Монтрессорский Гамбит

«Это уже становится дурной привычкой – открывать глаза не там, где ты их закрыл,» - подумал Джонс, осмотревшись. Фальконе очнулся на узкой койке в маленькой каюте. Наличие зарешёченного окна намекало, что это – карцер. В голове поселилась тупая ноющая боль. Прикоснувшись к темени, молодой человек с удивлением обнаружил, что его перевязали. «А ещё на меня не одели кандалы,» - с не меньшим изумлением отметил Джонс, осмотрев руки и ноги, - «И не отобрали перстень!» Последняя находка его невероятно воодушевила. Настолько, что он вскочил с кровати, заскрипев зубами от боли. Несмотря на рану головы, Фальконе принялся изучать дверь. В ней была узкая зарешёченная щёлка, через которую караульный, который, несомненно, стоял снаружи, мог следить за арестантом. Дверь запиралась на обычный замок, а замочные скважины стояли с обеих сторон. Джонс пришёл к выводу, что может сбежать в любой момент. Он украдкой заглянул в смотровую щель и увидел затылок стражника, скучавшего в обнимку с мушкетом. Волнение переполнило Фальконе, и тот принялся осторожными шагами мерять каюту, предварительно сняв сапоги, чтобы охранник не догадался, что пленник пришёл в себя. «Так! Так… Осторожно открываю дверь, и вырубаю караульного. Потом лишь бы добраться до верхней палубы и броситься за борт! Нет уж, Енот, не получишь ты с меня выгоды! А… что дальше? Так и сдохнуть посреди эфира, на поживу хищникам? А мы вообще где?» Фальконе вспомнил об окошке и решил в него заглянуть. -Великие звёзды, чёрт вас побери! - невольно прошипел Джонс, увидев в иллюминаторе знакомые причалы, - Не может же мне так везти! «Гоблин» без сомнений был пришвартован к одному из пирсов Редфорта, и план Джонса оформился до конца. «Решено! Перемахну на стыковочную штангу и бегом в порт! В жизни меня там не поймают… но медлить нельзя!» Ещё раз Фальконе посмотрел на охранника, оценивая его комплекцию. «Крупноват детина, мать твою…» Молодой человек забегал глазами по карцеру, ища что-нибудь увесистое. Самым тяжёлым было ведро с водой, но это явно не тот снаряд, которым удобно бить по голове. «Неужели мне придётся драться с ним голыми руками?» - в отчаянии думал Джонс, уперев руки в пояс и закусив губу. Внезапно он понял, что пираты даже не пытались изъять хоть какие-то вещи. Помимо перстня у него остались не только подкованные сапоги, но и кожаный ремень. Сняв его и соорудив петлю, Джонс Фальконе прильнул к двери. Он молился всем высшим силам, прикладывая перстень к замку, чтобы устройство открылось без щелчка и скрипа. Почувствовав настроение Джонса, универсальный ключ поворачивался медленно и осторожно. Фальконе чуть слышно выдохнул, когда дверь едва заметно качнулась, больше не запертая. «Теперь только напор и ярость! Звёзды, помогите мне!» - последний раз подумал он, рванув дверь на себя. Пират даже не успел обернуться, когда петля ремня сжалась у него на шее, а рука прикрыла рот, заткнув удивлённый вскрик в глотке. Джонс бросился на стражника всем телом, намотав импровизированную удавку на кулак и затягивая её изо всех сил. Ошеломлённый нападением пират выронил ружьё и даже не попытался защищаться, лишь вцепившись в душащую его петлю. Потеряв равновесие, он попятился внутрь карцера, лишь упрощая Фальконе работу. Молчаливая борьба длилась недолго, и вскоре караульный осел на пол. Джонсу пришлось вложить остаток сил в то, чтобы закинуть крупное тело пирата на кушетку. В руки беглеца перекочевала горсть монет, мушкет и увесистый палаш. «Столько не унести,» - с сожалением понял Фальконе, - «Придётся бросить мушкет, на него мне не хватает рук.» С тяжёлым сердцем Джонс расстался с большим и мощным оружием. Прикрыв тело охранника циновкой, Фальконе выскользнул в коридор, в одной руке держа палаш, а в другой – пару сапог. «Я где-то под квартердеком,» - прикинул он, запирая камеру, - «Мне надо идти строго наверх. Авось, не встречу ни охраны, ни офицеров этого чёртова корыта.» Джонс миновал аналогичные тюремные каюты, которые пустовали все до единой. Палуба была мертвенно пуста, и без осложнений Фальконе нашёл трап. По лестнице он поднимался очень осторожно, и, как оказалось, не зря. Не успел он перейти на следующую палубу, как услышал шаги и шелест одежды. Поставив сапоги на ступеньку, Джонс изготовил клинок к бою и затаился, ожидая врага. На палубу спустилась стремительная невысокая фигура в светлом костюме, не оглядываясь вошедшая в дверь напротив трапа. Джонс хотел было припустить наверх, но незнакомец не закрыл за собой дверь, и весь трап был как на