* * *
— И вот мы снова встретились, — умиротворенный, подобный китовой песне голос обволакивал, мягкой вибрацией доносясь со всех сторон. Под веками сомнамбулическим калейдоскопом скачут пурпурные и циановые пятна, а уши закладывает от мертвой тишины. Есть одно только место, где ничто не меняется — Бездна. Корво открывает глаза медленно и нехотя, потому что точно знает, сколько бы он не щипал себя и не убеждал в нереальности происходящего — это наваждение закончится только тогда, когда то будет угодно Чужому. На фоне бесконечной голубизны и бели парят остовы перемешанных воспоминаний. Кричащая стая иссиня-черных воронов, пылающие негреющим огнем стрелы, забрызганные темной кровью камни, накренившаяся на бок «Ундина», стоящие на обломке прохудившегося, дощатого пола, пожимающие друг другу руки Дауд и незнакомый Корво мужчина, и где-то выше, почти над головой, обломок поросшего мхом здания, на котором, свесив ноги вниз, сидят китобой и задумчиво надкусывающий яблоко Гаррет, фигура которого словно подернута рябью. А среди этого замершего театра чужой жизни, объятый клубящимся черным смогом, он — хозяин Бездны, проклятое божество. Чужой. — Твоя история, лорд-защитник, не перестает занимать меня. Не твои поступки удивляют меня, а то, как прислушиваются к тебе люди, кардинально меняя себя и вместе с тем свою историю. Не они, а ты, даже не подозревая того, разрываешь нити уготованной им судьбы, — Корво, подобно божку, складывает руки на груди и поджимает губы, мысленно удивляясь его многословию и тени истинного, неподдельного интереса, которая, как показалось лорду-защитнику, промелькнула в глубине маслянисто-черных очей. Корво, как и всегда, сохраняет молчание, внимательно слушая и зная, что среди хитросплетения загадок будет подсказка. — Когда море спокойно, моряки говорят, что скоро будет шторм. Эта история близится к завершению, мой дорогой Корво, но только сейчас море, бывшее непоколебимым, начинает волноваться. Только вам решать, как будут распутаны переплетенные корни миров. Окрасишь ли ты воды судьбы черной кровью иноходцев, или же успокоишь всепрощением так же, как успокаивал не так давно, — Корво непроизвольно отступает на шаг назад, периферическим зрением замечая, как опутывает его босые ноги черный смог, обвивающийся вокруг и подобно лозе тянущийся выше. Когда он поднимает голову, то видит, что Чужой растаял почти наполовину и закрывает глаза, уже готовый быть вытолкнутым в реальность. — И помни, мой милый Корво, тени коварны, — едва разборчиво шепчет постепенно затихающий голос Чужого перед тем, как Бездна схлопывается, погружая лорда-защитника в тревожную тьму.* * *
Когда он приходит в себя, постепенно начиная чувствовать материально окружающего его мир, часы где-то за окном отбивают второй час ночи и затихают, оставляя лорда-защитника с его всего еще вялыми мыслями и тишиной ночного города. Корво лежит с закрытыми глазами, пытаясь абстрагироваться от размышлений, которым, как он знает лучше предаваться утром и просто прислушивается к шаркающим шагам патрулирующих коридор стражников. Рассеянный после сна, он не сразу обращает внимание на раздавшийся где-то за спиной скрип несмазанной оконной петли, но уже после этого слышит раздавшийся позади шорох и только теперь приоткрывает глаза, смотря на каменную кладку стены, лицом к которой он имеет привычку поворачиваться во сне. Еще один шорох, теперь уже громче. Лорд-защитник все еще лежит на месте, сохраняя поразительное спокойствие — за эти несколько дней он перестал удивляться и раздражаться на столь вероломное вторжение в его личное пространство. И вновь шорох, после сразу скрип, чувствуется демонстративность, словно кто-то намеренно показывает, что он тут. Корво почему-то вспоминает об утреннем инциденте, когда кто-то будто следил за ним, не скрывая этого, и ежится от того, как неприятно засосало под ложечкой. Щелчок механизма, тихий перезвон, который в окружающей тишине кажется отвратительно громким. Спокойствие постепенно растекается по телу, на лице появляется тень беззлобной усмешки. — Гаррет, убери руки от шкатулки, — ночной фамильярный посетитель довольно хмыкает из дальнего угла помещения и вновь чем-то щелкает. — А теперь опять открой ее, положи, что взял, и опять закрой, — не поворачиваясь, говорит Аттано, с довольной улыбкой прислушиваясь к недовольному сопению. Вновь щелчок, звяканье, опять щелчок. — Гаррет, я же сказал — все, — менторским тоном говорит лорд-защитник и едва удерживается от смешка в тот момент, когда в помещении раздается звук более чем недовольного фырканья. — Ты невыносим, Аттано. Если ты вдруг забыл, то я тебе напоминаю о том, что ты жизнью мне обязан, мог бы и не зажимать один камушек, тебе он все равно ни к чему. Захочешь — получишь сотню новых, не особо напрягаясь, — ворчливо пробубнил вор, недовольно смотря на соизволившего повернуться к нему лицом лорда-защитника. Корво медленно принял сидячее положение, повернулся из стороны в сторону, разминая задеревеневшие мышцы, и, спустив ноги на пол, поднялся, лениво потягиваясь, поправляя спальные штаны и набрасывая на плечи легкую рубашку. — Один