Перекрёстные жизни

18 - Помимо меня и Кэт, здесь должен быть мой секретарь Филипп Лакруа, - безапелляционно заявил Нил и вздернул подбородок. – Не могу обойтись без помощника. В глубине души он понимал, конечно, что подобным комментарием и вызывающим видом провоцирует Корнуэлла, но почему-то не мог остановиться. И дело было не в Арчибальде, хотя годы вражды с ним, безусловно, невозможно позабыть полностью. Дело было в самой ситуации, столь изматывающей и безысходной, что Нил оказался просто не в состоянии себя контролировать. Да и с чего взяться контролю здесь, где Кэт в кои то веки в относительной безопасности, до Бостона с его жалостью, врагами, друзьями и подозрениями очень далеко, до будущего – уже не добраться никогда, а до прошлого – рукой подать? Нилу, по правде сказать, не особо-то и хотелось подавать рукой до этого прошлого, оттого, вероятно, и желание язвить било в нем все мыслимые и немыслимые рекорды. Он хотел потасовки. Не словесной перепалки с извечным соперником и недоброжелателем – нормальной такой потасовки: кровь из носа, подбитые глаза и челюсти, очень может быть, даже сломанные ребра. Банальная возможность выплеснуть свою боль и бессилие на кого-то, кроме самого себя, потому что последнее его уже изрядно истрепало, а бросаться с кулаками на друзей – оно как-то ненормально, знаете ли… Странно, но Корнуэлл никак не реагировал на эти провокации. Ни на заносчивый тон, ни на раздраженный сарказм, ни на кривую ухмылку в традиционном сопровождении пылающего гневом и презрением взгляда. Корнуэлл лишь смотрел на него несколько огорченно, немного обиженно, и печаль читалась в его глазах. Печаль и сочувствие. Вот дьявольщина! Только этого ему, Нилу Легану, тут и не хватало! Руки помимо воли сжались в кулаки, готовые к драке. Арчибальд снова никак не ответил на это, просто встал, кивая: - Хорошо. Твой секретарь тоже может разместиться в доме, в крыле прислуги. - Чушь! Он мой помощник, а не лакей. - Значит, в гостевом крыле. Где сам пожелаешь. Глотая старую обиду вместо слез, на которые он, разумеется, не имел сейчас никакого права, Нил медленно выдохнул. Максимально собрался с мыслями. - Рядом с комнатой Кэт. Для дочери, конечно же, я хочу отдельную комнату. Это на случай, если ты хотел разместить ее в детской со своими наследниками. - Вообще-то, у меня одна дочь, - тихо заметил Арчибальд, - как и у тебя. Значит, еще двое – это дети Элизы. Его племянник с племянницей. Его кровь. Слова не были произнесены, но хватило и короткого замечания со стороны Корнуэлла, чтобы Нил снова задумался над тем, сколько удосужился потерять в своем ослином упрямстве, потому что… «Ты просто идиот, вот что я тебе скажу!»- руки, упершись в бока, выглядят грозно, да и голос звучит так привычно по-боевому, что хочется отчеканить военный шаг. Ему хочется – даже сейчас, когда от войны остались лишь воспоминания. А для нее такая боевая стойка привычна – всегда была привычна. И этот прищуренный взгляд, полный недовольства. И эти гневно сведенные брови. «Идиот как есть! Это же твоя семья!» «Ты – моя семья. Ты и Кэт. А больше – никто!» Чёрт, как же больно бывает в такие вот моменты… - Эй, Леган, что с тобой? Нил и сам не заметил, как провалился в бездну своего отчаянья, оказавшись в очередном круге своего ада. Он тряхнул головой, прогоняя призраки прошлого – того недавнего, сладкого и прекрасного, которое сулило ему и светлое будущее, и рай, и спасение. - В-всё в п-порядке, - запинаясь, проговорил он. Хотя и не поверил собственным словам. Корнуэлл, впрочем, тоже едва ли поверил и, выйдя из-за стола, как-то слишком уж деланно похлопал его по плечу. - Ну-ну, не стоит, Леган. - Эй, полегче! – резким движением сбрасывая сочувствующую руку, Нил с трудом сдержал порыв отпрыгнуть подальше и криво улыбнулся. – Не утруждайся, кузен. Такая сентиментальность – это уж слишком даже для тебя. - Действительно, - уже холоднее заметил Арчибальд и как-то неопределенно махнул рукой, – ну, что ж… Размещайся. Вышел – и не закрыл за собой дверь библиотеки, уверенный, что незваный гость не станет там слишком уж задерживаться. Или, возможно, опасаясь, что за закрытой дверью этот самый гость начнет рыться в столе и резать ножиком кожаную обивку кресла. Едва ли в понимании Корнуэлла Нил Леган способен на что-то еще. Будто вторя подобным мыслям, в дверном проеме почти сразу после ухода мужа появилась замухрышка Энни. Годы прошли, а в ней не сильно и поменялась эта ее серость, сговорчивость и