«Me and you baby, Still flush all the pain away... So before I end my day remember... My sweet prince You are the one» (Я и ты, малыш, Всё так же унимаем боль... Поэтому, прежде, чем я и мой день закончимся, запомни... Мой милый принц, Ты — единственный) Placebo.
Гарри Иногда мне кажется, что наши жизни с Драко связаны. Если не станет его — я тоже исчезну из этого мира. Я уже не могу воспринимать себя без него, не могу помыслить о том, что когда-нибудь не буду видеть его каждый день в стенах замка, слышать голос, ощущать запах жасмина от кожи. Я прирос к нему. Мы стали единым целым. Он-я-мы. И только так. Сейчас моя жизнь похожа на поездку в сломанной вагонетке. Кажется, что ты движешься на безумной скорости куда-то вниз, не в силах что-либо изменить и как-то затормозить. А твоя повозка лишь убыстряется, воспаленный разум подбрасывает злорадный смех на заднем плане, и ты понимаешь, что это конец. Самый настоящий конец твоей истории, твоей жизни. Это должно пугать. Но способен ли я испугаться? За него, за другого, за половинку своей души? Да. А за себя? Не знаю... Я, наконец, сбежал из замка. Мне надоело сидеть взаперти в четырех стенах. И мне некуда деть себя, выйдя из них... Я совершенно не могу находиться в гриффиндорской башне. Кто бы мог подумать. В спальне ощущаю на себе неприязненный взгляд Рона и непонимающе-настороженные Дина и Симуса. Они не догадываются, что послужило нашей размолвкой с другом, но, похоже, поддерживают его. Конечно, я всегда оставался темной лошадкой для всех. Лишь Невилл смотрит сочувственно и отводит грустные глаза. Только он понимает, потому что догадывается. Он хороший друг. После сводничества Гермионы в прошлом месяце я не завожу с ней задушевных бесед, тем более, на тему отношений меня и Драко. Странно, я думал, когда она узнает про нас от Рона, она поймет, поддержит. Сказать, что я разочаровался, увидев презрительно сжатые губы в ответ на вопрос о её мнении, это ничего не сказать. Во мне поселился ледяной комок отчуждения ото всех, как защитный барьер. Растопить этот лед мог только Драко, согревая меня по ночам в объятьях. Мы так и вынуждены были приходить в наши спальнихотя бы под утро, чтобы сделать вид, что ночевали в своих гостиных. Но, расставаясь, я видел печаль в серых глазах. Я почти ни с кем не разговариваю. Мне нет дела до них всех, а им до меня. Ну, хотя бы волком не смотрят — и то плюс. Последней яркой вспышкой в моей однообразной скучной жизни был матч с Ревенкло по квиддичу. Мы выиграли. И даже этот факт не принес мне того позитива, на который я так рассчитывал. Меня завораживал полет и чувство свободы. Мне нравилось ощущать ветер под мантией, как он треплет мои волосы. Я сжимал бедрами древко метлы и расставлял руки в разные стороны, закрывал глаза, подставляясь под яркие лучи уже почти по-летнему жаркого майского солнца. На миг я терялся в реальности, находясь как бы вне времени и пространства, паря на огромной высоте над полем. Но потом веки пронзал ослепительный желто-красный луч, и я распахивал глаза и хватал ртом воздух, вцепившись побелевшими пальцами в метлу. Потому что это было слишком больно. Слишком тревожно. Слишком похоже на то, что мне снилось. А снились мне опять кошмары... В Выручай-комнате было душно и жарко. Простыни постоянно закручивались вокруг ног. Я засыпал, проваливаясь резко в сон, словно прыгая с высоты в глубину, и выныривал спустя пару часов с мокрой спиной и болью в висках. Смотрел в окно. Такие темные ночи, совсем не похожие на оранжево-красные сполохи заката из моего персонального кошмара. Протянуть руку вбок. Нащупать прохладную тонкую ладонь. От моего прикосновения Драко просыпается и, видя меня бодрствующим, смотрит серьезными серыми глазами. Обнимает, успокаивает, гладит. Кошмары снились. Но теперь они не были такими живыми и яркими. Их перебивали эмоции, полученные за день, эмоции, которые дарил мне Малфой. Они словно фоном всегда маячили позади меня. Но и Драко спасал не всегда. У него тоже был ворох своих забот: разборки на факультете, где, как выяснилось, очень опасно пошатнулся его авторитет как лидера, разговоры с Дамблдором о предстоящем мероприятии, которое они планировали осуществить в следующем месяце. Шкаф был починен и готов к использованию. С Ноттом-старшим он ещё не связывался. Сначала необходимо было обезопасить Нарциссу и продумать детали операции, чтобы избежать трагических последствий. И всё тянулось и тянулось. Только на душе у меня становилось почему-то всё хуже и хуже. Драко ходил весь какой-то серый и подавленный. Он очень сильно переживал за мать. А я переживал за него. Главной проблемой для меня на данный момент оставалось разобраться с этим чёртовым заклинанием. Оно не давало мне покоя, пульсируя в голове, обжигая мозг. Я психовал и срывался на Гермиону, что она не может найти ничего по нему. В итоге, просидев пять вечеров в библиотеке по несколько часов, я понял, что сойду с ума. Стены давили. Давила собственная беспомощность. Я кинул какой-то талмуд в первый попавшийся шкаф и, не обращая внимание на гневную тираду миссис Пинс, выскочил из помещения. Я знал только два способа избавиться от убивающих меня мыслей в голове и забыться хотя бы на некоторое время. Первый способ был сейчас недоступен — даже Малфою иногда приходилось учить предмет, чтобы хоть что-то запомнить. Второй — более лёгкий и доступный. Я кивнул сам себе и пошел в гриффиндорскую спальню за метлой. Небо, ветер и свобода... Жаль только, что Драко нет со мной. Мои мысли снова и снова возвращаются к нему. Я не могу не думать о нем. ОН — часть меня. Мне на встречу неслись кроны деревьев, стремительно приближаясь. Кажется, я могу улететь прямо к солнцу, к этому яркому шарику, дотронуться рукой и рассыпаться пеплом на землю. Я сам как будто состою из искр, свечусь, пытаюсь полыхнуть, осветить всех, подарить тепло. Мне так легко. Это странно. ОН дарит мне это тепло. ОН дарит мне себя... ** Я тогда не всё рассказал Гермионе про заклинание. Лишь малую часть — только то, что ей нужно было знать. Я не хотел, чтобы подруга копалась снова в моей личной жизни, чтобы подвергала сомнению мои решения, поступки и слова. И не хотел, чтобы ещё кто-то узнал, что мы с Малфоем не совсем доверяем Дамблдору. Особенно я... Я неспешно перелистывал книгу по заклинаниям, не использующимся в настоящее время, которую нашел в библиотеке. — Гарри... — М-м-м... Подруга сидела возле меня на диване в гостиной. — Интересно, почему заклинание, точнее, сам ритуал, основан на крови? Обычно кровь используют очень в редких случаях. Я поднял на нее взгляд. — Ага, Герм, а это такое распространенное заклинание, для первогодок прям. Конечно, там будет всё непросто. — Нет, не в этом дело. Тут что-то не так. Кровь используется в родовых обрядах, семейных, так сказать, иногда при заключении магического брака. Тогда супруг и супруга становятся как бы единым организмом. Это необходимо для лучшей концентрации магии, опять же, в семейных ритуалахи накоплении магической силы в роду. Особенно явственно это прослеживается у чистокровных. Но, так же, кровь используется в темной магии. В этом случае, она является своего рода жертвой, отданной в обмен на получение силы. Я покусал нижнюю губу. — Исключая родовой обряд и семейную сторону, остается либо темная магия, либо... — Либо, чтобы «намертво» соединить двоих людей. В данном случае, как было написано, «сосуд» и... кхм, ну, того, кто будет читать заклинание. Но это похоже на брачные узы, — она нахмурилась. — А темная магия... Это обязательно — жертва? — Бывает, что нет. Но это, скорее, исключение, чем правило, — Герм поерзала на диване. — Раньше вообще не особо задумывались над целесообразностью кровопролития. Одно средневековье чего стоило. Там кровь рекой лилась. А Египет, Греция и прочие страны? И барашки на алтарях, и девственницы в жерло вулкана. Это было как бы само собой разумеющееся, Гарри. И, да, это почти всегда — жертва... Я кивнул. — То есть, — посмотрел на подругу, — если это заклинание настолько древнее, что его корни уходят к тем временам, то можно отмести эту странность, что оно основано на магии крови? Она кивнула. — Так чего ты тогда волнуешься? — А ты? Я нахмурился. — Не переводи стрелки. — Я не знаю, Гарри, — она вздохнула и откинула голову на спинку дивана. — Просто меня это... настораживает. Необычно встречать такие заклинания... в повседневности. Я кивнул и посмотрел на огонь. Пламя весело плясало в камине, облизывая языками металлические решетки. ** — Гарри, мне нужен доступ в библиотеку на Гриммунд плэйс. Гермиона ворвалась в спальню, огляделась по сторонам и встала напротив меня. Я отложил книгу и потер пальцами переносицу. — Зачем, Герм? — Я не могу найти информацию по этому заклинанию. В школе о нем нет никаких записей. Даже упоминаний. Ничего! Но не может же такое быть. Откуда ты вообще его взял? Может, его не существует? — Нет. Оно точно есть. Точнее было. Я же уже говорил — его запретили много веков назад. — Оно темное? Гарри, откуда оно у тебя? От Малфоя? Я выдохнул. Гермиона нависала надо мной и теребила уголок пергамента. — Да. От него. — Тогда оно точно темное! Это же... — Герм, прекрати! — я поднял руку, и девушка замолчала. — Ему дал человек, которому мы... ты можешь доверять... — Дамблдор? Чё-ё-ёрт... так не хочется ей говорить... — Да. — Зачем? — Я не могу тебе сказать. Она поджала губы. — Ладно. Я ещё поищу. Но мне всё равно надо попасть в твой особняк. — Я не знаю как. Я же не могу туда просто переместиться и взять, что хочу. Я же не эльф, чтоб... Эльф... Мысль стрельнула в голову. — Добби! Домовик возник перед нами через секунду и стал теребить кончики длинных ушей. Красный носок со снитчами на его голове почти сполз. — Гарри Поттер, сэр! Добби рад вас видеть. И вас, юная мисс Грейнджер. Неуклюжий поклон в сторону девушки. — Добби, ты можешь помочь мне? — Конечно! Добби будет рад! Гермиона неодобрительно фыркнула. Я перевел взгляд на подругу. — Ты хочешь получить доступ в архив? — Да, но... — Ты знаешь другой способ? — Нет, но... — Вот и славно! — я посмотрел на эльфа. — Ты не мог бы перенести мисс Грейнджер в мой дом на площадь Гриммо, двенадцать? Домовик закивал большой головой. — А через некоторое время вернуть обратно в замок? — Конечно, сэр. — Гарри, — Гермиона смотрела на меня. — Нельзя аппарировать в Хогвардсе. — Чёрт... Я опустил голову. Вся затея коту под хвост. — Гарри Поттер, сэр, — Добби подошел близко, заглядывая в глаза. — Я могу аппарировать в Хогвардсе. И из Хогвардса могу. Я поднял голову. — И с кем-то сможешь? — Да, сэр. Я смогу переместить мисс, куда ей будет угодно. — Добби, это отлично! — я встал с кровати. — Так, Герм, доступ открыт, можешь пользоваться. Если с Кричером будут проблемы — скажи, я его приструню. Девушка кивнула и подошла к домовику. — Добби, я готова. Эльф кивнул и взял её за руку. Через секунду раздался хлопок аппарации. ** Гермиона безвылазно сидела в архиве на Гриммунд плэйс. Я видел её только на занятиях и иногда по вечерам, но всё равно в компании книг. Видимо, те, что можно было выносить из дома, она прихватывала с собой для прочтения в школе. Но новостей по-прежнему не было. Я почти забил на собственные поиски. Всё рано у меня ничего не выходило. После пары часов сидения в душном помещении библиотеки начинала нещадно болеть голова, а мысли плавно перетекали к Драко. Мы слишком давно с ним не виделись. Снова. Он постоянно пропадал в своей гостиной, нагоняя предметы, по которым отстал в последнее время, и переписывался с матерью. Она, наконец, согласилась поехать во Францию на «отдых». Чего ему это стоило, мне даже сложно представить. Но он всё же уговорил её, а, значит, не за горами перемещение Нарциссы в безопасное место и начало активных действий со стороны Дамблдора и Ордена Феникса. Мне очень хотелось увидеться с Малфоем, поговорить с ним. Мимолетных касаний в коридорах, взглядов через парты в классах катастрофически не хватало. Это душило меня. Пару раз мы сбегали во время обеда в Выручай-комнату, обнимались сильно, целовались жестко, больно впиваясь зубами в губы друг друга, и никак не могли утолить ту жажду, которая была внутри нас. Мы страдали от разлуки оба, постепенно превращаясь лишь в подобие себя самих. Тени. Образы. Только вместе, рядом друг с другом, мы могли сорвать маски и стать собой. — Гарри... Гермиона подошла неслышно и присела на соседнее кресло, сложила книгу и листы на колени. — Я кое-что нашла, — я подался вперед в нетерпении. — Только тут совсем мало информации... — Говори, что есть. — Я искала само название и отдельные фрагменты ритуала и заклинания, которые ты мне дал. Сначала я даже не поняла, что это информация по моему запросу и хотела отложить книгу, но потом зацепилась взглядом за некоторые строчки... Помнишь, в самом заклинании упоминается «путь», по которому должна следовать сила, переходящая в «сосуд» для неё?