* * *
Когда лорд-защитник, опережая все нормы, добрался до Дануолла в максимально короткие сроки, оставив выбившуюся из сил и безвольно упавшую в дорожную грязь лошадь где-то на дороге, небо уже потемнело, зацветая оттенками золота и крови, а диск солнца почти коснулся краем линии горизонта – над городом собиралась ночь, которая для некоторых сегодня будет крайне долгой и темной, а для иных и вовсе последней. Судя по тяжелым, налитым тучам, сегодня, как и в начале этой затянувшейся истории, небо уронит на Дануолл стену дождя, вымывая город от недельной крови, грязи и пыли. Стоя на одном из высоких домов, всматриваясь куда-то на отшиб столицы, Корво морщился, наблюдая как где-то на востоке, среди болот, где и был расположен трижды клятый Бригмор, зацветает голубоватый, пульсирующий энергией сгусток. Он не знал, что там происходило, и ему, более того, было на это плевать, Корво хотелось одного – услышать чавканье проклятой плоти, почувствовать жар крови сквозь перчатки и воздать всем тем, кто рискнул отнять у него. Взгляд Корво – ледяной, отрешенный и угрожающий, как у бешенной, но почему-то не кусающей кого попало собаки. Минимум движений, максимум сосредоточения. Он так не проронил ни слова, чувствуя, как все сильнее сжимается в глотке болезненный спазм. Стоящий позади Томас, первый помощник Дауда отступил на уважительное расстояние, не понимая, а от того и опасаясь состояния имперского защитника. — Как ты и просил, Аттано, тут все, — соткавшись из клочьев черного смога, Дауд выступил на плоскую площадку крыши, будто из самой Бездны, а вслед за ним вышли из быстро развеивающегося колдовского тумана трое его учеников, которые аккуратно положив перед Корво набитые чем-то рюкзаки, вновь растворились в тумане, все кроме одного. Дауд чуть повернул голову к плечу, вопросительно и с долей раздражения, смотря на замершего в нерешительности китобоя боковым зрением. — Я пойду с вами, — наконец выпрямившись, заявил он голосом, не терпящим возражений. Где-то под уродливым резиновым намордником пряталось породистое лицо благородного юноши со светлыми глазами. Лукас не часто запоминал обиды, но всегда помнил добродетели, он помнил мастера вора, который когда-то помог ему пускай и не был обязан этого делать, он помнил каждый из тех немногочисленных вечеров, которые проводил в его компании. Помнил закрытость этого человека, который пытался быть предельно честным настолько насколько мог себе позволить. Где-то за спиной Лукаса, рядом с ним выросло еще порядка семи безмолвных теней, иные смотрели с соседних крыш и выступов – блестящие окуляры масок, влажно блестящие от постепенно начинающегося дождя плащи, немая уверенность в спрятанных глазах и жесткость в движениях. Заложив руки за спину, повернувшись на каблуках ботинок, Дауд мрачно осмотрелся по сторонам – больше Китобоев было лишь на казни Билли Лёрк. Обычно нелюдимый и крайне зловредный вор, даже не узнает, сколько людей привлек к себе. Обрести верных товарищей посмертно – Дауд скривился – как это иронично. Мастер ассасин лишь кивнул головой понимания, что в первый и в последний раз его мнение неважно и не нужно его людям – они уже все решили, а он нисколько не рвался их переубеждать. — Пора, — охрипшим после продолжительного молчания, слегка надтреснутым голосом мрачно сообщил лорд-защитник, закрепляя на лице пластину угрожающе оскалившейся маски. Накинутая на грудь перевязь костяных амулетов неслышно пела свою траурную песнь, метка на руке полыхнула золотом и цианом, и с первым раскатистым ударом грома, сопровождаемого всполохом ослепительной молнии, крыша опустела. Накрывшая город стена дождя быстро прибила к земле обрывки проклятого смога, а на черепичных крышах замелькали фигуры больше похожих на скользящие тени людей удаляющихся на восток к эпицентру зарождающейся, неизвестной, а оттого и приговоренной к уничтожению силы. Но на самом деле практически каждый из этих людей хотел напоить клинковую сталь кровью из чувства мести, и никого из них нельзя было за это осудить.* * *
