Глазами Эсмеральды, или Как не надо было делать

Да, и опять я затянула с продолжением, простите. За неделю до начала учебного года мой мозг решил экстренно отдохнуть, поэтому окончательно обленился. Пришлось вломить ему тяжелых люлей. Еще раз простите. Приятного чтения :) ____________________________________ Вот так я и начала жить в соборе. Я сразу решила пробыть здесь, как максимум, до приезда короля. Во-первых, с появлением монарха могут начаться большие проблемы с законом, а во-вторых, мне элементарно нет смысла торчать тут до свиста ракообразного животного: мне просто нужно улучшить отношения с Квази и архидьяконом, чтобы иметь под ногами твердую поверхность, а не расплывчатые планы о неожиданном спасении. В отношении Квазимодо все было понятно: звонарь ежедневно навещал меня с поводом и без повода. Например, недавно ему захотелось понаблюдать за моим поглощением обеда. По его словам, это прекрасное зрелище, от которого тает сердце... Мда. Тут должна быть колкая фраза про мою манеру поедания пищи, но я, пожалуй, промолчу. - Можно тогда я скажу? - влез Виктор. - Нет, нельзя. Не видишь, я рассказываю? В общем, Квазимодо оказался очень чувственным человеком. Он мог часами читать по губам мою болтовню или охранять по ночам. Все свое свободное время он проводил в моей скромной компании. Я очень быстро привыкла ко всем его недостаткам, в том числе и глухоте. Но, несмотря на теплые дружеские отношения, Квазимодо периодически смущенно отводил взгляд и бросал стеснительные фразы из раздела: "О, не гляди на меня!" или "Я зверь, я не достоин...". Такого рода замашки я старалась резко пресекать, рассказывая горбуну о красоте душевной, тем самым лишив себя философий с горшками. Но над всем этим стояла главная задача - не построить бедняге иллюзий. Все наши разговоры я вела на уровне дружбы, но получалось это очень и очень не убедительно, ведь в оригинале Эсмеральда ясно дала понять, что внизу ее солнышко ждет своего рассвета, и никакой абстрактный звонарь в планы не входит, а тут никаких аргументов нет. Это было главной проблемой с Квази, над которой следовало работать. Мне было очень жаль звонаря: он, наверняка, был бы прекрасным юношей по всем параметрам, если бы не физические недостатки. Но был еще один "прекрасный юноша", с которым проблем было еще больше. Этот "юноша" все время проводил в своей келье, его вообще не было видно в течение тех нескольких дней моего пребывания в соборе. В какой-то момент я даже подумала, что он повесился на шнурках, но Жеан, заходивший за деньгами сказал, что у братца опять не все дома. Кстати, о Жеане. Мне удалось наладить контакт с Фролло-младшим. Этот парень оказался типичным шпаной-подростком с достаточно проворным характером и находчивой, хитрой головой. Сказать, что школяр тупой было бы несправедливо: долей мозга Господь его, очевидно, не обделил, но, похоже, сам парень пользовался этой долей крайне редко и лишь в своих интересах. Узнав, что я знакомая Клопена, Жеан согласился стать моим личным разведчиком на Клодо-территории (не за даром, конечно: в итоге, я пообещала школяру доброго братика со всеми вытекающими), как говорится: "Таки выгодное слово и глухой быстро расслышит". Жеан также оповестил Клопена, что со мной усе в порядке, и церковь можно не штурмовать. Вообще, общаться со своим ровесником оказалось проще всего, ведь его непосредственность и подростковое шило в попе очень напоминало мне меня саму. Вот даже странно, почему никому не приходит в голову влюблять Эсмеральду в Жеана? Ведь, два дебила - это сила! С одной стороны он тоже Фролло, а с другой - такой же алкаш, как и Феб... - Бред глаголишь, - отозвался Виктор. - Почему же сразу бред? - Потому что никому сейчас не интересен маленький Жеан - все хотят мужиков постарше, - ответил писатель. - Эти ваши комплексы... Не правда... Правда. В общем, непоседливого школяра я частично переметнула на свою сторону. Но вернемся к мужику постарше. Если с горбунком важно