— я кивнул. — Так вот, я наткнулась на один абзац... Вообще-то, это книга одной прорицательницы. Она умерла весьма давно, но успела оставить свою биографию для потомков, так сказать, в которой описала некоторые свои видения. А так же заклинанияи знания, передающиеся из поколения в поколение в её семье. Так получилось, что она была последней в своем роду — бесплодие, скорее всего, из-за какой-нибудь болезни, и поэтому она решила делать такие записи, дабы они не потерялись со временем и не забылись. Девушка перевела дух и заёрзала на кресле. — Я нашла этот отрывок и полагаю, он как раз и является описанием самого Заклинания Огненного Сердца. Не разъяснением, потому что всё равно ничего не понятно, а... Но хоть что-то... Она протянула мне листик. Мелким каллиграфическим почерком были выписаны слова. «Magus, si potestas detur, amico tuo malum vertat antiqui principis voluntate possit obsistere. Tantum cor caste et sacrificaverunt studiorum nomine potens eorum. Aufert enim Sappho, Antinous et Psyche cecinit vas infunditur gratia digni. Et potestas in saecula moveri, ui et armis ad amittere mala cordis et sanguinis erit electus est. Et semel tantum modo potest. Arripiens, positis erit superior, et in aurugine, exterminabitur de mundo, ut cum dignitate». Я вздохнул и передал лист обратно. — Гермиона, я же ни черта не понимаю по латыни. А я думаю, что это именно латынь... — Ох, Гарри, прости, я забыла. Она забрал листик и начала рыться в стопке пергамента, пока не достала ещё один, и протянула мне. Я вгляделся в текст. «Если сила, данная волшебнику, обернется злом против ближнего, древнее могущество воспротивится воле повелителя. Лишь замысел чистый и сердце, пожертвованное во имя высшего, наделено властью карать. Ибо то, что было воспето Сапфо, Антиноем и Психеей, способно лишить дара, перелив его в сосуд достойного. И мощь веков придет в движение, заставив зло лишиться оружия, а сердце и кровь избранного послужит путем. Путь этот единственный и сможет быть пройден только раз. И вспыхнет он, опаляя и закрепляя волю Высших, исчезая из мира Достойного». Я поднял взгляд на девушку. Она кивнула и раскрыла книгу на коленях. — Я поискала, кто такие Сапфо, Антиной и Психея, и нашла весьма интересную информацию, которая натолкнула меня на одну мысль. Послушай, — она быстро зашуршала страницами, иногда поглядывая на меня. — Итак... Сапфо была древнегреческой поэтессой, современницей царя Алиатта. Это около шестьсот десятого — пятьсот шестидесятого годов до н.э. Она была замужем и, по некоторым сведениям, у нее была дочь от этого брака. Но и муж, и ребенок прожили недолго. О ней известно, что он жила на острове Лесбос, входила в содружество женщин, посвящавших себя Афродите. В её задачи входило приготовление девушек к замужеству. И, конечно, она писала много стихов. Некоторые дошли до наших времен. Гермиона отложила один лист и уткнулась в страницы тонкой книжецы. — Второй... Антиной... Тоже грек, родом из Клавдиополя. Что интересно, после смерти он был обожествлен, и в Египте его отождествляли с Осирисом, который, так жекак и он, погиб в Ниле. Однако, смерть Антиноя весьма неоднозначна. Ходили легенды, что возможной причиной является самоубийство, ритуальная жертва, убийство или несчастный случай. Книга перекочевала в угол кресла. — Психея — в древнегреческой мифологии олицетворение души, дыхания. Она представлялась в образе бабочки или девушки с крыльями бабочки. Гермиона подняла на меня уставшие, покрасневшие глаза. — А, знаешь, что между ними всеми общего, Гарри? Я отрицательно покачал головой. — Они все воспевали любовь. Только каждый по-своему, — она улыбнулась краешком губ. — Как пишут, между Психеей и Амуром была “нежнейшая любовь”, чистая в своем проявлении, так сказать, классическая. В Греции много скульптур с их изображениями. А, как ты помнишь, Амур всегда был неравнодушен к этому «чувству», — она горько усмехнулась. — Сапфо в своих стихах воспевала любовь к женщине, к своей любовнице на острове Лесбос. Знаешь, социальный статус женщины там отличался большой свободой... А Антиной... хм, ну тут ещё проще. Он был фаворитом и постоянным спутником римского императора Адриана. И, как ты, наверное, понимаешь, являлся его не просто другом, а возлюбленным. После его смерти Адриан воздвиг памятники ему, дабы ни на миг не забывать, как были сильны его чувства, — она подняла уголки губ и посмотрела на меня. — Вот такие вот различные проявления любви, Гарри.* Я откинулся на спинку и прикрыл глаза. Герм пока молчала, за что я был ей благодарен. Мне нужно было подумать. Если, «то, что было воспето Сапфо, Антиноем и Психеей», можно принять за любовь, то получается, только человек, обладающей истиной любовью способен провести ритуал Огненного Сердца и добиться нужных результатов. Но откуда Дамблдор знал, что Драко кого-то любит? А что директор не мог не знать этой, несомненно, важной детали в заклинании, я очень сомневаюсь. Значит ли это, что он каким-то образом узнал про нас с Драко? И в чем тогда смысл, как он выразился, «посвящать ещё кого-то в это заклинание»? Или, не важно к кому направлена любовь? Может, не обязательно к “сосуду”, то есть, ко мне, а имеется ввиду вообще “любовь”, живущая в сердцах людей? Тогда, что означает фраза директора о том, что именно у Драко получится наилучший результат? Это снова наталкивало на мысль о раскрытии наших отношений с Малфоем. А мне это совершенно не нравилось. Но больше всего меня нервировало окончание описания заклинания, которое нашла Герм: «И вспыхнет он, опаляя и закрепляя волю Высших, исчезая из мира Достойного»... Гриффиндорка неслышно поднялась с кресла и ушла в девичью спальню. А я ещё долго сидел напротив камина и думал о Драко. Надеюсь, подруга найдет ещё какую-нибудь информацию... А потом мы с Гермионой поругались... ** Я нервно мерил шагами спальню. Миона сидела на моей кровати, подогнув под себя ноги, и вчитывалась в толстую книгу в мягком переплете с ворсинками. — Герм, ты что-то ещё находила по заклинанию? — Нет, — она подняла голову. — Знаешь, мне кажется, нет больше смысла искать. — Почему? Я остановился вполоборота и оперся плечом о столбик. — Ну... Что ты хочешь ещё про него узнать? — Что оно не причинит вреда. — Мне кажется, что оно вполне безопасное. Ну, для окружающих. — Ага. Только силы все из волшебника вытащить может, превратив того в овощ. — Ну, это его действие. Тем более, если оно будет направлено на Воладеморта, я не против такого развития событий. Я только не понимаю, почему ты так переживаешь. — Из-за Драко. Почему Дамблдор дал ему такое заклинание? — Я не знаю. Но не думаю, что оно может навредить Малфою, — она скептически поджала губы. — Директор не будет делать что-либо, способное причинить... неудобство или... боль ученику. — Почему ты так в этом уверена? — Гарри! Гермиона чуть ли не задохнулась от моих слов и теперь сидела, открывая рот. — Гарри Джеймс Поттер! Как ты мог такое подумать?! — А что в этом ужасного? — я выгнул бровь. — Но это же директор! Ты в своем уме?! — Да, вполне. Она вспыхнула и вскочила на ноги. — Я не понимаю, что с тобой происходит, Гарри, но это явно пагубное влияние Малфоя. Мне совершенно не нравится то, что ты понабрался от него этого... этого... Как ты можешь так говорить? Ты же всегда верил Дамблдору. Он защищал тебя, обучал, оберегал... — Оберегал?! Ха! Вот рассмешила-то! Я плюхнулся на кровать и саданул кулаком по покрывалу. — Очень правильно было с его стороны оставить меня жить у этих ужасных Дурслей, чтобы меня эксплуатировали там как эльфа домового! — девушка отшатнулась от меня. — Да, Герм, я там был далеко не «любимым» племянничком. А потом я противостоял Квиреллу, в голове которого был убийца моих родителей, бился с гигантской змеей в двенадцать лет, носился ночью от оборотня за беглым преступником из Азкабана по Запретному лесу, — я поднял на нее гневный взгляд. — Наверное, он поступил очень правильно, когда пускал на самотек моё участие в этом грёбаном Тремудром турнире. И, конечно же, так прям по-человечески и с огромной заботой было его полное игнорирование меня на протяжении всего пятого курса, когда сначала был суд, потом меня пытала Амбридж, и в течение всего этого времени в голове орудовал Воландеморт! Гриффиндорка стояла, почти вжавшись в стену, и крупно дрожала. А меня несло... — Ему было откровенно наплевать на мои чувства, желания, Герм. Я для него способ избавить этот мир от высшего зла. Я же чёртов Избранный! Я опустил голову, сжав кулаками покрывало. — Я думал, я свихнусь, Гермиона. От снов, от этой великой миссии, которой меня пичкают. Я просто хочу жить. И у меня это начало получаться. — Это не «жить», Гарри. Ты так не живешь... — голос девушки был тихий и срывался. — Тебе надо быть сильным, думать о том, что скоро всё изменится. Будет лучше... — А когда это «лучше» настанет? — Когда-нибудь... Когда Воландеморт падет. Я хмыкнул. — Ну да... Когда я убью его... — Я не это имела в виду, Гарри. Я поднял на неё глаза. — Да ладно врать-то. Ты прекрасно знаешь про пророчество. И ты знаешь, что я это должен сделать. — Ну... Возможно. Но ты же подготовишься, и всё получится... — Герм, ты меня вообще слышишь?! Я не хочу! Я не хочу кого-то убивать, к чему-то такому готовиться! Я просто жить хочу! — я почти кричал. — Гарри... — Как же мне это надоело! — я вскочил с кровати. — Поэтому я и стал меньше с тобой и Роном общаться. Вы не понимаете! — А Малфой, значит, понимает, да?! — Да! Он понимает! Я подлетел к ней почти вплотную. — Он понимает и не допекает меня этим! Он дает мне чувство свободы, только с ним я понимаю, что всё ещё жив! Что не закольцован в этом безумии. Он отвлекает меня, помогает дышать! — Так нашел бы себе девчонку и отвлекся бы тогда! Она крикнула это и тут же прикусила губу, покрываясь пятнами. Я отшатнулся. — И ты туда же, Герм? Рона мало?.. — Гарри, я не... — Что «не»? Ты уже всё сказала. — Я не хотела, Гарри, я... Герм всхлипнула и, закрыв лицо ладонями, сползла по стене на пол. Я стоял над ней, сжимая кулаки, потом схватил палочку и метлу и рванул на улицу. Мне срочно нужно было выплеснуть себя, свою горечь, свою обиду. В ушах до сих пор стоял надрывный плачь девушки. ** Драко — Ты снова пишешь что-то в этой дурацкой тетрадке! — голос от двери. Гарри вошел в комнату, кинул мантию-невидимку на стул и плюхнулся рядом со мной. Я поморщился: — Хоть бы обувь снял. Ненавижу грязь. Он что-то невнятно пробурчал, но кроссовки всё же скинул. Придвинулся ко мне, перекинув руки через мой живот, уткнулся носом в плечо. — Чем занят? Я закрыл дневник и кинул на низенький столик рядом. — Уже ничем. У тебя есть уникальная способность менять всё мои планы. — Это очень полезная особенность. Для меня, — он ухмыльнулся. — Иначе, я не дождусь твоего драгоценного внимания к моей персоне. А так у тебя просто не остается выбора. Он хихикнул и сжал меня сильнее. Ещё чуть-чуть и треснут рёбра. — Поттер, ты хочешь навещать меня в Больничном крыле? У меня нет таких планов на ближайшее время. Убери свои клешни от меня — задушишь! — Ты — ворчун, знаешь это? — но захват немного ослаб. — Я не ворчун. Я реалист. Он лежал, не шелохнувшись, пребывая мыслями явно далеко отсюда. Взгляд расфокусирован, нога нервно отбивает ритм по кровати. — Тебя что-то беспокоит? — тихо спросил я. — Да ничего... — Поттер, можешь врать кому хочешь, но не мне. Я тебя насквозь вижу. Он ухмыльнулся уголками губ и задумался. — Ко мне подходила Гермиона. Хотела поговорить. — О чем? — Не