камушек ты все равно прикарманил, Гаррет, это же очевидно, — будничным голосом отзывается Корво, подходя к декоративному столику, наливая себе стакан воды и из-за грани стакана, насмешливо наблюдая за усевшимся на крышку стола вором, который, кажется, страдальчески закатил глаза и откинул голову назад, недовольно и звонко цокая языком. — Избавь меня от этой игры в проницательного умника, Корво, полунамеки не моя стезя. Кстати, раз уж мы заговорили про твое чудесное спасение и плату за мое в нем участие, то я хочу напомнить о том, что в прошлый раз мы так и не закончили, — под конец фразы, голос мастера вора скатывается на загадочный шепот, а сам он, поднявшись на ноги, подступил на два шага ближе, с видимым интересом смотря на поставившего стакан на стол, беззлобно усмехающегося Корво. — Проделать такой путь только ради этого. Хочешь закрепить то, чему я тебя научил? — Аттано застегивает рубашку, с деловым интересом смотря на подобравшегося, недовольно поджавшего губы вора. — Кажется, нам стоит приостановить общение, ты перенимаешь мое остроумие, — фыркая, отзывается Гаррет, медленно подступая еще на шаг ближе и отстегивая фибулу, все это время удерживающую плащ, который сейчас будет только мешать. — Может быть и не только ради этого, кто знает, — задумчиво протягивает он, пристально и как-то довольно щуря разноцветные глаза, всматриваясь в спокойное лицо имперского телохранителя и будто пытаясь угадать, о чем на самом деле тот думает. — Раз ты сюда пришел, то знать об этом, соответственно, тебе, Гаррет. Или ты сам не понимаешь своих желаний? — обхватив узкую ладонь вора пальцами, Корво кладет руку ему на бок и едва ощутимо притягивает к себе, никак не выдавая своего довольства тогда, когда мужчина покорно подступает ближе, располагая руки на его боку и плече, и горделиво вскидывая подбородок. Корво видит, как изгибаются в беззлобной насмешке губы вора, скрытые под тонкой тканью лицевой маски, видит, как блестят, скрытые тенью, его глаза, под капюшоном. — У меня было достаточно времени для того, чтобы подумать надо всем. Поверь, Корво, я знаю, что хочу. Я всегда знаю, что хочу, иначе бы я не был вором, — слегка пожав плечами, говорит мужчина и плавно движется след вслед за лордом-защитником. Он отступает назад и когда Аттано слегка опускает поддерживающую под спину руку, выгибается, запрокидывая голову, и лишь сильнее цепляется пальцами за плечи мужчины, когда тот рывком поднимает его и вновь уверенно ведет в сторону, плавно и спокойно шагая и поворачиваясь. Гаррет почему-то думает о том, что это действительно похоже на званый вечер: аристократы, танцуя, тоже имеют привычку перешептываться о всяком. Его смешит это неожиданное сравнение. — Твоя уверенность меня приятно удивляет, — Корво обрывает движение и делает шаг вперед, аккуратно, но ощутимо прижимая мастера вора к холодной стене, сильнее сдавливая пальцами его бок, и улыбаясь, когда слышит то, как судорожно он сглатывает, смотря в напряженное лицо имперского телохранителя. — Ты способный ученик, Гаррет. Недурное владение навыками для человека, которому показывали это лишь раз, — когда губы Корво говорят об одном, его глаза указывают совсем на другое. В его глазах отражается жадность и интерес. Пальцы обводят линию челюсти и медленно стягивают маску вниз, на шею, обнажая искусанные, бескровные губы. — Корво, я… — Гаррет смотрит в темные глаза мужчины и сильнее вжимается в стену, несколько нерешительно кусает губы и слегка поворачивает лицо в сторону, заставляя Аттано недовольно нахмуриться и, чуть отстранившись, вопросительно вскинуть бровь. — … Я всю жизнь посвятил оттачиванию навыков скрытности и взлома, да и в Городе, честно сказать, все нормальные женщины не то от мрака передохли, не то их и не было вовсе. В общем… — Корво смотрит на него, отвернувшегося и смущенного, не просто вопросительно, а с неприкрытым скепсисом, смотрит удивленно и вместе с тем с пониманием. Он хочет запомнить Гаррета и таким, чтобы потом напоминать ему про это и беззлобно посмеиваться с того, как будет вор огрызаться и прятаться за своим нашейным платком, неумолимо краснея. — Это… неожиданно, правда. Еще неожиданней то, что ты, при всей твоей недоверчивости, сказал мне об этом, — Корво чувствует пристальный взгляд, Гаррет смотрит на него так, словно пытается понять, шутит ли Корво сейчас или говорит серьезно. — Просто продолжай мне доверять и закрой глаза, — прикоснувшись ладонью к щеке вора, шепчет лорд-защитник и улыбается, смотря за тем, как мастер вор не сразу, но все же прикрывает глаза и приподнимает голову. Это удивительней того, что он пришел, это удивительней многого прочего. Не нужно было быть большого ума для того, чтобы понять, что доверие этого человека стоит немало и Корво, по правде сам не зная, как, заслужил его. Был не сразу, но все же впущен в жизнь этого человека, которого когда-то успел обидеть острыми словами и который в итоге все равно его простил. Во всяком случае, Корво надеется на то, что он его простил. Корво склоняется ниже, почти вплотную, ладонями чувствует, как недоверчиво напрягается Гаррет, как он загнанным