С широко закрытыми глазами

Диск палящего солнца треснул в двойном окне и, не найдя преграды сквозь сизые тучи, пробежал по стене слепящими бликами. Боль, от которой сводило ногу, не чувствовалась правая рука, приторный запах медикаментов. И абсолютно белый, ослепляющий цвет палаты, неживых стен. Как в гробу так же невозможно дышать, только вместо гнетущей темноты – гнетущая белизна. Прекрасно, просто прекрасно. Вот же сучка! - выругался Гил и обреченно вздохнул, насколько ему позволили перевязанные бинты. Он оглядел свою ногу и руку в гипсе и с ненавистью стукнул по белому едва застывшему куску на искореженном теле, и скрипнул зубами от возникшей боли. Из всех возможных развлечений в палате – только возможность наблюдать за унылым пейзажем за окном, или с особым наслаждением потрясать стены угрозами и ругательствами в адрес той дуры. Ни души, ни предметов – лишь сама кровать, судя по виду принимавшая больных еще со времен Второй Мировой, громоздкая тумбочка у изголовья и выцветший плакат «Будьте здоровы», от которого действительно хотелось выздороветь и сбежать, лишь бы не видеть ее больше. Прошло как минимум часа два, прежде чем вновь скрипнула дверь. Вошла она, бледная и испуганная, хотя ей неплохо удавалось хорошо прятать все эмоции за сжатыми губами и холодными глазами, и парень, слегка сжимающий ее руку. Ненависть, текущая по жилам в течение нескольких часов, вырывалась наружу, капала ядом вместе с бессилием. Жалкостью. Гилберт ненавидел себя за свою ничтожность, и их за то, что они видели его таким. - Как вы себя чувствуете? – ее официальный тон разозлил его, мало того, что она – причина его несчастий, так еще смеет издеваться? - Ты еще спрашиваешь? – его громкий голос, столько времени молчавший, охрип, и отпрянул от стен гулким эхом, - да из-за тебя… - Ты сам выскочил на дорогу, - вмиг ощетинилась та в ответ, вся растерянность, все волнение исчезло, заменившись на возмущение, и Гил хмуро нахмурился, закусив губу. Отчасти, виноват и он. Точнее, как раз он. Но это ведь не важно? - Ты еще смеешь меня обвинять? Сколько дней я проведу теперь здесь? Думаешь, сколько времени тратить на разборки со мной, если бы насмерть не было бы мороки - на меня взвалили всю вину, и все? Как минимум страховку, счет в больнице мне выплатите. Но а моральный ущерб, сколько дней я проваляюсь в чужом городе, в унылой палате, кто будет содержать меня? Выполнять мои прихоти здесь ты будешь, то я так уж и быть не против... - Думаю, врачи, родственники. Как-то же все остальные люди лечатся, в больнице вас здесь никто не побеспокоит, здесь тихо и постоянное слежение за состоянием здоровья. Гил усмехнулся про себя – голубые кукольные глаза на бесстрастном лице искажали красоту сведенными строгими бровями - и так же развязно продолжал, чеканя каждое слово: - Шесть лет назад, холодный ноябрь – за этот срок я ничуть не забыл эти белые стены. Мы ехали всей семьей – знаете, это чувство всепоглощающего счастья, которое ничто не может затмить? Так вот, это не правда, самое сильное чувство – страх. Осознание той неизбежности, бессилия. Когда машину коробит другая, не справившаяся с управлением на гололёде, и ты лежишь в огромных сугробах, буквально в паре километрах отсюда, всё что ты хочешь видеть – снег – а не грязно-багряные полосы едва застывшей крови. Когда ты остаёшься в этом закрытом гробу, забытый всеми, потому что к тебе некому прийти, некому помочь, ведь даже кто у тебя был - с кем ты ехал – уже мертвы. Остаётся отсчитывать дни пока ты не сдохнешь, или ненавидеть себя за то, что именно ты остался. Поэтому да, мне больница особо дорога, и знакомо это чувство, тишина мой вечный спутник. Ее растерянный взгляд был божественен – Гил бы восхитился и даже позволил бы ей восхищаться и бросать на него влюбленные взгляды, если бы не все накопленное за день, царапающее злобой сердце. Если бы они познакомились не при таких обстоятельствах. Девушка молчала, не смея взглянуть на него, но в горящих глазах постепенно таяла непоколебимая уверенность. Он отвернулся, пряча лицо и оставляя слушателей наедине с его требованиями. - Наташ, подожди снаружи, я сейчас разберусь, - парень не обращая внимания, слегка растянул губы в легкой улыбке, и альбинос затравленно покосился. Тяжелый прохладный голос раздвигает душный воздух, вытаскивает на поверхность. Как глоток свежести – заставляет снять с себя пелену буйства и почувствовать тревогу. Оставаясь в тени, не участвуя в перепалках, блондин казался незаметным, что было удивительно с его внушительным ростом, создавая иллюзию безопасности. - Значит так, - на этих словах он поежился, - ты говоришь, что всё нормально – и все мы втроем остаемся довольны. С нас, разумеется, все выплаты, но не борзеешь ли ты, больной? Что, за нас счет пожить? Врачи тебя содержать не смогут? - Как будто им будет дело до меня. Хочешь хорошие услуги – трать на это деньги. - Почему ты думаешь, что нам будет дело? - Как минимум чувство вины, по крайней мере, надеюсь,- с неприязнью ответил альбинос, неодобрительно скривившись. Парень еще немного помолчал, задумчиво щурясь и со вздохом закончил: - Ладно, что ты хочешь? Выводить гулять, катать и рассказывать новости? - Я бы предложил ей более широкий и нужный список услуг, но так думаю, ты не одобришь. - Перебьешься. Она как-нибудь обойдется без твоего общения. За тобой нужен глаз да глаз. - Что? – одной фразой ему удалось разбить беспечную маску Гилберта и заставить растеряться. Этот парень ему не нравился, он выбивал землю из-под ног, не переставая удивлять. Была надежда, что при каждой встрече можно будет напомнить белокурой девушке по чьей вине он здесь и поиздеваться. Но над большим здоровяком под два метра это делать более проблематично. - Что же я твоё время тратить буду, твоя помощь мне точно не нужна, - попытка улыбнуться - но вышло криво и неестественно. - Да ну, ты же тут брошенный и несчастный. Вязь пренебрежительных слов была хлестко брошена в лицо. Гилберт моргнул, медленно рассыпаясь под синью насмешливых глаз. - Далекий ноябрь, такая ужасная авария. Сочувствую твоей утрате. Действительно, в тот год погода была особо запоминающейся, на удивление всем нашим жителям, - между тем продолжал тот, с наслаждением вытягивая каждое слово и не сводя пристального взгляда, - Я даже писал об этом статью. Шесть лет назад была аномально теплая погода, до конца декабря не было ни морозов, ни снегопада. Размеренный стук часов на миг завладел комнатой в наступившей тишине. Самодовольная улыбка поползла по губам, в алых глазах отразилось удовлетворение. - Неужели? Значит, меня выдала погода? - Не только, твой обман не совпадает с записями, которые я стащил у медсестер, пока они не видели. - Как странно, я обычно предпочитаю, что бы с таким усердием мной интересовались девушки, а не парни. Ну что ж, изводить не ее, так тебя. - Хочешь, что бы я добавил несколько украшений на твоем лице? - Сразу видно, взрослый подход. У вас это семейное, людей калечить? Ты сам пожалеешь о своих требованиях, больной.