не перегнуть палку, не влюбив парня окончательно, то в Клоде главное - не врубить вспышку ревности и в лишний раз не провоцировать на прикладное искусство (во всех смыслах этого изречения). Очевидно, что Фролло готов ревновать меня к каждому столбу, и мое общение со звонарем, наверняка, перемешало угольки в его костре грешной страсти. Но мне совершенно не хотелось, чтобы в какой-то момент архидьякон на эмоциях прикончил своего сына. Именно поэтому я ни разу не прикоснулась к Квазимодо за пределами кельи и дабы не вызывать, пардон, резкий спермотоксикоз я сразу попросила Квази принести мне какую-нибудь мешковатую одежду, из-под которой не будут торчать соблазнительные части тела. Звонарь предоставил мне старую сутану, которую я на всякий случай завязала на морской узел. Предупрежден - значит вооружен! Но вот беда - я все равно не понимаю, чего ждет священник. Хорошо было бы заглянуть к нему лично... Или нет. - Скоро рассвет, выхода нет... - заскулил Гюго, - лишь бы вы проснулись в одной постели... Скоро рассвет! Мдауш, к этому, походу, все и идет. - Виктор, че делать? - Даже не знаю, - задумчиво ответил писатель. - Если я сейчас сунусь, то что? - Нуууу... Постель у него без ядовитых пододеяльников, - хмыкнул писатель. - Сама разбирайся: ты же у нас мисс конгениальность! Ладно, буду ждать, пока Фролло не высунется оттуда сам. Ой, сильно я сомневаюсь, что он там любовные напитки варит. А на дворе нынче было раннее, прохладное утро, солнце вставало над Парижем. Я вышла из своей кельи, чтобы подышать свежим воздухом, единственным свежим воздухом в этом гнилом городе. А с высоты собора все кажется таким чистым и аккуратным. Квазимодо определенно можно понять: вылезать отсюда в помойку совершенно не хочется. Горбун в это время как раз направлялся к колоколам и по традиции зашел за мной. Каждое утро я гуляла на встречу с его медным гаремом. Проходя мимо кельи священника, я мельком глянула в его окошко и наткнулась на два темных уставших глаза, безумно глядевших на меня. О скотче, это было неожиданно! - БУ! - воскликнул Виктор. - Да ты достал меня уже своими приколами! - взревела я. - Ты это видел? Что это за кошмар?! - Это мужчина твоей мечты, - пропел Гюго. - С таким взглядом лягушек препарируют! - А вот и нет, лягушек он препарирует с совсем другим взглядом, - толково возразил писатель. - А так он смотрит на полуголых цыганок с козами, которых обязательно зовут Эсмеральдой. Ну, иногда еще на книги по алхимии, когда пытается не думать о полуголых цыганках с козами. Но обычно в них он все равно видит... - Я поняла, полуголых цыганок.... - С козами. Время снова включилось. Я все так же смотрела в пыльное окно, а священник куда-то делся. Квазимодо тем временем заметил, что я остановилась, и медленно приблизился ко мне. - Ему нездоровится, - пояснил горбун. - Порой я сам не понимаю, что с ним происходит. После этих слов звонарь направился дальше, я же пошла за ним.

***

До вечера я не вылезала из своей норки. В моей голове прокручивались неприятные мысли. Теперь я вообще спать не буду, буду ждать прихода батюшки. Что же все-таки значит этот взгляд? - Что кто-то вот-вот станет настоящей женщ... - Что?! - заорала я. - Ты опять? - Я же говорил, что мы еще поиграем! Ты-то думала, что после капитана все будет так просто, ан нет. Между испанскими тапочками и святым извращенцем ты выбрала, - он сделал паузу. – Ты чего? Меня трясло, меня сильно трясло. Вы только представьте себе, что за вами гоняется одержимый мужик с кучей разнообразных тараканов в голове. Этот мужик значительно сильнее и старше вас, и ему практически наплевать на ваши собственные мысли. Он, как голодное животное, гонится за своей добычей, им управляют его природа и болезненное желание. Конечно, Фролло влюблен, конечно, его переполняют чувства, и мне его, несомненно, жаль, но со всем светлым смешалось все самое плохое - все самые темные черты его характера обострились. Он стал жесток и весьма эгоистичен, он