Freaks

***

Бён час от часу всё больше скучает на работе. Неделя близится к концу, как и одно из его наблюдений. По примерным подсчётам первая пробирка должна дойти до нужной стадии ко вторнику, календарь же настойчиво сообщает о субботе, а вместе с часами и вовсе намекает на конец рабочей недели. Ему ещё писать целый отчёт, который в понедельник нужно положить на стол Фаню, но желания делать это абсолютно не возникает. Бэк сёрфит социальную сеть в двадцатый раз, хотя там уже давно нет ничего нового с последнего просмотра, а потом вдруг вспоминает про скинутую Крисом ссылку. Сайт выполнен в таком же стиле, что и афиша фестиваля, его чёрный фон разбавлен нечитаемыми заголовками в стиле граффити, но светло-серый текст просматривается хорошо. Бэкхён пролистывает главную страницу с новостями, но не находит для себя ничего интересного. Его не забавляют фотографии причудливых рисунков ярких цветов на стенах. Внизу странички мелким шрифтом выведены кредиты, в которых Бэк читает имена руководителей этой маленькой арт-секты: Ким Чонин и Ким Минсок. Бён засиживается в лаборатории и выходит в безлюдный коридор пятого этажа только лишь в начале восьмого. На боковой лестничной клетке стоит тишина, только на третьем этаже эхом отдаются музыкальные биты, со временем утихающие. Бэкхён устал. Он неимоверно устал от нихренанеделания. Этот проект бы достаточно скрасил Бёну его существование в Китае, но он всеми правдами и неправдами намерен от него отказаться, даже если в этом случае его пошлют обратно в Сеул. Почему? По крайней мере, там не свалят на плечи Бэка непосильную для него работу. А в том, что она непосильная, Бэк уверен абсолютно. – Сонбэним! – Бэкхён даже не сомневается, что зовут именно его. Он уже ступает на площадку первого этажа, но оборачивается на оклик. Знакомый голос будоражит его сознание, и Бэку кажется, что сейчас вокруг опять сомкнётся безумная толпа студентов. Но парень перепрыгивает через ступеньки, преодолевая последний пролёт, и оказывается рядом с Бёном на по-прежнему пустой лестничной клетке. – Добрый вечер, – быстро кланяется Кай, привычным движением руки поправляя лямку рюкзака. Бён вновь замечает паучьи перепонки из пластыря, кивает в ответ, не в силах проблеять и полслова, и открывает ведущую к выходу дверь, первым ступая в коридор. Кай идёт следом, тут же равняясь с ним, и опять лучисто улыбается. – Вы не забыли про фестиваль? Завтра в полдень начало, я был бы рад видеть вас там. – Почему? – не сбавляя шага, интересуется Бэкхён. – Встретить корейца в Пекине не так-то сложно, однако в основном все стараются больше общаться с местными. Я приехал сюда с кое-какими друзьями, но видимся мы только на парах. Бэкхён уже во второй раз чувствует себя не в своей тарелке рядом с этим парнем, и ему невыносимо хочется сбежать. Хочется провалиться сквозь землю, натянуть на себя мантию-невидимку до пят и смотреть на Кая во все глаза, но так, чтобы тот не видел. Такими темпами Бён скоро совершенно серьёзно рискует заработать себе косоглазие. Бэкхёну хочется рассматривать его черты лица, его мимику, отмечать оттенки улыбок. Он думает, что Кай без преувеличений невероятно красив. – Нам стоит попрощаться, я вызову такси, а ты иди, уже темнеет, – остановившись на крыльце главного корпуса, говорит Бён, одновременно вытаскивая мобильный из кармана и пытаясь выкинуть из головы лишние мысли. – Зачем такси? На автобусе намного дешевле, – удивляется Кай, спускаясь на ступень ниже и почти ровно глядя в глаза Бэкхёну. – Я не люблю скопления людей, – холодно отрезает Бён, продолжая искать в телефонной книге номер такси. Он думает, что всё же нужно было пекинские телефоны сгруппировать отдельно. – А мне кажется, вы чего-то боитесь, сонбэним, – хитро ухмыляется Кай и хватает Бэкхёна за запястье руки, пресекая попытки найти нужный цифровой набор. Они пересекают огромную площадь, где уже установлена сцена для фестиваля, и Бэкхён понимает, что его ведут к остановке. Бэк догадывается, что спрашивать о том, куда ему, никто не собирается, ведь в центре города всегда останавливается