Перекрёстные жизни

32 Наверняка, она имела в виду совсем другое. И этот влажный блеск в ее глазах – от обиды и отвращения. И рука замерла в дюйме от его щеки лишь потому, что раненых и лежачих не бьют, а он так смертельно устал быть раненным – даже пощечины для такого жалко. Впрочем, может, дело и не в жалости. Девушка хлестнет по щеке того, кто ей небезразличен – неважно, любим ли, отвратителен, – но того, кто вызывает хоть какие-то чувства. Для него же у Кэнди только ровное безразличие. И тихий голос: - Тебе нужно прилечь. Я помогу. – Голос, в котором за участием скрыты бездны прежних обид, прощенных, но незабытых. Почему никто не видит этого со стороны – только он?! Почему она сама ведет себя так, словно ничего этого нет сейчас, ничего такого не было прежде в их жизни?! Нил молча кивает, но позволить ей подставить своё плечо – выше его сил. Не потому что гордость – потому что вина. Не чувствуй он себя настолько виноватым – прижал бы ее к стенке, и плевать на глухую боль в груди, на всё плевать! Глядишь – чего-то бы и вышло. Но вина не дает. Вина шепчет на ухо, что он и так слишком круто взял сегодня, не справившись с чувствами. Что в мире Кэнди, в мире, полном друзей, улыбок и смеха, в мире людей, помогающих друг другу, любящих друг друга, ему нет места, и никогда не будет. Кэнди тоже шепчет: несколько другое, но так же настойчиво и тихо, как совесть. - Осторожно, - напоминает она, - здесь порог. А здесь кто-то что-то разлил – надо бы вытереть. Тут угол кровати. Там тумбочка. А рядом с ней – стул, это мисс Маргарет писала письмо невесте капрала Коллинза, и забыла убрать, не ударься. Нил хмурится. И бьется ногой о треклятый стул – специально, чтобы отвлечься от того, как волосы Кэнди щекочут его щеку. - Ты что?! – пугается она. Качает головой: - Больно? - Пустяки. Когда же он научится понимать, что на самом деле она чувствует? Жалость? Сострадание? Обиду? Равнодушие? Ее лицо, светлое и живое, отражает сразу всё, не показывая ничего. Каким же дураком он был когда-то, полагая, что сиротка из приюта Понни проста, как пенни.* Это теперь понятно, что глубина зеленых глаз никому не раскроет настоящих ее чувств, никому не перескажет истинных ее мыслей. Ему стыдно, что он был о ней нелестного мнения когда-то, да и за нынешнюю вспышку стыдно. За то, что она увидела нечто, не предназначенное для ее глаз, даже если и не поняла, с чем столкнулась на самом деле. Еще стыдно за свои желания. Ведь даже рыча и обвиняя, он мог думать лишь о том, как ее руки, скользкие от мыльной пены, проводят по его телу, как она – смеющаяся и раскрасневшаяся от горячей воды – прижимается к нему, и между ними – ничего, кроме будущего. Его пальцы сжимают спинку кровати, и Кэнди наверняка думает – это от боли. Боль. Вина. Безразличие. Непонимание. Желание. Вина. Боль. Его чувства и ощущения замкнулись в нём – в его грудной клетке, где раны и где сердце. Его мысли идут по кругу, вновь и вновь повторяя самих себя. - Я не хотел тебя обидеть, - тихо сообщает он Кэнди, пока та, склонившись, поправляет одеяло. - Я знаю, Нил, - сдержанно кивает она. – Я знаю. - Эй, богач, подвинься! Он приоткрыл один глаз, давая понять, что не спит, хотя на самом деле задремал – это случилось непроизвольно. Изогнул бровь в немом ироничном вопросе, и бродяга, побитый ветрами и дорогами, молча отступил. Нил пожалел, что здесь у него нет хотя бы простенького жокейского кепи, чтобы прикрыться козырьком от назойливого постороннего внимания. В окопах под Камбре была хотя бы широкополка, да и лица окружающих казались куда более заслуживающими доверия. Судя по хриплым со сна окрикам конвоя, утро только-только успело наступить, но пока он спал, в каталажку забросили несколько новичков. Когда же его переведут в камеру предварительного заключения? Когда изложат суть дела и предъявят обвинение официально, - услужливо напомнил внутренний голос. Нил вынужден был согласиться с ним, а еще признать, что раз уж никто даже не попытался пристукнуть его нынче ночью, инспектор просто разгильдяй, а не купленная продажная шкура. Дверь лязгнула железной пастью замка и открылась, пропуская очередного караульного: - Леган, к тебе посетитель. - Шнова? – прошепелявил беззубый оборванец, жующий припрятанную с вечера краюху сухаря в углу. Караульный – темноволосый парень среднего роста, загорелый и крепкий не по городским