легко поддается своим эмоциям, он пытался зарезать человека из каких-то собственных побуждений, а это уже заставляет задуматься. Но это же я, а я - не Эсмеральда! Я все смогу, со мной все будет хорошо! Боже, Греня, где ты… - Что? У кого-то начались проблемы? - ехидно поинтересовался Виктор. - Я тут как раз пленку накручиваю. - Нет, - я не подала вида. - У меня все под контролем. - Да? А я что-то не припоминаю, чтобы ты зачитывалась чем-то вроде: "Священники для чайников, или Укрощение похотливого мужика в рясе". - Еще бы я этим зачитывалась... За дверью что-то скрипнуло. - Это не ветер, - заметил Виктор. - Квазимодо, это ты? - окрикнула я. - Идиотка, - фыркнул Гюго. Ясный пень ответа не прозвучало, но я все же вынула свою притупившуюся сырорезку и заветный свисток-спаситель. Дверь стала открываться. На Квазимодо это совершенно не похоже... Вот блин! На пороге нарисовалась черная фигура в длинном плаще. Это был долгожданный священник. Сейчас начнется экшн. Делаем ставки, господа! (врубается музыка из Mortal Kombat) Виктор кричит железным басистым голосом: - Claude. Gipsy. FIGHT! От этого я начала глупо хихикать. На каменном лице архидьякона проступило непонимание, но в ту же секунду он, похоже, почувствовал себя оскорбленным. Его черты вновь стали суровыми, глаза заблестели болезненными огоньками; в них читалась какая-то безнадежная нежность. Он стоял, облокотившись на стену, пытаясь выглядеть как можно выше и спокойнее; его руки жестко вцепились в дверной косяк. Глупое хихиканье сменилось на нервное. Сейчас что-то будет... Я резко вскочила на ноги и попыталась заговорить. - Фролло, - тихо произнесла я. Услышав мой голос, священник сделал глубокий вдох. Он, похоже, все больше терял контроль над собой: глаза становились пустыми и безумными. Отцепившись от косяка, он сделал аккуратный шаг ко мне. Моя боевая готовность не давала ему резко нападать, и потом, он заметил сырорезку. - Так, давайте без резких движений, - спокойным тоном проговорила я. - Я вам внушаю ужас? - хриплым голосом спросил священник. - Сейчас да, - ответила я. - Зачем вы пришли? Он промолчал. Хорошо, сейчас надо вынуть из него признание, дальше станет проще. Зададим глупый вопрос: - За что вы так ненавидите меня, архидьякон? Его глаза расширились. Так отлично, а теперь... Три, два, один: - Как ты можешь говорить такое?! Стоп, погоди... А как же? - Я люблю тебя! - крикнул священник. Фух, слава тапкам! Свершилось! Видели бы меня сейчас другие Клодоманы! Это, конечно, не «Je t'aime» Даниэля Лавуа и не «Любоооовь» Маракулина, да и вообще это больше похоже на последний вопль придушенного гуся, но все равно это так, так… По-моему, у меня слезы наворачиваются... - Идиотка, - подтвердил Виктор. - А дома бы, небось, уже полицию вызывала... Но расслабляться рано. Сейчас пойдут аргументы и душевные терзания. Надо вести себя разумно, поэтому режим дурочки OFF. - Ах! - воскликнула я. - Но как же?! Лицо Клода исказилось несчастной гримасой; он еще раз настороженно взглянул на сырорезку и рухнул к моим ногам. - Слышишь? Я люблю тебя! - повторил он. - Но что же это за любовь?! - наивно прошептала я. - Любовь отверженного, - ответил он. Я выдержала МХАТовскую паузу. У моих ног скрючился Клод. Он тяжело дышал, жадно вглядываясь в мои глаза. Мы оба некоторое время молчали, придавленные тяжестью своих переживаний: он - обезумев, а я... Нет, спасибо, уж точно не отупев. - Ты сейчас сырорезкой ему в глаз попадешь, - прокомментировал Виктор. Ой, действительно... - Бож мой, - иронично буркнул голос. - Слушай, - вымолвил священник, и необычайный покой снизошел на... - Эй! - влез Виктор. - Кончай воровать фразы из моей книги! - Ладно, - смиренно выдохнула я. Клод тем временем продолжал. - Не прерывай меня! - грохнул Фролло. Похоже, Виктор снова не вырубил время. - Я был невинен, душа моя была полна хрустальной чистоты, я был счастлив, я мнил себя счастливым! Надменнее, лучезарнее, чем у всех, сияло чело