знаю. Я ее отшил... И не очень любезно. — А спросить для начала причину не удосужился? — Не-а. Она что-то начала говорить о ритуале Огненного Сердца, а потом опять всё скатилось к моему отношению к тебе и недоверию к Дамблдору... Точнее, это было в начале... — он нахмурился. — Да. Но когда она переключилось на заклинание, у меня уже не было никаких сил, и я просто сбежал. Ушел летать... Я не могу её больше слушать! Пусть она что хочет, то и говорит... Что-то говорила насчет того, чтобы поверить ей в чем-то... А в чём?.. Мне так тяжело, Драко. Я запустил пальцы в его волосы. — Ты и не должен слепо верить. Мерлин, как это ни странно, но пойми, она твоя подруга... И даже этот... Уизел... Да, да, не смотри на меня так, я не сошел с ума. Ты знаком с ними с первого курса. И я вижу, как тебя тяжело дается разрыв ваших отношений. Я не пытаюсь заставлять тебя кидаться к ним в ручки и прощать всё, что было... Но, если тебе от этого станет лучше... Ты мог бы просто попытаться с ними общаться. Начать всё с начала. Людям нужны близкие... — Ближе тебя у меня нет... — тихий шепот. — Пусть ещё будут. — Я не хочу ещё. Мне ты нужен! И только. — Поттер, ну что ты как ребенок. Хочу — не хочу. — Зачем ты об этом говоришь, Драко? Я не хочу касаться этой темы. — Потому, что если со мной что случится, я буду знать, что ты в надежных руках... А сказать-то как тяжело, сердце щемит... Поттер поднял на меня свои огромные зеленющие глаза, посмотрел странно — долгим, глубоки взглядом. — Драко, о чем ты? Что значит, «если что случится»? — голос серьёзный. — Ничего, милый, — погладить по голове, успокаивающе. Он извернулся как кошка, сел на колени сбоку, схватил запястья. — Нет, это не «ничего», Драко! Почему ты так сказал? Выдохнуть, расслабиться, надеть самую позитивную маску на лицо. — Поттер, ну что ты волнуешься. Я теоретически. Правда, — не верит, вижу. — Просто, если вдруг, мне нужно будет уехать... Или ещё что... Гарри, я шпион на обе стороны. Да мало ли что может случиться в жизни! Мне будет спокойнее, если я буду уверен, что ты в безопасности. Он кинулся мне на шею, запустил пальца в волосы, поглаживая затылок. — Не волнуйся, Драко. Всё будет хорошо. Я умею вылезать из неприятностей... А если кто-то будет наезжать на тебя, будет иметь дело со мной, — рык из горла и снова успокаивающие прикосновение. Я уткнулся лицом ему в грудь, обхватил руками спину. — Хорошо, Гарри. Я это учту... — Никому не отдам тебя, — тихий шепот в ухо, горячее дыхание в шею. — Ты — мой, и только мой... Драко, я не хочу терять тебя... — гладит плечи, целует лоб, глаза, скулы. — Я не смогу без тебя... — проводит губами по краю подбородка, спускается на ключицы. — Я же с ума сойду... Пальцами по груди, едва касаясь, нежно, заботливо. Гладит руки, зацепляясь за край рубашки, пытается стащить её через голову. А я не сопротивляюсь. Я рад тому, что могу чувствовать его прикосновения, слышать быстрый, неразборчивый шепот. Горячие ладони обхватывают за талию, двигаются по спине и лопаткам, задерживаются на пояснице. Его тепло передается мне, мое холодное тело реагирует в ответ, нагреваясь, наполняясь искорками, огоньками, разбрызгивая магию вокруг. Одежда снимается легко. Она ненужная часть бытия. Его губы мягкие, немного суховаты. Нет ничего лучшего, чем они, скользящие вдоль моих ребер, опускающиеся на внешнюю обнаженную часть бедра. Мурашки по всему телу и легкая судорога, когда губы, наконец, достигают паха. Закрыть глаза, окунуться в ощущения, толкаться бедрами в ответ. Его руки на моих коленях, лодыжках, поднимаясь к животу, проводя невидимые дорожки, замысловатые рисунки на моем теле. А внизу живота уже скручивается спираль, давит приятная тяжесть. Он отрывается, смотрит мне в глаза и улыбается. Я киваю. Мы понимаем без слов. Он снимает свою рубашку, стягивает джинсы с бельем. Теперь мы только вдвоем и никого в целом мире. Нашем мире. Я переворачиваюсь на живот, зарываясь носом в подушку. Она пахнет Гарри...Чувствую его сзади. Осторожно пристраивается, успокаивающе гладит по бокам, по бедрам, целует в шею. Я зажмуриваюсь, как кот. Он не спеша вводит сначала один палец, потом второй. «Всё хорошо, милый, можешь не волноваться. Я готов». Он видит, что всё в порядке. Смазывает себя и аккуратно вводит член. Вспышка боли, и наступающее вслед наслаждение. Выдохнуть, прогнуться, качнуться назад, задержаться. Тихо, спокойно, плавно двигаться. Ощущать заполненность, единение с человеком, который самый дорогой для тебя, двигаться вместе с ним в едином ритме — это самое прекрасное, что есть в моей жизни. Он обхватывает меня сзади, прижимаясь грудью, вминая в кровать. Нос упирается мне в висок, руки блуждают на животе, опускаясь на светлые короткие волоски. Рука находит мой член, обхватывает, слегка сжимает, начинает движение. Ритм ускоряется, погружения глубже, амплитуда больше. Стоны срываются с губ. Мне не стыдно за проявление своих слабостей. Я растворяюсь в нем. Я отдаюсь целиком. Тело уже горит от его касаний — от него на моей спине, от его дыхания в ухо. — Я люблю тебя, Драко... Как же я тебя люблю... Тихое, почти неразборчивое. Но мое сердце бьется сильнее, дыхание окончательно сбивается, и я чувствую, как клубок энергии внизу живота, словно шар, лопается, даря облегчение, тепло, разливающееся к ногам. Подрагивают пальцы на руках, и я растекаюсь по простыне. Гарри несколько раз судорожно дергается на мне и тоже затихает, медленно переползая через меня, устраивается рядом. Гладит голову, целует в губы, улыбается. Я улыбаюсь в ответ. «Спасибо». ** Гарри Через большие окна проходят красновато-желтые лучи. Они опускаются на толстый ворс ковра, складываясь причудливыми рисунками, окрашивая комнату в теплые оттенки. На улице вечер, и маленькие зеленые листья на высоких деревьях, что тянутся к небу, прощаются с заходящим солнцем. Наверное, завтра будет жарко, потому что небосвод и редкие тонкие облака приобрели яркий, насыщенный цвет. Шарик медленно ползёт к земле, и я вспоминаю, что однажды, мы видели с тобой такой же закат. Это было в марте. Странными и необычными были эти два дня невиданного потепления. Мы сидели на балконе Астрономической башни, покрытые с головы до пят моей мантией-невидимкой. Был выходной, и ты предложил провести полноценный вечер вдвоем. Вдвоем... Эта мысль грела меня. Я тогда впервые осмелел настолько, что решился сам прикоснуться к тебе. Мои пальцы дрожали, а твоя кожа была холодной и безумно гладкой под моей ладонью. Ты улыбнулся и зажмурил глаза. Я гладил твои щеки, зацеплял ноготком пушистые реснички, проводил по прямому узкому носу, очерчивал подушечками пальцев тонкие бледно-розовые губы. Ты приоткрыл их и, высунув кончик языка, дотронулся до моей руки. Боже. Меня словно током прошибло. Я понял, что лицо заливает жар, постепенно стекая вниз живота, и подумал, что ты очень красивый в отсветах заходящего солнца. Твоя кожа словно впитывала этот свет, наполняясь, сверкая. Я любовался тобой, водил рукой по лицу и шее и думал, что под моими ладонями находится драгоценность, к которой я имею право прикасаться. Ты открыл глаза и улыбнулся. Я понял, что сказал это вслух... ...Уткнуться носом в теплый мягкий живот, провести пальцем линию по выпуклой тазовой косточке. Скользить по внешней стороне бедра, вытянуть руку, опустить под колено, потянуть на себя, согнуть. Потереться щекой о бок, слышать биение сердца, чувствовать пульс, ощущать дыхание. Он лениво гладит мои волосы, щекоча осторожными, невесомыми прикосновениями шею, очерчивает контур губ и подбородка. Серые глаза игриво смотрят на меня, в них отражается свет огня в камине, они становятся в оранжевую крапинку. Кожа приобрела слегка нездоровый розовый оттенок, сильнее выделяются темные круги под глазами. Я думаю, что я эгоист и собственник. Вот он, рядом со мной, но мне мало. Я с ним, но не могу надышаться, вижу — и не могу насмотреться, трогаю — и не могу насытиться им. Он мне нужен, как воздух — чтобы дышать, как ветер — чтобы ощущать, как вода — чтобы утолить ту жажду, что высушивает меня одиночеством без него. Он — жизнь. Обнимаю за талию, утыкаюсь лбом в грудь, сжимаю сильнее. Мой... Не отдам, не смогу. — Что случилось, Гарри? — тихий голос, он чувствует. Мотаю головой, не могу говорить. В горле встал ком. Он тянет меня за подбородок, заглядывает в глаза. — Скажи мне. — Я хочу быть только с тобой, всегда, понимаешь, — он кивает и улыбается. — Ты итак со мной. — Нет, ты не понял, — я начинаю краснеть. — Я вообще не смогу без тебя... никогда... теперь. Я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Всегда, — опускаю голову ему на живот. — Ты же понимаешь, что у нас нет будущего. — Понимаю... Но верить не хочу. — Я читал про одних магов... Нашел зимой в Малфой-меноре старые мемуары одного выжившего из ума волшебника... Они были из аристократических семей, оба. Имена, как ты понимаешь, не озвучивались, да это и не важно. Так вот, они любили друг друга и захотели провести жизнь вместе. Но на них ополчились родные, знакомые, запугивали шумихой в обществе и грандиозным скандалом. Они поняли, что никто не успокоится, пока не разрушит их «постыдную связь», — погладить по волосам, прижать к себе. — Тогда они решили не ждать этих униженийи боли от расставания. Они приготовили зелье Забвения — захотели стереть воспоминания друг о друге. Потому что жить и помнить, без возможности сделать что-то, было выше их сил... — Я не смог бы решиться забыть тебя, не смог бы сознательно вырвать сердце... — Вот и он не смог забыть... Сделал зелье, но не выпил. Притворился. И любил потом всю жизнь, сходя с ума от собственного бессилия. — А ты бы смог вот так заставить себя забыть? Зная, что не будет боли и мучений потом, когда зелье подчистую сотрет всё то, что тебе дорого? — вцепиться посильнее в обнимающие руки, волнуясь, ожидая неправильный ответ. — Нет, Гарри, не смог бы... — Вот, и я тоже, не смог бы... ** * — материал взят из Википедии. ** — идея взята из романа Барона де Куртнэ «Второгодники». **«Любовь — это жертвенность. Часто и эгоизм называют любовью. Только тот, кто по доброй воле может отказаться от любимого ради его счастья, действительно любит всей душой». (Эрих Мария Ремарк «Приют грёз»)
Как становятся героями? Кто дает им такие имена? Порой, люди называют так кого-то незаслуженно, лишь потому, что этот кто-то оказался в нужном месте и в нужное время. А тот, кто является истинным героем произошедшего, останется в тени, скрываясь, прячась. А иногда это необходимая мера. Ведь не каждый сможет понять, что даже самый ужасный человек способен совершить великий поступок. Людям спокойнее от их «правильных» мыслей, вписывающихся в их «правильные» рамки и «правильную» жизнь. Они верят в черное и белое, забывая, что есть серое... ** Гарри Я проснулся с мокрой грудью и головной болью. Снова кошмары. Снова кровь и смерти. Стены давят, давит безвыходность, бездействие и удушающее чувство тревоги. Гермиона всё отдалялась. Мы разговаривали с ней только по поводу ритуала и то несколько дней назад. Всё остальное я с ней обсуждать не хотел. Тогда, после нашего маленького скандала с ней в спальне пару дней назад, я убежал на квиддичное поле с тревогой в сердце, обидой в голове и какой-то пустотой на душе...