Они вторглись на территорию Бригмора, совершенно не скрываясь, прекрасно понимая, что их тут уже ждут и ждут достаточно давно. Материализовавшиеся из воздуха китобои, рассредоточившись, моментально вскрыли глотки нескольким, бездумно бродящим по окрестностям тварям, которых, как казалось, стало еще больше. Вода окрасилась в оттенки черного и бордового, беспокойно захрипело и загалдело на ветвях воронье. Крупные дождевые капли тяжело хлестали по спине и плечам, ботинки по щиколотку погрузились в воду, а руку оттягивал едва чувствующийся вес клинка. Корво смахнул с линз маски дождевые капли, сильнее натянул на голову воротник и первым, рука об руку с лидером наемных убийц двинулся к покосившимся вратам заброшенного поместья. Из оскалившихся битым стеклом, пустых глазниц-окон Бригморского поместья доносилось голубоватое, пробивающееся сквозь каждую прореху и мельчайшие щели, мерцание древней, нездешней энергии. На этот свет, на этот жалкий огонек во тьмах сходились десятки обезображенных пагубным воздействием Примали тварей, они, не обращая внимания ни на что и ни на кого, шли вперед, словно слепо следующие за неслышным обычному человеку взором. Они толпились перед особняком, лезли друг другу на голову и жалко скреблись в запертые двери, как какие-нибудь дворовые псы или утопающие крысы. В то время, как Корво и Дауд грубыми силуэтами нарисовались в арке перекошенных ворот, китобои рассредоточились вокруг осаждаемой территории – их едва видные силуэты мелькали на битой крыше, среди деревьев, на возвышениях и в глубоких тенях, которых было полно даже на внешней территории поместья. Каждый из них знал о том, что обратно вернутся немногие, но каждый стоял на месте, будто в ожидании пресловутого знака. Дауд, сдернув с головы намордник противогаза, покосился на напряженного лорда защитника, который локтем прижимал к своему боку коробку с осколками проклятого артефакта и первым ступил на территорию поместья. Одна секунда и все затихло, остался лишь плеск воды, стук дождевых капель, да звук раскатистого грома, рокочущего где-то в почерневшем небе. Он, подобный и равный им, сделал шаг с крыши и, пролетев белой стрелой совсем немного, появился из серебристо-белого смога в нескольких метрах от подобравшегося лидера наемных убийц. Прищур черных глаз, ехидная усмешка на бледных губах, собранные в высокий хвост волосы и лезвие тонкого ножа в руке. Некоторые из тварей, отвлекшиеся от поместья, заинтересовались происходящим на поляне действом и, скаля уродливые морды, пристально следя за происходящим глазами-фонариками, принялись кружить вокруг, опасно клацая челюстями и щелкая клыками. Сосредоточенные лишь на трех, взятых ими в оцепление людях, поначалу они не обращали внимания на аккуратно и неслышно вырезающих их китобоев – убийцы нападали из тени и, нанеся удар, отскакивали обратно, потому что возможности перемещения уже не было. Прималь блокировала все способности данные Хозяином Бездны. — Оставь, — подступившийся ближе телохранитель тронул ассасина за плечо и передал ему шкатулку, которую Шестой все это время пожирал глазами, — ты лучше знаешь территорию, вскройте для меня чужов Бригмор и найдите ведьму. Сначала он, — Корво посмотрел в глаза усмехающегося Андеша, и перевел взгляд на вереницу битых окон, — а потом она. Даже киты побрезгуют вашими костьми, слышишь, падаль? — Корво не без угрозы дернул головой в сторону тивийского ублюдка и отработанным действием разложил клинок, тут же перехватывая его поудобнее и краем глаза замечая, как Дауд, кивнув головой, вместе с ценной ношей отступает в сторону, одной рукой отбиваясь от нападающих на него искаженных уродов. Полностью