Империя Островов, остров Тивия, стольный город Дебоква. Несколько дней назад.
Самый северный остров Империи Островов, холодный и промозглый, заметенный снегами и поросший вековыми ледниками, полный диких зверей и иных, зачастую смертельных опасностей, пусть и сделал местных жителей суровыми и мрачными, но все равно не лишил их жизнерадостности и сердечного тепла, какое есть во всяком человеке. По приезде в Дебокву, столицу северного острова, юная императрица была очарована местным колоритом и специфичной, жесткой романтикой этих промерзших до самого основания земель. Привыкшая к постоянным дождям, туманам и привкусу морской соли на губах, она была впечатлена пейзажами Тивии: едва виднеющимися сквозь снежную пелену горными хребтами, чернеющими где-то вдалеке и будто наползающими друг на друга, слепящей белизной чистейшего снега, игрой света на острых ледяных наростах, и даже почерневшие, скрюченные деревья, заметенные снегом и обросшие сосульками, вызывали у нее восторг. Императрице, несомненно, хотелось осмотреться в этом городе и его округе, поговорить с людьми, понаблюдать за местным бытом, но первоочередной ее задачей была встреча с главой столицы и обсуждение насущных, утомительных для ее неусидчивой натуры вопросов, которые, впрочем, удалось решить довольно быстро, потому что все документы были уже собраны, а большинство вопросов решено заранее в личной переписке. Юная леди Эмили Колдуин, несмотря на высокий титул, все еще оставалась активным и весьма любопытным ребенком, которому хотелось на все посмотреть, все потрогать и попробовать. Можно сказать, что имперские стражники, привыкшие к мирной жизни на своих постах и неспешным патрулированиям улиц, сбились с ног, поспевая за непоседливым ребенком в лице Эмили, которая без всякого стеснения и высокомерия слонялась по заметенным снегом улицам, восхищаясь местной, присущей только этим местам архитектурой и людьми, совсем другими, совершенно отличными от чопорных и чрезмерно манерных гристольцев. Каллиста наблюдала за своей подопечной с тихим ужасом, нет, ее смущала не открытость этой юной, совершенно очаровательной девочки, а то и дело развязывающийся шарф и сползающая с головы шапка. Ответственная женщина, на попечительство которой был отдан первый человек в Империи, не могла даже мысли допустить о том, что в Гристоль юная Колдуин вернется заболевшей, сэр Аттано такому «подарку» рад не будет. Зато Эмили ничто не смущало, она не чувствовала ни раскрасневшихся щек и носа, которые щипал легкий морозец, ни холодного ветра на открытой шее, этот город, это чудесное место — они полностью захватили ее внимание. Вдоволь насмотревшись на местные красоты, прочувствовав непередаваемую специфическую атмосферу этого места, императрица направилась к главной площади, на которой всегда было полно народу, познакомиться с которым она и хотела. В тот день на площади давали представление морлийские странствующие артисты, и народу собралось великое множество, даже больше, чем обычно. Как ни хотела Эмили не привлекать к себе внимания, но стража, обступившая ее, и прислуга, следующая «хвостом» позади, все же привлекли внимание местных. Впрочем, подозрительные и бдительные люди, не увидев привычной для аристократов высокомерности и напыщенности, с удовольствием приняли девочку, пусть и были удивлены беззаботности королевской персоны. И без того насыщенный на события день закончился шумными играми, зрелищным представлением и заключительной снежной баталией, которая особенно понравилась Эмили. В отведенные ей покои девочка возвращалась чрезмерно усталой и измотанной, но как никогда счастливой. Она еще долго будет припоминать, как местные ловкачи утерли нос имперским гвардейцам, по самые уши закидав их снежками. Бедные стражники, не привыкшие к подобному отношению, были разгромлены и обескуражены, и все же на раскрасневшихся лицах то и дело виднелись улыбки, мужчины подтрунивали друг над другом, припоминая самые яркие моменты столь необычной для них «битвы». Конечно же, всем хотелось взять реванш и отыграться, но уже завтра им предстояло выдвинуться в путешествие по городам северного острова, а точнее в сторону юго-восточного города Тивии, Калтан. Много чего повидала императрица в столь необычной для нее Тивии — и не только хорошее, но и плохое. На их пути встречались и дикие звери, и ночные грабители, то и дело пытавшиеся напасть на имперский кортеж в переходах между городами. Видела она и ужасающие снежные бураны, в которых было легко заблудиться и в которых сгинули несколько ее охранников, которым не повезло отбиться от своих коллег. Она видела нищету и разбой в отдаленных от больших городов поселениях. Эмили побывала в густонаселенном Калтане, где решила некоторые торговые вопросы. Но самое удивительное открылось для нее в гостеприимном и приветливом северо-восточном городе Яро, где разница между обычными работягами и аристократами практически не чувствовалась. Юной Колдуин довелось побывать на необычайных размеров Ярмарке Яро, поражающей своей пестротой и выбором самых разных товаров: были тут и поделки местных жителей, и прилавки, где местные язычники торговали своими амулетами на все случаи жизни. Дрожащие серконоские торговцы предлагали свои специи, сладкие южные фрукты и превосходный табак. Более привычные к местному климату морлийцы предлагали покупателям разнообразные вина, мясо и яблоки, которыми так славилась их родина. Осевшие на отшибах ярмарки контрабандисты предлагали трофеи, привезенные из диких земель Пандуссии. Видела Эмили и знакомые, скуластые, сосредоточенные лица гристольцев, которые предлагали публике предметы быта, книги, новейшие технологические разработки и разнообразные эликсиры. Эмили была обескуражена шумом человеческого галдежа, количеством