зверем вжимается в стену. Для напряженного у него удивительно спокойный ритм дыхания, слишком расслабленное лицо. Он целует Гаррета мягко, ненавязчиво и поверхностно, и пока тот отвлекается на новые для себя ощущения, пока он привыкает к ним, Корво перехватывает его запястья и, на мгновение оторвавшись от сухих, теплых губ, поднимает руки мастера вора выше, вжимает их в стену. Он скользит свободной рукой по изгибу тела, сдавливает пальцами худосочный бок, едва чувствуя ткнувшийся в ладонь выступ тазовой кости. Он мягко прикусывает его нижнюю губу и обводит кончиком языка верхнюю, кожей чувствует вырывающееся из трепещущих ноздрей вора теплое дыхание, на недоступном сознанию уровне чувствует его податливость и безмолвное согласие, но все еще не торопится, не желая спугнуть излишней напористостью, пропитывает спокойствием и заставляет привыкнуть к своему присутствию. Когда Гаррет неуверенно приоткрывает губы, позволяя языку Корво скользнуть внутрь, мазнув по ровному ряду зубов, лорд-защитник издает тихий, но явно одобрительный горловой звук и сдавливает запястья Гаррета сильнее, притягивает его к себе и вжимается сам, сильнее прикусывая губу, проявляя чуть больше агрессии. Свободная рука Корво спешно скользит по податливому, выгибающемуся телу, но ему никак не удается найти точки соприкосновения, и вместо тепла кожи он чувствует холод выделанной кожи, вместо мягкости – грубость плотных тканевых материалов. — Поможешь мне? — оторвавшись от заалевших губ мастера вора, интересуется Аттано, который, отпустив, наконец, руки Гаррета, принимается с сосредоточенным видом растягивать многочисленные пряжки и узлы воровского обмундирования. Мягко отстранив руки Корво в сторону, Гаррет, опустив голову, сначала избавляется от тряпки висящего на груди шейного платка, после скидывает с плеч корсет, быстро растягивает застежки ботинок и, стянув их с ног, ослабляет шнуровку на перчатках, в итоге оставаясь в штанах и куртке, из-за чего неприятно ежится, передергивая узкими плечами. Корво может понять его, не так давно ему тоже было сложно расставаться с маской, которая за несколько недель стала его вторым лицом, которая стала бездушной металлической пластиной, за которой всегда можно было спрятать истинные чувства. Привычные вещи вызывают чувство защищенности, особенно у таких как они — у незримых теней этого мира. Корво мягко улыбается ему, съежившемуся и словно бы пытающемуся спрятаться, слиться с тенями. Он подступает ближе и кладет руки на плечи Гаррета, перемещает их чуть выше и стягивает с головы мужчины капюшон. Обведя руками скуластое лицо, вновь опускает руки ниже и цепляет пальцами стальную молнию, тянет ее вниз, медленно и плавно, как распаковывающий подарок человек, который хочет растянуть момент на более длительное время. Кожа Гаррета, бескровная, чистая, иссеченная голубыми прожилками вен, даже в сумраке кажется слишком бледной. Вор откидывает голову назад, упирается затылком в каменную кладку стены и шумно сглатывает, нервно кусая свои зацелованные губы. Пальцы лорда-защитника забираются под грубую кожаную куртку, обрисовывают рельеф плоских, все еще напряженных мышц, изучают то, что еще несколько мгновений назад было неприкосновенно. Чувство первенства, запах кожи, судорожное дыхание – это пьянит, сладко сводит с ума. Гаррет вдыхает чуть громче тогда, когда Корво, притянув его к себе, все еще сохраняя видимость спокойствия, избавляет вора от верхней одежды и как-то нетерпеливо прижимается губами к плечу, мягко прихватывая бледную кожу зубами и глухо, едва слышно рычит. Вор путается пальцами в его волосах, слегка сжимает и выгибается в спине, когда лорд-защитник переключается на его ключицы, кусая почти до боли и тут же зализывая собственные укусы. Он покорно склоняет голову в сторону и едва ощутимо вздрагивает, чувствуя губы мужчины на своей шее. Он кожей чувствует усмешку Аттано в тот момент, когда тот вклинивает свое колено меж ног Гаррета, бедром чувствуя то, что называется «физическим напряжением». Гаррет дышит глубоко и хрипло, почти до боли сжимает пальцами плечи защитника и трогательно жмурит глаза. Он, явно нехотя, упирается ладонями в грудь Аттано, отстраняя его от себя и мягко ступая, движется к разворошенной после сна кровати, утягивая несопротивляющегося лорда-защитника за собой. — Если я попрошу остановиться, ты это сделаешь, Корво, — хмуро глядя в глаза нависшего над ним мужчины, говорит Гаррет и недовольно поджимает губы, когда тот, ничего не ответив, нежно прикасается ладонью к нижней части живота, явно пытаясь успокоить. — А если нет? — Аттано припадает на локоть и проводит кончиком носа от основания шеи до виска вора, тихо выдыхая эти слова ему на ухо и целуя его в шею. Гаррет дергает головой и, извернувшись, толкает защитника в плечо, после чего седлает его бедра, крепко сдавливая их своими коленями, и склоняется низко-низко, почти злобным прищуром смотря в лицо улыбающегося мужчины, который продолжает беззаботно гладить его по бедрам. — Уж поверь, Корво, мне хватит фантазии на то, чтобы придумать для тебя изощренную кару, — севшим голосом шепчет вор и