Ко мне, упыри! Ко мне, вурдалаки! Так, я что, непонятно выразилась?!!

      По сравнению с предыдущим днём, сегодня я была... бодрее. То есть при ОГРОМНОМ желании могла пошевелиться. И ещё я всё слышала - и как пришли казаки, и как поднимали Брута... его аж на руках уносить пришлось! Под заунывные заупокойные молитвы престарелого казака, которого звали Дорошем, меня "сморило". Хотя дома я после такого бы два дня в себя приходила! Хотя дома я бы ни за что не попала в такую ситуацию... а жаль.       Оторвалась что надо! Даже гордость берёт. А Бруту теперь только в монастырь (так, отставить плоские шуточки про женский монастырь!) остаётся уйти - до конца жизни грех замаливать... чем он и займётся. Если выживет, конечно же. А это ещё бабушка надвое сказала.       А как у меня с подвижностью? Так... шевельни большим пальцем... Шевельни... О, получается! Только ощущение, будто пудовые гири ворочаю. Этим же пальцем.       Ночка предстоит та ещё... Так что нужно лежать, пока лежится. Хотя... Нет и нет!       Но действия начались значительно раньше - не успел даже полдень миновать.       - Пан сотник. - С уважением, но без подхалимства, произнёс старый чтец.       - Вийди, Дорош. - Крепким и сильным, повелительным голосом приказал отец Панночки. Когда хлопнула дверь, тяжёлые шаги направились к гробу. Сдвинулась крышка... Кажется, я знаю, что чувствует Вий... Веки ни в какую не приподнимались, будто примороженные. А когда всё-таки получилось...       - Эк... - только и сумела тихо-тихо выдавить я, что в переводе означало "Мать твою с размаху коромыслом через бедренный сустав!!!". Сотник выглядел так, словно его вот-вот хватит удар - весь багровый, со сжатыми кулаками и с выпученными глазами, трясся от ярости, не находящей выхода! И тут до меня дошло... Я же в хламиде философа! Непостижимым образом скосив глаз, выяснила, что эта самая хламида распахнулась, сделав декольте во всю грудь! Ну не успела я застегнуться на все пуговицы, не успела! Таа-ак, сейчас Хому Брута, где бы он ни был, будут убивать с особой жестокостью... А я даже пошевелиться не могу!       Вдруг я услышала чьё-то хмыканье - краткое, что-то типа "Ну посмотрим...", и одновременно с этим всего на секунду вернулась подвижность! И я ей воспользовалась, пока не вернулось ощущение жуткой тяжести - словно кости из чугуна, а всё остальное - из железа.       Оно вернулось ещё в полёте руки, так что моя ладонь просто рухнула, беря в мёртвый захват запястье сотника - как бы он ни любил дочь, но перепугался всё-таки неслабо: отшатнувшись, чуть не уронил гроб, подставка опасно закачалась. Да и синяки от моих пальцев наверняка останутся. Когда он всё же застыл, мне удалось с расстановкой по одному расцепить пальцы и мелким судорожным движением погладить синие следы, успокаивая. В этот миг я прониклась глубоким уважением к воле сотника - несмотря на боль и перенесённый испуг, руки не отнял. А уж когда склонился надо мной, то поняла, что таких людей на свете больше не будет. Я попыталась что-то сказать - но лишь задрожало горло и мелкой трясучкой задёргалась голова. От собственной беспомощности задрожали губы и захотелось расплакаться. Сотник это понял и с каким-то грустно-сентиментальным выражением лица (видимо, вспоминал, как делал это в детстве) погладил по голове, между белых лилий. На душе сразу стало как-то спокойнее. Повезло той Олесе...       Он бережно стянул края хламиды на груди вместе, и спросил:       - Що, Олеся, що?       - БРУТ. МІЙ. - Бывалый казак дрогнул, и было отчего. Хриплые слова были больше похожи на гавканье адской гончей, челюсти мощно, почти щёлкая, смыкались за каждым словом: было трудно разговаривать - изо рта будто камни вываливались, немного пугая меня саму. Я сжала кулак и придала своему лицу грозное выражение, хоть почти не владела лицевыми мышцами. Проняло.       - Олеся... голубонька моя... - пригладил седые вислые усы, - а ти не можеш залишитися?       Первой мыслью было - ослышалась. Второй - что отец Панночки умом повредился. В голове роились слова утешения и аргументы в пользу того, чтобы отпустить... но получилось только рявкнуть:       - ТАКА? - прошло больше минуты, прежде чем я смогла вытолкнуть вдогонку: - МЕРТВА?       Много я так не наговорю... И тут пришла идея. Интересно, та восковая куколка ещё цела? Должно получиться.       - ЛЯЛЕЧКА.       - Яка? Яка тобі потрібна? - быстро откликнулся он.       - НАПІДЛОЗІ. - Вытолкнув в одно слово, как могла, показала головой.       Куколка нашлась довольно быстро, сотник попытался всунуть мне её в руку, но я приказала:       - ДО ВУХА. - Когда стал подсовывать мне, уточнила: - ТВОГО.       Немного поколебавшись, всё же приложил к уху.       - Тату, чуєш мене? - осторожно мысленно спросила я.       - Чую! - вскричал он. - Чую, Олеся, чую!       - Не кричи. - Сотник замолк, послушавшись, пристально, с надеждой глядя мне в лицо. - День - час живих, не мертвих. Я все чую, але нічого не можу. Тіло як камінь могильний. У лялечці - моя сила, морок. Учора зробила, щоб Брута заморочити. Інакше б до тебе, тату, не змогла прийти. Ти пробач, що я учора... Ніби я... а ніби і не я! Тату... я трохи тебе як стару ганчірку не порвала... Хоч батько ти мені, я уся... як собака злісний! Над силу утримуюся... Нежива адже... - мысленно вздохнув, продолжила: - Не варто тобі просити мене залишитися, тату. Шила в мішку не втаїш. Люди дізнаються - піднімуться та спалять разом з будинком... Далі живи. Це тобі зараз здається, що життя кінчене... потім полегшає. Обіцяю.       Ох, чувствую я, что это не помогает... Наломает дров, как пить дать... Уж очень он молчит... так. Это молчание упрямства - когда не споришь, а всё равно всё по-своему сделаешь. Я-то знаю... Мои увещевания сейчас - что слону дробина. Что же делать... Ему же хоть кол на голове теши! Как бы он ни любил дочь, но "помыкать" собой не позволит!       Это накатило нежданно - как дежа вю.       - Вийми з мого волосся лілію і обмотай стеблом лялечку, як поясом. Роби, що говорю. - Голос налился силой.       Поколебавшись, он всё же с трудом выпутал из моих волос нимфею - аж взопрел: русалки наплели не на жизнь, а насмерть, непостижимым образом навязав чего-то вроде морских узлов, удерживающих скользкий стебель, как в клещах. Да и обвязать, не сломав куколку так, чтобы плотный стебель не развязывался, тоже оказалось делом не из лёгких. Но сотник справился, хоть руки у него отчего-то тряслись.       - Поворожимо, почаклуемо... - пропела я мысленно, и услышала свой голос из куколки, как из телефонной трубки. Хоть что-то хорошее сейчас наколдую... Сотник вздрогнул, и...       - Олеся, дочка... кидай ти своє чаклунство! Бачиш, до чого воно тебе довело?!       Я мысленно застонала - соответствующий звук донёсся из куколки. О, хосс-спади! Что, родители во всех временах такие?! Мне в своё время пришлось буквально зубами выгрызать право поступить на театральное. И ни разу не пожалела. Как говаривал Конфуций уже по-настоящему: "Найдите работу по душе и вам не придётся работать ни одного дня в своей жизни".       Пан сотник продолжал ещё чего-то говорить, но я уже не слушала. Заклинание родилось легко, сразу - и полилось из куколки потоком, напоминая нечто среднее между хриплым шёпотом и помехами в телевизоре; вставали перед глазами какие-то закорючки - откуда-то знала, что это смесь арабского с арамейским.       