повернувшись в сторону напрягшегося и подобравшегося Шестого, Корво за ненадобностью заложил левую руку за спину, а правую, в которой был зажат клинок, выставил перед собой. Его губы самопроизвольно изогнулись в жестокой, практически лишенной всего человеческого улыбке. Он хорошо помнил, что в тех снах, в тех кошмарах, которые снились ему во время смуты, он всегда улыбался этой самой улыбкой стоя на головах своих изувеченных, умирающих врагов. — Как я вижу, мой дорогой лорд Аттано, жажда мести придает вам скорости, — качнув клинком из стороны в сторону громко проговорил Шестой, нервно усмехаясь. Корво не дрогнул, даже не пошевелился, все так же стоя на месте. Он почувствовал, как липкие щупальца забытья, пущенные тивийцем потянулись к нему, желая пробраться в разум, да вот только Корво не ошибся в своем предположении о том, что для взятия жертвы в свою власть Шестому необходим прямой контакт, а он не просто так спрятал лицо за ненавистной маской. Фыркнув, блондин чуть дернул рукой и до этого момента молчаливо сидящее на деревьях воронье с оглушительным карканьем, черной тучей окутало имперского телохранителя. Не пытаясь защититься, чувствуя, как крючковатые когти птиц скребут по гладкой коже накидки, а крепкие клювы больно врезаются в тело, Корво лишь отмахивался, волнами выкашивая воронье, которое тут же оборачивалось в черный туман. Шестой не ждал, он появлялся то тут, то там, нанося подлые удары, большинство которых или проходили мимо, или задевали едва ощутимо, скорее портя одежду, нежели калеча, кем бы ни был морлиец, в его действиях прослеживалась систематичность, которую Корво успел изучить и запомнить. Обернувшись в очередной раз, лорд-защитник совершил быстрый выпад, чувствуя, как сталь задевает и входит в живую плоть. Послышалось протяжное шипение, вороны разом исчезли, открывая вид на Андеша, с ненавистью косящегося на узкую, но глубокую рану на предплечье. По бледной кисти и пальцам хлынули тонкие ручейки темной, тут же смываемой дождевыми каплями, крови. — Неплохо, лорд Аттано, но все еще недостаточно хорошо, — разъяренным зверем оскалившись в безликую маску, Шестой без всякого предупреждения и перехода ринулся вперед, тут же исчезая в смоге переноса. Корво стремительно отошел со своего места и вовремя – клинок Андеша рассек пустоту там, где он только что стоял. Аттано ступил вперед, один за другим нанося рубящие удары, не давая меченому ни секунды на отдых, не позволяя ему переместиться или даже контратаковать, он оставил ему лишь возможность защищаться и блокировать удары, но если бы мог – отнял бы и это. Корво чувствовал, как кровь вскипает от адреналина, чувствовал, как что-то внутри него рычит и требует крови, и ему казалось, что это появилось ровно в тот момент, когда в нем что-то надломилось и окончательно лопнуло. Он не чувствовал усталости, не чувствовал боли кровоточащих ран, он не слышал и не видел ничего кроме взмыленного Шестого, который, не прекращая скалится, отступал и защищался. Корво не знал и не мог сказать, сколько времени они так боролись, напирая друг на друга и защищаясь, он не помнил сколько раз брызгала искрами сталкивающаяся сталь, он даже не запоминал проклятий, которые блондин каким-то чудом успевал выплевывать ему в лицо. Корво думал о человеке, которого ему пришлось оставить, о том самом «очевидном выборе», о том самом «выходе, на который просто не хотелось обращать внимание» – и если быть предельно честным, то бился Корво не за целый город, хотя и за него, несомненно, тоже, а за человека, которому теперь суждено разлагаться во тьме и неизвестности. В какой-то момент, упустив момент, Корво не успел вовремя среагировать, и начавший выбиваться из сил тивиец поднырнул ему под руку, с ловкостью уходя от очередного удара. Лорд-защитник и сам дышал загнанным зверем, чувствовал, как горячее