ведомость. Разве что оделась в платья подороже да укуталась в дорогие кружева. - Арчи сказал, ты остаешься здесь. Нил приподнял бровь: так-так, и откуда в голосе крошки Энни эти стальные нотки? Вот уж сюрприз. А он думал: там, в гостиной, ему просто показалось с непривычки. Ладно уж, с такой миссис Корнуэлл можно и поговорить. - Так точно, - подмигнул он, с любопытством разглядывая собеседницу. – Прикажешь приготовить мне комнату получше или сама там приберешься, дорогая кузина? В конце концов, тебе не привыкать… - Прекрати! Она прервала его на полуслове, перехватила половину фразы, взмахнув рукой. И он понял, что этот мир – он тоже безвозвратно изменился. И куда же теперь деваться ему – куда идти, если своего мира уже нет, а в чужом ему больше нет места? С такой Энни, немножко изменившейся, немножко боевой, но по сути всё той же, можно было бы столько всего вспомнить и обсудить, но у него, боевого офицера, едва ли найдется достаточно смелости. - Извини, - хмуро проговорил он. – Буду благодарен за любое жилье. И… Кэт тоже. А затем, коротко кивнув, вышел. - Bon appétit, mes amis!* - провозгласила Кэт, принимаясь за угощение. Нил покачал головой: за два года занятий, не всегда, впрочем, добровольных и прилежных, его дочь запомнила немало французских слов, хотя над произношением еще работать и работать. Но подобные знания никогда не будут лишними – это он понял в первые дни на фронте, когда французов вокруг было полно, а тех, кто мог их понимать, единицы. Тогда даже его поверхностные знания казались на вес золота. Но здесь, в тесном семейном кругу, Кэт почти никто не понял. Только Филипп, его отменный секретарь, а заодно и ее постоянный учитель, одобрительно кивнул своей подопечной из угла, где разместился, присматривая за происходящим. Нил настоял на его присутствии, и родственнички, то ли всё еще ошарашенные его приездом и новостями, то ли ужасно подозрительные на его счет, не противились столь странной просьбе. Чтобы хоть немного разрядить атмосферу и создать то, что некто, дипломатично настроенный, назвал бы «дружественной непринужденностью», Энни, радушная хозяйка, широко улыбнулась Кэтрин: - Милая, твоя мама была француженкой, да? Не прошло и пары секунд, когда, осознав бестактность собственного вопроса, миссис Корнуэлл испугалась, и ее сияющая улыбка погасла. Все замерли. Нил напрягся, готовый в любую минуту привычно броситься на защиту своей дочери, но опять его малышка Кэт повела себя умнее его. И сдержаннее. Хотя в кого, казалось бы, ей сдержанно себя вести? - Моя мама родилась в Америке, – легкая улыбка скользнула по ее губам. – Но папа всегда говорит: она любой парижанке фору даст. - Так папа говорит? – тихо полюбопытствовал Том Стив, и Элиза только фыркнула; как всегда, муж перебил ее еще до того, как она успела вставить очередной острый комментарий. - Да, – кивнула Кэтрин и, понизив голос до едва слышного окружающим доверительного шепота, неохотно призналась: - Не знаю точно, что это значит, но наверняка папа так хвалит маму. Он же в ней души не чает. Нилу было не по себе. Очень не по себе. Этот день откровений, уже плавно перетекающий в вечер, был и без того чрезвычайно труден, а тут еще толпе родственничков захотелось обсудить его семейную жизнь. Сам бы он выбросил весь свой стратегический запас сарказма, отвечая на бестактность бестактностью, но Кэт, его маленькая, беззащитная Кэт, едва справившаяся с потерей матери, не должна сейчас отвечать на эти дурацкие вопросы! И вместе с тем он видел, как воодушевилось личико дочери, которая могла, наконец, поговорить о… Ох, понятное дело: он натворил в свое время дел, и теперь расплачивается за содеянное. Но почему, за что вынуждена такое переживать эта малышка, светлая, как воскресное утро?! Ни слова не сказав и не извинившись (что, безусловно, не делало чести его манерам), Нил встал из-за стола, подошел к дочери и, опустившись на корточки у ее стула, спросил как можно мягче: - Котенок, тебе не кажется, что пора бы поспать? - Ты тоже пойдешь? – вопросом на вопрос – ой как привычно! – ответила она. Ему осталось разве что кивнуть: ей и незаметно – Филиппу. Они привыкли нести ночную вахту в паре еще со времен войны, и теперь Нилу казалось: только под бдительным присмотром своего помощника он сможет хоть ненадолго заснуть. А потом Филипп Лакруа отдохнет – уже под его присмотром. В конце концов, осенняя ночь слишком длинна, чтобы проспать ее до самого утра. * Приятного аппетита, друзья мои (фр.)