самых разных товаров, масштабностью и яркостью этого мероприятия. Естественно, побродить по Ярмарке хотелось всем, и даже на, казалось бы, невозмутимых лицах стражников появилась нешуточная заинтересованность, так что Эмили, оставив при себе капитана Карноу и Каллисту, отпустила всю остальную прислугу. Встретиться они должны были спустя несколько часов в отведенном для них особняке. Как только гвардейцы и служанки разбрелись кто куда, Эмили со своими верными спутниками тоже отправилась путешествовать вдоль торговых рядов, прикупая себе всякие безделицы, которые планировала привезти в Гристоль. Императрице очень хотелось привезти в Гристоль нечто такое, что еще долго будет напоминать ей о чудесно проведенных днях в Тивии, что-то необычное, поразительное и очаровательное настолько же, насколько и этот суровый остров, но долгое время такой вещицы все никак не находилось. Нагруженный пакетами Карноу и едва поспевающая за девочкой Каллиста устали от блужданий и одним своим внешним видом нагоняли тоску, а Эмили все искала, потому что знала, что в ближайшее время она не посетит ни этот остров, ни этот город, ни, тем более, эту Ярмарку. И ведь правильно говорят: «Кто ищет, тот всегда найдет». Искомая безделица нашлась совершенно неожиданно в неприметной лавчонке какого-то загадочного мужчины. Выйдя из своего расписного шатра, хозяин «лавки» поприветствовал высокопоставленных гостей и поспешил пригласить их внутрь своего обиталища. И если снаружи шатер показался Эмили красивым, то внутри он был просто невероятным. Прогретое помещение, устланное коврами и защищенное надежно закрепленными «стенами», освещалось многочисленными подвешенными к «потолку» свечами, которые были закреплены в стеклянных банках, толстое стекло которых рассеивало и смягчало свет, из-за чего казалось, что под потолком шатра парят, покачиваясь на месте, большие светлячки. Мистическая нотка чувствовалась за счет напольных, отсвечивающих фиолетовым светом ламп, чадящих белым, полупрозрачным дымом, который тончайшей взвесью стелился под ногами. Тут были и стеллажи, заставленные запылившимися бутылками цветного стекла, причудливыми засушенными цветами, растрескавшимися черепами, многочисленными шкатулками и ларцами, в каждый из которых так и хотелось заглянуть. Вазы, книги в причудливых переплетах, чучела разного зверья, ящики, сундуки и мешки — все это было тут и все это притягивало взгляд. Мужчина, польщенный пристальным заинтересованным вниманием к своим товарам, жестом указал покупателям, куда им можно сложить свои вещи и пригласил поближе к пышущему жаром очагу. Эмили, Карноу и Каллиста сложили вещи, заняли свои места, протягивая руки к огню, отогревая замерзшие пальцы и с интересом посматривая в сторону мужчины. — Мне показалось, или маленькая леди искала для себя что-то интересное и необычное? — добродушно улыбаясь, поинтересовался мужчина, посмотрев в сторону Эмили. Карноу было хотел заговорить о манерах и о том, как подобает обращаться к первому человеку в Империи, но был остановлен жестом сосредоточенной и более чем заинтересованной Эмили, которую подобные мелочи пока что совершенно не занимали. Девочка кивнула головой, про себя удивляясь проницательности этого загадочного человека. Мужчина откинул с головы глубокий капюшон своего плаща, предоставляя гостям прекрасную возможность получше рассмотреть его, и на самом деле не было в его внешности ничего необычного, разве что необычайно светлые, льдистые глаза выделяли его. Больший интерес представлял весь его облик, аура загадочности и мистицизма, одновременно пугающая и притягательная, плотно окутывала этого человека — его внимательный, умный взгляд, его плавные, точные жесты, его манера говорить, все это было необычно и чудно. Мужчина поднялся на ноги и отошел в дальний угол шатра, какое-то время побродил вдоль многочисленных ящиков и, остановившись перед одним из них, достал резную шкатулку из черного, покрытого белым стилизованным узором дерева, с которой и подошел обратно к очагу. — Если можно, не могли бы вы рассказать про себя, сэр? — прежде, чем мужчина открыл шкатулку, поинтересовалась у него заинтригованная императрица, которой хотелось побыть в обществе этого человека чуть дольше. Мужчина удивленно приподнял бровь, подумал, а после понимающе улыбнулся. Видимо юная Колдуин была уже не первым человеком, который просил его об этом. — Что Вы, какое «сэр»? — мужчина беззлобно посмеивается и прячет лукавую улыбку в высоком воротнике. — Меня зовут Ятран. И, честно говоря, я не знаю, что рассказывать, Ваше Высочество. Я самый обычный странствующий торговец, любящий необычные, можно сказать, эксклюзивные вещи. Люди с Серконоса, где я и родился, очень любопытны и любят все необычное. Вероятно, вы знаете, что наши края славятся не только чудесными специями, табаком, фруктами и массой прочих полезных товаров, но и необычными вещицами, какие любопытные серконосцы привозят с других островов. Но все же самые интересные предметы привозят наши моряки, которые они нередко находят в брюхах пойманных левиафанов или совершенно случайно вылавливают сетями. Море загадочно и очаровательно, Ваше Высочество, — голос у мужчины мягкий и приятный для слуха, интонации спокойные и размеренные, таких людей, как Ятран, хочется слушать. Говоря, он очерчивает пальцами плавные линии орнамента, который покрывает шкатулку со всех сторон. Эмили, не отрывая взгляда от его рук, покачивает головой, испытывая неистовое желание наконец узнать, что же прячется в этом ларчике. Мужчина щелкает защелкой замка и, приподняв крышку, рассматривает предмет, лежащий в шкатулке, мягкий, пульсирующий голубой свет очерчивает его благородное лицо. — Эту вещь я нашел в ледяных пещерах Тивии, которые находятся высоко