течение времени оставило от прежнего лоска лишь уродливый скелет со свисающими с него кусками гнилого мяса, теперь это место нагоняет лишь тоску. Корво смаргивает и его глаза принимают первозданный вид, его пристальный взгляд прощупывает окружающее пространство на предмет движения. Он движется мимо колон и башенок, цепляется руками за торчащие отовсюду гибкие лианы и в итоге выходит к самому краю этой, казалось бы, необъятной крыши. Он видит стоящего на краю человека, худощавого, затянутого в ткань и кожу мужчину, прислонившегося плечом к одной из башенок. Аттано аккуратно делает шаг вперед и внимательно рассматривает этого человека, он мог бы поклясться, что не издал ни звука, но этот человек, этот изворотливый ублюдок, не гнушающийся брать чужое и дерзить в лицо сильнейшего и влиятельнейшего человека столицы, поворачивает голову к плечу и издает звук смутно похожий на хмыканье. — Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя очень пристальный взгляд? Очень внимательный. Он постоянно тебя выдает, — говорит стоящая на краю крыши тень, отвернувшись и сложив руки на груди. Корво выпрямляется, расправляет плечи и выходит из-под покрова тени, теперь точно нет никакого смысла прятаться, его все равно уже заметили. Он подходит к вору практически вплотную, но тот даже не думает что-либо предпринимать, не отступает и не смотрит в его сторону, будто они старые знакомые, которые могут доверять друг другу. Такая пренебрежительность почти оскорбительна, и Аттано морщится. — Я не имею привычки разговаривать с теми, на кого действительно пристально смотрю, обычно все заканчивается несколько по-другому, — говорит он и делает еще один шаг вперед, становится еще ближе. Лорд-защитник оттягивает в сторону край своего камзола и достает оттуда небольшой сверток, продолговатый и тонкий. Вор все же оборачивается через плечо, смотрит на упакованную в бумагу вещь и, склонив голову к плечу, смотрит на лорда-защитника, который протягивает ему этот сверток, из-под падающей на лицо тени глубокого капюшона. Его правый глаз отчетливо переливается оттенками голубого и зеленого, но не светится как раньше. Надорвав край бумажной упаковки, Гаррет касается пальцами знакомой вещицы, его любимой вещицы, которую, казалось, утерял безвозвратно. Корво Аттано решил вернуть ему его отмычку, вернуть вору его инструмент. Приятный и весьма неожиданный сюрприз, который на самом деле — просто плата за возвращенную маску, ироничная плата: убийце — его второе лицо, вору — его инструмент. Вот и рассчитались. Вытащив инструмент из бумажной упаковки, вор отточенным движением прячет его под наруч, и Корво уверен, что под этими наручами спрятана еще не одна отмычка и другие хитрые приспособления, но сейчас это интересует его в самую последнюю очередь. Он ждет того, зачем сюда пришел, и решает ускорить процесс. Ухватив верткого ублюдка за предплечье, он толкает его к краю так, что тот свешивается вниз и единственное, что сейчас держит его на крыше — это Корво. Лишь на секунду в разноцветных глазах мелькает возмущение и непонимание, которое быстро сменяется издевкой, под тонкой тканью нашейного платка четко виден насмешливый изгиб губ. — Как предсказуемо, сэр Аттано, как же это скучно и банально. Это и есть ваше светское приветствие? Где ваши манеры, сэр? Или у вас каждый разговор начинается с того, что вы ставите под угрозу чужую жизнь? — Корво поджимает губы и стискивает челюсти так, что под кожей ходят желваки. Этот неуместно издевательский тон голоса раздражает, и если бы не обстоятельства, то лорд-защитник с удовольствием разжал бы руку и отправил бы этого «дикого кота» в свободный полет, а потом посмотрел бы, удалось ли ему приземлиться на все четыре лапы или нет. Корво выжидающе смотрит на висящего на краю вора и видит, как тот лишь покачивает головой. — Я полагаю, что раз ты решил прийти сюда, то скорее всего заинтересован в нашем разговоре, — все так же язвительно говорит он и осекается, чувствуя, как Корво перехватывает его уже за локоть, из-за чего вор провисает еще ниже. Гаррет оборачивается через плечо и загнанно смотрит