расслабляется, склоняясь ниже и целуя тонкие губы, изогнутые ломаной линией глупой, какой-то даже детской улыбки. Лорд-защитник обхватывает его лицо ладонями и надолго прижимается губами к его губам, после чего отпускает и согласно кивает головой. — Я постараюсь сделать так, чтобы у тебя не было повода меня останавливать, — загадочным, наигранно заигрывающим голосом отвечает мужчина и с беззлобным смехом утягивает недовольно закатившего глаза вора в свои объятия. Корво не торопился, потому что знал, что ночи в Дануолле долгие, он не торопился, потому что хотел надолго сохранить воспоминания об этой ночи в себе. Он пробовал и изучал, прикасаясь руками и языком, упиваясь гибкостью и податливостью выгибающегося под его ладонями тела, мягкого и теплого, что казалось, будто оно выточено из воска. Он жадно прислушивался к тому, как забывшись, Гаррет шумно, с присвистом дышит, почти срываясь на глухие стоны, и кусает губы, чтобы быть хотя бы немного тише. Он слушал несвязный с оттенком благодарности шепот, срывающийся с губ вора всякий раз, когда Корво удавалось найти одно из тех самых пресловутых «нужных мест». Он слабо морщился, стараясь игнорировать пальцы Гаррета, который от переизбытка новых ощущений до боли впивался в его плечи, сдавливая и царапая. Склонившись над ним, ловя губами горячее дыхание и заглядывая в подернутые пьяной поволокой глаза, Аттано улыбался, бегло целуя приоткрытые губы. Гаррет ничего ему не говорил, просто смотрел, смотрел жадно и с вызовом, кривя тонкие губы в деланной усмешке и скаля белые зубы, провоцируя, и этим выражая свое согласие. Когда вор подался всем телом выше, Аттано вжал его ладонью обратно в кровать, придавил весом своего тела, не давая двинуться и перехватить инициативу. Не сегодня. Во всяком случае, он надеялся на то, что когда-нибудь это будет иметь продолжение. Когда Корво морщится от ставшего почти болезненным возбуждения, когда он бегло и спешно окунает пальцы в склянку с вязким эликсиром, окрашивая пальцы в прозрачно-алый, Гаррет смотрит на него внимательно и немного недоверчиво, как человек, пытающийся заставить себя верить в то, что все будет хорошо. Гаррет не идиот и именно поэтому он «заставляет» себя в это верить. Гаррет знает, что, скорее всего, это будет как минимум малоприятно, но все равно покорно приподнимает бедра и подставляет шею под поцелуи, крепко обхватывая плечи имперского телохранителя руками и закусывая губу. Когда Корво, припав на согнутые локти, прижимается к его лбу своим и плавно толкается бедрами вперед, Гаррету приходится до боли закусить мягкое место между большим и указательным пальцем, потому что искушение сказать «хватит» слишком велико. Он не знает, в чем причина, но ему не хочется останавливать Корво именно сейчас, не хочется его отталкивать. Во всяком случае, он знал, на что шел, точно знал, и осознавал все последствия. Инициатива наказуема. Хотя сейчас «наказание» это весьма растяжимое понятие. Тесно прижавшись бедрами к бедрам Гаррета, Корво наконец-то замирает, давая время привыкнуть им обоим. Когда он через шум бьющей в голову крови и оглушительный стук собственного сердца слышит глухой, из-за надрывности звучащий несколько болезненным, стон, он на излете мысли думает о том, что за такое, в общем-то, можно простить все желчные комментарии. А когда вор, вцепившись в его плечи, нерешительно двигает бедрами, Корво решает, что простит ему что угодно. Он двигается медленно и размеренно, слепо целуя тонкую кожу, собирая на язык привкус соли и органики. Преодолевая тесноту чужого тела, он утробно рокочет и путается пальцами в темных волосах. Выпрямившись и крепко подхватив Гаррета под бедра, он двигается жестче и резче, почти не слыша охрипших приглушенных стонов, но чувствуя и наблюдая, как Гаррет, цепляясь пальцами за сбившиеся простыни, выгибается в спине и прижимается к нему плотнее. Когда Корво подхватывает его под спину и поднимает, притягивая к себе и усаживая на свои бедра, Гаррет выдыхает почти удивленно. Он прячет лицо в изгибе мощной шеи и, приподнявшись, вновь опускается, прислушиваясь к одобрительной реакции Аттано, чувствуя, как он сильнее сдавливает руками его ягодицы и помогает, задавая приемлемый для них обоих темп. Чувствуя, что внизу живота начинает сладко тянуть, Корво вновь опрокидывает вора на спину, тесно прижимается к нему всем телом и чувствует, как в ответ он льнет к нему, цепляется за него и крепко прижимается, обдавая покрытую испариной кожу горячим дыханием. Глухо рыча, Аттано резко, почти до грубости, двигает бедрами и крепко жмурит глаза. Увлеченный разверзающейся в его сознании бездной, оглушенный бешеным стуком сердца и шумом крови, он почти не чувствует впившихся в плечо зубов вора, не слышит его сопения, смешанного с короткими, бесконтрольными стонами. Он вжимается в Гаррета, вдавливает его в кровать и покорно следует движению его рук, чувствует, как тот целует его, кусая губы и язык, а после замирает, захлебнувшийся стоном, который в следующий момент смешивается с рокотом Корво, которого тот почти не слышит, наблюдая отразившуюся под веками белую вспышку всепоглощающего