Отец Панночки, застонав, схватился за голову. Лицо покраснело, блестя от испарины, на висках бились явно проступившие вены.       Нет боли, нет тоски, нет мёртвого зова... забудь, забудь, забудь... Тьмою память застилаю, холодом могильным чувства выстужаю... не болит, не томит, не ломит, не колет...       Железная гробовая крышка взлетела и бухнулась на место. Когда всё закончилось, сотник от души долбанул кулаком по крышке - аж загудело! - и сердито заговорил:       - Олеся, ти чого твориш?! Я трохи Богові душу не віддав! - сказал бы ещё много чего, но я невежливо перебила:       - Але душа адже тепер не болить?       Молчание - наверняка озадаченно прислушивается к ощущениям. И ничего не находит. предвосхищая закономерный в таком случае вопрос:       - Присягаюся серцем матері, з твоєю душею нічого не сталося. Просто ти не нудьгуватимеш і не плакатимеш про мене. - Так, надо сворачивать разговор: - Тату, викинь лялечку з лілією в Дніпро - і буде тобі щастя, - конечно, последнее наводило на мысли о привокзальных цыганках, но я сама не знала, как объяснить то, что сотворила. Хорошее - будет, а вот что - поди пойми! - А тепер - прощай, тату! - и тихо произнесла: - Я тебе люблю.       Ну вот, теперь главное - не отвечать на призывы по ту сторону крышки... Что удивительно, сотник не стал разводить дальнейшую мелодраму с призывами меня обратно. Только тихо сказал, из-за чего меня слегка тряхнуло от жара:       - Упокій, Господи, твою душу, донька. - И вышел, кликнув Дороша обратно.       Распевное старческое бормотание возобновилось.       Но, как позже оказалось, это были не все визитёры на сегодня.       Часа через три, по субъективным ощущениям, кто-то сдвинул крышку, гулко бухнувшую об пол. Я как можно незаметнее посмотрела сквозь ресницы... и выпала в осадок! Хома Брут собственной седой персоной! А в руке - кол... осиновый-не осиновый - не знаю, не сильна в ботанике... Возможно, что первый попавшийся из чьего-то плетня выдернул...       Допрыгалась... Глупо было думать, что он спустит такое...       Так как терять было уже нечего, я открыла глаза полностью и открыто уставилась на него. Посмотрим, такой ли он смелый теперь. Убить кого-то, глядя ему в глаза - очень трудно, по себе знаю - проверено на кролях в деревне. Так и не зарубала ни одного... А уж человека (или всего лишь похожее внешне создание) - и подавно.       В первый момент Брут шарахнулся, едва удержавшись от сдавленного вскрика, чуть не выронив кол. Ван Хельсинг недоделанный, сапог ему в дышло... Потом осмелел... Я игриво (ну, наверное...) подмигнула - его пробрала дрожь, покрепче сжал кол... занёс... примерился... м-даа, совсем беда у него с анатомией - по-моему, он не сердце, а печень выцеливает... или печень не слева?*       Я поёрзала и выпятила грудь - ну, насколько получилось с учётом того, что я почти парализована по дневному времени. Хламида чуть сползла, но ничего интересного не открыла. Но Хому Брута это движение заставило громко сглотнуть и помимо воли прикипеть к тому месту взглядом, хотя кола не опустил.       И тут до меня дошло кое-что неочевидное сразу. Вот дурак-то... он молоток забыл, мать его так! Ну нет в этом пацане (по местным меркам-то взрослый, а у нас такие кони шестнадцати-двадцати лет во дворе вовсю мяч гоняют) нужной физической силы, чтобы с размаху в один приём вогнать в сердце! Только все рёбра расколупает.       Наконец ничтоже сумняшеся найдя цель, поставил дрожащими руками кол на грудину... Он нечаянно поймал мой прямой взгляд - и так и застыл.       Потому что мне кое-как, пока избегал смотреть в лицо, удалось придать ему выражение презрения. Нет, даже какой-то брезгливости. Удалось. Философ сначала побледнел, потом лихорадочно, неровно покраснел... Выроненный кол остался лежать в гробу.       - Проклята відьма!.. - вскрикнул он, чуть ли не плача. - І чому ж я такий боягуз, боягуз, боягуз?!.. Що ти дивишся на мене своїми чаклунськими мертвими очима?! Твій я, увесь я твій! На! - рванул на себе рубаху - ту, что была под новой хламидой, оголяя безволосую грудь с нательным деревянным крестиком. - На! Вийми з мене живе серце людське та пожери, чортовий виродок! Все одно не буде мені Божого пробачення...       Совесть даже не колола - тыкала копьём. Это я вопросам веры большого внимания не уделяю (что есть религия, что нет - всё едино) - а в этом времени это очень серьёзно... Очень захотелось утешить парня, только вот как?       - НІЧ ПРОТРИМАЄШСЯ - БУДЕ. - Мне удалось почти без пауз прорявкать целое предложение (!). Будь жива - вспотела бы от прикладываемых усилий.       - Правда? - вскинулся тот, но тут же призадумался. Вскоре лицо разгладилось в напускном веселье. - А і правда - чому бути - того не минути! Виживу - змелю, не виживу - сам до Господа піду і за свій гріх вибачуся! Милостивий Господь... - судя по всему, его осенила какая-то идея и он аккуратно спросил: - А як воно... там? - потопал носком сапога по полу. - У Пеклі?       - НЕ БУЛА. НЕ ЗНАЮ. ЧОМУ - У ПЕКЛІ? - меня очень заинтересовал этот вопрос.       - Ну як же? - очень удивился философ. - Усі відьми за своє чаклунство і гріхи в Пекло йдуть. Чаклунство - воно проти волі Божої! - чинно осенил себя крестным знамением и торопливо перекрестил меня.       Я хохотнула - дрогнул, но устоял:       - ТИ ТЕЖ.       - Я закляття читав, щоб від тебе, відьма погана, уберегтися! А ти...       - ЗАКОН - ДЛЯ УСІХ. - Чем хорош мёртвый голос - так это тем, что им очень удобно перебивать людей. Он не нашёлся, что ответить и упрямо произнёс, исчерпав все разумные аргументы, но не собираясь сдаваться:       - Все одно - ти відьма!       Расцепив тяжёлые челюсти, показала язык. Хома Брут в тоже долгу не остался. Весёлый он всё-таки парень... Поэтому я дала последний совет:       - ВНОЧІ - НЕ БІЙСЯ. - И демонстративно закрыла глаза. Покряхтев, Хома всё же накрыл меня тяжеленной крышкой как было.       На этот раз меня не тревожили до самой ночи.       По уговору вурдалаки начали выть уже на закате - не знаю, с кем те скооперировались, но голосов было явно больше двух. Раз в десять так точно.       Свет от множества зажжённых Дорошем свечей пробивался в щели гроба. Скоро приведут философа. Ожидание вскоре увенчалось успехом.       Открылись и закрылись двери. Снаружи набросили засов. И где-то через минуту раздалось:       - Не побо... юся, ик! їй-богу, не побо... ся-а! - м-да, парень, этим ты даже себя не убедил... не то что меня. К тому же он, по ходу, ещё и бухим припёрся... Точнее, ещё более пьяным, чем вчера. Могла бы - убилась фейспалмом... С кем меня свела судьба?! Так испоганить последнюю решающую битву Добра со Злом! Как бы не блеванул в решающий момент... Но, как говаривал Сергеич, будем работать с тем, что есть...       Пока бурсак читал, я пробежалась по сценарию несколько раз и внесла некоторые корректировки в случае форс-мажора.       Пора начинать последний акт трагедии.       Я выбросила руки вперёд и разодрала железную крышку, как гнилую мешковину и вскочила. На сей раз гроб стоял на полу, так что не у... АЙ!!!       На сей раз я удержалась от русских загибов и высказалась по-английски:       - Зис ис факин шит!       Потому как запутавшись в длиннющих полах хламиды, едва не упала, устояв лишь взмахнув руками. Подумав, и вовсе сбросила одежду (чего там русалки не видели (?), да и как дополнительная психическая атака годится), после чего, клацая челюстями, судорожно дёргая лицом, стала хрипеть заклинания. Так как торопиться было некуда - вся ночь впереди, занялась прицельным сбиванием икон по одной вызванным вихрем и тушить свечи так, чтобы не вызвать пожар - церковь-то ветхая. На этом месте, по идее, должны были ворваться чудовища, но оно было подкорректировано. Надо дать время русалкам найти нужное и "загримироваться".       