множество маршрутов. Он судорожно выискивает на табличках хоть что-нибудь знакомое и впихивает Кая в первый подходящий автобус, который останавливается возле торгового центра за три квартала от дома Криса. – Я уж подумал, что придётся выписывать круги по городу до того момента, пока вы не соизволите сказать, куда нужно на самом деле, – усмехается Кай, проводя магнитной полоской карты два раза, чтобы пройти через турникет. Бэк хочет возмутиться в ответ на произнесённую парнем колкость, но слова застревают в горле раньше, чем они сформируются в явную грубость. Их с Каем проталкивают почти в самый конец салона, и Бэк давится распирающими его матами, обычно ему не свойственными, потому что он вовсе не планировал полчаса трястись как селёдка в бочке. И всё бы ничего, если бы Бён мог спокойно держаться за поручень, но все навесные уже заняты, а за перекладину он сумел бы твёрдо ухватиться только в том случае, если бы встал на носки и висел, как обезьяна на лиане. Но всю комичность ситуации перекрывает чувство безразмерного страха вперемешку со стыдом, унять который самостоятельно Бэк просто не в силах. Он думает, что все люди вокруг пялятся исключительно на них двоих, что они знают, что между ними нечто запретное и непонятное даже самому Бёну. Он напряжён, как струна и уже предвкушает, что завтра ему не только не выбраться на фестиваль, но и банально не встать с постели. На одной из остановок Кай нагло хватает Бэкхёна за руку и почти насильно отцепляет от перекладины. – Сонбэним, держитесь за сиденье, – Бэка прошибает мурашками по спине от того, как близко над его ухом раздаётся негромкий голос, и только сейчас он чувствует, что парень стоит ровно за его спиной. Ему ещё сильнее хочется в один момент раствориться в воздухе и исчезнуть. Бэкхён зажмуривает глаза и желает быть хамелеоном, чтобы слиться с окружающей средой и больше не попадаться Каю на глаза, потому что его компания вынуждает Бэка делать то, от чего он, мягко говоря, не в восторге. Более того, он чувствует, что катится по наклонной. А ведь мама в детстве говорила не общаться с подозрительными людьми. Бэк смеётся от этих воспоминаний, и ему кажется, что он слишком далеко сходит с протоптанной тропинки. Всё дальше в лес, всё дальше от проверенной и надёжной дистанции. Ему неуютно, и он ёжится от мимолётного порыва ветра, когда они выходят на нужной остановке. – Только не говори, что ты меня ещё и провожать пойдёшь, – Бён произносит это настолько тихо, что даже сам едва улавливает смысл сказанного. – Хорошо, – смеётся Кай, стаскивая с себя толстовку и накрывая ею дрожащие плечи Бэкхёна. – Я не буду, я молча провожу. Он заливается смехом, когда Бэк краснеет до состояния помидорки, и покорно ждёт, пока тот не сдвинется с места. Они действительно идут молча все три квартала. Вокруг уже успевает полностью стемнеть, когда остаётся лишь повернуть налево за угол и пройти один дом. – Мне неловко, что меня провожает парень, который, вдобавок ко всему прочему, ещё и младше меня, так что давай остановимся здесь, – Бэкхён пресекает руками любые попытки Кая пойти дальше, задерживаясь возле круглосуточного магазинчика. – Не пойми неправильно, но с твоим появлением моя жизнь превращается в хаос, а я этого не люблю. Мне комфортно, когда я знаю, что делаю, когда я поступаю так, как мне нужно, так, как я считаю правильным. А ты бесцеремонно хватаешь меня за руку и тащишь сквозь кишащий студентами коридор, заталкиваешь в битком набитый автобус, провожаешь по людным улицам, – Бэкхён вздыхает, чувствуя, как захлёбывается словами. Бэк не планировал открываться Каю, но, кажется, ему не избежать компании парня, если сразу чётко не обозначить границы. – Это неправильно… – обречённо кидает он, боясь встретиться с парнем взглядом и увидеть в его глазах осуждение. – Что подумают люди? Что подумают студенты? Что думает, в конце концов, мой начальник, видевший всю эту красоту в коридоре второго этажа? – Сонбэним… – задумчиво тянет Кай, пытаясь обратить на себя внимание поглощённого собственными страданиями Бэкхёна, но тот и не думает завершать