ничто. Все еще мелко дрожащий, надрывно дышащий, он приоткрывает слипшиеся глаза, с ломаной улыбкой на губах смотря на вора, который все еще лежал с закрытыми глазами, прикрывая лицо руками, пытался отдышаться и прийти в себя. Тряхнув головой, Корво оттолкнулся рукой от кровати и завалился на спину, немигающим взглядом смотря в потолок. Оттерев лицо от липкой испарины, он поднялся на ноги и нетвердой походкой добравшись до ванной комнаты, кое-как набрал воды, после чего вернулся обратно в комнату, с усмешкой смотря на Гаррета, который, в свою очередь не без доли брезгливости смотрел на свой, испачканный спермой, живот, что с учетом его брезгливости было сравнимо с тяжелейшим преступлением. Впрочем, в таком случае преступниками были они оба. — Идти сможешь? — подперев плечом дверной косяк, севшим голосом поинтересовался Корво и, склонив голову к плечу, пронаблюдал за тем, как Гаррет, попытавшись подняться, болезненно скривился, но все равно с целеустремленностью ледокола продолжил подниматься. Акт издевательства над самим собой был прерван лордом-защитником, который, приблизившись, подхватил тихо зашипевшего и заартачившегося Гаррета на руки и, посмеиваясь, понес в ванную. Уничтожающий взгляд Гаррета сменился расслабленным только тогда, когда Корво, вместе с ним опустился в горячую воду. Вольготно устроившись на груди лорда-защитника, Гаррет откинул голову ему на плечо и приподнял руки, позволяя обнять себя под грудь. — Только не надо сейчас ничего говорить, это отвлекает, — произнес Гаррет, и Корво хмыкнул, прикрывая глаза, и, приподняв руку, аккуратно погладил тихо сопящего мужчину по голове. — Отвлекает от чего? — не выдержав угнетающего молчания, поинтересовался Аттано, но вновь умолк, услышав раздраженное шипение Гаррета, который мягко, но ощутимо пихнул его локтем под ребра. Молчание, так молчание — может быть, он и прав, слова временами бывают действительно излишними и только мешают. — Ты думал о ней? — Корво, приоткрыв глаза, сонно проморгался. Теплая вода и расслабленность во всем теле смаривали и вводили в состояние блаженной дремоты. Осознав суть вопроса, мужчина приподнял бровь, и, пусть его выражение лица было не видно, в небольшой комнате повисло явственно ощутимое вопросительное молчание. — Та женщина. Джесамина, кажется. Дауд рассказывал про нее… про вас. У тебя на столе ее портрет, один из ранних, небольших набросков Соколова, если не ошибаюсь, — голос у Гаррета какой-то будничный и сухой, Корво сказал бы «бесцветный», в таком тоне говорят люди, которые пытаются спрятать за маской невозмутимости настоящие эмоции. Сам не осознавая того, Корво улыбнулся и мягко прикоснулся к животу Гаррета, медленно проводя ладонью по расслабленным мышцам. — Нет, не думал, — Аттано говорит ровно и расслабленно, он не лжет, а потому и не волнуется. Зарывшись пальцами свободной руки во влажные волосы Гаррета, он теснее прижимает его голову к себе и целует в висок. Напряженная атмосфера все никак не спадает и, кажется, нагнетается только сильнее. Корво знает, что Гаррет слишком любит свободу, знает, что условности, считаемые им слабостями, ему ни к чему, но и в тоже время понимает, что никто не хочет быть заменой. Корво не считает его заменой, он никогда не думал об этом раньше, задумываясь об этом только сейчас и почему-то с оттенком грусти улыбается этим мыслям. Вновь поцеловав Гаррета в висок, теперь задержавшись чуть дольше, он откидывает голову на бортик ванной и прикрывает глаза. — Я реалист, Гаррет, и временами я от этого страдаю, впрочем, как и все. Я осознал ее смерть еще тогда, когда по локти залитый ее кровью, убитый горечью ментальной боли, понял, что стал единственным свидетелем ее последнего вздоха, стал единственным человеком, который видел смерть, вероятно, одной из добрейших и мудрейших правителей Империи Островов. Она долго была для меня тем самым «якорем», который нужен любому человеку, каким бы сильным он ни был. Она была моим утешением и той, кто дарил мне радость и одним только своим видом заставлял улыбаться. Она была необыкновенной, очень странной женщиной, совершенно не похожей на других, выросшая в Империи она не заразилась духом корысти и жестокости, оставаясь все такой же светлой, доброй и сочувствующей, но в тоже время в ней жили великие воля и справедливость. Знаешь, я любил ее за то, что она была настоящей, любил за то, что она никогда не примеряла масок и всегда была искренней. Я до сих пор ее люблю и благодарен ей за все, что она сделала для Империи и для меня в частности, — Корво приподнял руку, прикасаясь к лицу Гаррета, мягко поглаживая его, внимательно слушающего, по щеке. Напряжение спало, было вытеснено внимательностью и интересом. Корво никогда бы не решился рассказать об этом «чужому» человеку, он знал, что Гаррет понимает это. — Но я не склонен жить прошлым и как безумец цепляться за миражи минувших дней — это больно и бесполезно. Да, я буду помнить Джессамину до конца своих дней, буду любить ее, но любить не как ту, которую потерял, не как женщину, а как… как фанатичные любят Чужого. Отвратительное сравнение, знаю, — Корво тихо