меркам, стукнул связкой ключей по железной двери: - Поговори мне ещё! – и, не оборачиваясь, кивнул Нилу: - Лицом к стене. Руки за спину. Этот выход из общей камеры не напоминал ночной: они шли по бесконечному коридору, грязному и полутемному, но совсем в другом направлении. Ощущая сталь наручников на запястьях, Нил перебирал в памяти воспоминания сегодняшней ночи и всё отчетливей понимал, что имел разговор с Томом Стивом отнюдь не в стандартной комнате для свиданий. Что же за птица этот фермер, и кто помогает ему открывать столь любопытные двери? Словно ответом подобным размышлениям прозвучало негромкое: - Том просил за тобой присмотреть. Нил даже остановился на какое-то мгновение: - Джеймс Картрайт, я полагаю? Тот кивнул: - Сержант Картрайт. И если хочешь знать, я бы для тебя и пальцем не пошевелил, но Том просил. Прозвучало так, словно просил сам Папа Римский. Не желая провоцировать неуместное столкновение, Нил не стал иронизировать. Однако не смог не поинтересоваться: - И чем же я насолил такому бравому служителю пенитенциарной системы Соединенных Штатов, как Вы, сержант Картрайт? - Есть кое-какие счеты, – туманно ответил тот, - старые счеты. Нил присмотрелся. Ну, что сказать? Молодой парень: руки в мозолях, интересные черты лица, которые обычно нравятся девчонкам, открытость во взгляде, не тронутом ни злостью, ни лишениями. Ни войной, слава Богу. Да война и не вариант, парню лет двадцать от силы. Молодой нормальный парень, совершенно не знакомый ему. - У всех в прошлом припрятан хотя бы один скелет, - Нил пожал плечами, - у всех есть то, чем не следует гордиться. - Ага, - согласился Картрайт, - просто у некоторых в прошлом дерьма больше, чем у всех остальных. Тут Нилу стало ну очень любопытно, о каком таком дерьме конкретно речь, – аж язык зачесался, но спросить не удалось. - Лицом к стене! – приказ прозвучал холодно, отстраненно и преувеличенно громко. – Ноги на ширине плеч. Тяжелая дверь скрипнула, впуская в полумрак коридора с его тусклой электрикой живой и холодный утренний свет. А ещё противно бодрый голос: - Приветствую Вас, мистер Леган. Сержант Картрайт отступил, пропуская Нила в небольшой кабинет, а сам остался за дверью, как и велит протокол. И что только забыл в этой дыре? Неплохой ведь мальчишка, не в пример всем этим идиотам из местного отделения, бездарно допросившим его вчера. Потирая запястья, Нил подошел к стулу и взглянул исподлобья: - Приветствую. Видеть Дэвида было чертовски приятно, даже несмотря на его безукоризненный до оскомины, сияющий до блеска вид. Как и положено адвокату, Дэвид не стал бродить вокруг да около. Выложил на стол бумаги и ручку, уселся напротив клиента и, улыбнувшись, вскинул бровь: - Знаешь, никогда бы не подумал, что тебя запакуют в вагончик старины Пэдди.** - Представь в таком случае, каково мне. - Охотно представляю. Поджав губы, Брэдфорд черкнул что-то на пустом листе и передал собеседнику. «У тебя дома нашли улики». Нил замер на пару секунд, но сразу опомнился: раз Дэйв пишет, то допускает подслушивание, значит, молчать нельзя! - Какие… О чем ты говоришь?! *** Не представляешь даже! Побольше беззаботности в слова – Дэвид в любом случае поймет вопрос. - И не хочу представлять, если честно. – Пальцы снова забегали по бумаге, выводя слово за словом, а подвешенный язык Дэвида принялся вещать, совершенно с пальцами не согласуясь: – Твой секретарь телеграфировал, как только узнал. Мне пришлось связаться с вокзалом и задержать трехчасовой экспресс. Даже не спрашивай, сколько мне это стоило, – вовек не расплатишься. Уже здесь пришлось попотеть, чтобы несговорчивый инспектор МакХью принял меня во внеурочное время и потрудился рассказать хоть вкратце о выдвинутых тебе обвинениях. - Неплохо было бы самому их услышать в полном объеме. На миг оторвавшись от бумаги, Дэвид хмыкнул: - Штат Массачусетс обвиняет тебя в убийстве собственной жены. - Не Иллинойс? Дэвид, прикусив губу (а он всегда так делал, сосредоточившись на важной проблеме), рассеянно покачал головой: - С чего бы? Конечно, Массачусетс. Тебя обвинили в убийстве, совершенном в Бостоне, штат Массачусетс. Послали запрос о твоих передвижениях. Официальный обвинитель будет сегодня, я полагаю: он выехал позже меня. Что ж, по крайней мере, местных копов не стоит обвинять в нечистоплотности – они выжидают соответствующих властей. А что