И, недолго думая, полушёпотом запела, пританцовывая и обходя так храм по периметру: Sudden implosion of silenced emotions Buried beneath a scarred heart for too long. Delusions of hope fading away Dying like leaves on frozen soil. My apocalypse is near, I can feel the end coming here...(1)       Далее последовали Time is Black, Avalanche и ранее исполнявшаяся Diva Satanica. Ну нравится мне эта группа!.. Особенно, когда настроение не фонтан - поорёшь вместе с вокалисткой и, глядишь, как легче становится. Хотя мандраж становился всё сильнее - а вдруг не нашли нужное? Или перепутали время? Или вообще кинуть решили?!       Но вдруг я успокоилась. Нет - так нет. И продолжила дальше свой бенефис - и без них как-нибудь выкручусь! Это только в моноспектакле "Отелло" трудно самой себя душить... Поимпровизируем... I look around and all I see is evil Walking dead disguised as real people It's kill or be killed 'cause life is not forever It comes apart and then it falls together...(2)       Что ж, ещё одну - на посошок, так сказать, и можно приступать к основным действиям... Головой рискуя, В страхе я целую Землю у ваших ног. Дерзость мне простите, Госпожа, взгляните – Я сплела вам венок!..(3)       Ну что, пора...       Я оглянулась на тонкий звук - будто чем-то острым осторожненько потюкали по стеклу. За окном стоял взрослый тёмно-русый русал. Он молча махнул, кивнул - мол, готов, и ушёл в сторону дверей.       Всё-таки пришли... Я не заметила, как широко разулыбалась. Прям камень с почек свалился! Так что там? А, надо приступать.       Всегда хотела это сказать... Самый толковый фильм по произведению, как-никак... В нашей постановке, к моему сожалению, её не было, а жаль. Надеюсь, Брут не обратит внимания на внезапное русскоязычие Панночки...       - Ко мне, упыри! Ко мне, вурдалаки! - и застываю в эффектной позе полубоком к свят-кругу, распростерев руки и вращая глазами. Но что-то в окнах никого не появляется... - Так, я что, непонятно выразилась?!! - низко, неслышно для человека, рявкнула я, повернувшись к святому кругу спиной и делая страшное лицо (это было просто). Меня услышали.       Совсем близко раздался одинокий волчий вой... И к стеклу с той стороны прижались рычащие упыри и вурдалаки в своих волчьих обличьях (по мне, так они выглядели как-то облезло, будто больные), с визгом царапая когтями стекло и железные рамы. Правильно...       Коли я прокричу "Ко мне, упыри! Ко мне, вурдалаки!", те ви починаєте гарчати, вити і схрестися у вікна - мовляв, увійти не можете.       А вот этот момент я как-то не продумала... Как они могут привести Вия, если сами не могут войти? Задачка... В задумчивости отвела с лица волосы, взъерошенные поднятым колдовством ветром, до сих пор гуляющим по абсолютно тёмной (для Брута, конечно же) церкви. А это идея! Не зашибить бы никого...       - Швидко усі відійшли від дверей! А то зашибу! - также неслышно рявкнула инфразвуком (вот, вспомнила, как это называется), широко разевая рот специально для философа - я слышала где-то, что на людей инфразвук нагоняет жуть.       Со страшным завыванием вихрь обрушился на двери... и разметал на доски! Нет, даже на щепки! Получилось донельзя эффектно. В опустевший проём осторожно, не рискуя высовываться дальше косяка, заглянули упыри-вурдалаки. Причём, у одного из упырей под левой ключицей торчал осколок доски - очевидно, недостаточно быстро убрался из зоны поражения.       