Начало

Новое утро почти такое же, как и прошлое, только не слышно крика матери. Происходящее перемешивается, и каждый новый день - словно тень предыдущего, правда ещё более неясный и расплывчатый. Он поспешно собирает вещи, даже не посмотрев на часы, спешит быстрее вырваться из душного дома на волю, где серое небо окутывает каждого прохожего своей пеленой дрёмы и безысходности. Одевается теплее - сегодня ему предстоит долго слоняться по улицам. Он не знает, сколько так ещё будет продолжаться, и думать абсолютно не хочется. Где-то внутри разум подсказывает, какой завтра день, и Доминик с трудом воспринимает это. Завтра придется увидеть всех, увидеть их лица, выражения которых Доминик уже сто раз пытался представить у себя в голове. То были лица пренебрежения, злобы, усмешки. Одобрение или привычная пофигистичность на них вряд ли имела место быть. Холодные улицы приняли его радушно, пропуская свою стужу под его одежду. Он даже не помнил, сколько не ел. Но почему-то дьявольски хотелось пить. Он не мог позволить себе остановиться здесь, на полпути, чтобы купить чего-нибудь и тем самым привлечь к себе внимание редких прохожих никак нельзя, потом. Всё потом. Знакомая скамейка заманивала его своей голой, тощей привлекательностью, приглашая усесться прямо в пышный девственный сугроб. Так он и сделал. Снег словно обнимал его, кутал со всех сторон и заботливо согревал, покалывая. Он чувствовал себя нахохленным воробьем, тщетно пытающимся согреться в том, что должно было приносить только холод. Так же и он, пытающийся найти хоть проблеск света и счастья там, где его встречала лишь боль. Он и не заметил, как пошел снег. Сначала медленно и неторопливо, а потом все закружило, завертело так, словно природа норовила смахнуть его с его законного места, так радушно предложенного пару минут назад. Лицо неприятно кололо крохотными льдинками, и, чтобы забыться, он закрыл глаза и попытался сосредоточиться. Завтрашний день приближался неумолимо быстро, и остановить его было невозможно. Надо думать, что делать. В независимости от реакции ребят было только два варианта: быть с Мэттью или нет. И в случае принятия хоть одного из них, остальные факторы не имели никакого значения. Мэттью. Так сладко потянуло на загривке, что-то приятно кольнуло в пояснице. Мэттью. Звучит почти шепотом на ухо, интимно в каждом своем звуке - Мэттью... Он вспомнил его. Он не вспоминал того, как он выглядит уже несколько дней, и его угловатая внешность с такой поражающей ясностью возникла у него в мозгу, что стало страшно. Мозг, словно экран телевизора, генерировал всё новые и новые картинки: его тонкие руки, пальцы, сжатые губы, дрожащий взгляд, непослушные сальные волосы... Всё это сложилось в какую-то пугающе-реалистичную картинку. Он снова вспомнил его слова на выдохе, с жаром произнесенные тогда, ночью. Вспомнил его смех, голос, подушечки пальцев, сжимающие струны гитары... Смешной нос, и то, как он его чешет... С каждым новым образом он чувствовал, как проваливается всё дальше и дальше в пучину страшащей неизвестности, которая с каждой минутой становилась все яснее, а ответ прятался на кончике языка, готовый вот-вот сорваться. Дом запрокинул голову, как делал это тогда, с ним. Знакомое, уже родное серое небо то и дело обрушивало на него все новые и новые колкие хлопья, которые он с готовностью принимал на себя. Словно из ниоткуда сыпались блестящие снежинки. Почти непроизвольно он высунул язык, как тогда, когда они вместе спешили домой. Вспомнил лицо Мэттью, довольное и безмятежное, вспомнил, как медленно таяли льдинки на его щеках, как дрожал его язык со стекающей по нему