засмеялся, замечая, как Гаррет тоже весело улыбается и покачивает головой. — Я слишком косноязычный, да? — вновь крепко обняв мастера вора, Аттано прижался лбом к его затылку, не прекращая улыбаться. — Просто отвратительно косноязычный. Никогда не становись политическим деятелем — махать мечом у тебя получается куда лучше, чем говорить. Теперь я хотя бы понимаю, почему ты постоянно такой молчаливый, — не без ехидцы в голосе прокомментировал Гаррет и чуть дернулся, чувствуя щадящий укус в плечо. — Ты не обязан был это рассказывать, но все равно рассказал. Спасибо, — тихим, почти неслышным голосом отозвался мужчина, и Корво только кивнул. Вот теперь слова были действительно лишними. Еще некоторое время просидев в начавшей остывать воде, они, наконец, выбрались из ванной и, наспех промокнув кожу, стирая излишки влаги, вышли обратно в комнату. Пока Гаррет пытался найти более или менее подошедшие бы ему по размеру штаны, Корво поправлял сбившуюся простынь и время от времени поглядывая в сторону недовольно ворчащего Гаррета, глумливо посмеивался. Разобравшись с бытовыми делами оба, наконец, с удобством устроились и сравнительно быстро уснули.* * *
Утро Корво редко когда начиналось в полдень, но сегодня, судя по всему, был один из таких исключительных дней. Если быть точным, то разбудил Корво робкий стук в дверь. Открыв глаза первым, что он увидел, был затылок Гаррета. Это было мило в той же мере, сколь и удивительно. Корво привык к тому, что Гаррету свойственно исчезать, и он не удивился бы, если бы не обнаружил его рядом, а он, как оказалось тут, беззаботно сопит во сне совершенно не похожий на себя обычного извечно внимательного и подозрительного. Едва ощутимо поцеловав худое, выглядывающее из-под тяжелого одеяла плечо, лорд-защитник поднялся на ноги и, накинув на плечи рубашку, подошел к двери, открывая ее и вставая таким образом, чтобы пространство его покоев не было видно визитеру. — Добрый день, сэр Аттано. Ваш завтрак, — служанка протянула ему серебренный, уставленный едой поднос, на краю которого лежала пара писем, судя по надломленным печатям сургуча, уже прочитанных, — это вам передала императрица. Она настоятельно просила передать вам, чтобы вы это обязательно прочли, — приметив вопросительный взгляд Корво, проинформировала его девушка. — Что-то еще, сэр? — Аттано отрицательно мотнул головой и, когда служанка, вежливо поклонившись, ушла исполнять другие свои обязанности, Корво выглянул в коридор, внимательно осматриваясь. Заприметив одинокого стоящего на посту стражника, который, перехватив его взгляд, слишком резко отвернулся, краснея, Аттано беззлобно ухмыльнулся. Стоило бы догадаться, что ночное «веселье» без свидетелей не обошлось, впрочем, почему догадаться? Он так и думал. Коротко свистнув в целях привлечения внимания, мужчина посмотрел на несчастного юношу взглядом из серии «проболтаешься — со свету сживу» и медленно, не разрывая визуального контакта, скрылся за дверью, закрывая ее и защелкивая на ключ. Поставив поднос на прикроватную тумбочку, Корво первым делом взял в руки первый конверт, адресованный ему от Аббатства Обывателей. Удивленно выгибая брови, и прикидывая, где он мог засветиться со своими «еретическими штучками» лорд-защитник достал письмо. — Любовное послание от тайной любовницы-служанки? — ехидно поинтересовался раздавшийся из-за спины сонный голос. Корво улыбнулся уголками губ, почувствовав, как Гаррет прижался грудью к его спине и уперся острым подбородком в плечо. Уже, когда Корво показалось, что вор сейчас его обнимет, оказалось, что Гаррет просто решил через него дотянуться до тарелки с яблоками, схватив одно из которых, моментально отпрянул, вновь забираясь под одеяло. Корво звонко цокнул языком и закатил глаза. Кажется, он действительно начинает перенимать привычки Гаррета. — Если бы. «Любовное послание» от Аббатства, — махнув над плечом исписанной убористым подчерком плотной и явно дорогой бумагой, Корво обернулся, смотря в непроницаемое лицо мастера вора. Громко захрустело надкушенное яблоко. Корво подумал о том, что чтобы вот так даже яблоками хрустеть с издевкой, нужны годы упорных тренировок. — Они хотят ночи страстной любви с тобой и набором юного пыточника? — как бы между делом поинтересовался вор, поняв, что от него ожидают хоть какой-нибудь реакции на неожиданное послание. Корво поджал губы и словно уставши, прикрыл глаза, тяжело выдыхая. — Ты невыносим, — резюмировал лорд-защитник с неумолимым видом. Опять захрустело яблоко. Раздражает. Гаррет равнодушно пожал плечами. — Это я уже слышал. Читай давай, не тяни кота за то самое, — все так же ехидно парировал мастер вор и приподнявшись, облокотился спиной об изголовье кровати, располагаясь со всем возможным удобством. Корво отвернулся, пробежался глазами по первым строчкам, будто пытаясь оценить масштаб вероятной катастрофы, и принялся читать:«Резиденция Аббатства Обывателей, площадь Холджера, 8-й день месяца жатвы, 1836 год
