Ангелы тоже смертны

      Чистые капли дождем упали на ее кожу, смывая смрад уличной грязи. Мей стояла под душем, подставив под него лицо, и наслаждалась падающими каплями. Она открыла рот, чтобы набрать воды, прополоскала его, но тошнотворный привкус рвоты и помоев по-прежнему оседал на языке. Она повторила заново, добавив несколько шариков зубной пасты, что лежали в специальной коробке на полке в углу, растерла пальцем и сплюнула; немного помогло — послевкусие переулка почти испарилось.       Одежда, брошенная на пол ванной, так и валялось грудой грязного тряпья, что она оставила, когда залезла в кабинку. Рядом висело полотенце, и Мей обернулась в него, чтобы выйти из комнаты. Инар сидел на кровати и ждал ее. Его взгляд плотоядно скользнул по ней, а уголок рта скривился.       — Чистой одежды не найдется? — невинным голосом осведомилась Мей.       — Нет. Стирай свою и суши.       — У тебя «чистильщика» нет.       — Мне приносят чистую одежду…       — Маменькин сынок, — в сердцах буркнула Мей, крепче сжав узел на полотенце. Его это только позабавило.       — Могу предложить только ту, что на мне. Снять?       — Да пошел ты… — прошипела Мей, уже развернувшись, чтобы покинуть комнату в том, в чем была.       — В таком виде тебя сцапает Надзор… Ты же не хочешь с ним столкнуться?       Мей останавливается, но не разворачивается.       — Почему я должна бояться Надзора?       — Может потому, — Инар неожиданно оказывается сзади и с придыханием шепчет ей в ухо, — что твое прелестное личико мелькает во всех его базах, Сецуна Мейо.       Мей словно окаменела. Лицо ее сделалось бледным, дыхание учащенным.       — С чего ты это взял? — нерешительно бормочет она.       — С того, — его дыхание по-прежнему обжигает ей лицо, — что я его там видел… и не раз, а память у меня хорошая. Знаешь, я еще подумал: «Вот бы вставить этой сучке, уж больно тело у нее отменное…»       Ярость стремительно затопляет ее сознание, и кулак взлетает вверх, но лица Инара он не достигает, так как тот успевает его перехватить, до хруста сжав запястья.       — Не так скоро, дорогуша, мои услуги должны оплачиваться… и деньги мне не нужны.       — Какие нахер услуги! — взбеленилась Мей, развернувшись вполоборота. Ее наполненные яростью глаза устремились на него.       — Ты же не хочешь убедить меня в том, что правая рука Черного Дракона следила за мной на протяжении месяца от нечего делать, особенно когда заметила мою слабость?       — Сукин сын…       — О, с этим не поспоришь, — его ухмылка стала еще плотояднее. — Плати сейчас, и можешь передать своему капитану, что я согласен.       — И первая же информация заведет нас в ловушку, — ядовито бросает Мей. — Мой капитан слишком лакомый кусочек, чтобы соглашаться так быстро…       — … и без доказательств, — закончил за нее Инар. — И с учетом моей… принадлежности. — Его язык безнаказанно прошелся по мочке ее уха, и Мей от неожиданности вздрогнула, а он продолжил: — Мальчишку помнишь?       — Еще бы, — со злостью произнесла она. — Что вы с ним сделали?       — Ничего. Он жив.       — А я должна в это поверить!       — Можешь не верить, но проверить — твое право.       Инар отпустил ее руку и отошел к окну.       — Я сказал, что сам хочу привести приговор в исполнение, — его лицо исказила гримаса отвращения. — Мать была только рада: наконец-то я становился тем, кем она хотела меня видеть, но поставил условие — никаких свидетелей, только палач и жертва. Возражений не последовало.       — Хочешь сказать, тебе удалось его вытащить…       — Уже сказал, — он резко развернулся. — Могу препроводить… я хорошо заплатил тем людям, у которых он сейчас находится. Поверь, они не стали возражать.       — И припугнуть их ты, конечно, тоже не забыл?       — Пришлось.       — Хорошо, считай, что убедил, — Мей делает шаг в сторону двери. — Я передам капитану, и она проверит; если все, что ты сказал, правда, можешь начинать поставлять сведения.       — Так и пойдешь, обернутая полотенцем? — ехидно напомнил он о безнадежном ее положении.       — Выбора нет.       — Я же предложил поделиться своей, тем более… в ближайшую пару часов она мне точно не понадобится. Да и тебе тоже…       — Морда не треснет? — оскалилась Мей, продолжая двигаться к выходу.       — Нет, — сухо бросил он, в три шага преодолев разделяющее их расстояние.       Больно стиснув ее в объятиях, он сорвал полотенце. Мей и опомниться не успела, как была прижата к кровати, а его пальцы беспардонно хозяйничали внутри ее тела, поднимая в ней горячую волну сладострастия.       — Так и сказал, — удивленный возглас Дракона разнесся по кабинету, — информация при личной встрече… с тобой?       — Ну да, — буркнула Мей.       — И деньги ему не нужны? — Дракон еле сдерживала смех, чтобы не обидеть подругу. Та и так стояла пунцовая толи от злости, толи от проведенных часов в постели с этим парнем. — А ты что?       — А что я! — Мей сверкнула глазами, устремив их на капитана. — Я не шлюха какая-нибудь, чтобы ложиться под каждого встречного!       — Да и он не первый встречный, как оказалось, — вздохнула та, — сынок Наместника. Если все подтвердится… его информации цены не будет.       — За исключением моего позора.       Дракон поддалась чуть вперед, хитро посмотрела на старпома и вполголоса произнесла:       — Но тебя никто и не просит кричать об этом на всех углах.       Мей опешила.       — Ты меня что… подкладываешь под него?!       — А, по-моему, ты сама не против, — Дракон не спускает с нее хитрого взгляда. — Мей, будь он хоть чуточку тебе не по нраву, корчился бы от боли на полу, если не того хуже…       Та хотела что-то сказать, уже открыв рот, но передумала и просто плюхнулась на рядом стоящий стул.       — Мое прелестное личико, — пародирует она голос Инара, — выдало меня с головой?       — Скорее твои красноречивые глаза, вспыхивающие при каждом упоминании о нем. Раньше я такого за тобой не замечала.       — Раньше такого и не было… — мямлит Мей, опуская глаза вниз.       Капитан рассмеялась, а старпом только фыркнула.       Она помнит…       …его, стоящего на коленях в грязной камере с заведенными назад руками. Голову он держит прямо и даже улыбается, хотя разбитая губа и кровоподтек на пол-лица ему явно затрудняют это делать. Он смотрит ей в глаза и молчит. За него говорят другие, стоящие рядом, говорят много, но чаще требуют, а она почти не слышит их, только смотрит на него, пальцами касаясь его лица на экране.       Они рассекают ему горло, а он смотрит, не отрываясь от ее глаз, и на губах его все еще тлеет улыбка и последнее «люблю», а за его спиной истошно кричит Кин…       Зуммер коммуникатора выдергивает ее из воспоминаний. Она смахивает выступившие слезы, и смотрит на голографическое изображение дочери все еще висящее над столом. Ее улыбка больно ранит ей сердце, хотя сама Мей уже давно полагала, что оно мертво.       Она отвечает на вызов. Ее присутствие требуется в отсеке, и она поднимается из-за стола. Взглянув еще раз на смеющееся лицо дочери, Мей отключает голограф. Прежде чем рука коснулась панели, чтобы отпереть дверь, перед глазами промелькнуло новое воспоминание: она держит на руках дочь, Инар рядом, что-то говорит, но она не смотрит на него, она смотрит на Кин, на ее красивые янтарные глаза.       — У моей прабабки были такие же… — говорит она тихо, почти самой себе.

