***
- Ир, дай животик поглажу, - доставал беременную Петька. - Ой, отстань, а? Нет ещё животика. - Но ребёночек же там есть. А он же всё чувствует. Ира лишь закатила глаза и решила спуститься на кухню, к тёте Наде, чтобы попить ароматного чаю и поболтать обо всём. Устроившись как обычно на милой деревянной табуретке, Зябликова стала смотреть, как Надежда делает чай и думать о своём. - Ириш, о чём задумалась? - О том, как меня всё достало. Все так заботятся обо мне, будто я фарфоровая вазочка. Не маленькая всё-таки, и сама знаю, сколько времени находится на солнце, сколько спать и что делать. Надежда поставила на стол две горячие кружки с чаем и присела рядом. Живота у Ирины пока ещё действительно не было, но девушка ясно ощущала, что там кто-то есть. И в каких условиях он родится, а так же, как она будет с грудным ребёнком на корабле, где чуть ли не каждый день какие-то опасности, и все остальные детали сильно её волновали. Ребёнок всё же не шутка...***
- Алён, пожалуйста, послушай меня. Не уходи. Своего парня Громова слушать не хотела. А если даже и хотела - не стала бы слушать, ведь это тоже включает в себя план, который придумал Герман. - Отойди от меня! - оттолкнула Макса Алёна и быстро зашла в каюту. Ударив рукой себя по лбу несколько раз, Макс хотел уже начать ломится в каюту, но вовремя опомнился и решил дать своей девушке немного остыть, а потом уже всё объяснить. А вот Алёна, закрыв дверь, с облегчением выдохнула. Свою часть в плане Германа она почти выполнила, теперь дело за ним. - И что это было? - удивлённо спросила Вика, застыв в одном положении, со стаканом воды внутри. - Ах, это? Не обращай внимания, мне просто нужно всё разъяснить и расставить по полочкам, - ответила Громова и плюхнулась на свою кровать. Странно, что она сразу не подумала. Не подумала о том, что нельзя просто стереть из памяти человека, особенно, если у них были отношения. Макс так сразу, по взмаху руки, не забудет Ксению. И здесь дело даже не в любви. Дело в обычной и банальной привязанности. Просто нужно время. И терпение. Причём, со стороны обоих. А Макс тем временем решил снова выйти на палубу. Ему нравилось просто сидеть там и думать. О Земле, корабле, Алёне... - Ну что, Казанова, допрыгался? Герман стоял в проходе, оперевшись об дверцу. - Что тебе нужно? Опять пришёл угрожать и запрещать встречаться с Алёной? Нет, Герман, на этот раз не прокатит. - Ты плохо меня знаешь. На этот раз пришёл помочь. Мне не нужна Алёна, я не люблю её. Только вот сейчас, она, наверное, сидит в своей каюте и плачет. Потому что ты пообещал порвать с доктором навсегда. А ты вместо этого сидел с ней на скамейке и смеялся, веселился, как будто вы с Ксенией и не расставались. Мой тебе совет: порви с доктором. И тогда у вас с Алёной всё наладится. Не дождавшись ответа, Герман ушёл, оставив парня с полным багажом мыслей, которые он должен был разобрать. Но вопрос: в чём выгода для самого Германа во всей этой истории? Всё очень просто. Удостоверившись, что за ним никто не следит, Герман притаился за несколькими коробами, которые матросы на время разместили сюда. В каюте Ксении горел свет. Неудивительно, скоро закат. Сев на пол, Ворожцов стал ждать своей очереди "вступить" в игру. И он действительно не прогадал со временем. Не прошло и десяти минут, как сюда пришёл Григорьев и робко постучал в дверь уже бывшей девушки. - Что ты здесь делаешь, Макс? - спросила доктор, открыв дверь. - Пришёл поговорить. Судя по всему, разговаривали они недолго, так как Макс внезапно вышел и также внезапно, быстро скрылся за поворотом трюма. Для Германа это послужило знаком. Недолго думая, он открыл в дверь и зашёл в каюту без стука, застав Ксению плачущей у стола. - А ты зачем пришёл? - сорвалась брюнетка. - Да что вы вообще тут ходите, дел других больше нет?! Герман лишь прикрыл дверь, подошёл к столу и, развернув стул, на котором сидела женщина на себя, слегка дотронулся губами до губ Ксении, проведя рукой по щеке и смахивая слёзы. Она не оттолкнула, не стала возражать, лишь положила руки ему на плечи. Подняв Данилову со стула, Герман медленно и аккуратно положил девушку на кровать, а сам устроился сверху, не разрывая поцелуй.