на землю, до которой ой как не близко лететь, а потом уже без прежней насмешки смотрит на лорда-защитника. — Ладно-ладно, я вас понял, Корво. Стал бы я рисковать своей шкурой для того, чтобы солгать вам или сказать то, в чем не уверен более чем на половину? Стал бы я без веской причины связываться с человеком, который хотел убить меня? — спокойным, размеренным голосом интересуется Гаррет и взглядом указывает на руку Корво, сжимающую его локоть, а после вновь смотрит лорду-защитнику в глаза и ждет, но тот не спешит его вытаскивать, и Гаррет, тяжело вздохнув, продолжает: — Бригморское поместье. Вероятно я знаю, что именно там происходит. Полагаю, вы прекрасно видели, как ночью я перебирал вашу корреспонденцию, — он делает паузу, давая Корво время на то, чтобы понять, что его взгляд тогда не остался незамеченным, — это письмо от некоего Дауда, он говорил в нем про цветы, которые собрал для этого вашего ученого-химика-изобретателя — Соколова, кажется, да? Чтобы убедиться, мне нужно взглянуть на них, но боюсь, что без вашей помощи люди этого самого Дауда очень быстро отправят меня в могилу или на дно реки. Не знаю, как тут у вас принято хоронить мертвецов. Вы поможете мне, я помогу вам. Все просто, — говорит Гаррет. Спустя несколько минут затишья, Корво все же выдергивает его обратно и втаскивает на крышу. Вор предусмотрительно отступает подальше как от края, так и от лорда-защитника. — Почему я должен тебе верить? — спрашивает лорд-защитник и скрещивает руки на груди, наблюдая за тем, как любитель чужого имущества поправляет свою амуницию и перетягивает застежки наручей. — У вас разве есть другие варианты? Вы можете вечно копаться в темноте и слепо искать корень проблемы, только вот дело в том, что если это то, о чем я думаю, то корня вы не найдете, потому что он не тут… не в этом мире, — говорит вор, и слова его звучат странно, но, тем не менее, убедительно. Лорд-защитник, не привыкший доверять незнакомцам, хмурит густые брови. Хотя на самом деле, если подумать, то не такие уж они и незнакомцы. В конце концов, если этот ублюдок решит выкинуть очередной номер в Радшоре, то у Дауда достаточно людей для того, чтобы усмирить его. Хотя, зачем люди? Дуэт одних только Корво и Дауда, великолепно владеющих искусством слежки и умерщвления, будет стоить этой дерзкой тени его жизни, а, насколько помнит лорд-защитник, чувство самосохранения у этого типа весьма и весьма остро, несмотря даже на всю ту дерзость и язвительность, которой он пропитан насквозь. — Ты чего-то недоговариваешь, — не без ноты подозрительности в голосе говорит мужчина, наблюдая за тем, как скрывается в густой тени глубокого капюшона задорный и хитрый блеск разноцветных глаз. Вор, уже было начавший движение, останавливается и поворачивается через плечо, его усмешка видна даже через плотную ткань лицевого платка. — Скажите, сэр, какой бы дом вас больше взбудоражил: обычный, в котором нет ничего примечательного, кроме короткого упоминания о том, что в нем некогда жил какой-то великий человек, или же дом загадочный, с историей и тайной, быть может, даже с призраками? — наблюдая за тем, как Корво хмурится и поджимает губы, а потом и вовсе отворачивается, понимая свою ошибку, Гаррет лишь усмехается еще шире и тихо хмыкает. Да, он поступает так, как поступил бы на его месте любой другой наученный жизнью и оттого умный человек — пытается продать свою жизнь подороже за счет уникальных знаний и тайн. Так что если эти люди и смогут отнять у него его амуницию и его оружие, даже если смогут разгадать тайны механизмов, то забрать у него мысли и знания они точно будут не в силах, и Гаррет, никогда не отличавшийся благородием вор, зная об этом, пользуется данным знанием, ограждаясь им, как щитом. — А теперь, если вы не против, нам пора, — говорит тень и, поправив сбившийся плащ, срывается с места, смешивается с тенями и, практически бесшумно перебирая ногами, скрывается в хитросплетении крыш и переулков. Корво, со смешанными чувствами, следует за ним, не отставая, наблюдая за ловким человеческим существом краем глаза, практически любуясь той грацией