тираду. – Что «сонбэним», что? Ты хоть понимаешь, как это выглядит со стороны? Студент и научный руководитель. Да меня в два счёта могут заставить написать по собственному. И всё, прощай, моя скучная стабильная деятельность, Бён Бэкхён пойдёт работать грузчиком за гроши! – Истерику прекрати, Бён Бэкхён, – холодно бросает Кай, и Бэкхён ошарашено поднимает на него взгляд впервые за свою речь. Такие перемены в его новом знакомом пугают до чёртиков, и он сжимается под колючим взглядом, предпочитая не отвечать резкостью на то, что Кай внезапно перешёл на «ты», хотя до этого общался крайне официозно. Бёна в третий раз хватают за запястье и теперь тащат через дорогу, туда, где улица совсем уж плохо освещается. – Куда мы? – спрашивает Бэк, пытаясь перевести дыхание, потому что ему приходится почти бежать за юношей. Они переходят через дорогу ещё раз, и Кай заталкивает Бэкхёна в подворотню. Он не отвечает, предпочитая идти быстро и бесшумно, тянет Бэка почти на буксире, не беспокоясь о том, успевает тот за ним или нет. Они проходят ещё пару домов по неосвещённым дворам, шурша гравием под ногами, и парень отпускает Бэкхёна. – Я видел это место в интернете, почти месяц собирался сюда вытащить ребят, но было некогда из-за подготовки к фестивалю, – говорит Кай, скидывая рюкзак на землю и останавливаясь возле широкой кирпичной стены, оставшейся от полуразрушенного здания. Стена старая, кое-где в сколах и трещинах, за ней рядком растут высокие кусты. Судя по всему, никто так и не удосужился её снести. Какие-то одноцветные надписи на кирпиче в свете единственного фонаря выглядят довольно устрашающе. Пока Бэкхён пялился на стену, он не заметил, что парень куда-то исчез, но тот быстро появился вновь, волоча по земле большую бочку. Как оказалось, в бочке был довольно большой чемодан с жёсткими стенками. – Хён, не смотри так, я подготовил всё заранее, – смеётся Кай, раскрывая чемодан и доставая оттуда какой-то бутылёк и газеты. Он рвёт и сминает их, кидая в ржавую бочку, а потом уходит и приносит груду веток, тщательно утрамбовывая их туда же. Затем он льёт немного жидкости и поджигает это всё, довольно улыбаясь результату, когда огонь поднимается языками пламени над кромками бочки. – Ночью достаточно холодно, да и темно здесь, хотя у меня на этот случай есть люминесцентная портативная лампа, – объясняет парень и достаёт похожий на планшет прямоугольник. Он нажимает на задней стенке кнопку, и кирпичную стену тут же обдаёт ярким белым светом. Дальше Бэкхён наблюдает за тем, как из чемодана Кай вытаскивает с пару десятков небольших баллончиков, как он догадывается, с краской. Парень скидывает их прямо на дорогу, туда же летят ещё какие-то приспособления, но Бэкхён в них не разбирается от слова «совсем». – Не знаю, зачем ты меня сюда притащил, я ведь рисовать-то могу только человечков из палочек и кружочка вместо головы, – грустно усмехается Бэкхён, предвкушая скучную ночь и сон возле накалённой бочки. – Это совсем не важно, – кидает Кай, закрывая чемодан и оттаскивая его к стене. Бэкхён заворожено наблюдает, как юноша с двумя баллончиками в руках ловко балансирует на вертикально поставленном чемодане, возвышаясь над Бёном, и у него сердце замирает. Он инстинктивно вцепляется в лодыжки парня мёртвой хваткой, останавливая раскачивание, от чего тот смеётся, смущая Бёна, и говорит, что всё в порядке. Бэк слышит звонкий стук и следом шипение и поднимает взгляд, наблюдая за уверенным появлением первых штрихов будущего творения. Кай рисует контуры чёрной краской, и на стене дрожат его тени от костра и лампы, а Бэк всё также держит худые ноги, боясь, что парень навернётся с шаткого чемодана. Они стоят так пару десятков минут, прежде чем Кай мягко спрыгивает на землю, переставляя чемодан дальше. Он подходит к груде баллончиков на дороге, подхватывает ещё пару штук и ставит их возле стены. – Снимай пиджак, – безапелляционно заявляет парень, чем вводит Бэкхёна в крайнюю степень ступора. – Заляпаешь, потом выводить замучаешься. Снимай, говорю. Бэк всё ещё не двигается с места, и Каю приходится