Видел ты, знаешь сам, в своих помыслах чист я ушел защищать фатерлянд

Фриц протиснулся в узкую жестяную дверцу допотопного фургона и из последних сил ошалел: столько грязи он видел впервые. Весь пол, стены и потолок фургона были заляпаны грязью, вокруг крохотного мутного окошка под потолком, как фингал, разливался грязевой подтек. От мальчишей Фрица отгораживала только хлипкая решетка на огромном замке. Военнопленные вели себя по-разному: кто-то иступленно молчал, кто-то пытался выломать решетку (Фриц молился, чтобы такие попытки увенчались неудачей), а кто-то отчаянно орал в адрес буржуинства вообще и Фрица в частности что-то типа «свиньи буржуйские» и «садисты гребаные». «Пользуются, выродки, что нам приказано их живыми доставить», - мрачно подумал Фриц, у котрого прямо-таки чесались руки свернуть шею этим… Он даже эпитета подобрать не мог. С одной стороны где-то оооочень в глубине души ему было жалко этих мелких дурачков, которых идейные взрослые «прозомбировали красной чумой». Но припомнив, как эти же «мелкие дурачки» хладнокровно поливали свинцом практически безоружную («Хотя многочисленную и в итоге победившую», - с гордостью отметил Фриц) армию, припомнив оторванную руку Мартина, он вынужден был признать: жалость к мальчишам спешно ретировалась и больше, надо сказать, не возвращалась. Ну, предположим, они дети, несовершеннолетние, и всё такое. А он, Фриц, что – совершеннолетний что ли? До двадцати одного целых три года – это еще дожить надо… - Schweigen! – прикрикнул Фриц в надежде их заткнуть. – Йа мог нэ делайт как приказ, - угрожающе прошипел он на ломанном языке мальчишей, выразительно покачав автоматом. «В конце концов, мальчишом больше, мальчишом меньше, ну поворчит немного гауптштурмфюрер из-за моей невыдержанности, зато нервы целей будут!» - удовлетворенно хмыкнул про себя Фриц. Но дело обошлось без членовредительства: некоторые пленные испугались, некоторые устали, некоторым просто надоело орать. В относительной тишине Фриц поймал себя на мысли, что, хотя убить-то их всех ему хочется, он не уверен, что у него это получится. Немного не тот склад характера и психики. «Возьми себя в руки, это ж твои враги, а ты… Ты просто вымотался, вот и лезет всякая ересь в голову», - одернул его внутренний голос. «Да, но меня как-то не привлекает перспектива мочить людей», - тут же возразил он сам себе. «А где ты тут людей выискал?!» - парировал голос. Неизвестно, сколько бы продолжался этот внутренний спор, но его, сам того не зная, оборвал водитель фургона: - Ефрейтор Кёхлер, к нашей границе подъезжаем, готовь пропуск и документы! Мальчиши вновь всполошились, но Фрицу было не до них. В маленькое окошечко была видна лесополоса и редкие фонарные столбы. Фриц достал из бронированного ящичка черную потрепаную папку со списком заключенных, свои паспорт и аусвайс. Фургон, дребезжа проржавелыми внутренностями, свернул на узкое шоссе, присыпаное гравием. Через пару километров показался блокпост, по которому плавно скользнул белый луч прожектора. Рядом с пограничной будкой чернели танки, а россыпь звезд с ясного, иссиня-черного неба освещала тонкую нить колючей проволоки, вьющуюся между кустов. Фриц вылез из остановившегося фургона и с наслаждением вдохнул свежесть ночной прохлады. «Господи, спасибо Тебе! Я уже и не надеялся вернуться в фатерлянд!!!» - у Фрица предательски защипало глаза, когда он окинул взглядом родной пейзаж. - Еще одна партия пленных? – ухмыльнулся пограничник, вышедший из будки. Он стоял спиной к прожектору, и поэтому были видны лишь очертания его коренастой фигуры и слегка оттопыренные уши. Когда пограничник подошел ближе, Фриц узнал его. - Йозеф, какие люди! – Фриц радостно хлопнул школьного товарища по плечу. - Кёхлер?! – тот обрадовался нежданной встрече не меньше. – Сколько лет, сколько зим! Я смотрю, ты теперь не просто рядовой, раз тебе перевозку зэков поручили! - Как видишь, - с гордостью показал Фриц ефрейторскую леточку на погонах. – А ты чего в пограничники подался? - Распределили так, ну я и не против был, - начал рассказывать Йозеф. – Ты в четырнадцать в училище ушел, а я все десять классов отсидел, потом тоже решил на военного поступить, только контрактником. Сейчас, как видишь, и при работе, и при деньгах, хотя и не на центральном КПП сижу. Да что про меня, ты о себе лучше давай расскажи! - У меня всё обычно, училище в прошлом году закончил, так бы обер-офицера получил и меня отец бы к себе в лагерь устроил, а теперь даже не знаю, как жизнь сложится, - пожал Фриц плечами. – Если война более-менее утихнет после нашего «блиц-крига», по планам всё пойдет, а так… - Да ладно, мы перебили всех в этой деревеньке, границы к их стране освободили, думаю, дальше легче пойдет, - ободряюще улыбулся Йозеф. – Как с Ульрике-то у вас? - Да хотим вот расписаться пойти, пора б уже, - хмыкнул Фриц. – Не хотим до двадцати одного ждать, лучше согласие родителей возьмем. - Чего торопиться, подождали бы… - Время такое. Сегодня жив-здоров, а завтра – распишитесь, нате похоронку, а я, может, мою бабу еще потрахать хочу, и потомство законное обеспечить, - резонно возразил Фриц. – Ладно, держи списки, надеюсь аусвайс тебе не нужен? - Да не, давай, а то вдруг это мальчиш какой-нибудь твою маску нацепил! – съязвил Йозеф и пробежался глазами по спискам, потом поставил внизу роспись и полез в будку. – Ну, бывай, рад был встречи! – крикнул он и скрылся из виду. Фриц, собрав документы, сел обратно в фургон. Тяжелый черно-белый шлагбаум медленно поднялся, скрипнув, словно устало вздохнув. Фургон, зафырчав, тронулся вглубь территории, вскоре выхватив из темноты желтыми лучами новенький указатель: «Трудовой лагерь "Гросфлахе", 1.5 км»…