мое! О, да, вон, как сияет, даже луна отражается... Клод продолжал цитировать книгу, а я с пониманием смотрела ему в глаза. Как только он перешел на описание моего прекрасного тельца, я непроизвольно проверила морской узелок на своем огромном наряде. Фролло сделал паузу и вновь продолжил: - А потом ты начала петь... Во, вот это уже интересно. - Твое пение было еще пленительнее твоей пляски! Эта песня, которую ты так прекрасно исполняла, - он сделал вздох. - Она пронзила мое сердце, она словно проникла вглубь меня и описала все мучения, всю боль, которую я испытывал, испытывал из-за тебя, девушка! Слышишь? Тогда я подумал, что ты ведьма, что ты читаешь мои мысли, что тебя послал сам дьявол, чтобы свести меня с ума. Эта волшебная музыка звучала в моей грешной голове, она отвлекала меня от всего! Везде я видел тебя! Знаешь ли ты, девушка, что вставало отныне между книгами и мной? - Я, надо полагать. - Да! - вскрикнул Клод. - Преследуемый напевом твоей песни, постоянно видя на моем молитвеннике твои пляшущие ножки, постоянно ощущая ночью во сне, как твое тело касается моего, я хотел снова увидеть тебя, дотронуться до тебя, знать, кто ты, убедиться, соответствуешь ли ты идеальному образу, который запечатлелся во мне! Тогда на площади, ты говорила на латыни, на языке мудрецов, на моем любимом языке. Я никогда не забуду того проклятого дня! Кто ты, девушка?! Почему твои слова, твои глаза так легко проникают в мое сердце?! Почему ты играешь со мной? Почему ты? Почему со мной? Он отдышался и вновь заговорил. - Я пытался забыть тебя. Я запретил тебе появляться на Соборной площади, надеясь, что забуду тебя, если ты больше не придешь туда. Но ты не послушалась. Ты вернулась. Затем мне пришла мысль похитить тебя. Однажды ночью я попытался это сделать. Нас было двое. Мы уже схватили тебя, как вдруг появился этот презренный офицер. Он освободил тебя и этим положил начало твоему несчастью, моему и своему. - Так, а что бы ты со мной сделал, если бы он меня не освободил? – перебила я. - На кинжал бы насадил? - Нет, я бы никогда… Потом я хотел донести на тебя, хотел настигнуть тебя в суде, поймать в темнице, заговор, который я умышлял против тебя, гроза, которую я собрал над твоей головой, давала о себе знать угрозами и вспышками. Мой план был ужасен, и это заставляло меня отступать. И в том, в чем я мыслил себя всемогущим, рок оказался сильнее меня. Однажды - в такой же солнечный день - мимо меня проходит человек, он произносит твое имя и смеется, и в глазах его горит вожделение. Проклятие! Я последовал за ним. А дальше, дальше ты знаешь... - Ага. Ты меня бросил, - холодно ответила я. - Оставил с этим мерзким Фебом. Фролло замешкался. - Не произноси этого имени! Это имя губит всех нас! Твоя ребяческая любовь к этому человеку... - Нет никакой любви, архидьякон, - перебила я. - Этот человек мне был противен. В глазах священника загорелась надежда. - Но почему же ты ушла с ним? После того, как я помог тебе, ты не отвернулась, не оттолкнула меня, но почему же ты легла к нему в постель? - Во-первых, идти мне с ним не хотелось - он сам меня потащил, а во-вторых, в постель к нему тоже никто не ложился. Если бы я его любила, то, скорее всего, сидела бы сейчас в холодной темнице, как вы и хотели. Я очень ценю вашу помощь, и в том доме вы все-таки сняли с меня раненого капитана, вы дали мне бежать, за это я вам благодарна. Но из-за ваших поступков... Архидьякон опустил глаза. - Девушка, сжалься надо мной! - продолжал священник. - О! Любить женщину! Быть священником! Быть ненавистным! - С чего вы взяли, что я вас ненавижу? - возразила я. - Мое отношение к вам, падре, было и остается абсолютно нейтральным: у меня нет оснований вас ненавидеть, а тем более бояться. Но то, что вы пытались меня подставить, конечно, не поднимает вас в моих глазах, а про оскорбления и обвинения во всяческих грехах, не имеющих ко мне никакого отношения, я вообще молчу. - О, прости меня, прости, - он резко