дыхание, отражаясь от маски, опаляет лицо. Он моментально сместился в сторону, чувствуя как выпад Шестого подрезает ткань истрепанной одежды и кожу на ребрах, и с шипением обернулся, через силу поднимая уставшую руку, которую тут же отбросило в сторону ударом Андеша. Клинок вывалился из ослабших, сведенных судорогой пальцев, но Корво оставался непоколебимым, он даже не попытался вернуть себе свое оружие, лишь замер на месте, выпрямившись и смотря на довольного, преждевременно радующегося скорой победе противника. Очень зря. Свист арбалетного болта был практически не слышен за шумом усилившегося дождя и ревом тварей и людей, сошедшихся в жестокой резне, от которой вода под ногами уже обрела оттенки розовато-алого. Дауд, изрядно запачканный кровью, но с неизменно трезвым взглядом, появился из тени, держа перед собой вытянутую руку. Болт поразил меченого между лопаток войдя на добрые несколько сантиметров. Еще несколько выстрелов с самых разных сторон прошили тело Шестого едва ли не насквозь, а заправленный ворванью болт опалил большую часть кожи ублюдка, но тот все еще оставался живым, пускай теперь и повалился на подогнувшиеся ноги, вставая на колени и растерянно смотря на подошедшего ближе лорда-защитника, который опустился рядом с ним на одно колено и ухватил мужчину за пряди растрепавшихся волос, вздергивая его голову выше, заставляя смотреть себе в «лицо». Дауд встал позади лорда-защитника, с брезгливостью и презрением смотря на разбитого, истекающего кровью морлийца. — Вне зависимости от чинов и званий, мы все умеем играть грязно, — приглушенным маской голосом, с намеком на злую насмешку, сказал Корво, после чего выпустил из пальцев волосы меченого и, поднявшись на ноги, пинком под ребра перевернул его на спину. Один из китобоев молча, передал защитнику оброненный им клинок и отошел за спину своего лидера, который все с тем же равнодушием наблюдал за казнью. — Передавай привет Бездне, — едва слышно прошептал Аттано, и занеся клинок над головой, опустил его вниз, острием медленно прошивая горло Шестого. Захрустела пронизываемая трахея, а Корво все давил и давил до тех пор, пока уже вошедшее в землю лезвие не прошло сквозь глотку все еще живого и сохраняющего остатки разума ублюдка по самую рукоять. Пришпилив блондина, как насекомое, к земле, Корво выпрямился и, перехватив испуганный, полный ужаса черноокий взгляд, занес ногу над головой блондина, резко ее опуская. Слушая, как глухо хрустнул лопнувший череп, вспоминая этот полный отчаяния взгляд, смотря на расплывающееся кровавое пятно, он не чувствовал ровным счетом ничего. Одна часть его говорила о том, что это было чем-то закономерным, а другая боялась того, что этот голод, эта жадность к жестокости приживется и срастется с ним на долгие годы. Стряхнув с ботинка кашу из осколков костей, крови и мозга, Корво рывком вытащил меч из земли, тут же обтирая его от крови и земляных комьев. Изумленные, непонимающие и даже боязливые взгляды следивших за всем действом китобоев он предпочел игнорировать. Обернувшись, рассматривая картину закончившегося побоища, он смог отметить только то, что потерь среди ассасинов непозволительно много, впрочем, они сами на это пошли, но и ряды тварей, теперь уже разбежавшихся, заметно поредели. — Мы еще не закончили, — мрачно и даже несколько буднично заметил имперский телохранитель, через плечо, посмотрев на сохраняющего молчание Дауда, который, за все это время не поменявшийся в лице, ответил ему сдержанным кивком головы. Развернувшись, он двинулся в сторону особняка, аномальное свечение в котором стало лишь ярче. Оставшиеся в живых китобои, даже те из них кто был ранен, постепенно занимали особняк, убивая любого, кто вставал у них на пути. Пройдясь по полуразрушенной анфиладе заросших травой и мхом комнат, выйдя в затопленную галерею, Корво, идя впереди и переступая