пронзающей тело вора, который с легкостью преодолевает препятствия и перескакивает через такие пролеты, через которые Корво прыгнуть не решился бы. Как гласила старая мудрость: врага своего и знать, и любить надо даже больше, чем друга, а то мало ли, чем Чужой не шутит, а ведь он чем только не шутит, ублюдок черноокий. Впрочем, сейчас лорду-защитнику было не до философских измышлений — стараясь поспевать за незваным-негаданным союзником, он думал лишь о том, как бы не переломать ноги. Бедный район сменился жилыми спальными кварталами, после фабричным районом, и только потом они вторглись на территорию Радшора, который по сравнению с бедным районом выглядел в разы богаче и аккуратней. В затопленном районе вор почему-то весьма неприязненно посмотрев вниз, на плещущуюся воду, поумерил пыл и прыть, и принялся двигаться осторожно, прощупывая «почву» и рассчитывая каждый шаг. Лорд-защитник лишь усмехнулся неожиданной догадке, неужели сий невразумительный экземпляр боится воды? Вот уж действительно «дикий кот». Корво хотел было отвесить издевательскую шуточку по поводу страха браво-вора перед такой простой с виду стихией, которая самому лорду-защитнику, росшему в приморском городе, казалась достаточно безобидной, как невдалеке замаячили едва различимые тени «местных жителей». Смутные силуэты, будто объятые пеленой черно-пепельного тумана, сливались с густыми ночными тенями и пристально наблюдали за чужаками, Китобои не двигались и никак не выдавали своего присутствия, даже их пристальные взгляды были будто бы легки и неощутимы. Для того, чтобы убедиться в своей правоте, Корво выпрямился во весь рост и в который раз за день прибегнул к потустороннему зрению. Далекие силуэты Китобоев очертились золотисто-желтым ореолом, что окончательно убедило Корво в том, что стражи Радшора никогда не теряют бдительности и всегда чутко стерегут свои границы. — Стой, — своим низким, рокочущим голосом резко окликнул вора Корво. Гаррет замер, опасно балансируя на узком выступе, и повернулся для того, чтобы, возможно, вновь прокомментировать слова лорда-защитника, но тут удача, неизменная спутница мастера-вора, наконец изменила своему любимцу и отвернулась от него. Гаррет пошатнулся, прежде чем Аттано успел что-либо сделать, опасно накренился в бок и, охнув от неожиданности, камнем полетел в темный, пахнущий водорослями и сыростью провал между двумя полуразрушенными зданиями. Аттано браня все, на чем свет стоит, переместился на уступ, на котором ранее стоял вор, и, ухватившись рукой за выбоину в стене, склонился вниз, вглядываясь в чернильную тьму, едва разгоняемую мертвенно-бледным лунным светом. Тут же совсем рядом он почувствовал чужое присутствие и шумное дыхание. Китобои, материализовавшиеся из черного смога, уносимые ветром клочья которого все еще извивались в воздухе, тоже внимательно и безмолвно смотрели вниз сквозь круглые стекла газовых масок. — Едрена вошь, — с какой-то толикой обреченности в голосе продекламировал лорд-защитник слова Принца Улиц и покачал головой. Остается надеяться на то, что духи удачи не решили наказать чудаковатого незнакомца.* * *
— С каких это пор ты стал таким доверчивым и наивным, Аттано? — резкий, грубоватый голос говорящего впивается в затылок стальной раскаленной иглой. Гаррет и раньше знал о том, что мозгов у него немало, но сейчас он ощущает каждую извилину, каждый миллиметр органа, надежно укрытого внутри крепкой черепной коробки. Все происходящее отчего-то ускользает от понимания мастера-вора, он искренне силится понять, что происходит вокруг, пытается понять где он и как тут оказался, но в его памяти зияет дыра, глубокая и темная-темная, как самый далекий закоулок Города, темный, как катакомбы. Темная дыра — эта ассоциация, как ни странно, вызывает в его памяти смутные воспоминания, которые с каждым разом становятся все ярче и ярче. Он вспоминает, как стоял на уступе и без того ненадежном, как обернулся через плечо желая высказать лорду-защитнику все, что он думает о его приказах, вспоминает о том, как порывистый на высоте ветер толкнул в бок, и он, не успев ни за что