поднялся на ноги. - О, небо! Любить твою ножку, твою ручку, твои плечи; терзаясь ночи напролет на каменном полу кельи, мучительно грезить о твоих голубых жилках, о твоей смуглой коже... Каждый раз я вспоминал, как ты лежала передо мной почти без сознания, как я мельком касался твоей нежной кожи. О! Знаешь ли ты муку, которую испытывает человек долгими ночами, когда кипит кровь, когда сердце разрывается, голова раскалывается, зубы впиваются в руки, когда эти яростные палачи, словно на огненной решетке, без устали пытают его грезой, ревностью, отчаянием! Ну, в принципе, я так обычно к тестам школьным готовлюсь... - Девушка, сжалься! Дай мне передохнуть! Немного пепла на этот пылающий уголь! Утри, заклинаю тебя, пот, который крупными каплями струится с моего лба! Я же не противен тебе! Похоже, у монаха все же включился режим альфа-самца. Он сократил расстояние между нами до минимума, его глаза пылали, руки дрожали, по лбу стекал тот самый пот, который я, видите ли, должна утереть. - Даже не думайте, - грозно проговорила я. - Если вы хотите, чтобы я вас выслушала, то отойдите, не делайте хуже. - Терзай меня одной рукой, но ласкай другой! Сжалься, девушка! Сжалься надо мной! - обезумев, шептал священник. - О, я люблю тебя! Твой лик прекрасней божьего лика! О, скажи, ты не хочешь меня? В тот день, когда женщина отвергнет такую любовь, как моя, горы должны содрогнуться. О, если бы ты пожелала! Как бы мы были счастливы! Бежим, мы уедем куда-нибудь, мы отыщем на земле место, где солнце ярче, деревья зеленее и небо синее. Мы будем любить друг друга, мы сольем наши души и будем пылать вечной жаждой друг друга, которую вместе и неустанно будем утолять из кубка неиссякаемой любви! - Ага, звучит очень красиво, - ответила я, пытаясь не подпустить к себе разгоряченного священника. - Если вы сейчас не возьмете себя в руки, наше возможное счастье исчезнет вместе со мной. Я вам верю, но ради Бога, не делайте того, что сейчас живет в вашей голове. Он остановился и вожделенно взглянул мне в глаза. Он был напряжен, он весь вспотел, на шее, на руках вздулись вены, его трясло. Нет, в таком состоянии нельзя нормально разговаривать. - Сжальтесь, Эсмеральда. Мы будем счастливы, я пойду за вами даже в пекло Ада, - он сделал глубокий вздох и вновь приблизился ко мне. - Сейчас, здесь. Ты можешь спасти меня, спаси меня! Последние слова Фролло надрывно прокричал, он резко прижал меня к стене и потянул дрожащие руки к морскому узлу. Тааак, ну все! Кто-то полез за ключами... А я до последнего надеялась, что он сдержится! - Идиотка, - процедил Гюго. - Да знаю я… - Прошу, прости, меня, Эсмеральда, - шептал мне архидьякон, пытаясь справиться с жутким узлом, на котором держалась вся моя сутана. - Я люблю, люблю тебя... Но до ворот ему нынче добраться точно не доведется. Мне было неуютно и смешно одновременно, страстное лицо моего возжелателя вдруг стало растерянным: он никак не мог развязать мой пояс. То-то же! Не зря ж меня папа учил, папа он такой... Он, думаю, и на свадьбу меня в один большой узел превратит. Все, пора заканчивать эту ерунду, пока архидьякон пальцы там не оторвал. - Клод, отойди сейчас же, - четко произнесла я. - Иначе, я за себя не отвечаю! - Но я же люблю тебя, девушка, - священник плюнул на узел и полез обниматься. - Мучай меня, издевайся надо мной, только люби... - Я сказала, не надо! - уже вопила я. – Прекрати это! - Сейчас кто-то станет настоящей женщиной, - протянул Виктор. - Сначала больно, потом приятно… - ВИКТОР, ЗАТКНИСЬ К ЧЕРТУ! - Не бойся, все будет хорошо, - пропыхтел Фролло. - Нам будет хорошо вместе. С этими не обнадеживающими словами он резко повалил меня на холодный пол и прижал к стене, сам же полез сверху, грубо расстегивая на себе мантию. Ну, это уже ни в какие ворота! - Только попробуй! – рявкнула я. Клод слегка отпрянул и мимолетно дотронулся до моего единственного оголенного места - до ноги. Через миг эта нога полетела ему в нос... Папа научил...