капелькой замерзающей влаги. Все это так живо возникло у него в мозгу, что он с пугающей быстротой повернул голову налево и почти не удивился, увидев сидящего рядом Мэттью с высунутым языком и прикрытыми глазами, прямо как картинка, вырезанная из журнала его воспоминаний. На секунду он подумал, что это просто видение, но, продрав хорошенько глаза, осознал, что это не так, что Мэттью сидит, живой, прямо перед ним, словно не замечая его. Его спокойный вид почти не вызвал в нем никаких эмоций. Он не испугался и не обрадовался. Просто почувствовал какое-то удивительное облегчение и стал ждать чего-то, сам не зная, чего. "Господи, он так и будет сидеть тут и делать вид, что меня здесь нет?" - резко захотелось кричать, вопить, вымаливая ответы на все свои вопросы. Хотелось обрушить на него все то, что накопилось в нем за эти долгие три дня, но тело словно не слушалось его, отказывалось двигаться, а глаза упрямо пялились прямо на него, боясь спугнуть. Словно услышав его внутреннюю борьбу, Мэтт повернулся. Его томный взгляд расслаблен, но отдает неприкрытой решительностью и настойчивостью. Этот безмолвный контакт словно током ударяет Дома, и он даже спокойно понимает, что шага назад уже нет. Этот взгляд словно закрепил теплящуюся в его груди уверенность в своем решении. Он понял, что подсознательно решил все уже давно, в тот первый день, когда увидел его в зале. И каждая его мысль с тех пор только подтверждала эту уверенность. Все это время... Он просто пытался обмануть сам себя, думал, что контролирует свои чувства, когда они уже давно заключили его в окончательное и бесповоротное рабство. Он почувствовал, как проиграл. Вновь. Его уверенный взгляд, длиной в секунду, вселил в Доминика неожиданное спокойствие и уверенность. "Сделай, как я прошу, и я обещаю, все будет хорошо", - так и молил он, но это было уже лишним. Дом уже мчался по скользкой тропинке по направлению к дому. Сердце колотилось в бешеном ритме, дыхание сбилось, но он этого и хотел. Хотел наконец вывести себя из этой пучины самобичевания, в которой он пребывал последние три дня. Одной пробежкой хотелось исправить все, все решить, придать себе сил для будущей борьбы, а он знал, она будет. Залетев домой, он застал мать стоящей у порога и удивленно глядящую на него. Тут он понял, как странно выглядел: запыхавшийся, наверняка румяный, даже красный, вернувшийся из школы раньше обычного. - Некогда объяснять,- он подлетел к матери, чмокнул в щеку и побежал к себе, воображая, какое сейчас выражение имеет её лицо. Залетев в комнату, он закрыл дверь и повалился на кровать, смеясь. В последнее время он сам себя пугал и не мог придумать себе оправдания в такие минуты. Но сейчас это было и не важно совсем. Это тяжелое решение, принятое им, принесло ему поразительное и долгожданное облегчение. Все самое важное было сделано, остальное - неважно. Он справится. Они справятся. Вместе. Всю ночь Дом не мог сомкнуть глаз и заснул только ближе к утру. Он совершенно нагло проспал школу, к удивлению, никто из домочадцев и не подумал будить его. Проснувшись чуть раньше "часа икс", он стал быстро и резво собираться. Внутри его назревало волнение и паника, которые он старался приглушить. Но с каждой минутой становилось все труднее контролировать себя. Руки почти дрожали, он бегал по комнате, кидаясь из угла в угол и собирая вещи. Он никогда не заботился по поводу того, что надеть, но сейчас каждая мелочь казалась чем-то жизненно важным. Но, в конце концов, он напялил то, что первым попалось на глаза и выскочил из дома, громко хлопнув дверью. Сердце нещадно громко отбивало ритм где-то внутри, разгоняя все