Уважаемый лорд-защитник ее Величества Императрицы, Корво Аттано, Аббатство Обывателей в лице брата Николаса и неравнодушных жителей Дануолла, выражает вам свою бесконечную благодарность за оказание посильной помощи, а конкретнее — за возвращение Аббатству украденной, но теперь вашими стараниями вновь обретенной важнейшей книги ордена. Брат Николас и прочие смотрители Аббатства готовы оказать вам любую посильную помощь. С уважением и благодарностью, Смотритель Аббатства Обывателей, брат Николас». — И как это, Бездна меня побери, понимать? — Корво отложил письмо на стол и тут же взял в руки другое. Где-то за спиной вновь захрустело несчастное яблоко, теперь с каким-то неуловимым оттенком не то раздражения, не то озлобленности. В итоге, на стол полетел один только хвостик, который Гаррет есть отказался. Не оборачиваясь, Аттано протянул Гаррету второе яблоко, и достал из конверта второе письмо, вновь пробегаясь глазами по строкам. Тут почерк был размашистым и жестким, некоторые буквы скакали, было много зачеркнутых слов, судя по плачевному качеству бумаги, сия весточка пришла явно не из верхов, что, впрочем, подтверждалось и нестандартной формой изложения, кишащей ошибками, как гнилое яблоко червями. Не откладывая, лорд-защитник вновь принялся за чтение: «Ты не представляешь, каких усилий мне стоило написать это письмо. Чужой побери мою душу. Пишем всей ватагой с Боттл-стрит, мы тут все привыкли больше пить виски, огнем плеваться и тесаками работать, а не письма писать, так что не серчай, если что. В общем, Корво, спасибо большое, что воротил фляжку, все-таки очень полезная в хозяйстве вещь эта самая фляжка, к тому же памятная штучка. Хорошо, что ты с ней Эмили прислал, хоть поговорил с девчонкой, а то будто сто лет ее не видал. Если время будет — заглядывай на Винокурню, мы тебе тут банкет быстренько организуем. Ну, и если что, по любым вопросам обращайся, мы поможем, чем сможем, как в старые добрые деньки… Чумы. Ха. Ладно, это была не самая смешная моя шутка. P.S Надеюсь ты круто намял бока тому засранцу, который упер у меня фляжку. P.P.S Если фляжку все-таки упер ты — я тебя прощаю. Слекджо и банда с Боттл-Стрит (Снизу изображено карикатурное изображение Корво отрывающего голову безликому, отмеченному знаком вопроса, человечку и рядом, судя по всему, ликующая толпа парней Слекджо)». — Что за дурдом? — второе письмо полетело на тумбу практически одновременно со вторым яблочным хвостиком. Корво помнил, что про книгу, что про фляжку, но он никак не мог вчера или сегодня вернуть их, потому что точно знал, что: во-первых, весь вечер, ночь и утро провел в своих покоях; во-вторых, в глаза их не видел. Очевидным было и то, что в этом как-то замешана Эмили. Корво уже было хотел пойти поговорить с дочерью, как в дело вклинился внезапно оживший Гаррет. — А дочь твоя явно не промах, я бы может даже в ученицы ее взял. Я-то все думал, куда подевались мои трофеи, сначала на китобоев грешил, потом на себя, а оно вот как оказалось, — в голосе Гаррета была слышна уязвленность от того, что его так просто обвела вокруг пальца маленькая девочка, но и в тоже время это его, судя по всему, веселило. Корво вспомнил утро в Радшоре, вспомнил сонную дочь и потертую сумку, которую та жестом попросила взять с собой — а ведь когда она приехала, никакой сумки у нее при себе не было. Все-таки женщины в семействе Колдуин действительно не от мира сего и никогда не перестанут удивлять своей смекалкой и артистичностью. Аттано хлопнул себя ладонями по коленям и весело хмыкнув, повернулся в сторону посмеивающегося Гаррета, которого сложившаяся ситуация явно рассмешила. Все-таки хорошо, когда день начинается с положительной ноты. Наспех поев, Корво принялся выбирать более или менее приличный наряд, ему надо было наведаться в резиденцию Аббатства, потому что обещание помощи с их стороны сейчас было как никогда кстати, и Корво твердо намеревался им воспользоваться. Оставлять Гаррета в Башне одного было, конечно, чревато убытками, но лорда-защитника это не пугало, главное, что он знал, что Гаррет не попадется никому на глаза (только если сам не захочет этого) и если будет на то его желание, незаметно, без лишних свидетелей уйдет по своим делам.* * *
— Не думал, что вы пожалуете так скоро, — брат Николас поднимается на ноги, чтобы пожать лорду-защитнику руку и жестом приглашает его присесть в соседнее кресло, что тот и делает. Корво задумчиво смотрит в уставшее лицо смотрителя и думает о том, что еще не поздно отказаться от своей затеи и сказать, что он просто пришел лично поблагодарить Николаса за проявленную им учтивость. Пускай это и будет выглядеть странно, но истинная его цель может показаться смотрителю не то что странной, а более того, подозрительной. Проведя в молчание, под пристальным взглядом смотрителя еще какое-то время, Корво приходит к мысли о том, что все же помощь ордена будет полезна их делу. — Мне нужно попасть в шахты Вайтклиффа, — прямо, без всякого вступления говорит Корво и есть в его голосе что-то такое, что сразу намекает на то, что о целях своего визита туда он распространяться не намерен. Николас, смотря на него внимательным прищуром, откидывается на высокую спинку кресла и задумчиво прикасается к губам указательным пальцем, после чего отводит взгляд в