стаскивать с худых плеч сначала собственную толстовку, а затем и пиджак. Он ослабляет петлю галстука Бёна и стягивает его следом, вешая одежду на сук ближайшего дерева. – Рукава рубашки закатай, – кивает на застёгнутые манжеты Кай и протягивает Бёну обратно свою толстовку. Бэк отказывается, ссылаясь на то, что Кай – профессионал своего дела, и его одежда вряд ли пачкается во время рисования, а вот Бён свою точно измарает. Кай смеётся, но не настаивает, вручая Бэкхёну по баллончику краски в обе руки, обхватывая его правое запястье, и резко надавливает на кнопку. Они тренируются прямо внутри контура, и у Бэкхёна дрожат руки, когда пальцы Кая точь-в-точь повторяют расположение его собственных. Он следом нажимает плавно, и кружок краски становится в разы меньше предыдущего. – Чем плавнее нажимаешь, тем тоньше линия у тебя получится, – объясняет он и плавно ведёт рукой внутри контура, заставляя ярко-зелёную линию соприкасаться с чёрной. – У тебя красивые руки. Внезапный комплимент заставляет Бэкхёна отдёрнуть руку и отпрянуть от груди парня, который, только теперь замечает Бён, стоял вплотную к нему. Кай искренне улыбается, и в его глазах пляшут огоньки то ли от костра, то ли от испытываемых эмоций. Он запрыгивает обратно на чемодан, продолжая рисовать контуры, а Бэкхён закрашивает изнутри буквы, которые он до сих пор не может прочитать. Старания Бэкхёна не проходят даром, хотя несколько раз он и заезжает за линию, будучи слишком сосредоточенным. Его руки дрожат, но теперь он понимает, что Кай, чёрт возьми, оказался прав, и неумение рисовать ему не помешает. Они работают несколько часов подряд, Каю даже приходится пару раз подкинуть веток в бочку и дать Бёну баллончики других цветов. Когда контуры завершены, Кай берётся за градиент букв, а после и за фон. Бэкхён к этому времени уже давно заканчивает с однотонным закрашиванием, и теперь наблюдает за кропотливой работой парня, который особо не спешит. Раскаты грома и внезапный порыв ветра заставляют Бёна поёжиться, но, хотя он и закончил свои труды, он не стал надевать ни пиджак, ни толстовку Кая. Его руки действительно по локоть в краске, и даже кое-где на рубашке красуются цветные пятнышки. Ливень на рассвете застаёт Бёна врасплох, а костёр довольно быстро гаснет. – И что это означает? – интересуется Бён, когда работа практически закончена, и Кай наносит последние штрихи, вновь балансируя на маленькой боковой поверхности чемодана. – Freaks, – говорит Кай на английском с таким чудовищным акцентом, что Бёну становится смешно. – Чудаки. Помоги мне всё собрать, кажется, я слышу полицейскую сигналку. Бён вопросительно смотрит на парня, но всё же скидывает в чемодан баллончики и несколько небольших металлических дугообразных листов, которые Кай использовал для чёткости контура. Они успевают оттащить чемодан в кусты за стеной, когда Бён сам слышит приближающуюся сирену. Утащить бочку просто не хватает времени, и парни бросают её на том же месте, успев лишь сдёрнуть свою одежду с дерева. – Валим, – Кай в который раз хватает Бёна за руку и дёргает в другом направлении от сирены, где Бэкхён слышит уже хорошо различимое «Стойте! Полиция!». У Бэкхёна в груди сердце отбивает бешеный ритм, и он бежит так быстро, как может, но всё равно туфли не дают ему разогнаться. Мокрый гравий скользит под ногами, заставляя его спотыкаться, но Бэка подгоняет чувство адреналина и уже чуть слышное «Стойте, вандалы!». Кай тянет его на себя и буквально пропихивает в узкий проём между домами, где они оказываются настолько близко друг к другу, что Бэкхёну приходится раздвинуть ноги, чтобы Кай нашёл место для своих. Бён откидывает голову назад, больно ударяясь о стену, и шумно дышит, пытаясь сдержать истерический смех. Он не знает, что его смешит больше: нелепая ситуация, где он, примерный университетский работник, убегает впервые в жизни от полиции, или то, с кем он убегает. Поэтому он предпочитает не думать в данный момент ни о чём и позволить этому вечеру быть самым безумным в его жизни. – Точно чудаки, – усмехается он, слыша, как полицейская