нарастающее волнение по всему телу. Оказавшись прямо у дверей актового зала, он остановился и нервно сглотнул. Остался один шаг до заветной двери, и он не мог знать, что за ней встретит. Толкнув дверь и резко войдя внутрь, он изо всех сил старался выглядеть непринужденно. Нацепил привычную улыбку, убавил шаг: с виду все в порядке, в то время как внутри бушевал ураган. Все уже сидели на своих местах: Пол, Пит и Стэн на своих стульях. Все, кроме Мэтта. Дом чувствовал, что он опоздает: прийти вовремя было слишком рискованно, ведь оказаться один на один с ними без присутствия Дома - чистое самоубийство. А может, он вообще не придет. Все присутствующие оглядели его привычным ленивым, с ноткой осуждения взглядом. По их виду было видно, что они не в духе: губы поджаты, брови чуть сдвинуты, только на лице Пола играла едва заметная усмешка. "Началось", - подумал Дом. - Привет!- он старался, чтобы его голос не дрожал, но тут подумал, что даже слегка переигрывает в своей жизнерадостности. - Привет...- какое-то таинственное и незаконченное раздалось ему в ответ. Дом решил не задавать лишних вопросов, чтобы не выделяться слишком сильно, поэтому просто уютно развалился на своем стуле. Сидеть ему было неудобно, отчего-то хотелось дергать ногой и кусать губы, но он сдерживал себя. Из последних сил. Не выдержав, он выпалил: - А чего сидим? Прозвучало даже с каким-то вызовом, о чем Дом уже успел пожалеть. Пол как-то заметно оживился и даже приподнялся со своего места. Его взгляд словно приглашал на какой-то немой поединок, зрачки дрожали, а улыбка не сходила с его губ. - А ты как считаешь? - Абсолютно без понятия,- соврал Дом. - Без понятия? Так я скажу тебе: мы ждем твою дорогую Рапунцель, которая вечно опаздывает. Шоу началось и должно было продолжаться, поэтому Дом решил сбавить обороты и спокойно сидеть на своем месте. Тем более, он чувствовал, как еще чуть-чуть и его голос предательски задрожит. Он уставился куда-то в потолок, абсолютно ничем не примечательный, но такой полезный для отвода глаз. В эту минуту дверь актового зала оглушительно открылась, и из-за нее показался их гитарист - на удивление бодрый и возбужденный. В эту минуту сердце Дома буквально екнуло внутри. Он почувствовал, как краска подступает к лицу, и отвернулся. - О-о-о, привет, герой сегодняшнего дня!- Пол явно был в возбужденном состоянии. - Рады тебя, наконец-то, видеть! После этих слов он галантно указал рукой на сидящих сзади, и Дом искренне пожалел, что находится среди них. Мэтт немного смутился, но потом как-то быстро согнал с себя остатки смятения и громко, ясно воскликнул: - Надеюсь, вы извините меня, когда узнаете, что у меня для вас новый сюрприз! - О, вы смотрите-ка! Рапунцель приносит нам одни сюрпризы! По залу вновь прокатились короткие смешки. Дом молчал, все больше нервничая. Не дожидаясь одобрения, Мэттью начал воодушевленно описывать их будущие перспективы. Он взял в руки гитару, начал подбирать какие-то аккорды, параллельно предлагая идеи и для других инструментов - как и что должно звучать. Он вновь сыграл очередную мелодию, в таких красках описывал всё, но чем больше Дом его слушал, тем более гнусно ему становилось. Хотелось закричать: "Хватит! Прекрати! Они не понимают ничего!" Он чувствовал приближающийся крах, глядя на лица всех собравшихся, понимал, что как только Мэтт закончит распинаться, все просто накинутся на него, как стая шакалов. Все терпеливо слушали его, не перебивая, а значит, впереди грядет серьезная буря. Чем больше он смотрел на него, тем больше ему становилось его жаль. "Неужели он не понимает, что все уже предрешено? Осталось только с достоинством