Да, мне было стыдно за свои резкие слова и крики. Но мне так же было до безумия больно. Что она, как и Рон, предала нашу дружбу. Она не поймет, не захочет понять. Пусть и делала вид, что относится равнодушно к моему выбору «как жить», я всё равно замечал ее поджатые в недовольстве губы. Она верит директору, а я давно уже прошел эту стадию слепого, бездумного подчинения. Горькая мысль билась в голове: есть ли у меня теперь друзья, кроме Драко? Я не полагался больше на Герм. Не знаю, продолжает ли она искать что-то или нет. Хотя, зная её характер, думаю, что да. Я сам начал перерывать все подряд книги, которые притащили Гермиона с Добби из дома на Гриммунд плэйс, любую свободную минуту, каждый вечер, но так ничего и не находил. Как будто его специально стерли, вычеркнули из истории. А меня это напрягает. Я не хочу подвергать Драко опасности. Пусть даже этот ритуал предложил сам Дамблдор... Да хоть Мерлин! Я не успокоюсь, пока не буду точно уверен, что всё безопасно. Безопасно для него. На себя мне плевать. Я уже привык к роли смертника. Лишь где-то в глубине души сидит пока ещё искорка надежды. Надежды на лучшее, на счастье с ним. Я встал с кровати и подошел к окну. Солнце поднялось уже довольно высоко и постепенно движется к горизонту. Завтрак я безбожно проспал. И, кажется, обед тоже... С Драко мы разошлись только в восемь утра, до последнего стискивая друг друга в объятиях, словно эта ночь последняя, пытаясь не отпускать друг друга подольше, держать крепче, любить сильнее. Я знаю, что он меня тоже любит. И я вижу, что он боится это сказать вслух. У каждого своя фобия... Мне не нужны словесные доказательства. Мне вообще не нужны доказательства его любви. Я просто это знаю. Я просто это чувствую. Интересно, где он сейчас? Спит? Для меня этот месяц — словно вспышки света, урывками, видениями. На заднем плане маячат бессмысленные занятия и вечера за учебниками и пергаментом. Вьющиеся кольца распушенных волос Гермионы на её плечах и тихий шелест листов древних книг на моих коленях. Колючие глаза Рона и холодное покрывало моей кровати по утрам. Ветер под мантией и свист в ушах от полета метлы. И ночи, ночи, ночи, наполненные теплом, объятиями, влажными поцелуями и всхлипами. Тонкое тело в моих руках и тяжесть на бедрах, когда Драко приподнимается, двигается в такт моим толчкам, обжигающее прикосновение его ладоней к моей груди, горячее, сбивчивое дыхание в ухо, щекочущее кожу на голове. Его стоны и длинные ноги, обвивающие мои колени и голени. Иногда это медленно-тягуче, как тогда, когда простынь пропиталась потом от моей спины, а голова Драко была запрокинута, и я двигал рукой по его гладкому ровному члену, размазывая большим пальцем смазку на кончике головки. Или по-животному быстро, яростно и ненасытно, когда я набрасывался на него прямо возле двери, едва мы заходили под мантией-невидимкой в нашу комнату. Я стискивал его в объятиях, сминая бока, он срывал мою мантию и рубашку, сдирая кожу на плечах, оставляя рваные, неровные борозды на коже, и разворачивался лицом к стене. Мои укусы за светлую шею, почти до крови, слыша шипение сквозь стиснутые зубы, изгиб его талии и мой член, упирающийся в его округлые небольшие ягодицы. Я вцеплялся в них пальцами, тянул дорогую ткань брюк на пол, кидал в пространство позади себя, мял теплую кожу, оставляя красные следы от щипков, раздвигал полушария и, лишь чуть смочив себя слюной, протискивался в тугое горячее колечко сомкнутых мышц. Малфой чуть слышно ругался сквозь зубы, и его ногти впивались в обивку стены, но через минуту, он подавался мне навстречу, запрокинув светлую макушку на мое плечо. В такие разы его щеки были красные, зрачки расширены и радужка глаз почти черная, но он совершенно слетал с катушек, рыча и отдаваясь мне, казалось, по полной. После того, как оргазм накрывал нас с головой, вышибая весь воздух из легких и все силы из мышц, мы долго лежали на мягком ковре перед камином. Я гладил его волосы и чувствовал грудью теплую спину, а он прикрывал глаза, обвив своими руками мои, и проваливался в сон. Драко дарил мне себя, избавляя от мыслей и волнения. Оставался только он и наше безумие на двоих. Мне кажется, я никогда не смогу насытиться им. Словно горло иссушил жара пустыни, и его дерет от отсутствия влаги. Драко — как долгожданная спасительная вода для моего организма. Может, это всё гормоны, которые бурлят в моём теле, заставляя думать не головой, а членом, и почти постоянно, неистово, до одури дико хотеть его. Для меня новы и необычны все ощущения и звуки, я жадно ловлю его дыхание своими губами и вглядываюсь в каждую черточку такого уже знакомого лица, улавливая его настроение и душевное состояние по мимике, по оттенку серого в глазах, по напряженным и холодным, или мягким и податливым губам. По выпрямленной, как струна, спине или покатым плечам, опирающимся расслабленно на мою грудь. Я чувствую под своими пальцами, как вздымается грудная клетка, и резко замирает, если я глажу его живот, напряженный от моих прикосновений. Я запоминаю родинки, которыми усыпаны его руки и плечи, выпирающую косточку возле большого пальца и длинные узкие ладони. Сумасшествие, полное сумасшествие, когда он, выкручиваясь в моих руках, переворачивается на живот, оттопыривая зад, зарываясь носом в подушку, тянет руки к спинке кровати, хватаясь за край, прогибает поясницу. Какой к черту Хогвардс, Воландеморт, директор и весь мир? Я не думаю о них в этот момент. Пусть катятся на хрен! Передо мной лежит совершенство, от которого у меня срывает крышу и разжижается мозг. Только эта белая кожа, по которой так приятно скользить пятерней, по позвоночнику, от загривка к низу. Эта талия, которая кажется ещё тоньше, когда он расставляет ноги и выгибает руки так, что видны острые кости лопаток, очень похожие на прорезавшиеся крылья. Его волосы, разлетевшиеся по подушке, и трепещущие светлые реснички. Он начинает вилять бедрами из стороны в сторону и слегка постанывать, когда его член касается ног, поворачивает ко мне голову, смотря сквозь лезущую на глаза челку, выпячивает задницу ещё сильнее, приподнимая её, раскрываясь. Он знает, что меня это заводит, что я теряю голову и с каким-то утробным рыком наваливаюсь на него, подминая, подчиняя. А он и не против. Нагло трется о мой стояк, вызывая перед глазами белые вспышки удовольствия, жмурится, подается назад, почти насаживаясь на меня. Мне нравится смотреть, как мой член входит в него раз за разом, как стекают капли пота по его спине, в ложбинку между ягодицами. Как он впивается зубами в край подушки. А иногда я люблю смотреть ему в глаза, видя отражение его эмоций в зрачках, когда он кончает, заливая белесой спермой свой живот. Она теплая, и я размазываю ее кончиками пальцев. Он напрягается, сгибая ноги в коленях, гладит себя по бедрам, пока сокращается его плоть. Я целую его в лодыжку — изящную, с высоким сводом. Он дрожит и тянет ко мне руки. Я, наверное, никогда не перестану его желать... Мне чертовски нравится быть шестнадцатилетним парнем, думающим только об этом и забывающим, что вокруг продолжается жизнь. Моя жизнь сужена до размеров этой комнаты, его поцелуев и нашего оргазма. Мы забываемся, исчезая из этого ада, в котором барахтаемся. Мы ищем друг в друге то избавление от всех бед, которое так стремимся получить. Оставьте нас в покое, забудьте о нашем существовании. Он спасает меня от самого себя, от моего необузданного, неконтролируемого «я», от отчаяния. Я дарю ему радость и теплоту, заворачивая, словно в кокон, доказывая действиями и словами, что он не одинок. Я брежу им. Я зависим от него. Я его люблю. Я решил сходить в Выручай-комнату. Мне пришла в голову мысль, что книги из этой комнаты я ещё не просматривал на наличие надоевшего уже мне Заклинания. Натянул джинсы, рубашку. Красно-бордовое покрывало, скомканное в ногах, разбросанные вещи ребят на кроватях. Метлы Рона и Дина в углу комнаты. На подоконнике жаба Невилла. Вроде все такое близкое и родное, но, в тоже время, уже ужасно далекое, как будто из прошлой жизни и не со мной. В моем «мире» — темно-зеленое покрывало на кремовых простынях, желто-оранжевые сполохи огня в камине и большие окна, из которых хорошо видна полная луна. В моем прошлом — запахи выпечки дома Уизли, радость на лицах Рона и Гермионы и одинокие серые дни на Тисовой улице. В моем настоящем — запах жасмина от тонких, хрупких запястий, блеск серых глаз и жаркий шепот в темной комнате ночами. Я сунул мантию-невидимку в карман джинс и пошел на седьмой этаж. В замке почти никого не было. Теплая погода выманила большинство школьников на улицы. Делать уроки никому не хотелось, особенно в такой погожий выходной. Я смотрю в окна, проходя по длинному пустому коридору, и в душе словно лопается огромный мыльный пузырь, наполненный безмятежностью и счастьем. Впервые, наверное, за последний месяц, мне хочется вместе со всеми пойти к пруду, покидать в него камешки, вызывая рябь на зеркальной глади воды, вспугнуть рыбок, плавающих на мелководье. Мне даже будет пофиг на стандартные уже взгляды — озлобленно-равнодушный Рона, обиженно-грустный Гермионы и безучастный однокурсников. Мне даже не хочется летать сегодня, а только нежиться под ласковыми теплыми лучами солнышка и мурчать от удовольствия, как кот. На плечо легла легкая теплая ладошка. Я обернулся. Серые глаза Полумны, казалось, смеялись. — Привет, Гарри. — Привет, Луна. — Тебя искала Гермиона. Я видела её в библиотеке... — я кивнул, и она перевела взгляд в окно. — Погода хорошая. Я пойду кормить фестралов. Хочешь со мной? Я мотаю головой и бреду дальше по коридору, оставляя девушку позади. — Пока, Гарри... За что я люблю Луну, так это за её незаметность. Она как нечто эфемерное. Пролетает мимо, никогда не прицепляясь надолго, одаривает какими-то сюрреалистичными ощущениями и так же мгновенно исчезает. После нее остается привкус таинственности и спокойствия. Я дошел до нашей комнаты и побродил перед входом. Материализовалась дверь. На большом бордовом кресле валялась сумка Драко. Интересно, я вот не помню, забывал ли он её утром? Или он приходил уже сегодня днем сюда? Мантия небрежно перекинута через подлокотник. На улице тепло, и большинство учеников рассекают в рубашках и легких кофтах. Перо и чистый лист пергамента на столике и небольшая книжеца в кожаном переплете. Это его дневник, я знаю. Как же хочется в него заглянуть, хоть одним глазком. Я мог бы узнать, что на самом деле думает Драко, скрывает за маской невозмутимости и холодности. Ведь фиг я дождусь от него откровений. Хотя, стоит признаться, эта черта мне в нем тоже нравится. Интригует, когда в человеке есть какая-то загадка. Мои руки тянутся к тетради, но я останавливаю их. Как же тяжело. Но если он узнает, что я читал, то просто убьет... Это, если честно, останавливает. Всё в этой комнате говорит о том, что хозяин здесь, просто вышел на секундочку. Всё естественно и просто. Мне уютно в нашей комнате, в нашем маленьком мирке. Но здесь нет ничего моего... Я решаюсь вернуться в гриффиндорскую гостиную и перенести сюда что-то, что напоминало бы обо мне. Так, как будто мы обустраиваем нашу комнату с ним, наше жилище. Я лег на кровать, свесив ноги и раздумывая, что бы выбрать. Ладони гладили теплое плотное покрывало, пробираясь к скользкой шелковой ткани простыни. Я закрыл глаза, вспоминая, как лежал здесь ночью, обнимая Драко со спины, и слушал его сонное дыхание. Он только заснул, когда начал подниматься шарик солнца над горизонтом. Он долго терпел, боролся с сонливостью и закрывающимися от усталости глазами. Вскоре сон сморил, и он уютно устроился в кольце моих рук. Предплечье под тяжестью его тела затекло, и его начало покалывать, но я не шевелился, боясь разбудить моё чудо. Я, наконец, поверил, что это реально, что он со мной. Что всё то, что произошло после дня Валентина, было на самом деле, а не плод моей расшалившейся от отчаяния фантазии. Он был рядом, теплый, живой и такой любимый. Я легонько поцеловал его в макушку и тоже заснул, чтобы уже через пару часов целовать его возле входа в слизеринские покои. Глаза снова слипались. Сказывались ночи, проведенные не совсем по назначению, и сон урывками, по несколько часов. Я повернул голову и прикрыл веки, поддаваясь чувству спокойствия и умиротворенности. В носу витал запах жасмина от его подушки, а перед глазами представали вполне себе интересные сценарии проведения этого вечера, а, возможно, и ночи. Проснулся я спустя несколько часов. Солнце приблизилось к горизонту, окрашивая рваные облака в ярко-красные всполохи. Закат... Легко поднялся с кровати, провел подушечками пальцев по обложке дневника и поплелся на выход. Где же Драко? Почему до сих пор не пришел? Я уже почти дошел до лестницы, когда услышал позади себя шаги. Может, это он, просто пошел другим коридором и разминулся со мной? Я развернулся и поплелся назад. Впереди замаячила фигура в белой рубашке и дорогих черных брюках. Хотел уже было открыть рот и крикнуть, но понял, что волосы этого парня темные... По коридору шел Теодор Нотт, сжимая в руке палочку. Я замер. Он тоже остановился. Прошел перед стеной три раза, о чем-то сосредоточенно