в горах. Сложно было ее достать, и столь же сложно мне будет с ней расставаться. Эта вещь уникальная, в ней чувствуется необычайная сила, какой я раньше не видел. Будьте с ней аккуратны, маленькая леди Эмили, — Ятран улыбается все так же загадочно и разворачивает шкатулку к своим гостям. Эмили приподнимается с места, чтобы рассмотреть лежащий в ней предмет, а Карноу и Каллиста вытягивают шеи, приглядываясь. Когда торговец передает шкатулку в их руки, все трое зачаровано охают, рассматривая причудливый, похожий на кусочек льда, обломок камня, светящийся изнутри мягким светом. Девочка осторожно берет вещицу в руки, и та, будто бы действительно ледяная, мягко покалывает пальцы. Самая очаровательная вещь из всех, какие Эмили только видела, из этого камня получилась бы прекрасная подвеска, но с другой стороны императрице не хочется нарушать ее первозданного вида. И в этой вещи действительно чувствуется какая-то сила, и нет, это не самоубеждение и не красивые слова торговца натолкнули юную Колдуин на эту мысль, а собственные ощущения. Эмили хорошо знакома с зачарованными, необычными вещами, которые зачастую называют проклятыми из-за негативной, разрушительной энергии, которую они несут в себе. Первое ее знакомство с артефактами состоялось в комнате Корво, когда она совершенно случайно нашла его тайник, но ведь сколько всего интересного там было. Тогда же она вновь видела властителя Бездны. Чужой, к слову, никогда не казался ей пугающим; загадочным, необъяснимым, странным, поразительным — да, но не страшным. Страшна была чума, страшны были плачущие кровью чумные и плотоядные крысы, но не он. Хозяин вечности, первый из Левиафанов даже нравился ей, ей нравились его странные, временами непонятные речи, нравился его необычный, сотканный будто из хаоса дом, его чудная, но все же гостеприимность. Но этот камень, который она сейчас держала в своих руках, — он точно не был порождением Бездны, в нем не чувствовалось опасности и разрушительности темной материи, похожий на кусочек льда, он был будто бы легок и загадочен, полон тайн неизведанного, какого-нибудь потустороннего мира. Эмили даже не знала, насколько она была права. Расплатившись и распрощавшись с чудесным торговцем, императрица, прижимая к груди рукотворный ларчик с камнем внутри, в сопровождении начальника стражи и своей гувернантки, направилась в сторону нужного им особняка, где их уже дожидались остальные подчиненные. В тот же день, завершив вечерний марафет, Эмили решила написать отцу, в красках и подробностях рассказывая про местами грустное, но в большей степени веселое и запоминающееся путешествие по северному острову и, конечно же, о своем чудесном приобретении, которое она пообещала подарить Корво по приезду в столицу Империи. Задержавшись в Яро, они было собирались направиться в самый северный город всей Империи, Самару, но так и не начавшийся переход был остановлен капитаном Карноу, к которому, как помнила Эмили, с утра пожаловал гонец с важным посланием. Капитан стражи выглядел взволнованным и обеспокоенным, стражники смущенные подобным, непривычным для Карноу настроением, зароптали и забеспокоились, атмосфера накалилась и стала напряженной. Лишь тивианские проводники, сидящие в стороне от основной массы людей, сохраняли спокойствие и с молчаливым интересом наблюдали за возникшем на ровном месте переполохом. Сжимая в своих руках вскрытое, со сломанной печатью послание, капитан неспокойным взглядом искал юную императрицу. Когда Эмили протиснулась сквозь ряды подчиненных, Карноу мягко взял ее за руку и отвел в сторону. Встав перед девочкой на колено, чтобы быть с ней на одном уровне, он показал юной Колдуин послание — императорская печать, скрепляющая стороны письма, говорила о многом, особенно с учетом того, что в отсутствии Эмили, к ней имели доступ лишь лорд-защитник и глава Совета. Обеспокоенность и непонимание схлынули с аккуратного детского личика, сменившись мрачной сосредоточенностью и пристальным вниманием в умных глазах. — Нам нужно в срочном порядке вернуться в Дануолл, Ваше Высочество. Лорд-защитник, сэр Аттано, прислал это письмо, в котором говорится о некой опасности, грозящей вам. Он не вдавался в подробности, так что я не знаю, чего именно нам стоит опасаться, но я более чем уверен в том, что он не написал бы просто так. Думаю, по приезде лорд-защитник ответит вам на все интересующие вас вопросы. А пока что скажите, Ваше Высочество, куда вы положили шкатулку, которую купили вчера? — капитан Карноу выглядит не на шутку обеспокоенным, и Эмили лишь остается одобрительно покачать головой, соглашаясь к каждым его словом. Отец бы действительно не написал без причины, Корво всегда очень остро чувствовал приближение опасности, что и помогало ему оставаться на службе столь продолжительное время, так что у Эмили не было причин не доверять его мнению. Жестом попросив капитана следовать за собой, она приблизилась к карете и, когда стражник открыл перед ней дверь, забралась на подножку, взяла с сидения рукотворную шкатулку и, спрыгнув обратно на землю, протянула шкатулку Карноу. Приняв ларец, который уже не казался ему таким прекрасным и необычным, Джефф, настороженно осмотрев его со всех сторон и приоткрыв, чтобы убедиться в том, что загадочный камень все еще внутри, передал его стражникам, которых уже уполномочил надежно запаковать и спрятать ларец. Девочка наблюдающая за всем со стороны даже ничего не сказала, понимая важность и ответственность момента. Написав несколько извинительных писем главам городов, в которых ей так и не доведется побывать в ближайшее время, девушка проследила за тем, чтобы гонцы уже сейчас выдвинулись в путь. Глава Яро, уже предупрежденный обо всем произошедшем, вышел лично проводить юную Императрицу и