* * *
Взгляд впустую скользил по буквам, не задерживался в голове и их смысл. Попусту потраченное время — Гермиона так не любила. Книга, сухо хлопнув, закрылась, испугав Рона и Невилла, вздрогнувших одновременно. Лишь Полумна никак не отреагировала. Даже головы не повернула, только губы слегка скривила, догадываясь о причинах хлопка: Гермиона волновалась. — Что-то Гарри долго не возвращается, — протянула она, посмотрев на дверь. — Темнеет. Скоро Хогвартс… Не дав ей договорить, дверь с грохотом отъехала, и на пороге возникла Джинни. Возмущенно и громко фыркнув, она плюхнулась на ближайшее сидение и, скрестив на груди руки, прошипела: — Сущий выродок. — Кто? — воскликнули Невилл с Роном в один голос. — Забини, — и снова фыркнула. Гермиона еле сдержала смех, вспомнив смущенную, краснеющую от собственных слов подругу в каюте «Шакала», когда они остались один на один, и их разговор. От Джинни это не укрылось: окинув взглядом Гермиону, она сверкнула глазами. — Забини, говоришь… странно… — хмыкнула та, выдержав взгляд. Джинни открыла рот, чтобы сострить, но лишь буркнула что-то нечленораздельное и отвела глаза в сторону, ее щеки порозовели. — Я слышала, ты ему нравишься, — безразлично заметила Полумна. — И кто ж такой умный… — вспыхнула Джинни, но не менее безразличный ответ ее опередил: — Паркинсон. Я слышала, как ей об этом сказала Булстроуд. — Булстроуд, — произнесла Джинни, презрительно растягивая буквы, — соврет и не покраснеет. И все же слова приятным теплом растеклись по сердцу, хотя она и понимала, что они лживы: не могла она нравиться этому слизеринцу. Ей сразу вспомнились и его взгляд полный презрения, которым он одарил ее в купе Слизнорта, и не менее гадкая ухмылка. — А Гарри? — начала Гермиона, окинув мимолетным взглядом Невилла, вернувшегося от Слизнорта минут тридцать назад, но ничего ей не сказавшего. — Разве он еще не вернулся? — с тревогой спросила Джинни. Она только теперь заметила, что Гарри нет в купе. — Нет, — промямлил Невилл. — Если честно, я думал это он. Он посмотрел на дверь, потом на Джинни. — Боже, во что он опять вляпался? — почти простонала Гермиона, проследив за взглядом Невилла. Ее собственный начинал наполняться злобой. — С учетом того, что он накинул на себя мантию-невидимку и пошел за Забини… — Джинни тяжело вздохнула, но продолжать не стала. Книга не успела коснуться пола, а Гермиона уже стояла возле двери и дергала за ручку, чтобы открыть. Дверь поддалась с трудом. Джинни догнала ее только у соседнего купе. — Не дури, Грейнджер! — бросила она, схватив ее за локоть. Гермиона резко обернулась, пытаясь сбросить руку Джинни, но та держала крепко. С губ уже готово было слететь ругательство, но Джинни опередила ее, сердито заявив: — Прекрати опекать его, как маленького мальчика. У него своя голова на плечах. — Но тут ее лицо озарила нахальная ухмылка. — Или за Малфоя испугалась? — При чем тут… — попыталась защититься Гермиона от столь наглого замечания, но ей снова не дали договорить: — Ни за что не поверю, что ты забыла по чьей вине он чуть не погиб. Напомнить, как ты Поттера на куски хотела разорвать? Джинни смотрела на нее многозначительным взглядом, продолжая ухмыляться. — Не забыла, — буркнула Гермиона. — Но здесь… не там, — Джинни понизила голос до шепота. — Здесь по-другому. Ему ничто не угрожает. — Да с чего ты взяла, что меня это должно волновать?! — рявкнула Гермиона и заметила, как несколько студентов, стоящих в коридоре, повернули к ним свои головы, привлеченные ее громким возгласом. Джинни не ответила, только бровь приподняла с еще более многозначительным видом. Гермиона, под столь пристальным взглядом, ощутила, как щеки предательски начинают заливаться краской, но сдаваться не собиралась. — А может это ты, — парировала она, дернув локтем и сбрасывая, наконец, с себя руку Джинни, — испугалась… за Забини? — За этого выродка? — та оскалилась. — Не смеши, кому он нужен… — Мне казалось — тебе. — Ни настолько, — выдавила Джинни, почувствовав поднимающийся от низа живота жар. Нахлынули непрошеные воспоминания. Но сумев совладать с собой, она сухо произнесла: — Если Гарри набьет ему морду, буду только рада. Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, пока Гермиона примирительно не произнесла: — Скоро Хогвартс, пора переодеться. Джинни взглянула на пробегающий за окном пейзаж, постепенно поглощаемый вечерней темнотой, кивнула головой и, снова посмотрев на Гермиону, сказала: — Гарри больше не тот… не надо его опекать. Улыбнувшись, она дружелюбно ткнула Гермиону кулаком в живот и направилась в свое купе.* * *
Она смотрела на свои пальцы, перебирающие светлые волосы Малфоя, а с губ не сползала самодовольная улыбка, словно это было единственное, о чем она мечтала всю свою жизнь. Пэнси усмехнулась. Когда-то она действительно так считала… до того как попала на «Шакал». Сколько она себя помнит, ее всегда считали чуть ли не чудовищем, холодной и безразличной ко всему и ко всем. Даже собственные родители. И бабушка. Но это было давно, очень давно, когда она еще не умела притворяться. И не считала нужным. Но потом, поняв, что так будет лучше, удобно для всех, она надела маску. Она стала той, которой ее хотели видеть, и даже полюбили. Но от этого стало только хуже. Она не испытывала ничего, кроме презрения. К ним. К себе. Но маску не сняла. Ее сняла капитан, дав ей возможность стать настоящей… — Ай! — Вскрик выдернул ее из раздумий. — Паркинсон, больно же! За мыслями она не заметила, как сильно стянула прядь. Виновато улыбнувшись, Пэнси прошептала «прости», на что Малфой лишь раздраженно фыркнул, но голову с ее колен не убрал, только усилив завистливые взгляды в их сторону. Но Пэнси все равно. Она только играет роль. Ненавистную роль глупой девочки, мечтающей о таком как Малфой. Она продолжает улыбаться. Продолжает запускать пальцы в волосы Малфоя, но внутри ее пустота. Пустота, которая вряд ли рассеется. Она больше не вернется на «Шакал». Она больше не будет прежней, не будет настоящей, потому что «Шакала» больше нет. Нет и его капитана… Улыбка на ее губах становится грустной. — Что-то Забини долго нет? — доноситься до нее сквозь туман приятных воспоминаний. Пэнси опускает глаза вниз, на лицо Малфоя, но он не смотрит на нее, его взгляд устремлен в сторону. Она замечает, как тоска скользит в его серых глазах. «Неужели он тоже грустит по тем дням? — спрашивает она сама себя. И сама же отвечает: — Вряд ли. Он прошел через тоже, что и мы. Он сломлен. Он был на грани смерти, как и мы когда-то на Мархабе… Она сломала их так же, как и нас». Но Пэнси не испытывает жалости. Жалость не для нее. Не для них. Там не было жалости. Даже Грейнджер, вечно скулящая о справедливости и прочей ерунде, переставала быть жалостливой, когда дело касалось ее врагов. Она становилось беспощадной, как она, Паркинсон, как Уизли, как Полоумная Лавгуд. Порой, даже слишком, чем вызывала немалое, но молчаливое восхищение с ее, Паркинсон, стороны. Пэнси оскалилась, вспомнив, как узнала о недавней проделке Грейнджер, и ничуть не удивилась. Они сидели в одном из многочисленных заведений Нержавки, приятно обжигая горло темно-бурой жидкостью. Она пропустила лишь пару или тройку стаканчиков. Грейнджер и Лавгуд тоже, но Уизли нет. Она