Перекрёстные жизни

13 Ветер. Наверное, ветер сильный – в лучах иногда проскакивающих вдоль железнодорожного полотна фонарей ветви деревьев то и дело трепещут на ветру. А ему всё кажется, что это чьи-то тени мелькают и растворяются в темноте. Мужчина отвернулся от окна, подпер кулаком подбородок и прикрыл глаза. Сон не шел – как всегда, впрочем. Состав простукивал по рельсам свою скорость и путь, но мерный стук не прибавлял ни сна, ни желания уснуть. Разве что раздражал время от времени сильнее прежнего, но привычка сдерживать эмоции и чувства пришла с годами, с возрастом, с профессией – с достигнутыми в ней вершинами - да мало ли еще когда! И при этом совершенно неважно, сколь отчаянно бьется сердце в груди, как сильно оно кровоточит. Ладонь сжалась в кулак – и разжалась. Снова и снова. Старые рефлексы сработали, а синхронно с ними заныли старые раны. Ну вот что прикажете с этим делать? Пожалуй что ничего. Разве что отвернуться к окну и снова бездумно уставиться в темноту в ожидании следующего фонаря – бледного света кривых его лучей, изломленных тенями облетевших веток. Вот уж странная штука жизнь: с одной стороны посмотреть – так Нил Леган едет домой, а с другой – так бежит из дома. С одной стороны – возвращается в родные места, с другой – покинул, бросил всё, что сердцу по-настоящему мило, родно и дорого. И чего он ждет от этого путешествия, кроме как новой боли – во сто крат нестерпимее этой, нынешней? - Пап, ты не спишь? Взгляд метнулся на соседнюю койку, выхватил из темноты почти неразличимый силуэт, но первое резкое движение тут же замерло за ненадобностью – всё в порядке. - Нет. Я здесь. С тобой. Что-то случилось? Он встал, стараясь казаться предельно медленным и сосредоточенным. Уверенным движением обогнул сидение и осторожно опустился рядом с дочерью. - Нет, я просто так спрашиваю, - приглушенно отозвался ее голос, немного хриплый со сна. – Тебе нужно тоже немного поспать, папочка. Тонкая детская ручка, затянутая в черный креп, выпросталась из-под одеяла и потянулась к нему. Кэт не сняла платья, ложась вскоре после отправления экспресса, но ничего странного в этом, конечно, не было: Кэт, в общем, неплохо справлялась со сложившейся ситуацией, только… очень мерзла по ночам. И уверяла раз за разом, что от этого и просыпается, хотя у Нила, если честно, были совсем другие соображения на сей счет. Вот и сейчас тоже… Он склонился, чтобы покрепче подоткнуть шерстяное одеяло, прикоснулся губами к растрепанным дочкиным волосам и на всякий случай поинтересовался: - Замерзла? Скорее угадал, чем почувствовал слабый кивок, зато совершенно четко расслышал упрек в повторившемся шепоте: - Обязательно нужно поспать. Неужели ему это неизвестно? Конечно, нужно, и понятно, зачем. Ну, то есть, разумом понятно, а сердцем – не очень. Только вот когда же успела так повзрослеть его маленькая капризная дочурка? Та ли девочка, которая с такой неохотой принималась за уроки французского и по полдня торговалась перед занятием музыкой, то прикидываясь больной, то убегая к соседям, то веля Филиппу заводить машину и ехать в парк, – та ли девочка теперь молча ест овсянку на завтрак и без лишних слов спешит на урок? Та ли девочка прямо сейчас так успокаивающе крепко сжимает его ладонь, поглаживает заледеневшие пальцы? Та ли девочка шепчет, стараясь быть сильной и мужественной: «Тебе непременно нужно поспать, папочка»? Откуда в маленькой, хрупкой, ничего не знающей о жизни Кэт столько внутренней силы? Хотя… стоит ли удивляться? Ему знакомо всё это: сила, непоколебимая воля, понимающий, всезнающий взгляд. Во всё это он влюбился когда-то. - Спи, котенок. – Рука помимо воли скользнула по детской голове. Кэт послушно кивнула и зажмурилась, но вскоре действительно задышала ровнее, и он вспомнил, как однажды слышал такое: «Дети и ангелы. Спокойно спят даже в аду только дети и ангелы». Когда слышал? Наверное, давно. К чему то было сказано, теперь можно лишь догадываться, но в его жизни сейчас ад, определенно ад. Стараясь двигаться как можно тише, Нил пересел на собственное сидение. Подвинулся ближе к прохладному окну и вжался в угол – действительно, нужно хоть попытаться заснуть. Прикрыл глаза, хватая губами просочившийся из-за стекла морозный воздух. Это Кэт холодно по ночам, а ему – жарко: персональный ад жжет, выжигает его изнутри, оставляя пустую оболочку, всё еще называемую человеком. И ничего с этим не поделать, потому что когда-то давным-давно он лично дал обещание, дал слово женщине, которую любил, и не может, не смеет его нарушить. Мрачное воспоминание тут же изогнуло губы то ли в горькой усмешке, то ли в гримасе боли: едва ли в этих с детства знакомых краях кто-то ждет подобной верности слову от него – от Нила Легана. Но не им же он клялся, в конце концов! Кэт что-то пробормотала во сне. Он насторожился, даже взбодрился, хотя в сущности и не думал засыпать прежде. Но Кэт поерзала, отворачиваясь к стене, и тихонько засопела. Значит, всё нормально. Нил снова подумал