ладони. Тенью Фальконе прокрался к распахнутой двери, намереваясь лёгким толчком прикрыть её, но остановился как вкопанный. -Ламберт сказал, ты очнулась… Как ты себя чувствуешь? – раздался из помещения, откуда стойко пахло лекарствами, знакомый голос. Фальконе бросило в краску от негодования: «Енот?! Этот урод здесь! Проклятье… Ну почему я выбросил мушкет?!» Уступив любопытству, Фальконе прильнул к дверной щёлке, заглянув внутрь. От увиденного глаза полезли на лоб. Обширное и светлое помещение, заставленное койками, очевидно, было лазаретом. Проционец стоял у дальней койки, припав на колено, прижимая к губам руку с металлическим когтем. На койке лежала мертвенно-бледная Мелиса, глядящая на Нахального Енота с нежной улыбкой, которую, казалось, неспособно изобразить её рассечённое шрамом лицо. Фальконе не верил своим глазам, ведь Солярис и Процион были старинными смертельными врагами, их вражда брала своё начало ещё до появления Империи Терры! «Есть много способов сломить чужую волю,» - внезапно вспомнил Фальконе слова проционца. -Спасибо… уже лучше. Недурно меня подрезал этот щенок, - улыбка Мелисы стала кислой, - Док говорит, что я легко отделалась. Но поваляться придётся долго. -Ничего, Мел, ничего, - проционец погладил её по лицу, - Мы скоро летим домой! Так капитан сказал. А орионские мясники тебя быстренько починят. Проционец ободряюще улыбнулся. «Что?!» - едва не выкрикнул Джонс, а мысли в его голове закрутились ураганом, - «Выходит, Нахальный Енот – не капитан? Вернее, этот проционец – не Енот? И… домой… орионцы… Да они же не пираты, а каперы Империи Ориона!» Но поток сюрпризов и не думал иссякать. -Почему? Нас, наконец, отзывают обратно? -Начинается война, Мелиса, - почти угрожающе просипел проционец, - Наша Империя готова бросить вызов самой Терре, ударив по Монтрессору! -Невероятно… - выдохнула солярианка. Фальконе думал точно так же. Казалось, все его внутренности завязали узлом, когда прозвучала эта фраза. «Невероятно! Невозможно! Немыслимо!» - только эти слова вращались в забинтованной голове беглеца. Оставшуюся часть разговора он практически не слышал, застыв в состоянии, близком к шоку. «Я должен сообщить об этом!» - эта мысль поразила Джонса как гром, наполнив тело жаждой действия… и страхом. Не за себя, а за Империю Терры. Ведь он был единственный, кому посчастливилось услышать этот секрет. И если он не доберётся домой, немыслимое нападение застигнет владения Терры врасплох. -Ладно, Мел, отдыхай. Тебе нужен покой. А пока, я пойду, проверю, не очнулся ли наш, якобы, важный арестант. Широкими шагами капер двинулся к выходу, и Джонс действовал не думая. Под удивлённый вскрик Мелисы дверь со всего маху захлопнулась от пинка Джонса. Получив крепким деревом в лоб, проционец с грохотом покатился по полу лазарета, а Фальконе одним движением перстня запер помещение, и бросился наверх, позабыв про сапоги. Матросы на палубе удивлённо вытаращились на вылетевшего наверх босого человека с перевязанной головой и палашом наголо. Воспользовавшись замешательством, тот в одно движение перемахнул через борт корабля. Один из эфирников от изумления даже выронил изо рта трубку, рассыпавшуюся тлеющим пеплом. Босые ноги беглеца больно ударились о металлическую раму стыковочной штанги, идущей параллельно причалу, которая подводила на пришвартованный корабль воду и энергию. Ободрав стопы, Джонс едва не сорвался, отчаянно размахивая руками и ловя равновесие. Тревожные крики и суета на «Гоблине» подстегнули его не хуже плети, и необутые окровавленные ноги застучали по металлу водопроводной трубы. -Нет! Крик заставил Фальконе практически против воли остановиться и резко обернуться. Вдоль всего борта фрегата сгрудились матросы, но их Джонс не замечал. Он смотрел в одну точку у самых дверей квартердека. Высокий сухопарый ящеройд целил в беглеца из длинноствольного пистолета, а другой рукой… другой рукой он отталкивал Изабеллу Нортон, беспомощно тянущуюся к его оружию. -Нет! – повторила она, предпринимая новую отчаянную попытку отобрать пистолет. Каким-то краем сознания Джонс понимал, что представляет собой идеальную мишень, но разум целиком сосредоточился на одном: «Изабелла… Изабелла, что ты тут…» Он не закончил мысль, когда грянул выстрел. Разряд воткнулся в трубу у ног Фальконе, и перед лицом вскинулся столб воды. Фальконе взмахнул руками и, выронив палаш, полетел со штанги в объятия бездны. В последний момент ему чудом удалось ухватиться за один из кабелей. Джонс беспомощно повис на стыковочной конструкции, в паре метров