проследил, чтобы при посадке ничего не произошло. Немногочисленным имперским гостям довольно быстро удалось погрузиться на выделенное им управителем порта Яро торговое судно, специально переоборудованное до более или менее приличного уровня в кратчайшие сроки, потому что имперский флот остался в Дабокве и должен был отплыть по получении вести об отплытии императрицы в родные края. Из порта судно отчалило в сопровождении боевых тивианских кораблей, должных сопроводить стольных гостей до морских границ Тивии и проследить за тем, чтобы в пути с ними не случилось беды. Большая часть пути прошла спокойно, Эмили лежала в своей каюте, прислушиваясь к умиротворяющему плеску волн и пытаясь игнорировать постоянную качку, без которой не обходится ни одно морское путешествие, к счастью, морская болезнь так себя и не проявила, и девочка чувствовала себя хорошо. Отойдя от морских границ Тивии, судно продолжило идти по проложенному курсу, и казалось, что в действительности ему ничто не угрожало — море было спокойно, и крупных водных хищников было не видно, настораживал лишь густой туман, стоящий над водой неплотной завесой, но опытный капитан из числа тивианцев, хорошо знающий эти места, со спокойствием направлял свой корабль одному ему известными «тропами». То, что что-то изменилось, Эмили поняла тогда, когда уже ставший привычным шум работающего винта начал смолкать, а после затих совершенно. Теперь она могла хорошо расслышать громкий ропот, поднявшийся на палубе, и дробь шагов многих пар ног. Люди, казалось, суетно бегали туда и обратно. Императрица приподнялась на локтях и вопросительно посмотрела на Каллисту. Гувернантка отложила в сторону книгу и, посмотрев на подопечную, перевела взгляд на тяжелую, железную дверь. За дверью по коридору сновали стражники, грохоча толстыми подошвами ботинок. Нервозность, распространившаяся по палубе, стала нестерпимой. Императрица, не говоря ни слова, поднялась со своего места, обулась, оделась и в сопровождении верной ей Каллисты покинула свою каюту, чтобы разобраться, в чем дело. Женщина, посмотревшая юной Колдуин в глаза, так и не рискнула попробовать ее отговорить. В выразительных глазах этой девочки читалась совершенно не детская решительность. Придерживаясь аккуратной ручкой за железные перила, Эмили, приложив немало усилий, смогла оттолкнуть тяжелую дверь, которая со скрипом отъехала в сторону. Стража оцепила палубу, а большая часть людей приникла к правому фальшборту, активно что-то обсуждая. Джефф Карноу, обернувший на звук скрипа и завидевший императрицу и свою племянницу, поспешил к ним и, не говоря ни слова, попытался загнать девушек обратно в нутро корабля, но Эмили все же удалось увидеть то, на что так пристально, со страхом и суетностью смотрели люди. С десяток небольших, прячущихся в морском тумане кораблей обступили торговое судно со всех сторон, и лишь один, значительно отличающийся от других корабль можно было хорошо рассмотреть. Большой, механизированный, хорошо укрепленный и вооруженный бриг подошел к торговому кораблю на расстояние выстрела. На основании бушприта, в расслабленной позе, держась рукой за фор-стень-штаг, соединяющий фок-мачту с носом брига, стоял мужчина, чьего лица, скрытого под глубоким капюшоном, Эмили рассмотреть уже не могла, да и не успела, потому что ровно в этот момент капитан Карноу закрыл дверь прямо у нее перед носом. Два слова она услышала от стоящей позади нее Каллисты — «серконские пираты», и ничего хорошего два этих простых слова не предвещали.* * *
Что говорится: «Ничто не предвещало беды». Даже Дауд, взрослый, невозмутимый мужчина, признанный мастер своего дела, незаменимый лидер, с богатейшим жизненным опытом за плечами, нареченный «Клинком Дануолла» далеко не за красивые глаза, которые и видел-то не каждый, был удивлен свалившейся, как снег на голову, «беде». «Беда» появилась со стороны парадного входа, эффектно снеся двустворчатые двери так, что они лишь чудом не свалились с давно прохудившихся петель. Какофонию звуков дополнили дребезжание стекла, которого и так было критически мало на этом этаже здания Торговой палаты, тоскливый скрип несмазанных петель, топот шести пар ног и страшный, испуганный ропот пятерых китобоев, которые тщетно пытались эту «беду» остановить. Грохот в обычно тихом помещении поднялся до отвратительного страшный. Дауду казалось, что он очутился где-то в Морли среди стада идущих на водопой хищных буйволов. Чтобы хоть как-то сократить количество ввинчивающихся в его уши децибел, он жестом руки отослал китобоев восвояси, ассасины с заметным облегчением в кратчайшие сроки скрылись с глаз долой, растворившись в черном смоге. Собственно говоря, бедой оказался всклоченный Корво Аттано, который принялся методично срывать гнев на стоящем в углу неиспользуемом ящике. Когда ящик с хрустом сломался, лорд-защитник без заминки переключился на столь же бесхозный шкаф. Ни шкаф, ни тем более ящик Дауду было не жалко, но неприятный осадок все-таки постепенно накапливался — ущерб ему никто восполнять всяко не будет, но и ввязываться в эту круговерть животного гнева он так же не рискнул. Один раз Корво его почти убил, а проверять «бьет ли молния два раза в одно место» как-то не очень хотелось, своя-то шкура ближе к телу. Откинувшись на высокую спинку рабочего кресла, Дауд, не прекращая удивленно выгибать брови, закурил с видом человека, потрясенного до глубины души. Лидер китобоев все никак не мог понять, что его удивляет больше: тот факт, что он с такой легкостью позволяет кому-либо бесчинствовать на своей территории, или же то, что бесчинствует на его территории обычно невозмутимый Корво Аттано, чьи эмоции и мимика сравнимы едва ли не с камнем и преображаются лишь в присутствии императрицы. При мысли о юной