выдержать удар и принять поражение". Когда Мэтт закончил и уставился на всех горящими глазами, Дом уже представил их будущие "перспективы". Хотелось взять и увести Мэттью прямо сейчас, потому что, зная его, можно было с точностью сказать, какая будет его реакция после того, как их обсмеют. Он обязательно удивится, будет вытаращенно смотреть на всех, искренне ничего не понимая, а потом осознает, в какой жопе оказался, будет ерзать, смущаться, а всем остальным это только на руку - они еще пуще накинутся на него. Первым, как обычно, начал Пол: - Так, так, так... Давайте-ка посмотрим на ситуацию трезво. Как видите, наш юный талантище каждый раз блещет новыми идеями... Все расторопно заохали в подтверждение его слов. - Каждый раз малышка Мэтт предлагает нам что-то, что, мягко говоря, немного не соответствует концепту группы... Меняет наши принципы, а теперь беззастенчиво указывает нам. Непорядок. На этих словах Дом хотел громко рассмеяться, но едва себя удержал. "Концепт? Серьезно? Что он несет?" Но положительная реакция не заставила себя ждать. Пит, почесывая щеку, чуть не подпрыгнул на собственном стуле, судорожно кивая головой. - Так вот, мы все посовещались, малышка Мэтт... "Когда они успели?" - размышлял Дом. - И у каждого назрел вопрос: "А не охерел ли этот новичок?" Пит едва не захрюкал, а Стэн равнодушно, но чуть более оживленно улыбнулся. - Так, парни? - Та-ак!.. - немного вялое протянулось в ответ. Дом сидел тише воды. Тут Пол обратил свое внимание и на него. Он был так оживлен, словно ожидал приближения какой-то неземной феерии. - А ты, Дом, что скажешь? - Я не вижу никакой проблемы в том, что он предлагает, Дом старался выглядеть как можно равнодушнее. - Ты не видишь проблемы. Я понял. То есть, ты считаешь, что это не проблема - то, что новичок так нагло распоряжается нами всеми? - Нет, я так не считаю. - Ты так не считаешь, ясно. Раз наши мнения расходятся, предлагаю голосование. "Зачем? Зачем так мучить нас? Зачем выбирать такой варварский способ для победы? Всем и так понятно, что мы с Мэттом в меньшинстве, зачем тянуть?" - крутилось у Дома в голове. Он весь сжался и готов был провалиться сквозь землю. - Итак!- громогласно возвестил всех Пол,- начинаем голосование! Кто против того, чтобы малышка Мэтт дальше выпендривался в нашей группе? По обыкновению Пол, Пит и Стэн подняли руки. Все трое выжидающе уставились на Доминика, который, кажется, был краше свеклы. В этот раз он не мог, просто не мог поднять руку. Он сам это решил. Он словно на прощание посмотрел на Мэттью и буквально ошпарился, встретившись с его взглядом. Кажется, он еще никогда не видел его более спокойным, ясным и решительным, чем в эту секунду. "Он правда ничего не понимает или придуривается?" И тут Дом понял, что не понимает ничего здесь только он. По взгляду Мэтта стало понятно, что тот знал все наперед и знал уже давно. Знал, что чувствует к Дому, знал, что делал в ту роковую ночь, знал, что с ними обоими будет. Он знал, к чему это приведет. И когда этот час настал, он оказался к нему полностью готов, в отличие от самого Дома. Мэтт специально устроил сегодняшний цирк, откровенно нарываясь, да еще и в такое в напряженное для них время. Он просто хотел быстрее со всем этим покончить. Осознанное сильно шокировало и даже немного обидело Доминика. "Это было немного жестоко с его стороны: управлять судьбой нас обоих по своему желанию. Не спрашивая даже моего согласия, он выбрал меня и хладнокровно позволил мне все глубже проваливаться в ту пучину, которую он сам создал. До определенного момента. И этот момент настал". Впервые Дом чувствовал себя полным