через трупы, двинулся в сторону спуска в подземную и когда-то, вероятно, бывшую секретной, часть поместья. Китобои остановились где-то за их спинами не решаясь подходить ближе, и Корво понимал почему – энергия даже нецелостного артефакта жгла внутренности ледяным огнем, и если Корво и Дауд, пока что ощущали это не так сильно, то китобои, не защищенные энергией Бездны, только чудом могли оставаться на таком близком расстоянии. Перехватив взгляд Аттано, Дауд дал своим ученикам отмашку и те, отступили назад вглубь особняка, подальше от выкручивающей внутренности аномальной энергии, пускай лучше защищают подступы – так от них будет куда больше толку. Дауд уже вытащил из шкатулки осколки Примали и те, чувствуя знакомую силу, потянулись друг к другу, сцепляясь вместе так, что не было видно даже швов, китобою пришлось сжать осколок в кулаке, потому что его будто бы вырывало из рук, притягивая в подсвеченное холодным цианом подземелье. Корво не знал, что их ждало там, но он, не мучаясь лишними раздумьями, шагнул внутрь. Она, удерживаемая неведомой силой, висела в центре помещения. Белые, выглядящие потасканными одежды, змеями вились вокруг нее, а на бледном лице отражалось мирское спокойствие и умиротворенность. Небольшой осколок соединившейся Примали, мягко покачиваясь, висел ровно напротив нее. Когда они приблизились и, вероятно, переступили какую-то незримую границу, она резко распахнула мерцающие голубоватым свечением глаза, смотря на них без всякого интереса, эта девушка, в худощавом теле которой не было силы физической, пристально смотрела на руку Дауда, который из последних сил зажимал в кулаке похолодевший осколок проклятого артефакта. — Выпусти, — бесцветным голосом произнесла она, то, что держало ее в воздухе, опустило ведьму ниже, и та мягко ступила босыми ногами на прохудившиеся доски пола делая несколько шагов вперед. Внимательно и холодно посмотрев в лицо лидера наемных убийц, она перевела взгляд на стоящего рядом с ним лорда-защитника, который лишь крепче стиснул в руке рукоять клинка. — Если он выпустит его – я уйду тем же путем, каким и пришла, — Корво мог бы назвать ее голос «прозрачным», каким-то даже «стеклянным», он, кажущийся легким и даже несколько певучим, на самом деле был тяжел и пронизан сотнею эмоций. Корво не знал, как поступить, зато точно помнил, что ведьмам нельзя верить, что нельзя верить древним артефактам и тем более тем, кто может пропускать их силу сквозь себя. — Мне незачем променивать одну загнивающую дыру на другую такую же, — чуть склонив голову к плечу, произнесла она, не меняя интонации, — это было интересное зрелище, но теперь оно мне наскучило, пора возвращаться, меня ждут в другом месте. Выпусти его, — конец фразы она произнесла, смотря в глаза ассасина, и Корво на мгновение почувствовал, как тон ее сменился, становясь чуть более настойчивым и угрожающим. Не смотря на убийцу, Аттано кивнул головой и Дауд, уловивший его взгляд расцепил пальцы, выпуская осколок Примали из примитивной ловушки, тот, сорвавшись с места, поплыл вперед по воздуху притягиваясь к двум другим осколкам. В тот момент, когда они столкнулись, вспышка ослепительного света заполнила помещение, мужчин обдало волной нестерпимого, скрутившего кишки и пронзившего болью виски холода, а в черепной коробке громко зазвенело, но после этого, практически сразу пришел сумрак и темнота. Корво приоткрыл глаза больше не чувствуя давления энергии, которая до этого словно бы пыталась разорвать их изнутри, напротив, он вновь почувствовал то едва уловимое чувство текущей по жилам силы Бездны, он чувствовал твердь клинковой рукояти под рукой и видел незащищенную, узкую женскую спину перед своими глазами. В голове, как воспоминание, тихо шепчет голос Чужого: «…окрасишь ли ты воды судьбы черной кровью иноходцев, или же успокоишь всепрощением…». Корво