машина проезжает мимо и останавливается где-то в конце этого дома. – Если бы нас поймали, то штраф за вандализм явно был бы не в нашу пользу. Ты определённо решил испоганить мою жизнь, – с долей упрёка заключает Бэк. – Но я с места не сдвинусь в ближайшие полчаса, иначе упаду замертво. Он чувствует, как мокрая рубашка противно липнет к коже, а с кончиков сбившихся волос на лицо продолжает капать вода. Он приоткрывает глаза, когда чувствует тёплую ладонь на своей щеке, и понимает, что видит рядом с собой исключительно туман. Его мысли ускользают от него, и Бёну кажется, что он в каком-то сне, где всё вокруг ненастоящее, и есть только такой реальный Кай, чьё лицо находится всего в десятке сантиметров от его собственного. Бэкхён заостряет внимание на дорожке дождевой воды, скатывающейся на полные губы парня, который тут же слизывает мешающую каплю и подаётся вперёд, сокращая расстояние так быстро, что Бэкхён успевает заметить лишь такие же затуманенные ореховые глаза. Прикосновение губ очень холодное, идущее вразрез с понятием Бэкхёна о том, что парень всегда тёплый. Губы мягкие и настойчивые, и Бэк ведётся на эту очевидную провокацию, раскрываясь и впуская Кая. Он впускает не только его горячий язык, но и самого парня в свою жизнь, в свою душу, откуда ещё несколько часов назад так настойчиво пытался его выгнать и закрыться вновь, чтобы никто больше не беспокоил его чудаковатую сущность и не копался внутри него. Кай просовывает руку между бетонной стеной и поясницей Бэка, обхватывая уже порядком дрожащее тело, и ещё больше углубляет поцелуй. Бэкхён отрывается первым, кусая уже покрасневшие губы, переводя дыхание и отводя взгляд в сторону. Бён считает, что это слишком неправильно, что этого не должно было случиться. Но Кай будто знает всё наперёд и ловит буквально в двух сантиметрах от земли хрупкую, только что зародившуюся маленькую вселенную, которую попытался выкинуть Бён. Он притягивает Бэкхёна снова, не позволяя дёрнуться и сказать что-нибудь очень и очень отрезвляющее. В этот раз Бэкхён медлит, но всё же становится покорным и мягким, как пластилин, открывается снова и снова, перенимая инициативу в уже нежном поцелуе. Их вселенная начинает питаться от испытываемых эмоций, она разрастается, и Бэкхёну становится невыносимо тяжело, так тяжело, что он почти согласен уступить. Он не готов к этим отношениям, не готов принять их общественную оценку, потому что оступиться для Бэкхёна означает быть изгоем, чудаком, тем самым фриком. А общественность этого не примет, и это означает, что Бэкхён снова облажался. Но Кай своими действиями настойчиво пытается показать ему, что нормальность – это самое ненормальное явление в жизни. Никто не идеален. Бэкхён позволяет вести себя за руку по пустынным улицам, позволяет провожать себя до самого дома. Его сердце от бешеных ритмов готово вырваться из груди, проломив рёбра, а самому ему впервые так спокойно, хотя его жизнь сейчас будто балансирует на лезвии ножа. Адреналин стучит в висках, и ему кажется, что Крис сейчас точно не спит, наблюдая за тем, как они подходят к дому, держась за руки. Бэк узнаёт, что настоящее имя парня – Ким Чонин, и понимает, что, возможно, всё это знакомство было спланировано Ифанем, но на расспросы у него просто не хватает ни сил, ни желания, поэтому он прощается и быстро скрывается в подъезде, поднимаясь на второй этаж. На мыслительный процесс тоже не остаётся никаких сил, поэтому Бён бессильно падает на диван в гостиной, чувствуя ужасную усталость, и мгновенно засыпает. Будит его грохот посуды, и Бэк спрашивает сам себя о том, какого хрена происходит, если он проспал всего три часа. Насколько он помнит, он завалился в квартиру в начале седьмого, а соблазн заснуть был так велик, что он развалился прямо на жёстком диване в гостиной, которая разделяется с кухней лишь широкой аркой без двери. Парень даже успел подумать, что никакая неведомая сила не поднимет его к началу фестиваля, поэтому он уже свыкся с мыслью, что свой единственный выходной проведёт дома. Однако судьба дала ему знатного пинка в лице Криса, который