зацепиться, просто полетел вниз. Гаррет вспоминает о том, как не смог снять «коготь» с запутавшейся перевязи и как болезненно, с громким плеском вошло его тело в зловонную, цветущую воду Радшора. Вору холодно и мерзко, спину жжет боль, рука, и без того искалеченная, ноет еще сильнее, да и тошнотворный запах стоячей воды отчего-то до сих пор забивается в ноздри. Тем временем люди, стоящие неподалеку от него, продолжают спорить, холодно рычат и скалятся друг на друга, как хищники, готовые изорвать друг друга в клочья, но не делающие этого из-за каких-то своих соображений. Мастер-вор, чувствующий себя жалким и разбитым, аккуратно приоткрывает слезящиеся глаза и радуется тому, что за окном все еще темно и ему не придется привыкать к болезненно-яркому солнечному свету. Гаррет приподнимается на локтях и сдавленно, протяжно шипит от колющей боли во всем теле. Боль не такая уж и сильная, но ее обилие, ее сосредоточие чуть ли не в каждой конечности — это мерзко. Спорщики наконец замолкают, и вор чувствует на себе их внимательные взгляды. Мужчина осматривается по сторонам и обнаруживает себя лежащим на потасканном, затертом едва ли не до дыр диване под тонким, изодранным одеялом. Забота — это, конечно, хорошо, но все равно отчего-то не радует. Гаррет вновь поднимает голову и наблюдает за подступившимися к нему силуэтами двух людей, один из них присаживается на корточки и проводит рукой перед его лицом, мужчина скалится и подается телом назад, отстраняясь и вжимаясь в спинку дивана. Не любит мастер-вор чувствовать себя слабым, тем более не любит демонстрировать свою слабость на публике. Он быстро осматривается по сторонам, но других зрителей, кроме этих двоих, не находит. — Отстань от него, Аттано. Видишь, ты ему не нравишься. Дай человеку, если это человек, конечно, отойти от шока, — не успевает незнакомец завершить фразы, как слышит от вора ответное «А не пойти ли бы вам, сердобольным», а уж то, куда и как, мы опустим, ибо не пристало о подобном разговаривать. Лорд-защитник, игнорируя советы извне, остается рядом и неотрывно наблюдает за тем, как все четче становится осознание в глазах вора. Уже вскоре тот, окончательно собравшись с остатками сил и придя в себя, занимает сидячее положение, подбирает под себя ноги и зябко поводит обнаженными, худыми плечами. Гаррет с удивлением рассматривает свою бледную кожу и морщится, без амуниции он чувствует себя не столько беззащитно, сколько просто некомфортно, уж засадить кому-нибудь дубинкой по виску он и без фирменного кожаного костюмчика может. — Где мои вещи? — ничего хорошего не предвещающим голосом интересуется мастер-вор и переводит взгляд с Корво на его товарища и обратно. Привыкнув за несколько лет к второму слою кожи, он чувствует себя, как слизняк без панциря — жалко и мерзко. Знакомый Корво, судя по примечательному шраму, Дауд скорее всего, хмыкает и указывает рукой в сторону сквозного прохода на полуразвалившийся балкон, там на ветру сушатся его вещи. Мастер-вор едва удерживает себя от горестного стона, но тяжелый вздох все равно издает. Он прикасается пальцами к свежим бинтам, которые теперь покрывают серо-желтоватым слоем обе его руки и грудь. Еще пара дней, и этот треклятый город точно ничего от него не оставит, даже в подвалах приюта Мойры и то было безопаснее. — Лучше бы спасибо сказал. Его люди тебя вытащили, — говорит Корво и кивает в сторону молчаливого, сложившего руки на груди Дауда, тот лишь пожимает плечами и отводит взгляд в сторону. — Повезло, что миног в этом канале было не так много, а то бы кости твои мы со дна еще долго вылавливали, — говорит Корво, и Гаррет, рассматривая свои руки и торс, замечает круглые, налившиеся кровью и едва набухшие отметины. Если присмотреться, можно различить два ряда точек, оставленных будто бы маленькими зубками. Мужчина морщится и брезгливо фыркает, водоплавающие твари, способные прокусить кожаный доспех, — это просто отвратительно. — Именно поэтому я ненавижу воду, — шипит он и, вскинув глаза на Дауда, благодарно и безмолвно кивает головой, прекрасно понимая, что большего этому человеку и не надо, — в