идиотом, до которого доперло в последний момент. Стало немного обидно за себя, за то, как его обвели вокруг пальца. "Это он во всем виноват!", - яростно думал он. Он гневно посмотрел на Мэттью, одним взглядом обвиняя его во всех смертных грехах, но взгляд того так и говорил: "Я совсем ни при чем". И был прав. Доминик просто обманывал себя. Все это время. На самом деле, подсознательно он сам знал все уже давно, уже давно он понял, что попал. Еще в ту их первую встречу, когда его зацепила эта нескрываемая застенчивость Мэтта, его движения, мимика... С самого гребанного начала. Самое гнусное вранье - вранье самому себе, и он осознавал это сейчас как никогда четко. А время шло, и Доминик даже забыл, что все сейчас ждут только его решения. Пытаясь сломить волю Доминика, Пол заговорческим тоном спросил: - Ну, Дом, ты с нами? Как бы в предсмертной агонии, как будто прощаясь, он кинул очередной взгляд на Мэттью. И он готов был руку дать на отсечение, что тот мило подмигнул ему в ответ. Этот жест как бы поддерживал и говорил: "Смелей!", а его расслабленная полуулыбка придавала надежды. В который раз Дом дивился на Мэтта. Оказывается, он совсем не знает этого человека, и невозможно было предугадать, узнает ли когда-нибудь вообще. Откуда у этого застенчивого плюгавого мальчишки могло взяться столько мужества и решительности, во сто крат больше, чем у Доминика? Откуда в его взгляде столько ясности? Откуда взялись все эти силы на борьбу? Доминику стало даже немного стыдно за свою слабость и малодушие. Как он мог сомневаться в нем? Как мог подумать, что тот его оставит или предаст? Как он вообще сейчас может медлить с ответом?! Словно резко вынырнув из воды на воздух, Доминик выпалил: - Нет, я не с вами. Это прозвучало настолько дерзко и вызывающе, что даже Пол, кажется, опешил. Он поднял одну бровь в удивлении и снова посмотрел на Дома, как бы проверяя его на прочность. - Ты же понимаешь, чем это грозит, Дом? - Думаю, да. Пол с секунду молчит. - Дом, подумай, мы играем вместе уже хер знает сколько, ты готов променять этого выскочку на старую добрую братву? В эту секунду Пит словно слетел с катушек. Он нервно вскочил со своего места и, брызжа слюной, сотряс зал своим писклявым голосом: - Да он же просто гребанный гомосек! Нашел себе подстилку! Пол, Пол, помнишь, мы были там... - Да, да, я помню. Тон Пола сменился с услужливо-вежливого на какой-то хитрый, нетерпеливый, словно именно этой минуты он ждал весь день. На лицах парней заиграли злые усмешки, и Дом старался держаться из последних сил. Уши горели, а где-то в районе горла щекотал страх. Он не двигался и старался спрятать дрожащие руки, сохраняя каменное выражение лица. Он был даже не в состоянии посмотреть на Мэтта, хоть и знал, что найдет в нем опору. Ему хотелось, чтобы все это поскорее закончилось. - Ну правда, Дом, что ты на это скажешь? Дом упорно молчал. Не потому, что не придумал, что ответить, просто он боялся, что в самый важный момент его голос предательски задрожит и подставит их обоих. Собравшись с духом, он тихо произнес: - С чего вы это взяли? - С чего мы взяли? С чего мы взяли?! В ту ночь, после того, как мы подошли с Питом к двери туалета, разыскивая тебя, между прочим, стояли там долго, потому мы пошли искать тебя в другое место. Но что-то заставило меня дьявольски захотеть в туалет, понимаешь ли. И я ждал. Ждал, пока он освободится... Пол нарочито тянул, а Дом уже успел пожалеть, что задал свой вопрос. - Так вот, я ждал, и понял, что мне ничего не светит, когда я услышал, как за дверью смачно сосутся и лобызаются. Я уже было отошел, как через минуту дверь открывается, и из-за нее