Колдуин, удивления на лице Дауда стало в разы меньше, потому что он начал догадываться о первопричине всего происходящего. Более конкретный ответ на возникший вопрос он мог получить лишь у самого лорда-защитника, который на данный момент с утробным рокотанием и явным удовольствием давил призванную им же кровожадную стаю. Наблюдая за этим театром одного актера, Дауд тщетно пытался представить себе, как вечером вместо бумажной волокиты он будет соскребать крысиные мозги и потроха с пола. Можно было бы конечно зарядить лорду-защитнику лошадиную дозу снотворного, благо арбалет и дротики у Дауда всегда были под рукой, но лидер китобоев разрядил оружие, придя к выводу, что бесчувственное тело Аттано будет нервировать его сильнее, чем вандальски настроенное. К тому же было нетрудно догадаться, что Корво, скорее всего, пришел сюда поговорить о своей проблеме, но в итоге, накрутив себя, решил действовать более радикально, а со спящим лордом-защитником разговора особо не построишь. В итоге Дауд закурил вторую сигару, вновь придвинул к себе толстый научный фолиант и, погрузившись в чтение, стараясь не обращать внимания на страшный писк, рычание и ругань, принялся терпеливо выжидать. Закончилось, правда, все далеко не так, как предсказывал лидер ассасинов. Когда Дауд дочитывал выписку о дикарских обрядах жителей Пандуссии, в помещении, аккуратно ступая по скрипучим половицам, нарисовался Гаррет. Вор, потрясая стопкой перехваченных кожаным ремнем книг, целеустремленно направлялся в сторону рабочего места Дауда, но сначала услышав, а после и увидев лорда-защитника, с непонимающим видом застыл в настежь распахнутых дверях. На лице тени отражался глубокий умственный процесс, настолько сосредоточенный, что лидеру ассасинов казалось, что еще немного, и он услышит скрип извилин в голове вора. Гаррет, не столь просвещенный и не шибко понимающий посылов и мотивов лорда-защитника, все никак не мог понять, чем вызвано его непотребное отношение к предметам меблировки и хозяину помещения в частности. Покосившись на пожавшего плечами Дауда, он перевел взгляд обратно на Аттано и склонил голову к плечу. — Меня не было всего два дня, а он опять чем-то недоволен, — не без насмешливых ноток в голосе протянул Гаррет, и в этот же момент Дауд, не терявший надежды на лучшее, все же окончательно утратил ее. Захлопнув книгу, лидер ассасинов с тяжелым вздохом прикрыл лицо рукой, одним только этим жестом выражая собственное глубочайшее разочарование в людях и во всем происходящем в целом. Он мог без труда предположить, что случится через несколько секунд, и в общем-то с удовольствием бы покинул помещение, потому что ситуация была щепетильной. Если ударяться в сравнения, то щепетильность и остроту данной ситуации можно было сравнить с шальной пулей, выпущенной в сторону большой кучи ворвани, когда последняя твоя мысль: «Все, приехали, жаль, что я так и не написал завещание». В данной ситуации Корво был ворванью, Гаррет — пулей, а Дауд — тем самым человеком, который появился не в том месте, не в то время. Сложив руки на груди, лидер ассасинов с мнимым равнодушием наблюдал за лордом-защитником, который, услышав голос вора, его интонацию и смысловой посыл, полностью подобрался, замер на месте, а после начал медленно поворачиваться через плечо. Глаза у Корво в этот момент были страшными, не по себе стало даже Дауду, который почему-то подумал о том, что, в общем-то, маска на Аттано смотрелась очень даже неплохо. Гаррет в это время тоже медленно отложил книги в сторону и напрягся, готовый в любой момент принять боевую стойку и отразить возможное нападение. Дауд честно ожидал того, что сейчас эта парочка сцепится и поставит друг другу парочку-другую синяков, но в последний момент Корво все же удалось совладать со своими эмоциями. — Все это началось из-за тебя! — пророкотал лорд-защитник леденящим кровь голосом, ярость в его тембре и лицо, застывшее в маске напряженного спокойствия, выглядели удивительно и пугающе одновременно. Опешивший от подобного заявления Гаррет, который и до этого не понимал всего происходящего, окончательно впал в ступор и выпрямился. — Почему ты решил появиться именно в нашем мире? Именно на нашем острове? Именно в нашем городе? И, в конце концов, сколько уже можно испытывать мое терпение?! — последний вопрос, судя по тому, что Корво коротко взглянул на полоток, был послан небесам и всевозможным духам в частности. А после был длинный, монотонный монолог Корво о том, как он фактически ненавидит всю эту чужовщину и как ему хочется прожить хотя бы один обычный, будничный и ничем не примечательный день. С каждым новым словом, сказанным Корво, удивление на лице Гаррета сменялось на откровенное, с оттенками обиды и оскорбленности, раздражение. Дауд примерно понимал, что сейчас испытывает на себе Гаррет. Но то, что он сделал, удивило лидера китобоев не меньше, чем эмоционально-неустойчивый Аттано — вор просто развернулся и вышел. Он не проронил ни слова, ничего не пнул и вообще ничем не выдал своего отношения к тому, что он только что услышал. Просто взял, развернулся и вышел вон. Такое развитие событий наконец-то отрезвило Аттано, который смотрел в спину удаляющегося вора с немым непониманием. Затушив очередную сигару в пепельнице, Дауд все же поднялся со своего места и, поравнявшись с Аттано, успел лишь краем глаза заметить выскользнувшую в оконный проем тень. — Ты можешь объяснить мне, по какому поводу ты превратил мой рабочий кабинет в свалку, и отпугнул наиболее информированного нашего союзника? — заложив руки за спину, поинтересовался лидер ассасинов менторским голосом у Корво, который и сам был не рад тому, как все сложилось. Впрочем, судя по всему, бежать за вором он тоже не собирался, не в его это было