думая, и посреди каменной кладки начала появляться большая дверь. Черт, что творится?! Я застыл за поворотом. Дверь открылась, иНотт вошелв нее. Что он забыл в Выручай-комнате? Я накинул мантию-невидимку и побежал к стремительно закрывающейся створке. Мне повезло: слизеринец, похоже, был уверен, что за ним нет хвоста, и даже не озаботился проследить, захлопнется ли дверь. Я протиснулся в щель и застыл, пораженный увиденным. Мне предстала Комната Забытых вещей во всех своей красе. Как Нотт узнал о её существовании? Как смог пробраться сюда? И как часто он уже был здесь? По-видимому, довольно часто, судя по тому, как уверенно он шел вглубь комнаты, лавируя между грудами старого мусора, как подходил к Исчезательному Шкафу и открывал дверцу. А далее, я мог только догадываться, что произошло. Потому что он вошел в Шкаф и закрыл за собой дверь. Я постоял минуту в укрытии и только потом двинулся вперед. Звуков из него не доносилось, и я, вытащив на всякий случай палочку, аккуратно взялся за круглую ручку. Шкаф был пуст... Я сел на пол и обхватил голову руками. Что же это значит? Нотт переместился в «Горбин и Бэрк», где, по рассказам Драко, был шкаф-близнец. А, значит, он знал о его свойствах, знал, что он уже работает, и, получается, знал, что именно Малфой его чинил. А как он это узнал? Следил? Скорее всего. Тогда он мог увидеть не только Драко, выходящего и входящего в эту комнату, но и... меня. А точнее нас... Вот бл*ть! Я вскочил на ноги и ринулся к кабинету директора. Нужно было срочно сказать Дамблдору об этом, предупредить. Ведь не просто так слизеринец исчез из школы. А, если он докладывает Воландеморту и в курсе всей «миссии» Драко, то, видя, что он не особо горит желанием побыстрей исполнить свой долг для господина, решит всё организовать сам и проведет Пожирателей прямиком в Замок? Этого нельзя было допустить. Школьники ещё в Хогвардсе, мать Драко только позавчера удалось увезти из Мэнора, но её ещё не доставили в безопасное место. Ничего же не подготовлено! Я, конечно, понимал, что, возможно, излишне паникую и преувеличиваю, но не покидающее чувство тревоги, которое витало весь последний месяц вокруг меня, теперь сконцентрировалось и неприятным сгустком осело где-то в грудине. Я точно был уверен, что что-то сегодня произойдет. Два пролета вверх, длинный коридор, три поворота и я упираюсь в винтовую лестницу и двух горгулий по бокам. Чёрт, я же не знаю пароль! Макгонагалл... Разворачиваюсь, бегу к кабинету трансфигурации. Мне повезло. Профессор была там и проверяла последние контрольные в этом году. — Профессор! -Мистер Поттер? — она подняла на меня внимательные зеленоватые глаза.— Что-то случилось? — Мне нужен директор Дамблдор. — К сожалению. Я не могу вам помочь. — Это очень важно! Он мне нужен прямо сейчас! — Мистер Поттер, я ещё раз повторяю. Я не могу вам помочь, — её губы сжались в тонкую линию. — Его нет в Замке. — Что?.. Я застыл. Что же делать? — Профессор Макгонагалл, вы в курсе ситуации с... Малфоем? Она склонила голову набок. — Что вы имеете в виду? — Насчет его «миссии» и совместного плана с директором. — Да... Но, откуда вы... — она приподнялась со своего кресла. — Вы не должны знать об этом. — Но, так получилось, что я в курсе, — я приблизился к столу. — Профессор, всё пошло не по плану. Надо срочно связаться с директором и Орденом Феникса. — Мистер Поттер! Я не знаю, откуда вы владеете такой информацией, но давайте не будем спешить. Сядьте и расскажите всё по порядку. Я плюхнулся на первый попавшийся стул, который жалобно скрипнул подо мной, рассказал, что видел в Выручай-комнате. — Профессор, понимаете, он может привести Пожирателей в замок. Сам. Не дожидаясь действий Драко. Нотт импульсивен, высокомерен и заносчив. Ему вполне может придти в голову покрасоваться и выслужиться перед Воландемортом. И, если это произойдет, то все — вся школа, все ученики в ней — будут подвержены опасности. — Мистер Поттер, но если вы ошибаетесь... — Я не ошибаюсь, профессор! Поверьте! Это так! — Почему вы так уверены в этом? — Я это чувствую! — Это ещё не причина, чтобы принимать необдуманные решения. — Чёрт! — я вскочил со стула и принялся ходить по проходу, сжимая кулаки. — Мне снятся кошмары. Почти постоянно в течение этого года. Помните, как тогда, с мистером Уизли? Я приврал, но понимал, что только так смогу хоть чего-то добиться от нее. Я закрыл глаза и замер перед Макгонагалл. — Я вижу день, когда в стены этого замка приходит зло. Оно несет с собой только разрушение, профессор. Там ничего нет. Только кровь, смерти и пепел. И яркое, наверное, летнее небо, закрашенное кровавым закатом. Я не хочу, чтобы это стало явью, понимаете?! Зеленые глаза профессора смотрели испуганно и были широко раскрыты. Макгонагалл стояла, вцепившись пальцами в край стола. Её палочка ещё в начале моей отповеди выпала из рук на парту. — Мистер Поттер... — Профессор, поймите. С вами или без вас, но я найду способ связаться с Орденом. Просто, надеюсь, что вы мне поможете. И это произойдет несколько быстрее. — Гарри, я... Дверь хлопнула, и на пороге возник Снейп в развивающейся мантии. — Минерва, мне срочно нужен Альбус! У нас... — его взгляд остановился на мне. — ...плохие новости... Поттер, что вы здесь забыли? — он посмотрел на Макгоннагалл. — Минерва?.. — Северус... Теодор Нотт только что активировал Исчезательный шкаф и перешел. Поттер был свидетелем. — Он тоже знает?! Мой крик прогремел взрывом в тишине помещения. Снейп поморщился. — Наверное, вы никогда не научитесь уважению, мистер Поттер, а так же тому, как надо обращаться к людям старше вас... Но сейчас это не имеет значения. Я застыл. Что? Я не ослышался? — Минерва, Лорд идет в нападение. Я только с собрания. Он держал всё в тайне до последнего момента, как будто чувствовал что... — О, Мерлин! Она осела на стул и опустила ладони на стол. — Минерва, я свяжусь с Орденом. Вы установите хоть какую-то защиту и постарайтесь собрать учеников и увезти их куда-нибудь в безопасное место. — Куда?.. — Профессор, — я посмотрел на Макгонагалл — она как будто за минуту постарела лет на десять. — Я знаю тайный ход в Хогсмид через Сладкое королевство. — И почему я не удивлен? — язвительность Снейпа бесила. — Северус! — быстрый взгляд на профессора, потом снова на меня. — Показывай, Гарри. — Поттер, — тяжелая ладонь легла на плечо. — Найди Драко. Его надо отправить к матери. Темные глаза на миг задержались на мне. В них мне показалась тревога и грусть. Я дернул плечами, кивнул и пошел следом за Макгонагалл. В голове бились панические мысли. Я не видел Малфоя с утра. Где он мог быть — понятия не имею. Хотя, кажется, он хотел сходить с Забини в Хогсмид. Хорошо бы он там и оставался. Я совсем не хотел лицезреть его тут, когда такое намечалось. Уж лучше подальше и в безопасности. Но в словах профессора был смысл. Лучше всего было бы переправить Драко к матери. Значит, необходимо было найти и как можно скорее. Я показал Макгонагалл проход в Хогсмид и побежал в сторону выхода из замка, когда до меня донесся крик. ** Драко Я брел по улице, неся в руках объемные пакеты. Мне на ум пришла великолепная идея порадовать Поттера. У него же нет ничего своего. Всё с плеча его идиота-кузена. Несколько шмоток подходящего размера, новые кроссовки, раз он их так любит, ботинки. Продавщица, конечно, немного удивилась выбору не моего размера, но компетентность не позволила высказать ей свои умозаключения вслух. Ведь могут, когда хотят, не совать нос не в свое дело. Хороший магазин. Надо будет ещё зайти. Чтобы такого организовать сегодня в Выручай-комнате? Кажется, я забыл там накануне свои вещички. И дневник... Вот чёрт! Только бы Поттер не сунул туда свой любознательный нос. Я надеялся на его гриффиндорское чувство справедливость и честности, но поторопиться всё же стоило. Мы проводили с ним в последнее время не так много вечеров вместе. То контрольные, то мои проблемы с факультетом. Впринципе, я поймал себя на мысли, что мне становится плевать на всех. Я вижу их только этот год. На седьмом курсе вообще не факт, что я снова буду учиться здесь. Как повернется всё? Ничего не понятно. Главное, я сделал всё, что от меня требовалось. Обезопасил мать — её надежно спрячут, и закончил приготовления к самому ритуалу Огненного Сердца. Останется только прочитать Заклинание. Надеюсь, всё же сможем избежать этого. Я не хочу, чтобы Гарри подвергался опасности. Иногда мне хочется, чтобы о нашем существовании просто забыли. Как будто нас нет. Только мы вдвоем во всем мире. Мы отгораживаемся от него в нашей комнате и забываемся на время. От заката до рассвета... «Только при наступлении темноты, я бьюсь в этом пламени. Теперь я знаю её настоящее имя. Можно не оставить от её храма и камня на камне, но она всё равно вернётся. И всё равно станет царицей Моего сердца. Потаённая, тёмная и одинокая часть меня жаждет её и ждёт наступления темноты»*. Он — моё персональное сумасшествие и избавление. Может, это и нормально в нашем возрасте кидаться из крайности в крайность и сходить с ума от чувств, обитающих в нас. Только они такие яркие, живые, их грани острые, оставляют на коже глубокие следы-порезы. Чтобы память не забыла, чтобы тело помнило, а разум знал. Чтобы ощущать его запах и понимать, что от этого кружится голова, ловить робкие взгляды и каждой клеточкой тела ждать его прикосновений. Пусть я романтический идиот, педик и ничтожество в глазах остальных. Главное — его мнение, главное — его глаза и руки, главное — его жизнь... И мне больше ничего не надо. Меня догнала Панси и пошла рядом. Она опустила голову почти к груди и теребила край зеленой кофточки. Вспышки заклятий я увидел уже на выходе их Хогсмида. Они летали над кронами деревьев, над остроконечными верхушками замка. Тут же от земли начал подниматься защитный купол Протего Максима. Его ровные гладкие края блестели серебром вперемешку с золотом в лучах заходящего солнца. Что произошло?Неужели, что-то пошло не так, и Пожиратели проникли в Замок? Я же починил Исчезательный Шкаф. Мог ли он заработать сам по себе? А если это действительно так, то... Там же Гарри! С конца улицы послышались крики и хлопки аппараций. Я заметил двоих Пожирателей Смерти в черных длинных мантиях. — Панси, убегай отсюда. Она подняла на меня испуганные, широко раскрытые глаза и оглянулась назад, потом снова ко мне. — Драко... Я кинул сумки на землю и схватил её за плечи. — Панси, если хочешь жить, убирайся отсюда как можно скорее, — поднял за подбородок вверх, чтобы видеть лицо. Она дрожала в моих руках. — Куда... — Беги в дома, спрячься в них. Я оттолкнулся от нее и направился в сторону замка, вынул палочку из кармана. Заклятия доносились сзади и были довольно далеко. Надо было успеть в Замок. Хотел побежать, но меня схватила тонкая ладошка. Панси смотрела настороженно, сжимая в руках палочку. — Не ходи за мной, Панси. — Нет, я с тобой. — Ты не понимаешь моих слов? — я смотрел на нее злыми глазами. Она стояла, скрестив руки на груди, и глядела на меня из-под сдвинутых бровей. — Драко, куда ты? Зачем тебе туда? — Это не твое дело! Просто убирайся отсюда! Она ещё ниже опустила голову. — Нет... Я чуть не взвыл от досады. — Да плевать! Я побежал по дорожке из Хогсмида. Но через минуту с ужасом понял, что Панс следует за мной. — Какого Мерлина, ты бежишь за мной, идиотка?! — Драко, Драко, нет, нет, нет! Не надо, остановись! — крик Панси резал по ушам. — Отстань! — Драко, не надо! Я не могу тебя отпустить, пойми! Я же... я же люблю тебя! И ты... Я резко затормозил и развернулся к слизеринке. — А я не люблю тебя, дура! Не люблю! — А как же... А кого?.. — слёзы катились большими каплями по её щекам. — Не тебя!!! — И к ней ты бежишь, да? А как же я?! Я же ждала тебя! Всё это время! Я хотела тебя! — А я не хочу! И никогда не захочу! Панси плюхнулась на землю голыми коленками и закрыла красное лицо ладонями. Её плечи тряслись от рыданий, а волосы раскинулись черными прядями. Я понесся в сторону Замка. Плевать на Паркинсон! Плевать на всех! Мне надо было попасть в Хогвардс. Мне надо было найти Гарри. Возле ворот меня перехватил Забини, намертво вцепившись в руку. Да что же все меня сегодня пытаются