воде скрывается слишком много неизведанного, — заканчивает свою мысль мастер-вор и, понимая, что натягивать сейчас на себя амуницию бесполезно, он поднимается на ноги и обвязывается одеялом, как плащом, по привычке скрывает лицо под складкой ткани, даже понимая то, что эти двое уже наверняка рассмотрели его во всех деталях. Сейчас ему хочется только побыстрее разобраться со всем и наконец убраться в свое логово, чтобы отлежать там пару-тройку дней и отдохнуть от того сумасшествия, с которым ему приходится сталкиваться в этом городе едва ли не ежедневно. Тем временем в помещении происходят изменения: Дауд церемонно занимает место за своим рабочим столом, Корво опирается крестцом о подоконник широкого окна, расположенного практически за спиной главаря ассасинов, и складывает руки на груди. Оба меченых смотрят: внимательно, цепко, с ожиданием, настолько пристально, что Гаррет по началу даже теряется. — Бригморское поместье, — коротко говорит Дауд, подавшись вперед и сцепив пальцы в замок. Два простых слова напоминают Гаррету о цели его визита в Радшор. Мастер-вор растягивает по губам хитрую улыбку, в изгибе которой видно понимание и согласие. Он озирается по сторонам в поиске своей перевязи, поясных мешочков и карманов, в одном из которых он хранил пепельные маки, необходимые ему для восстановления сил концентрации, и лидер Китобоев кивает головой на угол своего стола, на котором аккуратно сложена вся нехитрая поклажа мастера-вора. Гаррет приближается к небольшой горке своих личных вещей и, высунув руку из-под покрывала, какое-то время пристально смотрит на них, после чего берет один из подсумков, открывает его, осматривает содержимое и вновь закрывает. Меченые следят за каждым его действием с подозрением, еще не до конца понимая, что вор делает. — Стоило бы, наверное, рассказать свою историю с самого начала, но, боюсь, в этом случае разговор затянется, так что скажу только одно — больше воды я не люблю артефакты. Особенно таинственные артефакты, которые почему-то всем так нужны. Потому что именно из-за таинственных артефактов моя жизнь уже не первый раз катится в… гхм… Ладно, это не так важно, куда она, собственно, катится. В целом смысл конкретно моей истории сводится к тому, что и без того не очень хорошие люди, становятся еще более отвратительными, когда попадают под влияние артефакта, — Гаррет прикрывает глаза, вспоминает глаза убитого его ученицей стражника и скрипит зубами. Эта девчонка. От нее всегда были одни только проблемы и головные боли, а потом... Потом все стало только хуже. Проклятая Прималь. Проклятый Барон с его одухотворенной до одури шоблой. Проклятый, вечно дождливый Город. Мастер-вор фыркает и передергивает плечами, будто стряхивает с себя воспоминания. Мысли о прошлом вызывают раздражение, и Гаррет, более не тратя времени на лишние слова, отщелкивает клапан и, порывшись в подсумке рукой, выдергивает из нее пепельно-серый, с белыми, едва светящимися голубоватым светом прожилками цветок пепельного мака. Он уверен, что где-то тут есть такой же, чувствует это на уровне интуиции, потому что если бы он не был так уверен, то предпочел бы не вступать в открытый контакт, а попробовать разведать все куда более скрытным путем. В глазах Дауда едва заметно мелькает удивление, после же ассасин напрягается и достает из-под стола шкатулку из посеревшего от времени дерева, откинув крышку которой, демонстрирует вору и подошедшему ближе лорду-защитнику практически точно такой же цветок. Корво переводит взгляд с одного цветка на другой и, не видя особых различий, кивает головой. Гаррет убирает свой цветок в подсумок, который кладет обратно на стол, Дауд же захлопывает шкатулку и ставит ее на прежнее место. Лорд-защитник смотрит в сторону кутающегося в покрывало мастера-вора долгим, изучающим взглядом и только тогда, когда Гаррет смотрит на него в ответ своими разноцветными глазами, один из которых едва заметно пульсирует каким-то потусторонним светом и переливается, отводит взгляд в сторону. — Кажется, господа, самое время для того, чтобы заключить союз. Насколько я понимаю, в артефактах