характере. Дауд, несомненно, понимал Корво, который банально устал от творящихся в его жизни злоключений, но сейчас лорд-защитник действительно перегнул палку и нарушил всякие допустимые нормы. Остается надеяться на то, что вор не решит отделиться от них окончательно. Корво наконец отводит взгляд от коридора и, достав из кармана камзола вчетверо сложенный пергамент, молча протягивает его Дауду. Когда лидер китобоев вновь занимает место за своим рабочим столом, попутно разворачивая пергамент, Корво тяжело опускается в кресло напротив и проводит ладонями по лицу, пытаясь согнать наваждение. Покосившись в сторону Аттано, Дауд приступает к чтению послания, внимательно вчитываясь в каждое слово. По мере прочтения все становится все более и более объяснимым и доступным, чего-то такого ассасин и ожидал. Императрица вновь похищена. Небеса, судя по всему, действительно зло шутят над судьбой лорда-защитника. Отложив донесение в сторону, Дауд подается вперед и складывает руки перед собой. — И что ты намерен делать, Корво? — Аттано, которому подобный вопрос показался очередной насмешкой, резко вскидывает голову и злым прищуром смотрит на Дауда. Ассасин невозмутимо приподнимает бровь, выражение отрешенного спокойствия на его лице заставляет лорда-защитника осечься на полуслове и сжать кулаки так, что слышен скрип кожаных перчаток на его руках. Корво фыркает и вновь закрывает лицо руками, сосредоточенно думая, судя по всему, в запале ярости он не успел обдумать последующие свои шаги. Дауд, терпеливо выжидая, не торопит Аттано, как наблюдателю, а в последующем, возможно, и участнику, ему интересен ход мыслей лорда-защитника. — Поговаривают, что в город вернулась Лиззи Страйд, думаю, ты о ней слышал. Она четвертая в черном списке Гристоля, после покойной Черной Салли, меня и Принца Улиц, — голос у Дауда спокойный, но есть в нем что-то похожее на намек, что-то такое, что заставляет Аттано вновь поднять голову и внимательно посмотреть в сторону ассасина, который, приподняв меченую руку, прищуривается и притягивает к себе одну из рукописных книг. Пролистнув несколько страниц, он разворачивает книгу в сторону лорда-защитника. На пожелтевших страницах портрет скуластой девушки, оскалившей треугольные зубы в изгибе ломаной усмешки. Лорд-защитник смутно припоминает их разговор со Слекджо, который упоминал некую Страйд, правда, он называл ее «клыкастой сучкой». — Лиззи предводительница одной из влиятельных банд Гристоля, Мертвых Угрей, которые оккупировали порт Ткацкого квартала. Пиратка, контрабандистка и не самая приятная личность, любит только море, наживу и свой корабль. Так уж сложилось, что она до сих пор обязана мне. Это твой вариант, Аттано. Страйд лучше всякого моряка знает морскую территорию не только Гристоля, но и других островов. Но говорить с тобой она не будет. Иди в порт, Корво, забери осколок и узнай у своих людей все подробности произошедшего, — захлопнув и отложив книгу в сторону, Дауд поднимается с места и отходит к дальнему столу, на котором разложены боеприпасы. Лорд-защитник встает на ноги и, уже стоя в дверях, оборачивается через плечо: — А что потом? — Остальное оставь мне, Аттано. У всех нас есть долги, и свои я всегда возвращаю, — вторую часть фразы уже удалившийся в хитросплетение коридоров Корво так и не услышал, и, возможно, это только к лучшему. Усмехнувшись и плотнее затянув ремни мини-арбалета, Дауд выходит на открытую смотровую площадку, лишь на секунду задерживает свой взгляд на уродливой громаде Часовой Башни и, сделав глубокий вдох, исчезает в дымке черного смога.* * *
В шлюзовом порту, что находился близ башни Дануолла, всегда было тихо. Отдаленное журчание воды, шум бьющихся о скалы волн и тихое, умиротворенное рокотание подъемных механизмов стали тишиной этого места — постоянным и привычным звуком для тех, кто тут работал. Редкие корабли причаливали именно к этим морским вратам Дануолла, и зачастую это были корабли знатных людей, гостей с других островов, которым была назначена аудиенция с императрицей. Вероятно именно поэтому привыкшие видеть богато украшенные лодки стражники не сразу решились пропустить на территорию башни потасканное суденышко. Лишь тогда, когда стражники признали в «мореходах» своих коллег из числа городской стражи и увидели послание, заверенное подписью Джеффа Карноу, они все же открыли ворота, пропуская судно внутрь шлюзовой камеры. Люди, сидящие на борту судна, трое мужчин с обветренными морским ветром лицами, дрожащими руками и выражением великой скорби на лицах, молчаливо сидели на своих местах, угрюмо понурив головы. Три мужчины — три свидетеля того, что произошло на морской границе Тивии, три человека, которым было поручено ответственное задание, три стража, которые не посмели нарушить приказа и оставили своих товарищей на волю судьбы. Измученные, уставшие и подавленные они ступили на родную землю и в нерешительности остановились перед мостом, соединяющим порт с территорией башни. Лишь тогда, когда на другом конце моста нарисовался силуэт спешно идущего в их сторону мужчины, они все же двинулись ему на встречу и остановились на середине моста. Корво спешил, как мог, путь от Радшора до Башни сейчас показался ему непривычно длинным и запутанным. Его разум, обычно трезвый и спокойный, сейчас был забит тысячью мыслей, тысячью волнений и расчетов, все эти рассуждения и отголоски фраз наслаивались друг на друга, путались и сбивали его с толку, не давая шанса нормально анализировать. Так шепчет Бездна, когда ты взываешь к ней, шепчет тысячью голосов, что медленно сводят с ума, затягивая в пучину сини и пурпура. Корво думал о дочери, думал о словах Дауда, думал о воре, сбежавшем в суету чрезмерно живого для недавно умирающего от чумы города. Корво, лорд-защитник, второй