сторону полыхающего в камине огня, думая о чем-то своем. — Это будет не так легко, как хотелось бы, но, тем не менее, ваша просьба осуществима. Много ли вы знаете про историю вайтклиффских шахт, сэр Аттано? — смотритель на мгновение переводит взгляд обратно на Корво и тот отрицательно мотает головой, — я так и думал. Белый Утес в давние времена, когда там еще не было Аббатства, служил прибежищем еретиков и был местом идолопоклонничества. Многие грязные ритуалы проводились именно под Вайтклиффом в древних подземельях. После зачистки города силами ордена, еретиков там, конечно, больше не встретишь, но древние капища, которые смотрители находят до сих пор, наполняют подземелья скверной, темной силой. Пройдет еще немало времени, прежде чем те места будут полностью очищены от разрушительной энергии Бездны. Я не знаю, зачем вы хотите вторгнуться в те проклятые места, но если вы настроены решительно, то мой вам совет, сэр Аттано: будьте предельно осторожны. Новости из Вайтклиффа приходят неутешительные. За последние пару недель в шахтах сгинуло немало хороших людей. Поговаривают, что какие-то проклятые твари разорвали на части несколько патрулей ордена, — пока брат Николас рассказывает, Корво мысленно прикидывает, что именно «пару недель назад» и началась связанная с Прималью чужовщина. Все сходится, значит, где-то в подземельях действительно есть то, что им нужно. — Так вы поможете? Я выдвигаюсь в Вайтклифф сегодня вечером, — спокойно, никак не показывая своего нетерпения, повторяет мужчина свой вопрос. — Да, я сделаю все, что будет в моих силах. Во всяком случае, вы точно сможете беспрепятственно войти на территорию Белого Утеса, — столь же спокойно отвечает брат Николас и вновь поднимается на ноги, чтобы на прощание пожать лорду-защитнику руку.* * *
Вернувшись в Башню, Корво первым делом, как и обещал, переговорил с Джеффом и Каллистой Карноу. Не узнав от них ничего нового и поблагодарив за то, что они, как могли, берегли Эмили, Корво отправился в свои покои, чтобы переодеться и подготовить все для предстоящей поездки в Вайтклифф. Гаррета, как он и ожидал, в комнате уже не было, впрочем, не мудрено, вору тоже стоило бы собраться, путь предстоит не близкий, да и в самом Вайтклиффе они явно не отдыхать будут. Занятый отбором амулетов, которые бы могли пригодиться и были бы полезны в предстоящей миссии, он не заметил, как в его комнате появилась Эмили, которая, судя по ее уставшему виду, улизнула не то от учащей ее светскому этикету Каллисты, не то от приставучих советников. Неодобрительно посмотрев на юную Колдуин, Корво, тем не менее, позволил ей остаться и доверил расфасовку дротиков и арбалетных болтов, чем Эмили занялась с большим удовольствием и видным невооруженным глазом энтузиазмом. Почему-то бойкий, мальчишеский характер юной Колдуин Корво совершенно не удивлял, все-таки Джесамина отчасти была точно такой же. Поздним вечером, окончательно разобравшись с бытовыми делами, Корво, прежде чем уйти, дал указания Каллисте и Джеффу, потом заглянул к дочери, попрощавшись с ней и пообещав вернуться в скором времени целым и по возможности невредимым, и только после этого выскользнул из Башни, растворяясь в темных вечерних сумерках. — Долго же ты шел, — Корво дернулся в сторону и резко развернулся, после чего, увидев вышедшего из тени в пятно блеклого, фонарного света Дауда, облегченно выдохнул и выровнялся. — Не подскажешь, что произошло с Гарретом? — не глядя на лорда-защитника, поинтересовался лидер китобоев, когда они переместились на крышу и прогулочным шагом пошли вперед, неспешно следуя в сторону центральных городских ворот. — А что с ним? — Ходит странно как-то, — в голосе Дауда слышна подозрительность, да и брошенный в сторону пытающегося скрыть улыбку Корво внимательный взгляд выдает то, что Дауду нужен не ответ, а вероятное подтверждение его собственных мыслей, которое он, собственно говоря, и получил, наблюдая за тем, как развеселился Аттано. — Ты серьезно? Чужой меня побери, неужели это не могло подождать до того, как вы вернетесь из Вайтклиффа? Вам еще сутки с лишним ехать до города, а ты решил… Кажется, мне его даже жалко, — Дауд покачал головой и остановился на краю крыши, смотря на монументальные, как и все в этом городе, центральные ворота. Обычно в Дануолл приходят морскими путями, а посему эта часть города, пусть и выглядела более или менее прилично, но, тем не менее, была не особо многолюдна даже в дневное время суток. Переместившись ближе к воротам, они встретили вышедшего им на встречу вора. Корво опять пришлось прятать улыбку в высоком воротнике, Дауд тяжело вздохнул, Гаррет не то раздраженно, не то болезненно ощерился. Выслушав напутственное слово лидера Китобоев, который проводил их до старой, находящейся за чертой города конюшни, они вскочили в седла, и выехали на широкую дорогу. — Дануолл будет ждать вашего возвращения, так что даже не думайте попадать в неприятности, — сложив руки на груди, смотря вслед двум всадникам, прошептал Дауд и, развернувшись, пошел в сторону города, мысленно прося все существующие и несуществующие силы отвести беду от этих двоих.