потом? Отправят в Бостон по этапу? Нил был уверен, что не произнес это вслух, но Дэвид - адвокат слишком опытный. Да и его знает слишком хорошо. - Осудят тебя по законам Иллинойса, кстати, - как бы мимоходом сообщил он, дописывая на своей бумаге то ли роман, то ли пламенную речь – уж никак не меньше! - Конечно, - протянул Нил. – Здесь меня не знает каждая собака в судебной системе города и штата. - Точно, - щелкнул пальцами Брэдфорд. – И здешний мэр не играет с тобой в гольф по субботам. Не то, чтобы похожий бросок между штатами был кристально чист с юридической точки зрения, но при определенных обстоятельствах да еще и если финансово стимулировать нужных лиц… Всякое возможно. Государственный обвинитель из Бостона приедет, покажет ордер, погрозит пальцем и оставит его здесь, ждать суда, а в случае грандиозного невезения – гнить в чикагской тюрьме, а то и вообще... Жуткая перспектива. - Когда-то здешний мэр играл во что-то с моим отцом, - пробормотал Нил скорее себе, чем собеседнику. - Не знаю, не знаю… - протянул Дэвид. И придвинул, наконец, написанное. – Твоего отца вроде как нет давно, верно? Да и мэры имеют склонность… Брэдфорд еще о чем-то трещал без умолку, размышлял и предостерегал, но Нил, понадеявшись на сообразительность друга, уже не слушал. Он буквально впился глазами в записку, в мелкие, четко выписанные строки, в каллиграфически безупречные буквы. «Это произошло практически на следующий день после вашего отъезда. Миссис Бэнкс прибежала к нам домой вся в слезах, даже позвонить не сообразила. Рассказала, что полиция пришла с обыском в шесть часов утра, весь дом перевернули верх дном и нашли в твоих вещах рубашку с пятнами крови и удостоверение работника Масс Дженерал на имя Кэндис Леган – тоже в крови. В запертом ящике твоего стола нашли письма для Кэнди от некоего Т. Спаркса весьма романтического, я бы даже сказал, интимного содержания. Следствие сделало вывод, что ты обнаружил переписку жены с любовником и убил ее в приступе ревности, а потом просто не успел уничтожить улики. Я попытался объяснить, что за три месяца не уничтожить улики глупо, но не слишком преуспел. Выехал в Чикаго, не дожидаясь, пока полиция выйдет на твой след, но не смог тебя предупредить, потому что дьявол знает, в какую нору ты зарылся, чертов Леган!» Последнее – подчеркнуто трижды, неровные буквы фамилии поскакали по строке – одна выше, вторая ниже. Ловким движением Нил перехватил у друга ручку, черкнул коротко и по делу: «Ищи, кто подставил. Филипп поможет. Семье ни слова». Дэвид кивнул. С тем лишь, чтобы недовольно выпалить: - А я ведь предупреждал тебя, Леган: нечего самому бежать за тридевять земель, когда вокруг столько подозрительных личностей так и норовят с тобой расправиться. Возможно, Дэвид и применил отвлекающие маневры, но здесь он говорил, что думал. И обеспокоен был не на шутку. Оценивая свои шансы продержаться до следующей встречи, Нил скрипнул зубами, но всё же выговорил раздельно, четко и в меру громко: - Знаешь что, дорогой друг? Вали назад в свой Бостон с такими претензиями. Я сам адвокат, и сам разберусь со всем этим, понятно? Дверь снова лязгнула – черкнула железными зубами по железу. - Время вышло! Но Дэвид уже смахивал в портфель бумаги, предусмотрительно скомкав их спонтанную переписку, и выглядел крайней недовольным. - Я еще задержусь в Чикаго, - предупредил он, - проверю кое-что и кое с кем переговорю, а если понадобится – сделаю всё, чтобы доброе имя моей фирмы не пострадало от твоих грешков, Леган. Даже осознавая, что это чушь и блеф, Нил почувствовал: ему как-то не по себе. Когда боковая дверь захлопнулась за Брэдфордом, а замки наручников захлопнулись за спиной Нила, юный Джеймс насмешливо поинтересовался: - Старый друг? – и тут же притворно вздохнул. – Не повезло тебе с адвокатом, Леган. - Угу, - пришлось подтвердить без энтузиазма. И почему-то Нил был уверен, что сержант Картрайт – далеко не единственный посторонний слушатель их с Дэвидом радио-спектакля на два лица. * тут обыгрывается англ. выражение «penny-plain» ( буквально – «простая, бесхитростная»; прибл. идиом. «проста, как пять копеек») ** вольное обращение Дэвида (не моё!) с выражением «Paddy wagon» (тюремный автомобиль, русск. автозак, «чёрный воронок») *** и «какой», и «что» по-английски «what», так что для посторонних ушей ничего подозрительного не сказано