смаргивает, сжимает челюсти и сильнее сдавливает в пальцах рукоять оружия. Шепот Чужого, выдуманный шепот, становится все громче и навязчивей. Корво поднимается на ноги и вытягивает перед собой меченую руку, он видит, как перед Эрин постепенно, словно трескается само пространство, открывается брешь в то измерение, из которого она явилась. В его сознании раскрывается память о том, что Гаррет желал ее смерти, память о том, как он говорил, что она опасна для всех, про то, что она слишком непредсказуема и непонятна. Корво словно в замедленной съемке следит за тем, как девушка заворожено тянется к Примали начавшей пульсировать все сильнее. Он сжимает руку в кулак и растворяется в невидимом смоге, переносясь ближе, за спину Эрин, которая не успела среагировать вовремя. Он не имеет права и не хочет оставлять жизнь кому-либо. Они все должны быть убиты. Корво чувствует, как лениво шевелится в нем жажда мести, похожая на клубок переплетенных змей. Он чувствует, как брызгает на руку свежей кровью, слышит, как хрустят прошиваемые лезвием позвонки, и подставляет руку, подхватывая девушку под талию, насаживая ее на клинок еще глубже, пробивая легкое и проворачивая лезвие, разрывая внутренние ткани и органы. Она пытается кричать, но издает лишь тихое бульканье, надрывно кашляет и сплевывает кровью, окрасившей бледные губы. — Я обещал ему, — сдернув с лица маску и приблизившись к уху Эрин, шепчет Корво, рывком выдергивая клинок из ее тела. В следующее мгновение он чувствует, как впиваются в его лицо ногти взвывшей, извернувшейся бестии, и прежде чем он полоснул клинком по ее глотке, быстро обрубая начавшую угасать жизнь, Эрин успела оставить длинную, кровоточащую и удивительно глубокую царапину, рассекшую левый глаз имперского телохранителя. Оттолкнув от себя безжизненное, все еще истекающее кровью тело и сложив клинок, Корво, наклонившись, поднял с пола камень Примали. Артефакт, утративший «живой проводник» которым была Эрин, потух, становясь похожим на обычный кусок мутного стекла внутри которого будто бы клубилась неясная, голубоватая дымка – стало понятно, что теперь этот артефакт перестал быть опасен, только вот лорд-защитник тоже не привык рисковать. Когда камень, стараниями Дауда был уничтожен и перетерт в пыль, которую в дальнейшем было решено передать на хранение и опыты двум небезызвестным ученым, оба мужчины выбрались сначала из подвального помещения, а после и из самого особняка. Дауд, припав плечом к сгнившему дверному косяку, закурил, наблюдая за буйствующей на улице непогодой. — Аттано, помнишь, еще в самом начале ты обещал мне услугу за мою помощь? — Корво, прислонившийся к другой части косяка, кивнул головой, — в любой системе есть падальщики – убийцы, очищающие город – такие себе санитары каменно-железного леса. Дануолл постепенно восстанавливается, открывается доступ ко все большему количеству улиц и, я не сомневаюсь, уже скоро дело дойдет до Радшора и Торговой палаты в частности, — Дауд медленно затянулся, тут же выдувая сигаретный дым через ноздри и отвечая тенью улыбки на вопросительно приподнявшуюся бровь лорда-защитника. — Отдай мне этот клок земли, лорд-защитник, я выжгу тут все дотла, выжгу отсюда проклятый ведьминский дух, а после, как смогу, выстрою новый Радшор, и поверь, мы сможем существовать тут так, что про наше существование даже миноги не будут догадываться, не то что Смотрители, — Дауд говорил уверенно и твердо, его словам, как и всегда, хотелось верить, но Корво задумался, ничего не сказал ему, не подал никакого жеста – ему надо было обдумать это, такие решения не так уж и легко принимать, кто захочет селить рядом с собой ядовитую змею, даже не смотря на то, что эта змея не раз тебя выручала. Корво все еще помнил о преступлениях Дауда, за которое тот пускай и понес ответственность, но не такую полную, какую