прикончила уже, наверное, десятый, когда презрительно выплюнула: — Амбридж… злобная гадюка… Пальцы с силой сжали стакан, будто хотели раздавить его. — Не к месту будет помянута, — промолвила Грейнджер, пытаясь отобрать стакан из стиснутых пальцев Ведьмы. — Да и тебе хватит… Но та только сильнее сдавила его, словно добычу, и отдавать не собиралась. Ярко-карие глаза зло вспыхнули. — Джинни, — мягко начала Гермиона, не опасаясь, что их могут услышать не те уши, — прекращай… — Что я должна прекратить? — невинно осведомилась та. — Напиваться, черт тебя дери! — выпалила Грейнджер, вырывая, наконец, стакан из ее пальцев. — А я и не напиваюсь, — все также невинно парирует Джинни, — лишь душу облегчаю. — Слишком часто и слишком много, — голос Гермионы зазвучал жестче, — особенно после Мархаба. — Не так много, как тебе кажется, — Джинни хмыкает и откидывается на спинку стула. — Но достаточно, чтобы наделать глупостей… — Глупостей?! — взвилась Ведьма, возвращаясь в прежнее положение. — Глупость была на трезвую голову! Не успей Паркинсон, и он был бы мертв! — Но он жив, — мягко напомнила Гермиона. — Мы следили за каждым их шагом, все было наготове… и мы успели. Рана пустячная, больше на испуг. Капитан рассчитала все… — Нет, не все! — яростно перебила ее Джинни. — Зачем вообще нужно было это делать? Другого способа не нашлось? Гермиона вздыхает: так поступать с Невиллом, конечно, не стоило, но раскаяния она не чувствовала. Скорее наоборот: была уверена — будь она на месте капитана, сделала бы то же самое. — Капитан… — … такая же тварь, как и Амбридж, — едко бросила Джинни. И поддавшись вперед, не менее ядовито добавила: — Как и ты. — А по-моему, — процедила сквозь зубы Гермиона, — Мей права: ты действительно сходишь с ума. — Может быть, — Ведьма равнодушно пожала плечами, — может быть… На какое-то мгновение над столом воцарилась тишина, но Джинни, издав смешок, прервала ее: — А здорово ты ее проучила! — Кого? — недоуменно спросила Гермиона, не ожидавшая столь резкой смены разговора. — Да жабу эту, Амбридж. — Джинни плотоядно хихикнула. — Кентавры… Надо же! Никогда бы не додумалась. — Додумалась… — эхом повторила Гермиона с явным укором. — Сглупила! Еще немного, и сама была бы не лучше Амбридж. А Гарри — мертв. И струхнула же я тогда… В стакане, отнятом у Джинни, и который она по-прежнему держала в руке, оставалось немного бурой жидкости, и Гермиона одним махом отправила ее в рот. — Обошлось же, — простодушно заметила Джинни. — Зато, какая идея! — С этим трудно не согласиться! — довольно хмыкнула Ангел, ставя стакан обратно на стол. — А кому-то и полезно! И обе в голос рассмеялись. — Я что-то не совсем поняла… — робко поинтересовалась Полумна, — причем тут кентавры? — Ох, — выдохнула сквозь смех Джинни, — тебе разве не известно об их… маленькой слабости? Хирург покрутила головой. Джинни прекратила смеяться и серьезно сказала: — Кентавры славны тем, что любят насиловать женщин. Серые глаза Полумны от удивления расширились. Она несколько мгновений смотрела на Джинни, потом перевала взгляд на продолжавшую ухмыляться Гермиону. — Ну, и… сучка же ты, Грейнджер, — наконец выдавила она. Слова, прозвучавшие как одобрение, вызвали новый приступ смеха. — О да, кентавры знатно повеселились, — протянула Ангел и, вытянув руку вверх, кому-то свистнула. — Уверена, еще один стаканчик никому не повредит.* * *