остановить! — Драко! — Блейз, пусти, мне нужно в Замок. — Остановись! — Ты не понимаешь, Блейз, мне надо! — К нему? — Что?!.. Я затормозил и уставился на слизеринца. — Да уже половина факультета знает, что ты не ночуешь в своей гостиной! — Блейз, ты сказал «к нему»... — К Поттеру! Ты же его бежишь спасать. — Ты... откуда... — Я видел вас однажды утром, когда возвращался из гостиной хаффлпаффа, — он опустил голову. — Я же говорил тебе, Драко, говорил. Что видят, замечают! Мерлин, почему же ты меня не слушал?! Я вцепился пальцами в волосы. Что же... как... Поднял на него взгляд. — Мне плевать! Мне надо к нему попасть! — На подходах Пожиратели. Хочешь к ним в ручки, да, Драко?! Блейз почти орал. Я отшатнулся. Нет, нет, ни к ним! Отрицательно мотнул головой. Мысль пришла внезапно. Хижина! Я развернулся и побежал к Визжащей хижине. Достать палочку. Рука трясется. Сердце готово вырваться из груди, бьет набатом. В голове звенит. Плевать на грязь под ногами, и дикую боль в вывернутой случайно ноге. Взорвать дверь Бомбардой, подбежать к подземному лазу. — Драко! — Черт, Блейз! Какого Мерлина, ты всё ещё тут? Вали отсюда! Ты что, не понимаешь, что тебя могут убить, если только ты сам не встанешь на сторону Лорда, напялив белую маску! Я смотрел на слизеринца, он на меня. — Я не пойду к ним! — губы сжаты, палочка подрагивает в руке. Я отшатнулся. — Ты... ты против Лорда? — А ты как будто «за»! Он крикнул, пнув ногой деревянную стену. — Нахрен войну! Пошло оно всё! Пусть катятся! Это не моя бойня, не наша, Драко! — Тогда какого пса ты тащишься за мной? — У тебя одного, что ли, там любимый человек?! Я широко распахнул глаза. — Блейз... — Она сказала, что будет ждать меня возле озера, на нашем месте... Мне надо к ней. Мы убежим с ней... в наш дом... Я неверяще покачал головой. — Ты знаешь путь в Замок, Драко? Я кивнул. — Проведи меня и тогда, потом... свяжись со мной... Я помогу, чем смогу... Я кивнул и, преодолев отделяющее нас расстояние, крепко обнял Блейза. Он замер, но потом нерешительно похлопал меня по плечу. — Спасибо... Забини... — Драко... Пошли... Я неловко отодвинулся и ринулся по проходу. Я решил пойти на Астрономическую башню, если не удастся найти Поттера. Всё же, мы с ним часто там проводили время, и он, возможно, догадается искать именно там... Я очень надеялся, что он найдет... ** Гарри Крики доносились с лестницы. Я слышал женский визг и детский плачь. Неужели мы опоздали, и Пожиратели настолько быстро пробрались в Замок. Я побежал снова вверх по лестницам, в обход, по коридорам. Навстречу мне спешили Шелкботт, Люпин, Тонкс и группа авроров. Видимо, Снейп успел позвать Орден Феникс. — Гарри! Люпин подлетел ко мне, крепко обняв за плечи. — В чем дело? Мы слышали крики. Я кивнул. Остальные тоже подбежали, с палочками наготове, столпились вокруг меня. — В Хогвардс могут проникнуть Пожиратели Смерти. — Да, нам Снейп сказал, что... Кингне успел договорить. Из-за поворота выбежали первогодки, в слезах и драных мантиях. Следом неслись Пожиратели, раскидывая их легкими Ступефаями. Во мне словно огонь зажгли. Как у этих тварей только рука поднялась на детей! — Ублюдки! Я послал в них Экспеллиармус, и услышал бешеный рык Кингсли. Его палочка с чудовищной скоростью описывала восьмерки и круги, расшвыривая заклинания в темные фигуры. Я не отставал. В мозгу — словно вулкан из гнева и злости. Они напали на школу, они подвергают учеников опасности из-за прихоти какого-то психопата. Это уже не люди. Звери. Чудовища. Убить! — Петрификус, Инкарцеро! — Бомбарда! — Тонкс выкинула руку вперед. Часть стены отвалилась и тут же засыпала пробегающих мимо нее двух Пожирателей. Они споткнулись, упали и замерли, не двигаясь. Ещё четверо убежали в боковой проход. Дора и часть авроров ринулись за ними. — Кингсли, Люпин! — голос Макгоннагалл с другого конца коридора. — Минерва! — Я поставила общую защиту, но она очень слабая. Ремус, как только сможешь, пожалуйста, поставь ещё свою, — он кивнул. — И ещё, мистер Шелкботт, Пожиратели аппарируют на окраину Хогсмида и направляются в замок. Пока мы их сдерживаем. Некоторые старшекурсники... помогают... Но, Кинг, мы не справимся сами. Голос декана задрожал, и она оперлась рукой о стену. Шелкботт кивнул и повернулся к одному из авроров. — Маркинсон, быстро в камин. Свяжись с Министерством. Пусть срочно высылают людей. Помоги Грюму. Он уже там. Тот кивнул и побежал вниз по лестнице. Минерва ушла следом. — Чёрт, откуда они взялись в Школе? Не успели же они пройти всё это расстояние от Ворот. Боже, я же совсем забыл про Шкаф! — Ремус, нам надо наверх. Они выходят из Исчезательного Шкафа! — Откуда? — темнокожий аврор развернулся ко мне. Я отмахнулся и побежал к лестница. — Быстрее, за мной! Нам надо перекрыть им выход! — Гарри, подожди, ты уверен? — Да, я уверен! — развернулся, посмотрел на Люпина. — Ремус, поверь! — Ладно. И мы побежали. По лесенкам, коридорам, на седьмой этаж. Но мы опоздали. Из больших кованых дверей выбегали Пожиратели, рассеиваясь по этажу. Я выпустил заклинания, подбегая ко входу. Какое-то сумасшествие вокруг. Всё взрывается, рушится, лучи летают над головой. Тело ломит от ушибов и ссадин. Кто-то кинул режущее, и я, не до конца увернувшись, упал на колени, зажимая плечо ладонью. Сквозь пальцы лилась кровь. Нас практически прижали к стене, но мы ещё яростней отбивались. Остались четверо. — Закрой Шкаф! Перекрой выход из Шкафа! Кингсли орал, что есть мочи, но его голос тонул в громких хлопках заклятий. Долохов ринулся к Шкафу и через секунду исчез. Чёрт! Он же приведет подкрепление! Нас теснили, отделяли от трех авроров и Люпина в центре комнаты. Яркие лучи летали, как сумасшедшие, проносясь над головами, сшибая старую мебель. Два зеленых луча врезались в тела молодых людей, и авроры повалились на пол. — Нет, нет! Андерсон! — крик Шелкботта казался рыком разъяренного животного. Слева пробежала неясная тень и, обернувшись, я узнал в ней Теодора. — Кингсли, мне надо... — Беги, Гарри! Мы справимся! Я ринулся за Ноттом, который уже мчался по лестницам вниз к Большому Залу. — Стой, сука! Ярко-красная вспышка пронеслась у него над головой, и он обернулся, пригибаясь за поручнем, но, увидев меня, рванул со всех ног дальше. Я бежал, но совершенно не успевал за ним. Он пронесся мимо Зала, спеша в сторону Виадука. На другой стороне деревянного моста летали лучи заклинаний. Видимо, туда перенеслась часть сражения. Нотт направился к лесенкам, пытаясь перебежать на другую сторону и затеряться среди сражающихся. Наверное, у него совсем мозги от страха отшибло, раз он не понимает, что может оказаться в еще худшей ситуации. Или попадет под заклинание, не исключено, что от своих же. Меня, если честно, не особо волновало его душевное состояние. Единственное, что я сейчас желал — поймать эту тварь и душить собственными руками, пока он не начнет хрипеть и оседать под моими ладонями. Я не мог простить ему, что это он привел первых Пожирателей в Замок, и все последствия, которые теперь разворачивались перед моими глазами. То тут, то там завязывались ожесточенные бои. Высокие фигуры в черных мантиях сновали от угла к углу, прятались за заграждениями и посылали красные лучи во всех, кто попадался им на пути. Дети, школьники, взрослые. Все, кто остался в Замке и ещё не успел переместиться в Хогсмид. У входа на территорию школы, были видны вспышки заклинаний. Белые, желтые, серебристые лучи проносились в кронах деревьев. Я надеялся, что это долгожданное подкрепление из Министерства. Только вот до самого Замка им было ещё слишком далеко. Полупрозрачный купол защиты над Зданием, возведенный Макгонагалл и Флитвиком, покрылся трещинами и истончался на глазах. Мощности не хватало. Там, где края уже не доходили до земли, пробегали Пожиратели, спешащие на помощь к своим. Троих я видел слева от себя — они бежали в сторону Главных ворот. Сзади раздался взрыв такой силы, что меня буквально снесло ударной волной с ног и протащило вперед до лестниц на Виадук. Нотт впереди зацепился и упал, врезавшись головой в перила. В ушах шумело, и я почти ничего не слышал. Голову словно набили ватой. Я осторожно приподнялся на локтях и обернулся. Бомбарда Пожирателя попала в Башенку сбоку от входа и, срикошетив, зацепила всю площадку перед входом, повалила колонны. Сам виновник лежал под грудой глыб. Двое других его приятелей даже не посмотрели на распростертое тело и побежали дальше, внутрь. Я поднялся на корточки и глянул вперед. Нотт постепенно приходил в себя, сидел и мотал головой из стороны в сторону. Увидев меня, тут же вскочил на ноги и вскинул палочку, пятясь спиной и прихрамывая на левую ногу. Он цепляется пальцами за поручень. — Отвали от меня, Поттер! — Да щас, размечтался! Выставляю палочку вперед, медленно двигаясь к нему. Нас разделяет слишком большое расстояние. Но сейчас Нотт понимает, что если развернётся спиной, то получит проклятье меж лопаток. Он становится на середину и вытягивает руку. По моей шее движется неприятный холод, сигнализирующий, кажется, на подсознательном уровне, об опасности. — Давай, Поттер, что же ты стоишь? — оскал на лице, и я киваю сам себе, подтверждая догадку. — Иди сюда. Ты же так жаждешь покарать того, кто подпортил тебе твою спокойную размеренную жизнь. Ничего, скоро придет Лорд, и тогда ты и всё это грязное отребье будете валяться у его ног, прося пощады. Только он не услышит вас, мерзких созданий! Он не станет марать о вас руки, потому что вы и мизинца его не стоите. Он — великий волшебник. Шальная улыбка на искривленном гримасой лице. Боже, кто же ему так мозги-то промыл? Может, сам Воландеморт? — А что, неплохая из тебя шавка-то получилась, Нотт. Вон как хвостом виляешь, при воспоминании о своем хозяине, — я говорил зло, выплевывая слова. — Только мне пофиг на то, что вы там считаете. Я не перед кем преклонять колени не собираюсь. И уж точно не перед убийцей, извращенцем и психопатом. Теодор мерзко захихикал. — Это кто ещё у нас тут извращенец. Я застыл. Что?! Рука Нотта, с зажатой палочкой двинулась, и я инстинктивно поставил Щит, самый мощный, на который был способен. В меня летит заклинание и рикошетит назад. Слизеринец уворачивается, но его успевает достать мой Ступпефай. Он отлетает назад, врезаясь позвоночником в деревянный балки, иобвисшая плетью рука, с палочкой и почти выпущенным новым заклинанием, опускается. Выплёвывается смесь искр, порошка и огня. Я чувствую под ногами дрожь и вижу, как доски под ним ломаются, освобождая путь огню, который как голодный зверь начинает сжирать пол моста. Краем глаза замечаю размытую, неясную фигуру в жадных языках пламени, и перепонки разрывает надсадный ужасающий крик. Я пытаюсь закрыть уши кулаками. Не должны так умирать дети! Пусть даже и предатели, и меркантильные идиоты, не понимающие ещё, что в этом мире на самом деле важно. Но не смерть! Не это! Не так! Я разворачиваюсь и бегу назад. Возле замка — крики и вспышки заклинаний, толкотня. Боже! Что происходит? Школьники бегут к Главным воротам со стороны Хогсмида. Это, видимо, те, кто гулял сегодня в деревеньке. Их догоняет группа авроров, отбивающихся от Пожирателей в черных длинных мантиях. Яркие лучи проносятся так часто, что попадаю во всех без разбора. Дети, не видя их, не успевая увернуться, падают на пыльную голую землю. Я только верю, что они придут в себя, потому что не было зеленых смертельных лучей, попадающих в них. Бегу в замок. Меня нагоняет Грюм. — Гарри, ты как? — Нормально... Кингсли... На седьмом этаже... Ему помощь нужна. Аврор кивает. — Скоро подкрепление прибудет. Министр поднял всех на уши. Пожиратели отбиты от Хогсмида. Они все здесь. Но скоромы их задавим, Гарри! Я рассеянно киваю и вбегаю вместе с ним в Большой зал. В нас почти попадают заклятия с трех сторон, но мы успеваем увернуться в последний момент. Я прячусь за перевернутым столом и кидаю в черную мантию Петрификус. Пожиратель неловко заваливается вбок. Грюм вырубает ещё двоих. — Где директор? — Он будет, Гарри, скоро будет, — со стороны входа слышится топот ног, и новая группа Пожирателей бежит на подмогу. — Гарри! — низкий бас Кингсли от двери. — Нормально?.. — Да. Что со Шкафом? — Нас выкинули из комнаты, но мы успели подпалить