будто бы специально гремел всем, чем только вообще можно было греметь. Злой как собака, Бён потягивается и решает навестить нарушившего покой соседа, но застывает в дверном проёме, чувствуя на себе недоумённый взгляд. – Что? – хмурит он брови и следит за взглядом Фаня, тут же пряча руки за спиной. У Бэкхёна всё ещё куча вопросов, но по-прежнему нет никакого желания их задавать. Тем более Ифаню. Всё, что его интересует, он может спросить и у Чонина, который знает Бёна уже как свои пять пальцев и угадывает все его действия наперёд. Бэкхёна почему-то это не пугает, хотя должно бы, ведь это как минимум странно, когда ты не успеваешь задавать вопрос, а тебе уже выдают на него готовый ответ. Бэкхён вспоминает, как хотел оттолкнуть Кима, как хотел сказать что-нибудь, что могло бы вмиг отдалить их друг от друга и развести в разные стороны, но Чонин «ответил» вторым поцелуем, и ответил так, что в итоге решающие слова так и не были сказаны. – Не задавай вопросов, ладно? Просто скажи мне, чем в этом доме можно отмыть краску с рук, – мрачно говорит Бён, опережая допрос от Фаня. Бэкхён моется под почти ледяным душем, а потом полностью выкручивает горячий кран, отступая от обжигающих струй. Он понимает, что белая рубашка безнадёжно испорчена, когда видит на ней несколько знатных пятен вместе с цветными точечками. Руки благодаря бензину отмываются почти полностью, и Бэк ещё несколько раз тщательно натирает кожу с мылом по самый локоть. – Крис, мне не в чем пойти… Мой гардероб не насчитывает ничего, кроме домашней одежды и строгих костюмов, – жалуется Бён, выходя к завтраку. – Не вопрос. Бэк сомневается, такой ли это «не вопрос», как утверждает Крис, но часы показывают уже десять утра, когда они выдвигаются по направлению к торговому центру, возле которого он с Каем вчера вышел из автобуса. Фань ведёт его от одного магазина к другому, каждый раз прося девочек-консультанток помочь им. Деньги на кредитке Бёна стремительно уменьшаются: строгие брюки со стрелками сменяются синими зауженными джинсами с высветленными пятнами; белая рубашка уступает место прикрывающей бёдра широкой белой майке не по фигуре с абстрактным серо-чёрным принтом; вместо толстого пиджака на его плечи ложится чёрная кожаная жилетка, которую Фань строго-настрого запретил ему застёгивать. Обувные магазины приносят в коллекцию Бёна три пары разномастных кроссовок и белые «конверсы», которые Бён отказывается снимать по причине того, что они, по его мнению, очень лёгкие. – Последний штрих, – обещает Ифань и тянет беднягу в салон красоты, откуда того выпускают через час с немного укороченными пшеничного цвета волосами. – Мне по душе только то, как они сделали укладку, – ворчит Бэкхён, рассматривая себя в витринах магазина и радуясь открытому из-за поднятой чёлки лбу. – Ворчун, – ухмыляется Крис и забирает у Бёна пакеты с одеждой. Они огибают все пробки города и чудом оказываются на университетской парковке перед площадью, где уже заботливо перекрыто движение. Крис оставляет машину в одном из ближайших двориков, поглядывая на часы. – Скажи честно, ты причастен к этому? – вдруг храбрится на единственный вопрос Бён и считает, что уточнять тему разговора не имеет смысла. Внутри всё холодеет, когда Крис отвечает положительно, и все остальные вопросы махом отпадают за ненужностью. Все они просто-напросто полетят в Чонина. Начало фестиваля задерживают на полчаса. Всё это время Бэкхён выискивает блондинистую макушку, но находит лишь несколько не принадлежащих Чонину. Стакан с лимонадом в его руках мелко подрагивает, а Бён переступает с ноги на ногу, раз за разом поднимаясь на носочках и вытягивая шею, всматриваясь в толпу за сценой. Он не замечает, что Крис оставляет его одного в первом ряду у ограждений среди бушующей толпы. Бэкхён заворожено смотрит каждый номер, а где-то под конец, когда объявляют иностранных танцоров, он открывает рот. На сцену выходят три парня, точнее три силуэта, потому что они укутаны в глубокие чёрные капюшоны своих толстовок так, что лиц не видно совсем. Но Бэк в считанные секунды узнаёт