вываливается наша взлохмаченная Рапунцель. Доминик сглотнул и стал молиться, чтобы этот жест никто не заметил. - Так вот, мне стало интересно, кого там успел охмурить Мэтт, пока его дражайшая Бекки одиноко стояла в уголке. И, подойдя к двери, я немного удивился, увидев за ней тебя, лежащего на полу и, видимо, уже в отключке от страстных поцелуев нашего мачо. Пит и Стэн заржали в голос, а Дом успел в сотый раз поменять цвет своего лица, в этот раз с ярко-алого на темно-бордовый. Пол помолчал с минуту, довольный реакцией, которую он вызвал, и снова продолжил свою тираду: - Но это еще не все. Когда я начал расстегивать штаны, чтобы, наконец, отлить, ты вскочил и побрел куда-то, шатаясь, как последняя пьянь. Выйдя из ванной я застал такую картину: наш бедный малютка-искуситель оказался прижат тобою прямо в угол. О, я помню его красные щечки и то, как он шептал тебе: "Прекрати... Прекрати, Дом", а ты никак не останавливался, хватался рукой за его булки и проходился своим языком по его шее, от чего тот смущенно закатывал глазки. Прелестное зрелище. "Так вот почему я проснулся не в туалете, как должен был..." - подумал Дом, стараясь отвлечь себя от стыда и пытаясь не смотреть на самодовольные лица, уставившиеся на него. - Когда Мэтт наконец-то смог выбраться из твоих объятий и убежать из дома, ты огорченно повалился прямо на месте и заснул. Ох, как мы ржали. В эту секунду раздался очередной всплеск визгливого смеха. - Но ты не красней так, Дом, тебе повезло, что это видели только мы с Питом. Пит, польщенный таким вниманием, нахохлился еще больше, в то время как Дом был уже не в состоянии поднять на них взгляд. - Дом, ты понимаешь, что ты докатился? Понимаешь, что с тобой творит этот мелкий патлатый гомик? Ну Доминик, ну ты же не такой, ну скажи мне... Иначе ты полетишь из группы, клянусь тебе. Тут Доминик просто вскипел. "Да как эти уроды смеют говорить о нас такое?!" Он резко встал со своего места, громко повалив стул на пол, отчего все вздрогнули, подошел к Полу и навис над ним, тыкая в него пальцем и метая взглядом искры. - Не смей! Не смей так говорить! Пошел ты нахуй со своим балаганом! Вы все и кончика пальца его не стоите!- крикнул он, указывая на Мэтта. С этими словами он быстро подлетел к Мэтту, который сидел ошарашенный, но светящийся от радости, схватил его за руку и повел к выходу. Мэттью едва успел схватить свой инструмент, настолько напористо Дом тащил его. Их парадное шествие сопровождало дружное угуканье сзади и летящие в спину бумажки. В ответ им слышалось отдаленное: "Педики!", "Да чтоб ты сдох!", "Ублюдок!". Ярость настолько сильно кипела внутри Доминика, что он почти не замечал ничего вокруг. Глаза словно были застланы пеленой, а в душе теплилось обжигающее чувство злобы и обиды. Они едва успели накинуть на себя куртки, как Дом уверенно прокомандовал: - Пошли. И вывел того на улицу, быстро ведя по направлению к своему дому. Он почти бежал, не оборачиваясь, зная, что Мэтт следует точно за ним, и изо всех сил старался не взорваться прямо здесь, на улице. Забежав домой, он втолкнул внутрь испуганного Мэтта и громко хлопнул дверью. Он знал, что никого нет, и можно было не сдерживаться. - Ты знал! Ты знал! Зачем ты так со мной?! Мэтт смотрел на него круглыми от удивления и ужаса глазами, не говоря ни слова. От этого вида Дому стало еще пакостнее от самого себя и от того, что он говорит сейчас, но он был не в состоянии прекратить. - Ты же знал, что ты делаешь! Знал, чем это закончится! Ну почему именно я?! Эта фраза так и сквозила запахом обиды и болью поражения. Мэттью стоял в полуметре от него, глядя ему прямо в глаза. В