***

      Меч со свистом прошел возле уха и больно царапнул щеку. Кровь мгновенно наполнила царапину и тут же потекла вниз, но он этого даже не заметил, уклоняясь от последующего выпада Меченосца и отбивая его… Он замер, не до конца осознав произошедшее, за что и получил ощутимый шлепок клинком по плечу.       — Не зевай, Уизли, — сухо бросает пиратка, — а то жизнь пропустишь.       И снова атакует.       Отразить все не удалось, но несколько защитных движений Рон все же провел, а не упал позорно на пятую точку как раньше: перестав испытывать страх перед Меченосцем, он твердо стоял на ногах.       Горячий душ придавал силы. Ему нравилось подолгу стоять под ним, впитывая кожей его обжигающую влагу. Она, помимо его воли, пробуждала воспоминания, от которых становилось горячее, а восставшая плоть требовала внимания.       Рука уже потянулась, чтобы приступить к делу, как он внезапно понял, что за ним наблюдают. Он резко поворачивает голову и видит ее. Она стоит в нескольких шагах от кабинки и не сводит с него возбужденного взгляда. Сквозь пар, окутывающий ее тело, явственно проступала нагота. Рон сглотнул, рука его замерла, так и не достигнув цели.       От одного его взгляда, резкого, заставшего врасплох, тело вздрогнуло, а ноги приросли к полу. Пэнси мысленно ненавидела себя за слабость, подтолкнувшую прийти сюда, но противиться раздирающему изнутри желанию она больше не могла, как и уйти и расписаться в собственной трусости. Перед ним — никогда! А ведь так хотелось неожиданно, дерзко, как в прошлый раз.       Не получилось.       Она уверено делает шаг вперед, понимая, что омут синих глаз начинает затягивать ее…       Спина прижата к перегородке, сильные руки держат ее, не давая упасть, а внутри от мощных и напористых толчков растекается огонь. Кожа горит, обжигаемая его дыханием, тяжелым и прерывистым, как и ее, смешанное со стонами и всхрипами. Ей хотелось кричать в голос от каждого проникновения, глубокого, до конца, но приходилось сдерживать рвущийся из нутра крик и не привлекать внимания — правила строги, как и наказание.       Ноги крепко сцеплены за его спиной, руки обхватили шею. Удар. Сильный, опаляющий лоно. Пальцы вплетаются в рыжие космы, почти рвут их. Ему больно, он вскрикивает. Удар. Словно в отместку его ногти впиваются ей в ягодицы. Глаза смотрят в упор, пронизывающе, и она тонет в них окончательно.       Ее губы, пухлые, влажные, приоткрытые и опасно близкие, вздрагивали от каждого срывающегося с них стона, заставляли желать впиться в них, терзать их так же, как он терзает ее лоно, коснуться ее языка своим и сплестись с ним воедино… но она запретила, вновь… А ему плевать! Он больше не боится ее. Он сминает ее губы своими.       Она дергается от неожиданности, пытается отстраниться, но он не позволяет, углубляя поцелуй. Его язык словно змея, кружит вокруг ее языка, лаская и стягивая, одновременно наращивая темп снизу и приближая агонию…       Рон теснее прижимает к себе девушку, не желая ни отпускать, ни разъединять поцелуй, жадно тиранящий ее губы, отчего обмякший было член, снова стал наливаться кровью. Он опускает ее на пол и разворачивает спиной к себе, буквально вдавливая в стеклянную перегородку. Рука медленно скользить по позвоночнику, по изображенному на нем терновому кусту, потом на бедро, на внутреннюю его часть, и пальцы, нащупав еще не остывший бугорок, начинают играться с ним, поднимая новую волну возбуждения в теле Пэнси.       Вздох и стон. Левая грудь в мужской ладони и сдавлена ею. Шея во власти горячего языка, а лоно твердой плоти… Ей хотелось неожиданно, дерзко, как в прошлый раз. Не получилось.       Было лучше, во сто крат лучше.