Чонина по паучьим пальцам, обмотанным теперь под костюм наполовину чёрным, а наполовину белым. Музыка заставляет Бэка задрожать то ли от страха, то ли от громкости, ведь он стоит почти под боковой колонкой. Он смотрит целенаправленно на одного человека и сжимает кулачки до побеления, с восхищением следя за номером и затаив дыхание. Все трое через какое-то время скидывают чёрные толстовки, оставаясь в белых майках с красноречивым «freaks», и Бэкхён едва сдерживается от смеха, а в этот момент Кай начинает своё брейкданс-соло. Он творит запредельные вещи, держа весь свой вес на растопыренных пальцах двух рук, а зачастую и вовсе перенося его с одной руки на другую. Только теперь, когда Ким делает немыслимые пируэты в двух сантиметрах от пола, Бён понимает смысл пожизненно присутствующего на его руках пластыря. Парни по бокам от него не сбавляют темпа, двигаясь вровень с музыкой, и на них, должно быть, приятно смотреть, этот синхрон наверняка завораживает. И Бэкхён бы записал на видео их номер, чтобы потом пересмотреть, потому что сейчас он просто не в силах оторвать взгляд от Чонина. Бён даже не в курсе, сколько бы раз пришлось перекрутить выступление на начало, чтобы обратить достаточное внимание на этих двух, которые брейк не танцевали, зато предпочли нагрузку ногам, а не рукам. Овации после их выступления оказываются в разы громче, чем после номеров остальных участников фестиваля. Народ понемногу оживляется, кричит и аплодирует, поддерживая парней, а Бён срывается с места и бежит за сцену, едва пробираясь через охрану и толпу волонтёров. Он видит все три светлые макушки парней, только что спустившихся со сцены, и что есть духу пробирается к ним. – Чонин! – кричит он, понимая, что толпа внутри небольшого ограждения не собирается быстро пропускать его к Киму. Парень оборачивается и застывает на месте, удивлённо оглядывая Бёна, но затем улыбается, словно чеширский кот. Бэкхёну хочется удавиться со стыда, ведь когда он наконец пробирается к Чонину, тот притягивает его за пояс, обнимая и не стесняясь того, что на них заинтересованно смотрят два его друга, и украдкой оставляет влажными губами поцелуй в сгибе между плечом и шеей. Чонин ласково улыбается, отстраняясь, но всё же не желает убирать руку с пояса, представляя ему друзей: – Это моя команда по танцам. О Сехун, он учится вместе со мной, – кивает он на выжженного блондом высокого и худого парня с по-детски мягкими чертами лица. – И Ким Минсок, он вместе со мной руководит группой вандалов-художников, – смеясь, указывает он на худощавого парня с выбритыми шоколадного цвета висками и пшеничной копной волос, как теперь у самого Бёна. – А это Бён Бэкхён, мы знакомы всего пару недель, но я уже могу много чего о нём рассказать, – заговорщицки объясняет он своим друзьям, за что тут же получает от Бэка тычок под рёбра, и обиженно дуется. – За что, хён?! – Приятно было познакомиться, но нам пора, – хитро поглядывает большими лисьими глазами Минсок то на Бэка, то на Чонина. – Думаю, мы ещё увидимся в Корее. Оба танцора кланяются и достаточно быстро исчезают в толпе, оставляя вместо себя тяжелую и весьма ощутимую даже физически неловкость. – Мы тоже пойдём? – вкрадчиво говорит Кай и смотрит прямо на Бэка, который в этой напряжённой обстановке просто не смеет поднять глаза. Бэк смущённо кивает и чувствует, как его по обыкновению тянут за руку сквозь толпу. Он мгновенно заливается румянцем, а его ноги вот-вот предадут его, подкосившись, но они быстро пересекают скопление народа – Чонин даже по пути успевает где-то подхватить свой рюкзак – и выходят на одну из перекрытых улиц. Бэкхён делает над собой усилие, чтобы не вырвать руку из тёплой ладони Чонина только из-за того, что на них могут смотреть. Ему всё ещё неловко, для него это всё ещё неправильно. Но тайный поцелуй в сгибе между шеей и плечом горит обжигающей меткой, и Бёну до дрожи в коленях хочется ещё. Ещё больше тайного. Ещё больше Ким Чонина. Всецело и только для себя. Пусть это неправильно, пусть это против общественных законов, но на то она и тайна, что никто не узнает.