ответ ему раздалось тихое, но уверенное, произнесенное на выдохе: - Потому что ты нравишься мне, Дом. Произнесено это было так вызывающе, убедительно и даже с ноткой укора, что Доминик почувствовал себя последней тварью. Его мальчик стоит сейчас перед ним, такой беззащитный с виду, но сильный духом, а он обвиняет его в том, в чем он виноват сам. Мэтт, наверняка, натерпелся не меньше него. А сколько, должно быть, потребовалось мужества и стойкости, чтобы принять происходящее с достоинством и помочь понять это самому Доминику! Дом почувствовал жгучий стыд, стягивающий грудную клетку. Он резко притянул Мэтта ближе к себе и крепко обнял. Это был первый раз, когда он так чутко ощущал его тело: худое, даже костлявое, такое открытое к прикосновениям, что кружилась голова. Мэттью нерешительно, но безмерно нежно обнял его в ответ, устраиваясь удобнее на его груди. - Прости меня, Мэттью, я говорю полную чушь... Все тело Дома сотрясло в долгожданном плаче: он задрожал, все яростнее сжимая хрупкое тело, обнимающее его, и спрятал нос в его каштановых волосах, пахнущих чем-то неуловимым и не поддающимся описанию, что было свойственно только Мэтту. В эту минуту Мэтт был его единственной и самой твердой опорой. Он успокаивающе поглаживал Дома по спине, шептал что-то нежное и ободряющее в ответ, едва не падая под весом парня. - Тише, тише... Но Дом от этого тише не становился. Поняв, что тот уже не контролирует себя, Мэтт мягко повел его в сторону и усадил на кровать, не прерывая контакт. Когда Дом ощутил мягкую опору под собой, он расслабленно завалился на Мэтта, сжимая его еще крепче, так, что тот чуть не сломался под его весом. - Мэтт, Мэтт, Мэттью... Словно впав в беспамятство, Доминик без конца повторял его имя дрожащим от слез голосом, отчего сердце Беллами болезненно сжималось, до того его было жаль, хотелось успокоить и приютить. Дом уже потерял всяческий контроль, он даже не думал, что может плакать так сильно, с надрывом, на глазах у другого человека. Он помнил только один раз, когда он плакал так именно от душевной боли. Тогда он лежал у себя в комнате и с застывшим сердцем, съежившись, боявшись даже дышать, слушал, как громко ругаются на кухне родители. Даже через дверь он слышал их громкие крики, и ему было действительно страшно. Он никогда не слышал, чтобы его родители так кричали и говорили друг другу такие слова, которые останутся в его памяти надолго. Крепкие ругательства и звуки битой посуды: все это соединялось в одно единое целое, вызывая у маленького Доминика волну истерики. Он зажимал рот ладошкой, чтобы его не услышали, тыкался лицом в подушку и мочил ткань солеными слезами. Он буквально кричал в подушку, надеясь, что его не услышат, колотил по кровати кулаками и дергался всю ночь. Сейчас он испытывал похожее чувство. По натуре своей он был достаточно терпеливым, выносливым и спокойным, но когда вся злоба, растерянность, страх и даже стыд накапливались в нем до определенной отметки, он взрывался так, что потом хватало еще надолго. Все плечо Мэттью было мокрым от слез парня. Доминик уже почти успокоился, но грудная клетка продолжала напряженно вздыматься от проходящей истерики. Заплаканным, прерывистым голосом он тихо спросил: - Ну почему мы с тобой должны страдать, Мэтт? Тот с минуту молчал. - Потому что так решено. - Кем? Кем решено?- Доминик не мог успокоиться. - Не нами,- спокойно и с такой жалостью ответил Мэтт, что Доминик не придумал, что возразить. Только тихо прошептал: - Спасибо тебе. Вместо ответа Мэттью сильнее прижал его голову к себе, поглаживая по голове и зарываясь рукой в его растрепавшиеся волосы. - И тебе спасибо.