о том, что пускаться в дорогу одному с маленьким ребенком было далеко не самой здравой из его идей. Вполне вероятно, следовало бы подождать, пока приедет какая-то из неугомонных крестных матушек, только упаси бог не обе сразу. Барышням уже давно некого и нечего делить, кроме, возможно, благосклонности его дочери, и тем ни менее за годы вражды впитавшееся в кровь желание повыдергивать друг другу прядку-другую их все так же яростно одолевает, как и прежде. По отдельности же они – весьма милые создания. И старинные подруги. Из той, другой, жизни. И каждая из них была бы счастлива не просто приглядеть за Кэт какое-то время, но и отправиться вместе с ней в Чикаго, что бы ни сулила подобная поездка. Такой план, несомненно, был бы вполне хорош, но предполагал один весьма существенный минус: выезжая из Бостона самостоятельно, Нил на целых несколько дней терял из виду Кэт. А уж этого допустить он не мог по ряду причин, и среди них душевное состояние – его и Кэт – было, увы, отнюдь не самым главным. Поезд уже обогнул по касательной полночь, но сон не пришел – досадная деталь. Почему-то вспомнился последний разговор с Дэвидом Бредфордом прямо перед отъездом. Ну, не совсем прямо – за день до отъезда. Когда ещё можно было что-то изменить. Впрочем, уже тогда Нил Леган знал, что ничего менять не станет. Они сидели в гостиной, и молчание сидело там вместе с ними: шепталось по углам, стучало дождем в окна, отражалось в грустных глазах – Дэвиду и Клер было о чем грустить. О чувствах же Нила говорить вообще не стоило – вот они и молчали. Затем горничная подала чай (традиционный, полуденный) и молоко (даже после стольких лет в Америке Клер была истинной английской леди). Когда подали яблочный пирог, Нилу стало совсем уж скверно. Скрестив руки на груди, он поморщился: - Что ты решил? Дэвид, его лучший друг и деловой партнер, задумчиво уставился перед собой, пока его супруга Клер разливала чай. Затем как-то неуверенно пожал плечами. - Скажем так: я бы ни за что не согласился выполнить твою просьбу при других обстоятельствах. Нил почувствовал, как его ладони сжимаются в кулаки, но привычно не подал виду. К чему, если Дэвиду и так понятно, насколько он раздражен? - Обстоятельства таковы, какими есть, и не изменятся, Бредфорд. Тот лишь сдержанно кивнул: - Но ты всё же подумай дважды, а то и трижды, прежде, чем принимать окончательное решение. - Я уже всё обдумал. Ответ вышел немного резковатым. Дэвид поджал губы и негромко посоветовал: - Выпей чаю. Чай был не вкусным и не противным, не холодным и не горячим, не сладким и не горьким – никаким. От идеи добавить туда молоко просто мутило. - Я ухожу из компании, - заявил Нил. – Продаю акции. Уезжаю из Бостона. - Тебе не нужно бежать, - осторожно заметила Клер, отвлекаясь от своей газеты и чашки. – Ты известный в городе, весьма уважаемый и обеспеченный человек, ты сможешь, если что… - Я не о том! Он знал, что, перебивая даму, поступает в высшей степени невежливо. Положим, Клер Бредфорд была не посторонней дамой, а почти сестрой, но Нил все равно осознавал масштабы своей грубости. Пару раз вдохнув и выдохнув, он покачал головой: - Прости, дорогая, - перевел взгляд на Дэвида, - но я не вижу другого выхода. Мне тяжело здесь. И больно. - У тебя здесь работа, - в свою очередь напомнил Дэвид. – Это ведь не только деньги, Леган. Это обязательства перед клиентами, которых ты уже ведешь, не говоря уже о тех, которые потенциально могли стать нашими благодаря твоему имени, опыту и популярности. Нил нахмурился. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, на что намекает Бредфорд, и он, бесспорно, прав. После всего, чем Леганы обязаны этой семье, так вот рубануть с плеча – черная мерзкая неблагодарность. - Ладно! – он отбросил сомнения, как салфетку с колен. – Я пока не стану уходить из Легфордс. Но позвольте мне хотя бы отпуск, мой белый господин. Дэвид деланно поморщился. Клер улыбнулась. Она всегда как-то по-доброму оценивала сарказм и редко обращала внимания на грубости. Бредфорду, несомненно, очень повезло с женой. А ему? На этот вопрос ответ скор и однозначен, но говорить или даже думать о нём слишком больно. Нил поразмыслил немного и добавил: - Отпуск бессрочный, конечно. - Да уж, конечно! – фыркнул Дэвид. – И не забудь обзавестись парой-тройкой опытных охранников, чтобы твой отпуск не прервали самым бесцеремонным способом. - Обойдусь, - как можно беззаботнее отмахнулся Нил. – К тому же Филипп будет рядом. - Легкомыслие на грани глупости – вот что это! – раздраженно бросил ему прямо в лицо Бредфорд. И он опять был прав. И Нилу опять было всё равно. Стараясь не поморщиться, он отхлебнул ещё этот странный, лишенный какого-либо вкуса чай: - Мне кажется, ты преувеличиваешь. И дальше домыслов тут ничего не пойдет. - Я бы хотел, чтобы так оно и было, - честно заметил Дэвид. - Возьмешь пирога? – мягко предложила Клер. - Ну ж нет! – теряя выдержку и контроль, Нил скрипнул зубами. – Яблочный пирог я есть не буду. Никогда!