человек в государстве, впервые испытывал настолько сильную тревогу и отчаяние, какие испытывает человек, который знает о беде, но ничего не может с этим сделать. Смазанной тенью метнувшись сквозь цветущие сады башни, он вышел к мосту, по которому некогда ходил и сам: в первый раз для того, чтобы волею судьбы увидеть смерть, а во второй — для того, чтобы воздать виновным по заслугам. Все в истории повторяется — вот, к какому выводу пришел лорд-защитник за все это время, и он понимал, что не ошибается хотя бы в этом своем предположении. Приблизившись к тройке людей, выжидательно замерших на середине моста он приветственно пожал руки каждому из них и после принял из рук стоящего в центре мужчины обернутый белой жесткой тканью ларец. Жестом, дав понять двум из присутствующих, что они свободны и могут возвращаться домой, Корво кивком указал центровому на цветущие сады и неспешным шагом направился в их сторону. Ему нужно было поговорить с этим человеком с глазу на глаз, и обычно пустующий в это время сад был великолепным местом для подобного, не предназначенного для чужих ушей разговора. — Офицер городской стражи, Арне Олдридж, сэр, — идя чуть позади лорда-защитника, представился мужчина. Корво лишь кивнул на его слова, дав понять, что данную информацию он услышал и принял к сведению, на условные рукопожатия и прочие проявления хорошего, этически правильного такта у него не было ни времени, ни желания, да и не за этим он сюда пришел. — Арне, расскажите мне в деталях, что вы видели, — взойдя по ступеням беседки, отставив ларец в сторону и после опершись локтями о широкий парапет, произнес Аттано, — мне важна любая мелочь, какую вы только могли запомнить, — многозначительно произнес он, повернув голову к плечу и краем глаза посмотрев на замершего в постойке «смирно» стражника. Олдридж не сразу нашелся, что ответить, в его голове, как мог полагать Корво, творился точно такой же сумбур, как и в его собственной, именно поэтому он не торопил стражника, выжидая пока тот соберется с мыслями, чтобы ничего не напутать. — Все началось с вашего послания, доставленного Карноу. Я и два моих товарища, которых вы видели, тогда были вместе с ним. Прочитав послание, он направил моих товарищей в порт Яро, чтобы они взяли у местных лодку, которая смогла бы в максимально быстрые сроки преодолеть расстояние от Тивии до Гристоля, а меня взял с собой. Когда мы подошли к имперскому каравану, он попросил меня подождать, а после, переговорив с ее Высочеством, передал мне эту вещь, — стражник кивнул в сторону сиротливо стоящего на парапете, рядом с Корво, обернутого в ткань ларца, — приказал доставить вам, сэр, любой ценой, сказал, что это очень важно. Из порта Яро мы отчаливали вместе с торговым судном, пожалованным ее Высочеству в качестве плавательного средства, потому что имперский корабль стоял в Дебокве и из-за спешки доступа к нему у нас не было. Разве что мы двигались в отдалении от торгового судна, и так же какое-то время оно сопровождалось боевыми тивианскими кораблями. Я тогда не совсем понимал, почему Джефф отправил нас отдельно ото всех, но потом… потом понял, что все было не так просто, как хотелось. Когда тивианская флотилия вернулась на свою территорию, меньше чем через час из тумана появились пиратские суда. Девять или может двенадцать, из-за тумана тогда мало что было видно. Эти суда были под предводительством большого брига. Мы тогда тоже остановились, желая понять, что происходит, благо мы находились на значительном расстоянии от торгового судна и были надежно скрыты туманной завесой. В течение двадцати минут ничего не происходило, я могу только предположить, пусть это и смешно, что эти головорезы вели переговоры. А потом произошло то, чего я и опасался, — звуки выстрелов, далекие крики и звон стали. Но могу вас заверить, сэр, что ее Высочество, по крайней мере, когда мы видели ее в последний раз, была цела и невредима. Человек, судя по всему, предводитель этой шоблы, сопроводил ее, Карноу и его племянницу, гувернантку ее Высочества, на свой корабль. Мы хотели помочь, но у нас не было ни оружия, ни возможности. К тому же приказ Джеффа и этот сверток, который мы были обязаны доставить в Гристоль даже ценой своей жизни… — говорил Арне долго и вдумчиво, действительно вспоминая детали. Корво слушал его, не перебивая, запоминая каждое сказанное им слово. Сейчас важным может оказаться что угодно. — Почему вы решили, что это именно пираты? Что это именно серконские пираты? Было что-то еще кроме выстрелов и звуков борьбы? — когда Олдридж начал оправдываться и заминаться, лорд-защитник резко перебил его и, выпрямившись, повернулся к нему лицом, смиряя офицера внимательным взглядом. Арне резко замолк и задумался, обдумывая заданный ему вопрос. — Да, конечно. На бриге был флаг, даже не знаю, как мы его разглядели сквозь туман, но все же. Я в этом мало что понимаю, но один из тех парней, что были со мной, он с Серконоса, вырос там, хорошо помнит местное устройство. Он нас и заверил в том, что это именно серконские пираты. Говорил что-то про мистику и темные силы, что эти головорезы едва ли не с Чужим знаются, будь они неладны, небылицы рассказывал про этих пиратов. Я бы тогда посмеялся, но мне не до шуток было, — Олдридж пожал плечами. Корво достал из кармана камзола смятое письмо, перевернул его чистой стороной, положил его на парапет, разгладил и жестом поманил Арне к себе, когда офицер подошел ближе, лорд-защитник протянул ему сточенный карандаш. — Хотя бы примерно сможешь нарисовать флаг, который видел? — вопрос Корво был риторическим, да и похож был больше не на вопрос, а на приказ, так что Арне без всякого сопротивления принял из его рук писчую принадлежность и, склонившись над листком, принялся старательно