А так как в спектакле нельзя допускать пауз - кроме оговоренных в сценарии моментов, то сразу повелительно повела рукой:       - Знайдіть його! Знайдіть Брута!       Упыри и вурдалаки, не задавая вопросов, стали шариться по церкви, никого не чувствуя. Выждав время - час или более того - тянула до последнего, крикнула:       – Приведіть Вия! Ступайте за Вием!       Ну посмотрим, чего они там нагримировали...       Знайдіть овечі шкури, бажано з рогами і сшейте разом або якось ще скріпите між собою, загалом, щоб надіті не спадали и щоб вони закривали ноги. І ще - попіл, золу і вугілля. Обличчя і руки вимажете, одяг теж. Будете "звитими". Ви повинні вестимете під руки. Самі вирішите, хто буде Вием - але бажано, щоб це був невисокий широкий чоловік. Хоча зійде і просто чоловік. Ступати в шкурах потрібно повільно і важко.       Грим удался. Медленно бредущая куча овечьих шкур до пола с рогами и торчащими по бокам тонкими серыми от пепла ручками (всё-таки девушку взяли на роль) производила впечатление. Под ручки "Вия" держали мрачные серо-чёрные мертвецы - даже меня пробрало. Но немного. Я знала, что они мёртвые... но всё же считала людьми. Грим каким-то образом проявил в них нечто опасное, нечеловеческое, иное... А самое главное - поняла, что...       ...я - одна из них.       И это было жутче всего.       Пора кончать со всем этим. Я показала за спиной условленный знак - большой палец книзу.       - Підніміть мені повіки! Не бачу! - и все кинулись поднимать "веки". Несмотря на кучу шкур, голос всё равно звучал из-под них тонковато. Я закатила глаза к потолку. Ведь просила же на роль мужика взять...       Пока все копошились со шкурами, махнула рукой, отсылая упырей с вурдалаками. Третьи петухи не за горами, а им ещё до своих могил идти. У русалок же с графиком посвободнее.       А когда кончится эта ночь?       Очень, очень интересный вопрос... По часам - где-то в четыре, рассвет же наступает позже... но сейчас лето и он должен наступать рано...       Но от этой мысли меня отвлекло то, что шкуры были уже откинуты... И я издала такой инфразвуковой вопль, что все слышавшие подпрыгнули!       Бух!       Это потерял сознание не выдержавший стресса философ. Лежащее на половицах тело стало видимым. Беззащитным. Упыри с вурдалаками было предвкушающе заворчали, но получили кукиш вместо пяти литров крови и... ну где-то семидесяти килограммов мяса, всё же убрались восвояси. Русалки (и русалы, конечно же) выжидающе смотрели на меня. Надо что-то сказать...       - Ну... дякую всім, все можете бути вільні. Далі я вже як-небудь сама. Світанок скоро. Прощайте все! - слова ухнули в пустоту.       Русалки всё также смотрели, ничего не отвечая и даже, кажется, не моргая. А нет, не кажется - и в самом деле не моргают. Но меня это явление, напугавшее бы обычного человека, не особенно беспокоит - я также могу при желании. И они не хотят меня напугать. Просто смотрят. Будто бы... запоминают.       Вдруг, будто по команде они все направились ко мне, обступая полукругом и... В общем, мне пришлось около часа прощаться со всеми попеременно - даже с самыми маленькими. Причём, не по одному разу. В ход шло всё - пожимание рук, поцелуи в лоб и щёки, объятия, похлопывания по плечам и спине... До меня не сразу дошло, что я голая обнимаюсь с парнями. И довольно крепко. Раньше за такие обнимания бы жениться заставили. Даже с одетыми парнями. А когда дошло... Ну и что? Примерно на половине девушек-русалок единственной одеждой были цветочные венки и на них не пялились, из чего сделала вывод, что нечисть к обнажённости такого пиетета, как люди, не питает. Есть одежда - хорошо. Нет - ну и не страшно. Мёртвые не мёрзнут. И сраму не имут. Правда, когда обнималась с обнажёнными русалками, русалы смотрели с некоторым... интересом. Больше эстетическим, но всё же... Но никаких неприличных шуточек не отпускали и вообще ничего не говорили по этому поводу. За что им большое спасибо. Мораль: парни - они и есть парни, даже если русалки.       