Большой зал с вытянутыми вдоль длинными факультетскими столами, сотнями парящих свечей под потолком, сейчас затянутым ночными облаками так же, как и вечернее небо, что просматривалось сквозь высокие окна: все это было неизменно уже не одно столетие. Гермиона прикрыла глаза и глубоко вдохнула. — С тобой все в порядке? — настороженно спросил Рон. — Лучше не бывает. Просто радуюсь, что снова здесь. — Она открыла глаза и, повернувшись к Рону, мягко улыбнулась: — Могло быть и хуже. — Могло. — Лицо Рона омрачилось воспоминаниями. Немного помолчав, он добавил: — Ты так и не захотела ничего рассказать… — Это ничего бы не изменило, — продолжая улыбаться, Гермиона накрыла его ладонь своей. — И об этом лучше не вспоминать. — Я что-то Гарри не вижу, — Джинни обеспокоенно огляделась. — Где он? — Странно, я думала… — Гермиона вскинула голову и тоже огляделась, — он здесь. — И я. Но его нет. — Джинни бросила взгляд на слизеринский стол. — Малфой, Забини, вся компания в сборе… а Гарри нет. Гермиона хотела ответить, но в этот момент дверь в Большой зал распахнулась, и появилась профессор МакГонагалл, держа в руках табурет с возвышающейся на нем Волшебной шляпой. Гомон в зале стих, и все с любопытством принялись разглядывать новичков, длинной вереницей семенящих за профессором. Когда шеренга первокурсников поравнялась с местом, где сидела Гермиона, та неожиданно вздрогнула и почувствовала, как пальцы сами собой, до белых костяшек, сжимаются в кулаки, до боли впиваясь в ладони. Гермиона прикусила нижнюю губу, чтобы не зарычать, потому что этот самый рык уже стоял возле горла и рвался наружу. Она опустила голову, чтобы никто не увидел огня, что зажегся в ее глазах. «Надо успокоиться, надо… — мысленно уговаривала она себя, точно так же, как и несколько месяцев назад, стоя в пещере перед пультом управления. — Это просто совпадение. Ей всего одиннадцать, и она волшебница». Гермиона медленно приподняла голову и наткнулась на тревожный взгляд Джинни. И без того бледная кожа той побелела еще сильнее. Гермиона мотнула головой, выдохнула и попыталась улыбнуться, разжав кулаки. Но улыбка оказалась вымученной. — Гермиона… — это был Рон. Он тоже смотрел на нее испуганными глазами. — Все в порядке, — тихо, почти шепотом произнесла та. — Просто… живот скрутило. Для Рона этого оказалось достаточно. Он отвернулся, чтобы наблюдать за распределением, которое вот-вот начнется. Но не для Джинни. Она по-прежнему не сводила с нее взгляда, теперь уже настороженного, а уголок ее рта приподнялся в усмешке. — Потом, — одними губами бросила Гермиона, и тоже отвернулась к преподавательскому столу. Вскоре над залом разнесся высокий и звучный голос. Это запела Волшебная шляпа. Но Гермиона не вслушивалась, ее взгляд был прикован к первокурсникам, выстроившимся вдоль преподавательского стола. Как только песня и последовавшие за ней аплодисменты смолкли, профессор МакГонагалл вышла вперед и, развернув длинный свиток пергамента, начала выкликать имена. — Таву́ра, Со́лли! — прозвучало, когда в шеренге осталось шестеро новичков, и Гермиона снова ощутила жгучую волну ненависти, поднявшуюся внутри нее. Она посмотрела на Джинни и увидела, как глаза ее тоже полыхнули огнем, как тело содрогнулось, и как ладони сжались в кулаки. — Это всего лишь совпадение, — повторила она свои мысли перед камином в гостиной. — Может, ты и права, — выдохнула Джинни. — Только от этого не легче. — И она волшебница, — твердо добавила Гермиона, больше убеждая себя, чем подругу. Джинни кивнула, не отрывая взгляда от красно-желтого пламени, хаотичным танцем мерцающего в ярко-карих глазах, отчего те приобретали солнечный оттенок. — Твои глаза… — протянула Гермиона, удивленная этой метаморфозой, — они сейчас… такие же. — Какие? — Джинни резко обернулась. Огонь перестал отражаться в ее глазах, и они снова стали карими. — Янтарные.