выводить запечатленную в его памяти картинку. Спустя несколько минут, выпрямившись и окинув свое творение придирчивым, внимательным взглядом, он кивнул головой и вернул карандаш и листок Аттано. — Примерно так, сэр, — отозвался мужчина. Приняв листок из его рук, Корво поблагодарил его за содействие и отпустил домой. Когда стражник покинул пределы видимости, лорд-защитник принялся изучать нацарапанное на пергаменте изображение. Нет, таких пиратских знамен он точно раньше не видел, да и куда ему? Он был забран с Серконоса еще будучи бестолковым мальчишкой, и не то, что местный уклад, он и собственный дом теперь уж помнит смутно, не понимая, действительно ли это его воспоминания или подсунутая разумом картинка. В Гристоле же надобности в знаниях о пиратах у него не было. Свернув пергамент и забрав с парапета шкатулку, он развернулся и решительным шагом покинул цветущие сады, а после и территорию башни, направляясь туда, где полагал найти ответы на возникшие вопросы, — в Ткацкий квартал. Оставалось надеяться на то, что Дауду хватило времени для того, чтобы переговорить с предводительницей Мертвых Угрей.* * *
Дануолл. Одновременно великолепный и мерзкий, вдохновляющий и угнетающий, город, в котором произошло многое и произойдет еще столько же. Этот город заполнен самыми разными людьми, но никто из этих сотен и тысяч живых душ даже не подозревает о том, что происходит по другую сторону их бытовой жизни. Генри Мюррей, коллекционер из квартала Особняков тоже не подозревал, какая ценность, а вместе с тем и проклятие попали ему в руки в виде одного, пульсирующего внеземным светом камня. Бедный-бедный Генри Мюррей даже не знал о том, что ему придется заплатить за эту находку не только звонкой монетой, но и своей собственной жизнью. В этом мире все мерзкое, как и все великое зачастую происходит по чистой случайности. Смерть сэра Мюррея — это случайность, которой хотел не Он, а они, кровожадные твари, идущие за ним попятам, твари, никак не относящиеся к этому миру, уродливые, лишенные души существа, появление которых доказало лишь то, что он на верном пути. Ему не впервой действовать по наитию, не впервой брать чужое и, конечно же, не впервой видеть смерть, но столь великая мерзость происходила у него на глазах впервые. Совершенно нелепая смерть, которой никто не хотел. Кто бы только мог подумать, что в одном человеке столько крови и потрохов. Интересно, Генри когда-нибудь думал о том, что погибнет ужасной смертью от рук собственной прислуги, мутировавшей под воздействием артефакта? Он когда-нибудь думал о том, что последнее, что он увидит в своей жизни — это не лица родных и друзей, а уродливые, человеческие морды со светящимися глазами? Думал ли он о том, что ему доведется умереть не в теплой постели, а на холодном полу, и, пока он будет захлебываться собственной кровью, фонтаном бьющей из порванной глотки, обезумившие твари будут рвать его на куски безвольной плоти? Все это риторические вопросы, ответов на которые Он все равно уже никогда не узнает. Украсть осколок не составило труда, сложность заключалась лишь в том, что этот артефакт приманивал существ, которые, стоило ему сорваться с места, отвлеклись от своей добычи и ринулись за ним следом. Он — охотник, который едва ли не впервые чувствовал себя дичью, гонимой натасканными, не знающими устали псами, дышащими ему в спину. Дикая охота, мчащаяся по ночным улицам спящего города, проклятая свора, пугающая всякого, кому не повезло ее увидеть. Цокот длинных когтей наполнил сначала неприметный переулок, а после и длинные, низкие своды канализации. Он бежал по наитию, бежал, ведомый проклятыми силами и собственным страхом, бежал, задыхаясь и мучаясь от боли в горящих легких, лишь бы не стать очередной жертвой. Бежал, потому что у него была собственная, порученная ему миссия, которую он был обязан выполнить. Он — уравнитель, которому доведется сделать силы двух противоборствующих сторон равными. Окольными тропами добравшись до территории Бригмора, перескочив узкое ущелье и продравшись сквозь дикие заросли, он выбежал на залитую лунным светом поляну. Ему не нужно было смотреть назад, чтобы понять, что преследователи все еще близко. Не останавливаясь, он рванул вперед, производя непривычно много шума и не успевая осмотреться по сторонам. Ноги утопали в воде, водяная пыль и брызги летели во все стороны. Мимо смазанной картинкой пролетали искривленные стволы вековых деревьев и поляны, заросшие пепельным, слабо светящимся в темноте маком. Впереди нарисовались уродливые, покосившиеся, высеченные из камня врата, ведущие на территорию Бригморского поместья. Проскользнув через них, он остановился среди четырех постаментов, на которых уже давно не было статуй. Со всех сторон донеслось свистящее шипение и чавканье влажной земли под когтистыми лапами, из темноты то и дело выплывали круглые, фосфорицирующие синью глаза десятков существ, чьи уродливые, искореженные силуэты медленно обступали его со всех сторон. Низко пророкотав что-то неразборчивое, он вытащил из внутреннего кармана осколок, засветившийся ярким светом и, игнорируя шипение и свист, повернулся в сторону двустворчатого, парадного входа Бригморского особняка. Сначала одна, а после и вторая дверь медленно разошлись в стороны, выпуская из нутра обветшалой постройки очередную владелицу этого покинутого места. — Кто ты? — повелительный тон голоса заставляет тварей замереть и отступить обратно во тьму, он же слабо, устало улыбается и склоняет голову к плечу, рассматривая ту, за которой он обещал присматривать, рассматривая девушку, которая, возможно, заставит этот город содрогнуться, а быть может и сгинуть. — Шестой из восьмерых, — едва слышно говорит он и щурит непроницаемо черные, с голубым ободком глаза.