И да, меня уломали на исполнение "хита"... А я, как "звезда", позволила себе покочевряжиться, что, впрочем, было воспринято русалками, как игра - они немало развлеклись, уговаривая меня. Были даже "взятки" венками...       Не знаю, как, но я не заметила, как меня уломали на СЕМЬ РАЗ! СЕМЬ!!! Да, тяжко жить без плеера... Там на опцию "Трек" щёлкнул - и кайфуй! Тут на повтор можно поставить только певца... (И почему мне вспоминается анекдот: "Пока не научишься!"?) Хотя... это же "последние гастроли"... Но я всё же обречённо переспросила:       - Навіщо вам стільки?! Знущаєтеся?       - Ні-ні-ні! Не знущаємося! Гарно співаєш! - наперебой стали убеждать. И убедили. Петь самим - это не то же самое, что слышать в "оригинале". Тем более вживую. ...Цветёт всех нежней Белая лилия Светлых вод ясней Белая лилия Как я тебя ждала... Белая лилия В омут вод звала Белая лилия Крепко обняла... Белая лилия В омут увлекла Белая лилия Гладь воды светла Белая лилия Где цветёт, нежна Белая лилия.       Сначала я невольно старалась петь потише - чтобы не будить Хому Брута. Но позже раздухарилась - его проблемы, если очнётся!       Не очнулся.       Когда небо стало опасно светлеть, по новой попрощалась со всеми - те не отказали себе в удовольствии снова и не по разу попрощаться. Когда выпроводила окончательно - времени до рассвета осталось совсем немного. Это было прекрасно видно через выбитые к лешему двери.       Кстати, как там переживает виновник всей этой истории?       Ну что сказать? Лежит. Дышит. Дышит, дышит и дышит. Скотина.       А я из-за него, между прочим, нет...       Злость вяло трепыхнулась и завяла на корню. Зато было обидно и досадно. Очень обидно и очень досадно. Всё вот из-за этого размазни...       Я не строю иллюзий. Я могла бы убить человека. На эмоциях (вот как в первую ночь), либо защищая себя или дорогих мне людей. Но вот хладнокровно оборвать жизнь распростёртого передо мной беззащитного парня (чуть-чуть похрапывающего, кстати), пускай даже без малейших колебаний отправившего на тот свет меня... Это выше моих сил.       Подобрав серую хламиду с пола, закуталась в неё так, как будто озябла. Потом собрала иконы и расставила по местам - даже несмотря на то, что они обжигали руки.       Подумав, вышла на воздух - сил уже на умиротворённую рожу Брута смотреть нет!       Но и там пробыла недолго, зайдя обратно. На месте не сиделось. И петь тоже не хотелось. Как и каяться в чём бы то ни было.       Одолевали тяжкие мысли...       Вий обещал, что вернусь... Да, обещал. Вернусь всего на пару секунд, чтобы увидеть бледные с прозеленью лица Ромки и Сергеича. Почему так? Ну, на меня упала куча железяк... а это стопроцентные похороны в закрытом гробу и кошмары на всю оставшуюся жизнь у увидевших это. Твою же мать, я даже не знаю, жив ли Ромка! Может, успел отскочить? Кричал-то наш режиссёр...       ...но я улыбнулась.       А эти три ночи... лучших поминок по самой себе и пожелать нельзя! Летала в гробу, пела, танцевала... попрощалась за Панночку с отцом... Так что не на что жаловаться. А ещё исполнила лучшую свою роль в жизни... Вот только родных жалко... Но я обязательно их встречу. Все там будем.       Вот оно.       Я всегда думала, что, умирая, увижу яркий чистый свет... Но вместо того выметнулась вуаль липкой тьмы - как огромная чёрная медуза, быстро и жадно сграбаставшие в свои тёмные объятия, как нищий денежку...       И больше ничего.