от пирса. Опустевшая труба вновь задрожала. Джонс поднял взгляд и увидел, что ящер бросился в погоню, держа наготове дымящийся пистолет. «Он же меня пристрелит! С такого расстояния не промахиваются… Надо что-то делать!» Решение пришло неожиданно, когда Фальконе сквозь зарождающийся ужас заметил, насколько сильно раскачиваются провода стыковочной штанги под шагами преследователя. Кабели были закреплены на старых, порядком расшатанных кронштейнах, и Джонс понял, что выход из его положения есть. Ухватившись за провод покрепче, молодой человек подтянулся и всем весом бросился вниз. Ближайшая опора со звоном отвалилась, и провод заметно провис. Джонс повторил упражнение. На третий раз над головой оказалась пара начищенных чёрных сапог и ствол пистолета. -Ну всё, акробат, допрыгался. Сдавайся, и давай без глупостей, - процедил капер, целясь Фальконе в лоб. Вновь воззвав к Фортуне, Джонс последний раз бросился вниз, и кабель вышел из гнезда в борту «Гоблина». У Фальконе захватило дух, когда провод, в который он вцепился, превратился в набирающий скорость маятник. В лицо ударил ветер, а от стремительного приближения к туше Редфорта Джонс невольно закричал. Внезапно путь преградил гафельный парус шхуны, причалившей к пирсу ниже того, где стоял пиратский фрегат. Продолжая орать, Фальконе со всего маху воткнулся в затрещавшую парусину, по которой скатился на палубу. Больно ударившись спиной, он громко охнул. Кряхтя и потирая поясницу, молодой человек поднялся и посмотрел в сторону преследователя. До противника было настолько далеко, что даже прирождённый мастер никогда бы не стал стрелять из пистолета на такую дистанцию. Переполнившись чувством собственного триумфа, Фальконе показал ящеройду оскорбительный жест и отвернулся. На упавшего с неба молодца, вытаращив глаза, смотрел матрос, держащий в руках швартов. Улыбнувшись, Фальконе похлопал его по плечу и собирался было идти к сходням, как вдруг за спиной раздался далёкий крик: -Две сотни золотых за живого! Поражённый наглостью и смекалкой ящера, Джонс невольно крутанул головой, после чего снова посмотрел на матроса. Его взгляд из удивлённого стал задумчивым, а рука выпустила канат и потянулась к ножу. Джонс же времени на раздумья не тратил, отчего оказался быстрее. Схватив первое, что попало под руку, а это была небольшая деревянная киянка, Фальконе с маху врезал неизвестному эфирнику по лбу. Тусклые голубые глаза несчастного закатились, когда между ними пробежала струйка крови, и матрос упал, не издав ни звука. Не тратя ни секунды, Фальконе бросился к сходням, а когда израненные ноги ступили на тёплый камень пирса, он, что было духу, побежал к распахнутым в обшивке станции воротам. Внезапно дорога плавно изогнулась вниз, и Джонс почувствовал, как сменяется вектор гравитации. Он оказался на улочке с мрачноватыми домами, простирающейся по внутренней поверхности сферы. Постепенно изгибающаяся улица забирала вверх, теряясь среди неотличимых друг от друга жилых кварталов. В центре сферы висело в меру яркое, нежное рукотворное солнце. Несколько секунд Джонс был сбит с толку нависающими домами и бродящими над головой прохожими, но страх подстегнул его вперёд. Понимая, что выглядит, мягко говоря, экстравагантно, Джонс у первого же лотка купил платок, который повязал на голову, и пару паршивых башмаков. После этого он припустил дальше, теряясь среди улиц. Навстречу то и дело попадались эфирники бандитской наружности да вороватого вида старатели, иногда мимо проходили шумные пьяные компании матросов. Постепенно выбившись из сил, Фальконе вдруг осознал, что бежит не от возможной погони, а от тяжёлых мыслей. Как только беглец остановился, они всем скопом накинулись на него. И первой скрипкой была нестерпимо горькая, коловшая сердце мысль об измене. «Изабелла, как ты могла! Как ты могла предать всё, чему служила?» - безмолвно воззвал Фальконе к своему бывшему командиру. Неожиданно, его поразил очевидный вывод, к которому так быстро пришла разведка Флота: «А ведь могла. После столь позорного разжалования, когда вся её жизнь обрушилась, подобно карточному домику, Изабелла вполне могла переметнуться на сторону врага, прельщённая званиями, славой, деньгами… Что за чушь! Изабелла бы так никогда не поступила! Но факты… я же своими глазами всё видел!» Это неприятное открытие поразило Джонса настолько, что он на какое-то время забыл о готовящемся нападении на Монтрессор. Горечь уступила место унынию, которое загнало его в ближайший кабак с одним желанием – утопить печали в выпивке.