её. Там всё было в огне, когда мы уходили. Зеленый луч проносится над нашими головами, и мы, пригибаясь, кидаем заклинания в проход. Пожиратели напирают. Снаружи снова слышатся взрыв и грохот. Похоже, от площадки вообще ничего не осталось. Запах гари упорно лезет в нос. Левая рука болит нещадно, но я пытаюсь выкинуть это из головы. — Гарри, там подоспели Уизли, Джордан и Вуд. Они на третьем этаже, зачищают замок. Иди к ним. Мы справимся. Он выпустил Ступпефай и Инкарцеро в ближайшего Пожирателя, и я смог выскочить в коридор, наградив напоследок одного Замораживающим. Он неопрятной кучей осел на пол. Побежал наверх. Близнецы нашлись почти сразу, вместе с Ли. — Гарри! — Фред, Джордж! — Вуд пошел в боковой проход. Догони его. Я кивнул и понесся в ту сторону. В конце коридора я увидел сгорбленную фигурку Паркинсон. Она сидела в нише для доспехов и прижимала к себе ноги. Грязная юбочка разодрана, на коленках красные глубокие царапины. Волосы спутаны, в грязи и крошке камня. Она трясущимися ладошками держалась за плечи и искала глазами кого-то. Мне было её... жаль? Я подскочил к ней и присел на корточки. — Паркинсон! — она перевела на меня почти расфокусированный взгляд. — Ты чего тут делаешь? — Побежала за ним... Искала... Его ищу... — она всхлипнула и потерла тыльной стороной руки покрасневшие глаза. — Драко... Он пошел сюда... Он искал кого-то... А я... — Драко здесь?! Я оцепенел от страха. Он не должен здесь находиться. Он должен быть как можно дальше отсюда. Зачем... Зачем?! — Какого чёрта он попёрся сюда?! — я двинул кулаком по полу. — Драко..? — я перевел взгляд на суженые глаза слизеринки. — Ты сказал «Драко»? Чёрт! Её глаза расширились, и она наклонилась вперед, становясь на колени, упираясь в пол ладонями. — Он же к тебе бежал, да?! — её губы затряслись. — Он тебя искал, грёбаный ты ублюдок, Поттер! Он к тебе по ночам бегал! Я поднялся на ноги, пятясь от девушки. Она, кажется, не замечала ничего. Её глаза смотрели в пол, а ногти скребли большие камни, выдираясь с кровью. Слёзы беспрерывно катились по щекам. — Любит, любит! Тебя! Какая же я дура, ревновала его! — она упала головой вниз, сжимаясь в комок. — Убирайся, Поттер! — подняла взгляд на меня. — Убирайся!!! Я кинулся в сторону лестниц. Если Драко пришел сюда, мне надо его найти как можно быстрее. Я ведь свихнусь, если с ним что случится. Нет, нет, только не паниковать! Я не выдержу реальности моих ночных кошмаров! Только не с ним, не сейчас, когда у нас всё стало хорошо. С ним, с любимым... ** Выскакиваю на улицу. Вокруг всё в огне, полыхают деревья Запретного леса, озаряя вспышками округу, яркие оранжевые искры срываются с макушек, разлетаясь брызгами, утопая в траве. Блестящая гладь озера, словно зеркало, отражает ярко-красные языки пламени и светло-серебристые шары осыпающегося защитного купола. Он хлопьями слетает вниз, исчезая, растворяясь. Площадка перед главными дверями уничтожена полностью. Бомбарда Максима, выпущенная тем Пожирателем, разнесла всё к чертям. Арки разрушены, превратившись в груду камней, вперемешку с сухими сломанными ветвями дикого винограда. Передо мной на коленях стоит Невилл над чьим-то телом и трясет за плечи, плачет. Я на ватных ногах подошел ближе. Лежала Луна. Белые волосы веером рассыпались по земле, пряди слиплись, погруженные в темно-красную лужу. Голова повернута, глаза широко распахнуты, смотрят на Невилла. Его плечи трясутся. Он поднимает взгляд на меня и непослушной рукой показывает куда-то назад себя. Из замка доносятся звуки разрушений, хлопки заклятий, крики. Тихий скулеж слышится возле остатков каменной лавочки слева. Гемиона сидит на булыжнике, обхватив грязными руками колени, и подвывает. Рядом, под завалом, лежит Рон. Глаза закрыты, шея и спина вывернуты под неестественным углом, грудь не вздымается. Подруга опускает руку к его волосам, всё так же глядя перед собой, гладит его. -Рон, мы поедем летом к тебе в Нору... А если хочешь, мы можем навестить моих родителей... Может, уговорим их свозить нас на море, — зрачки расширены, кровь на виске. — Да, Рон, ты прав... Зачем нам море? Поживем лучше у твоих все лето... Да, к нам приедет Гарри. Ты же любишь летать с ним на метле над прудом, — безумная усмешка на губах. — Твой папа сказал, что отвезет нас на чемпионат по квиддичу летом. Рон, я, конечно, не люблю его. Но говорят, ирландцы и болгары играют просто отлично! Мерлин, что с ней? Я опустился рядом, повернул её голову к себе. — Герми, посмотри на меня, — глаза пустые, ни единой эмоции, губы дрожат, потрескались. — Это я, Герм. Улыбается, смотрит сквозь. — Гарри, ты уже приехал? — Что?.. — Нам, наверно, надо собираться. Можем не успеть к порталу... — она перевела взгляд на Рона. — Рон никак не хочет вставать, — ласково погладила по волосам, улыбнулась. — Любит поспать... — Гермиона, ты меня слышишь?! — внутри паника. Я дотронулся до шеи Рона. Пульса не было... Мертв... Я схватил подругу за плечи, начал трясти. Ее голова безвольно моталась из стороны в сторону, как у куклы. Волосы разбросались по плечам большими завитками. — Гермиона! Она снова посмотрела сквозь меня и улыбнулась. Внутри всё похолодело. Люди так не улыбаются... — Гарри, ты приехал? Молли сказала, что встать надо рано. До портала идти долго, — взгляд на Рона, пальцы в рыжих волосах. — Надо разбудить... Я пятился назад. Не могу видеть это. Как Гермиона сходит с ума, как Рон лежит рядом, не дыша, как сверкают стеклянные глаза Луны, глядя на далекое, краснеющее в пламени заката небо. Сверху раздается треск, и я запрокидываю голову, как раз в тот момент, когда часть стены замка с грохотом откалывается и летит вниз. Успеваю рвануться вперед и, схватив Невилла подмышки, практически вбросить в проход замка. Сзади удар, звук разбивающегося камня и полный боли девичий крик. — Гермиона!!! Мои легкие выбрасывают воздух, я начинаю задыхаться. Слёзы ослепляют, лишают рассудка. Милая, милая, нежная Миона... Заботливая, понимающая и такая серьезная девочка с вьющимися волосами. Их больше нет. Мои друзья... Те, с кем всё начиналось, те, кто был всегда рядом. Те, кого я любил... Любил... — Невилл, — кидаюсь к нему. — Ты Малфоя видел? Он сидит на полу, мотая головой, приходя в себя. Взгляд мутный. Я хватаю за плечи, трясу. — Невилл, очнись! Ты видел Драко? Он кивает и смотрит на меня. — Где? Где ты его видел? — Я слышал, он кричал Забини что-то насчет башни и обряда... — Обряда... Вот черт! Он решил всё же провести его! Отпускаю друга, кидаюсь к лестницам. Часть из них сломана, лежат тела школьников, из большого зала доносятся ругань и щелчки заклятий, мелькает мантия Шелкботта и Люпина. Они стреляют из палочек в четверых Пожирателей у дальней стены. Студенты, в большинстве своем, в ужасе вжались в стены по краям, сливаясь с камнем. Двое гриффиндорцев маячат неподалеку от входа, иногда запуская Ступефами в Пожирателей. Они справятся. Мне надо найти Драко... Бегу наверх. На третьем этаже натыкаюсь на пятерых волшебников в белых масках. Они окружили близнецов и Джордана. У Фреда сильно кровоточит рука, а у Джорджа — голова, и он, похоже, без сознания. — Ступефай! Петрификус Тоталум! Гладиус! Экселлиармус! Инкарцеро! Последний Пожиратель неловко падает, извиваясь на полу, рычит. А я теряю голову. — Круцио! Круцио, мразь! Это тебе за Рона! Это за Гермионну! Круцио! Мужчина кричит, выгибаясь в спине, елозя ногами по полу, из его носа хлещет кровь. Меня хватают за руки и загибают их назад. Я пытаюсь вырваться. Голос Джордана на ухо: — Гарри, успокойся, успокойся! Я в бешенстве. Фред смотрит на меня. Глаза серьезные, ни капли былой веселости. — Что с Роном? Я кое-как успокаиваюсь, приваливаюсь к стене плечом. Трясет. — Его завалило... Во дворе. Герми тоже... И Луну... Никто не выжил... — голос тихий, уставший. Фред смотрит не мигая, утыкается лицом в колени и начинает выть, как смертельно раненое животное, переходя на рык, на крик. Его палочка направляется на Пожирателя в путах, голос громкий, с надрывом. — Сдохни, тварь, сдохни! Круцио! Круцио! Круцио! Фреда колотит. Джордан сидит в углу, положив голову Джорджа на колени, и большими глазами смотрит на извивающегося в агонии человека. Проходит минута, и он резко затихает, крик обрывается. Фред плачет. Я поднимаюсь с корточек и непослушными ногами бреду дальше, наверх, к Драко, оставив близнеца наедине с его болью. Пробежать коридор, завернуть на винтовую лестницу, наверх, быстрее. — Драко! Драко, ты здесь? Выскакиваю на балкон. Драко стоит у края площадки в защитном мерцающем коконе. Руки, с зажатой в них палочкой, опущены. Рядом Воландеморт, его палочка смотрит на меня и он ухмыляется. — Экспелиармус! — тихий свист, и моя палочка отскакивает к стене — я безоружен. Он смотрит на меня, прищуривается. Драко не двигается. — Здравствуй, Гарри. Какая встреча! — сдвигается влево, как кошка. — Давно не виделись. Старик прячет тебя, не хочет мне показывать. А вот я хочу тебе кое-что показать. Он указывает на Драко. — Правда, эффектно? Зато, он теперь никуда не убежит. Да и ты тоже, если тебе хоть чуточку дорога его жизнь. Я рычу, сжимая кулаки. — О, вижу, я прав, — он хихикает, как каркает, гортанным голосом. — Мне птичка напела, что наш Выживший Избранный неровно дышит к одному белобрысому мальчику. Как, оказывается, бывает в жизни. И ты думал, Драко, я этого не узнаю? — легкий взгляд назад. — Не только у тебя получается работать на обе стороны. Наш общий знакомый — Нотт-младший — страдает манией величия в легкой форме и черной завистью по отношению к тебе, Драко, в тяжелой. Он очень милый мальчик, не в пример тебе, не обессудь. Присягнул мне, предложил свою помощь. Как благородно с его стороны. Сообщил мне, что, оказывается, Исчезательный шкаф уже починен, и он с радостью сделает то, что было поручено тебе. Директор как раз вызвали на срочное дело в Визенгамот. Как вовремя,не правда ли? Конечно, мне придется отдать мальчишке ваш фамильный замок. Но, думаю, ты будешь не против. Нарциссы там уже нет. По правде говоря, старик хорошо её запрятал. Но ничего, скоро всё изменится, и я с легкостью отыщу её. Все предатели чистой крови должны умереть. Особенно предатели мне! — его глаза сузились. — А теперь, перейдем к главному. Повеселимся? Он направил палочку на меня. — Круцио! Заклятие врывается в мое сознание сотней игл в кожу, проникая внутрь, стирая грани настоящего, скручивая внутренности в тугой узел. Рот открывается в беззвучном крике. Замечаю, как Драко дергается в своем коконе, как бьет кулаками по стенкам, пуская волны белой энергии к макушке. Через минуту-вечность боль отступает, я открываю глаза. Лежу на полу, палочка безнадежно далеко. Воландеморт стоит возле парапета и смотрит на меня узкими зрачками змеи. — Как же оказывается легко это сделать, Гарри, — шипение. Говорить нет сил, в горле сухо, дерет. Пытаюсь отдышаться. Драко, уже не двигаясь, сидит на полу, я вижу, как губы беззвучно что-то произносят, он треплет оборванный край выпущенной рубашки, сжимает пальцы, резко выдыхает и медленно поднимается на ноги. Воландеморт не замечает этого. Он полностью сосредоточен на мне, на мести, на желании сделать ещё больнее, разбить, растоптать. — А теперь, ты умрешь, Гарри. Надо же, как всё получилось. Никто не сможет в этот раз помочь нашему мальчику. Дамблдор далеко и, боюсь, сейчас ему нет дела до тебя — слишком много раненых, слишком много мертвых. Ох, это так тяжело, думаю, для нашего старика, — бескровный рот искривляется в подобии улыбки-оскала. — Всё это было устроено, чтобы добраться до тебя. Смотри, какая честь. Всё ведь из-за тебя, Гарри, ты же знаешь. Их смерть по твоей вине, их кровь на твоих руках. Я трясу головой, пытаюсь убрать видения, обрывки моих снов, моих кошмаров, преследовавших почти год. Это невыносимо. Всё, что я упорно, старательно пытался забыть, выкинуть из памяти, всплывало передо мной. Это стало реальностью... Разрушенный замок, всё в огне. На земле они... Друзья, близкие... ученики, учителя... Люди, сломанные как куклы, с порванными ниточками марионетки, выкинутые хозяином за ненадобностью. Да, всё так, только моя вина. Кровь на мне. — Не слушай его, Гарри! Не слушай! — отчаянный крик. Воландеморт даже не