вы разбираетесь так же хорошо, как и в ботанике моего мира — то есть никак, — не без самодовольных ноток в голосе резюмирует вор и улыбается своими тонкими губами. Край покрывала уже давно сполз с его лица, так что теперь хитрая рожа пришлого вора была хорошо видна. — И с чего бы ты так легко соглашаешься помогать человеку, который тебя едва не убил? — интересуется Дауд, чуть приподняв бровь и косится в сторону фыркнувшего и демонстративно отвернувшегося Корво. — Хороший вопрос. Понимаете, Дауд, тут дело в том, что в сложившейся тогда ситуации не было понятно, кто кого мог убить, но речь не об этом. К тому же данный союз выгоден не только вам, но и мне — я хорошо понимаю проблему, а вы всяко лучше знаете этот мир и его устои, в которых я разбираюсь, но все еще недостаточно хорошо, скажем так, поверхностно. Один раз я, конечно, своими силами справился с этой «проблемой», но вот, что будет во второй раз, знать не могу, да и к тому же ситуация тогда была совсем другой, — мужчина пожимает плечами и, отступив к дивану, опускается на него и поджимает ноги, принимая привычную позу. — Если вы хотите разобраться во всем происходящем, то, как бы смешно это ни звучало, мы нужны друг другу, — простодушно говорит мастер-вор и склоняет голову к плечу, наблюдая за реакцией своих собеседников. Дауд хмур и задумчив, он сосредоточен на обдумывании ситуации, о чем говорит его расфокусированный, смотрящий будто сквозь взгляд. Корво напряжен и подозрителен, явно не привыкший к помощи и работе в команде. Да и вообще в целом именно в команде, и то редко, работал только Дауд. Есть только один плюс во всей этой ситуации — уничтожение зародившегося в Бригморском поместье зла нужно всем: Корво — чтобы защитить Империю. Дауду — чтобы вновь очистить поместье от скверны и отомстить за погибших учеников, Гаррету — чтобы окончательно завершить свою миссию и уничтожить, наконец, треклятый артефакт, что принес в его жизнь столько зла и мерзости. Молчание затягивается, отвлекшиеся от своих мыслей собеседники смотрят друг на друга. Первым отзывается Дауд: — Убедительно, — коротко говорит он и кивает головой, после чего смотрит на Корво. Лорд-защитник пожимает плечами и тоже кивает головой, разобраться с вором за его проступки он сможет и после того, как они в очередной раз избавят Дануолл от скверны. Итак, негласный союз трех не самых простых личностей, все же был заключен без лишнего шума, бюрократии и ручканий. — Мне нужно попасть в это поместье, — мрачным голосом говорит мастер-вор и выжидательно смотрит на ассасина. Дауд приподнимает бровь и оттягивает уголок губы в сторону, едва заметно усмехаясь. — Серьезно? Взгляни на себя, для начала тебе нужно отдохнуть и восстановиться. И даже, предположим, попадешь ты в поместье, и что дальше? Так просто возьмешь и разберешься со всем? Тогда зачем нам все это? Сомнительно. Нет, — говорит Дауд и мягко бьет ладонями по столу. — Мы сделаем по-другому: для начала мы все привыкнем друг к другу, дождемся того, пока Аттано перестанет смотреть на тебя, как на врага народа. После мы соберем нужную информацию, часть которой нам поведаешь ты, и вот только тогда будем думать о том, что нам делать. Доступно? — поинтересовался ассасин и вновь обвел все внимательным взглядом. — А если это случится только через месяц или два? — с сомнением в голосе интересуется Гаррет и поджимает губы. — Значит будем ждать месяц или два, — жестко отсекает глава Китобоев, не привыкший церемониться. — И думаю, всем нам будет проще, если ты переберешься в Радшор. Меченому человеку любая дорога нипочем, — мужчина покосился в сторону молчаливого и мрачного лорда-защитника, а после перевел взгляд обратно на вора, — а вот ты всяко долго ползаешь. Где ты, говоришь, остановился? — спрашивает Дауд, и есть в его голосе что-то такое, что вынуждает не задавать лишних вопросов и не пытаться сопротивляться, да и к тому же какой теперь толк Гаррету скрываться? Мастер-вор поправляет сползшее на плечи одеяло и, отчего-то насмешливо посмотрев на ассасина исподлобья, говорит: — Не думаю, что вы будете рады тому, что услышите.