заслуживал, к тому же, когда эта история окончательно подойдет к своему завершению, они вновь встанут по разные стороны баррикады. — Я не буду тебя торопить, Аттано, но чтобы ты не решил, когда погода нормализуется, я все равно выжгу это место, слишком много бед оно к себе притягивает, — пожав плечами, категорично заметил он и кинул недокуренную сигарету под ноги, — я так и не спросил тебя об этом, было не сложно догадаться, но все же… он… — Умер, да. Он не был бойцом и глупо подставился под удар, захлебнулся в крови. Я оставил его там, — Дауд не видит лица Корво, не смотрит на него, зная, что лорд-защитник осознано или нет, пытается спрятаться в тени глубокого капюшона, но он слышит, как искусно Корво прячет под напускным холодом и равнодушием – боль и горечь утраты. Дауду и самому не по себе, за это короткое время он успел привыкнуть к бесшумной, бесконечно остроумной тени и теперь ему было странно осознавать, что его больше нет, не то чтобы Дауд испытывал чувство тоски или чего-то подобного, нет, он слишком часто видел и дарил смерть, просто это было странно, казалось, что Гаррет должен был появиться с минуты на минуту, но его все не было. — Я сообщу, когда приму решение… — только и сказал Корво, прежде чем исчезнуть в дымке переноса. Дауд вновь закурил, смотря вслед удаляющемуся все дальше и дальше лорду-защитнику, он точно знал, что пройдет еще много времени, прежде чем он сживется с чувством пустоты внутри себя. Дауд понимал его, потому что уже не раз испытывал это чувство.* * *
Воздух, влажный и тяжелый, пахнет морской солью и зацветающими водорослями, пахнет рыбой и мокрой землей. Под ребра, в спину и ноги ощутимо впиваются осколки камней. Все тело, все кости ломит как при горячке, а мышцы выкручивает в разные стороны так, что кажется, что он чувствует их все до последней. Тяжелый, полный знакомых и не очень запахов воздух с трудом пробивается в глотку, с неохотой расправляет саднящие легкие, которые при каждом вдохе словно пронзает тонкой, накаленной иглой. Холодный ветер обдувает взмокшее, покрытое мелкими каплями испарины лицо и оставляет соленый привкус на сухих, истрескавшихся губах. Он не пытается открыть болящих глаз, старается дышать медленно и не шевелиться, потому что, кажется, что даже самое незначительное шевеление отправит его на дно самой глубокой могилы. Что-то лежащее сверху, издающее тихое, умиротворяющее стрекотание, едва ощутимо давит на грудь, распространяя по телу, сменяющие друг друга, волны жара и холода. Он слышит медленные, приближающиеся шаркающие шаги, слышит, как кто-то останавливается и с тяжелым вздохом присаживается рядом. Звук капающей воды и тихое чавканье. Ко лбу прикасается смоченная материя, вода течет по лбу, по вискам, стекает за шиворот и постепенно согревается, но это чувство холода пускай всего на несколько секунд, позволяет забыть про точащую тело тупую боль. Когда кто-то, подхватывает его под затылок и, придерживая голову, подносит к сухим губам край наполненной водой чаши, он приподнимает слабые руки и слепо обхватывает пальцами запястья незримого благодетеля, будто боясь что тот передумает и не даст ему напиться. Он пьет жадно, большими глотками, практически давится водой, от холода которой ломит зубы, но продолжает пить, потому что думает, что это самое прекрасное, что он когда-либо испытывал в своей жизни. Один сосуд сменяется другим, и от жидкости во втором пахнем чем-то терпким и горьковатым, он пытается отстраниться, но благодетель не убирает руки, придвигает его голову ближе и едва ли не насильно вливает жидкость в рот. Погружаясь в тягучие объятия сонливости, добровольно отдавая свой разум в цепкие щупальца забытья, ему на несколько секунд мерещится будто где-то совсем близко поют свои тоскливые песни древние левиафаны, а после мир схлопывается, оставляя лишь бездонную, черную бездну.