поворачивает голову на звук. Он знает, что дело уже сделано, герой пал. Он медленно направляет палочку на меня. Я смотрю на него воспаленными красными глазами. Сейчас увижу, как срывается яркий зеленый луч в мою сторону. Я хочу верить, что Дамблдор всё же сможет найти способ побороть его. А мальчик не оправдал ожиданий, всё же спутал карты. Жаль, Драко не увижу больше. Что же будет с ним? Только бы он жил, только бы серые хрустальные глаза горели жизнью. Пытаюсь встать, бороться с оцепенением. Ноги плохо слушаются, палочка валяется слева от меня. Пригнуться, перекатиться, ухватить. Есть только пара секунд на размышления. Успеть, успеть, успеть! От этого зависит жизнь. Его жизнь... Зеленый луч пролетает над моей головой. Я падаю на пол, хватаю непослушными пальцами палочку, разворачиваюсь. Успеваю поставить щит. В ту же секунду, сильный удар сшибает с ног, меня откидывает назад, и я сильно бьюсь головой об стену, почти теряя сознание. Руки снова пустые. Чёрт! — Гарри! — полный боли крик врывается в сознание. Ответить не могу, сил нет. Мысленно тянусь к нему. — Всё, хватит игр! — шипящий голос. — Конец. Смотрю на кончик палочки-близнеца. Сейчас закончится всё. Наконец-то... Проходит секунда, две, три. Ничего... Воландеморт смотрит на палочку, на меня. Произносит шепотом заклинание раз, второй, третий. Ничего не происходит. Из кончика не вырывается избавление от моего персонального ада. Возле балкона вижу свечение. Защитный кокон полностью распался, рассыпался тысячью бело-серебристых хлопьев по гладкому полу. Драко стоит, широко расставив ноги, губы двигаются, шепча заклинание. Голос то усиливается, то почти затихает, переходя на шипение, а потом на пение и крик. Голос проникает внутрь, завораживает, околдовывает. — Что ты делаешь, мальчишка?! — нотки страха в низком шипящем голосе. — А ты даже не догадываешься, Том, что всё может пройти не по твоему сценарию? — собираю остатки сил, чтобы говорить. Он бросает на меня взгляд, поворачивается снова к Драко. Его палочка кружится, взлетает вверх, но ни одно заклятие не вырывается из её кончика. Всё бессмысленно. Драко начал обряд Огненного сердца... Кончики его пальцев искрятся, перенося энергию и магию из Волдеморта в меня. Моё тело дрожит от перегрузок. Чувствую, как будто вода заливает изнутри — ещё чуть-чуть и захлебнусь. Хватаю ртом воздух, пытаюсь заставить себя дышать. Голову заполняют образы и видения, далекие, близкие, чужие и мои — вперемешку. У Драко почти не осталось сил. Я вижу, я замечаю, я чувствую. Сползает вниз, на пол. Глаза зажмурены, губы сжаты в тонкую линию, веки подрагивают. Зачем он, это ведь не выход. Понимаю, что вместе с чужой силой, он сейчас отдает мне свою, до конца, без остатка. Я не хочу, чтобы так было, чтобы ему было больно. Но не в моих силах, что-либо изменить и остановить. Мне приходится только смириться и ждать, принимая всё в себя. Драко затихает резко, в одну секунду. Руки взмываю к небу, застывают и обессилено падают по бокам, голова ложится на грудь. Во мне много силы. Слишком. Я не готов к такому. Я не смогу справиться. Меня раздирает на части, я вот-вот взорвусь. — Гарри, давай, убей его, — тихий шепот такого близкого, дорогого голоса. — Убей. Теперь ты можешь. Мне даже не надо тянуться за палочкой. Я знаю, что смогу это сделать так. Направляю ладонь на Воландеморта. Его зрачки на миг расширяются. В них я вижу страх... — Авада Кедавра. Мой голос тверд и решителен. Это единственное, чего я хочу, чего желаю всем сердцем. Зеленое пламя срывается с руки и ударяется ему в грудь. Проходит миг, и высокое тело, завернутое в серую мантию, падает, неуклюже, нелепо подгибая под себя колени, и больше не двигается. Всё кончено. Воландеморт мертв. Мое сознание уплывает, ускользает, я практически отключаюсь. Драко жив. Это главное... ** Драко Я делаю это ради него и только ради него. Он влил в меня смысл, надежду, заполнил счастьем. Я стою на балконе и чувствую свое сердце — оно бьется, всё ещё, глухими ударами отзываясь в моей груди. Оно снова было живым, оно горело от чувств, что заполняли меня. Жжение разливалось по телу иголочками, согревая, погружая в сон, унося отсюда. Далеко от него. Я чувствую, что осталось мало времени. Очень хотелось увидеть его зеленые глаза, ещё хотя бы раз. Но он сидит, прислонившись к стене, едва дыша, с закрытыми веками. Я прикрыл глаза и ощутил кожей пробегающий разряд. Пульс участился, усилился, кровь быстрее побежала по венам, разнося тепло и отголоски темной магии. Стало жарко. Очень. Я как будто плавился. Чувствовал, что вот-вот всё закончится, и уйдут в прошлое все мои проблемы, ошибки, тоска, грусть, обида. Единственное, о чем жалел — что мне выпало так мало времени провести с ним. Кто бы мог подумать! Мне будет не хватать его, моего врага... моего друга... моего... Дамблдор всё продумал заранее, предугадал. Он снова поставил на «любовь» в этой битве, и не прогадал. Он рассчитывал, что юноши, подверженные высокому прекрасному чувству, сделают всё ради друг друга, не жалея ничего, отдавая всё... даже жизнь. Заклинание Огненного сердца было идеальным. Оно манило своей простотой и доступностью. Было лишь одно «но», написанное мелким шрифтом на «обратной стороне инструкции по применению». И это «но» так удачно забылось старым директором, жалующимся на память в ночь, когда он посвящал меня в свой План. Это «но» заметила Грейнджер. Конечно, кто же ещё мог ночи напролет копаться в старых книгах, нарушая тысячи правил, пробираться в запрещенную секцию, только для того, чтобы найти заклинание, которое она каким-то образом не знает. Нашла, узнала. Ей стало легче? Нет, конечно. Ведь после прочтения, открылась страшная тайна, сошелся, наконец, пазл. Она хотела поговорить с Гарри, но он не стал её слушать. Он потерял доверие ко всем. Они все его предали... А сейчас, осознанно, предаю ещё и я... Я ведь обещал ему, что со мной... ничего... Прости меня, Гарри, прости... Вчера, когда гриффиндорка выбежала в слезах из нашей с Гарри комнаты, я решил не рассказывать ему ничего. Во чтобы то ни стало. Я ведь слишком его... Он не должен знать, что Грейнджер рассказала мне, сидя на кровати и вытирая рукавом беспрерывно льющиеся слёзы. Я тогда спросил её, почему она вдруг заботится обо мне, ведь меня они ненавидят... Она сказала, что желает Гарри счастья, чтобы не было между ними раньше. И ещё, что ей страшно оттого, что творится вокруг, от вранья со стороны людей, которым доверяет, которых уважает и любит. От того, что так же могут поступить и с ней... А я итак знал всё про них. С самого начала. И сказал ей, что меня невозможно переубедить, потому что я слишком его... Это «но» было очень простым и до жути честным в темном магическом мире. Но, если не будет другого выбора, ради Гарри я проведу обряд. Все просто. Я должен был отдать жертву за возможность перекачать силу в Гарри. Жертвой являлась жизнь. Моя жизнь... Движение за спиной, не спеша поворачиваюсь. Он стоит в проходе на крышу и смотрит на меня. Такой... Я улыбаюсь. Это всё, что я смел бы желатьперед тем, как заклинание завершится — увидеть его. Он протягивает руку, я качаю головой. «Нет, прости, милый, я не могу к тебе. Нельзя. Уже». Неверяще смотрит на меня, в зеленых глазах слёзы. Они срываются с черных ресниц, капают на щеки, грязные от сажи и земли. Он трясет головой, прогоняя мысли, отрекаясь от очевидного, охватывает себя руками, чтобы не развалиться оттого, что не хочет признавать. Всё. Последние секунды. Сердце беспрерывно стучит, переходит на монотонный гул, вдруг спотыкается, замирает... И жар охватывает меня. Пламя рвется наружу, опаляя грудь, руки и спину. Но я почти не чувствую боли! Потому что во мне сейчас преобладают совсем другие ощущения, чувства, в тысячу раз сильнее, чем всё, что я должен претерпеть. Лишь одно желание осталось в моей голове, и я смотрю на него, не отрываясь, стараясь не упустить, не забыть, не потерять. Лишь бы видеть его зеленые глаза... сейчас... всегда... ** Гарри Я стою на балконе Астрономической башни. Закрываю глаза. Не могу видеть это, но мои ощущения всё равно меня предают, видения простреливают мое воспаленное сознание, вонзаются иглами в глаза, создавая, рисуя, вышивая картину, истину, которую я не хочу принять и, наверно, никогда не приму. Пепел кружит вокруг меня, собираясь в небольшой вихрь, легкий и такой же светлый, как его волосы. Волосы, которые я только недавно трогал, пропуская сквозь пальцы, запоминая, вдыхая запах жасмина. Он взмывает, поднимается выше, подхватываемый ветром, улетает вдаль. Прощается со мной. А я не могу себе позволитьдаже мысли, что его не будет рядом, что он не будет подкрадываться ко мне в коридорах, обнимать нежно, осторожно, утыкаясь холодным носом в шею сзади, перегибаясь через плечо, улыбаться уголками губ, слегка, еле-еле, чтобы только я видел, только для меня... Я не верю в это! Я не хочу в это верить! Это неправда! Я поднимаю глаза к небу, разукрашенному ярко-кровавыми сполохами заката. Это какой-то бред, мой персональный кошмар! Это не укладывается в моей голове. Я не хочу его терять. Без него я — это не я, это просто оболочка, призрак без эмоций, желаний и души. Я пустой, я потерян. Зачем мне жить, если смысл моего существования утерян? Зачем мучить себя дальше? Думать о нем, вспоминать и рваться на части от бессилия, что нельзя вернуть момент. Момент, когда его сердце вспыхнуло изнутри, и пламя заплясало по нежной, почти прозрачной коже, согревая, обжигая, захватывая и забирая себе то, что я люблю, что мне дорого, как ничто в этом мире. Он скрывался в ярко красных языках огня. На лице не было ни страха, ни боли, только серые глаза смотрели в мои, не отрываясь, источая нежность и такую сильную любовь... Любовь, которая может забрать разум, свести с ума и опалить меня собой. А потом огонь забрал и их, оставив мне лишь светлый пепел, подхватываемый ветром... Всё тело пронзает разряд, я сгибаюсь пополам, падаю коленями на твердые камни, сбивая их в кровь, запрокидываю голову, кричу в небо, надсаживая горло, во всю силу своих легких, бью кулаками об пол. Кровь брызжет из разбитых костяшек пальцев, капает, смешиваясь с солеными слезами, заливающими мое лицо, кофту и джинсы. Нет, нет, нет... не верю, нет... Обхватить себя руками, уткнутся лбом в колени, тихо подвывая, потому что сил уже нет. Они ушли одновременно с моими воплями в небо, вместе с именем, которое срывалось с губ постоянно, пока я, качаясь из стороны в сторону, с глухим шепотом лишался рассудка... Выть, выть, словно раненый зверь. Стонать и царапать поломанными ногтями камень. Просить небо вернуть, отдать, не забирать! И так хочется, чтобы кто-то отключил сознание, снес голову к чертям с плеч! Только не думать о том, что не смог ничего сделать, что не смогу вернуть, что не смогу уже больше иметь того, о чем тайно мечталось. Все испорчено, искалечено. Разбито на мелкие осколки стекла. Голова бьется о руки, лбом о холодные камни. Только не думать, только не понять, что ЭТО — реальность. Лучше уж вечность снов-кошмаров, чем его уход на самом деле... Я так не смогу... Я не могу... Ведь я больше никто и ничто. У меня забрали меня... У меня забрали его... Драко, Драко... Милый, почему же ты ушел? Почему же ты оставил меня? А как же я? Я же не выдержу без тебя, я сойду с ума... Я хочу к тебе... Слышишь? Ты пустишь? Пусти... Я очень хочу... Ноги распрямляются, делают шаг... Подожди чуть-чуть, любимый, я скоро, только не уходи без меня... Еще шаг... Я не смогу тебя забыть. Я хочу чувствовать твой запах, ощущать твое тепло... Шаг... Видеть, как солнечные лучи играют на твоей светлой коже, ослепляя меня... Шаг... Твоя улыбка, твои прикосновения... Руки упираются в холодный камень ... Для меня не имеет смысла мир, если в нем не будет тебя... Перекинуть ногу через перила... Мне не важно что будет потом... Вторую... Потому что там не будет тебя... Ощутить поясницей холод... Для меня нет такого будущего... где нет тебя... Упереть руки... Есть только здесь... и только сейчас... Закрыть глаза и улыбнуться... Потому что сейчас я встречусь с тобой, любимый... Отпустить... Жди меня, я скоро, милый, сейчас... Шаг... *— песня Tito and Tarantula — After Dark.