***
Энцио уже возвышался над деревьями. Теперь приходилось не защищаться от "зомбяков", а защищать их. Всё-таки его ученики слишком неорганизованны. - Мы тратим время! - напомнил Реборн. - Правда?! - хором протянули оболдуи, выдергивая очередную полубессознательную школоту из под ног исполинской черепахи. Дино хотя бы пытался изобразить дурачка, а Тунец откровенно хамил. За что был швырнут под ногу рептилии. Случайно. Психанул репетитор. И счаз не будет у него ученика. Человек в окровавленном белом халате подошел как будто не спеша. Но на удивление вовремя. Рука подхватила ногу черепахи. Остановила. - Ты спрятал её от меня? - белесые глаза впились в распластавшегося звёздочкой спасаемого. Иетсуна ну совсем не горел желанием встречаться с Глав. Врачом ещё раз. Он вообще, как и все дети, не любил врачей. Особенно, когда они заляпаны кровью на манер маньяков из страшилок. Особенно, когда минут этак двадцать назад Хибари-сама едва не выломал ему грудину. Пальцами. Хотя... Хибари-сама ведь их с Ёши лечил, даже гипс пару раз накладывал. Если бы не его кирпичеподобная рожа... нет, не некрасивая, но выражение лица, кажется, из могилы восстать заставит, если это ему понадобится... то, наверное, близнецы бы его даже любили. - Как её остановить? - подошел к аркоболено Шамал. - Высушить, - ответил вместо Реборна хозяин зверушки. Наблюдая как Главный Врач медленно поднимает черепахину ногу всё выше. - А, это ща... - Трайдент зарылся рукой во внутренний карман халата, однако, судя по лицу, искомого там не было, - ... забыл... Хибари Юкио смотрел на сына своего друга. Мальчик смотрел на него без страха. Возможно, он уже просто устал бояться. - Да. - наконец ответил школьник. Глупо. Он должен понимать разницу в силе. Наглый щенок. Тявкает, а зубки ещё не выросли. - Где? - нет, на девчонку было плевать. Просто Юкио нужен повод. - Там, где ты не найдешь. Повод есть, но... С разворота, не успев даже толком встать на ноги, Иетсуна низко стартует, минуя отца ГДК. - Эй, Реборн, не догонишь! - однако киллер уже вцепился в волосы. Савада промчался мимо розоволосой девицы, смутно кого-то напоминающей. Бьянки невольно обернулась, услышала, как ругнулись Трайдент и Дино, как снова зловеще засмеялся монстр, не сгибаясь даже тогда, когда Энцио надавил на него всем своим весом. У мальчишки было одно лицо с Тсунаёши. На голове у него сидел Реборн. Выводы напросились сами собой. Она надеялась, что успеет. Она надеялась, что Хаято жив.***
Дверь. Захлопнулась. Перед носом. В первые со времён... довольно давних, вспоминать о которых не хотелось... Фонг почувствовал себя идиотом. Дверь придерживал мальчик-проводник, так что сейчас войти можно было только через его труп. Или в обход. В обход - долго, и в принципе, по шагам Мастер слышал, кто и куда перемещается... Забавно. Вот к ней подходит иллюзионист. Вот он остановился. Вот подкрадывается к ней сзади тот ребёнок. В последний миг она увернулась. Началась беготня. Рокудо Мукуро снисходительно посмеивается, но в его голос всё же слышны нотки истерики. Он сомневается. Он медлит. Но Тсунаёши, похоже, этого не понимает. Сейчас можно открыть дверь и войти. Нет, нафиг ему входить? Так даже интереснее. Пусть она сразится с ним один на один. И, как только Фонг вернул себе покой и настроился созерцать, в конце коридора послышались шаркающие шаги. Эх... как не вовремя.***
Такеши всё не мог его достать. А Чикусе всё не удавалось перехватить инициативу. От потери крови уже у обоих плыло в глазах. Исполосованный нитями мечник-бейсболист походил на потрескавшуюся от времени картину, наспех перевязанная ступня штрихованного мерзко булькала. Раздался вскрик женщины. - Сасагава-сан! - отвлекся. ОТВЛЕКСЯ! Петля уже наброшена на шею. Слишком поздно Ямомото видит ухмылку противника. Чикуса почувствовал металл около скулы. - Отпусти. - этот голос.... - ТЫ?! - хрипит Джошима, когтями одной руки вцепившись в плечо надменной женщины, другой рукой держа её за горло. Она успела пересчитать ему рёбра ржавыми гвоздями, но после падения со второго этажа Кен чувствовал только, как больно стучит у него в голове. - Ты... - выдыхает одноклассник, и его лицо снова становится простовато -дружелюбным, хоть это и не конец. Далеко не конец. Нить соскальзывает с шеи жертвы. - Опусти катану, Ямомото-кун. - за это Иетсуне едва не выдрали клок волос.***
- Ты не виноват. - вот так, просто. И, уронив наконечник трезубца, Фуута оседает, падая к шлепнувшейся секундой раньше Тсунаёши. - А вы так... заба-а-авно бегали... - ему самому слышно, как ненатурально фальшивит его голос, отдавая истерикой. Фосфоресцирующие глаза уставились на иллюзиониста. - За что ты так с ним? - вопрошает девочка, придерживая бессознательную тушку своего несостоявшегося убийцы. - Он ведь совсем ребёнок. Кажется, не только её глаза изменились. Голос из визгливого фальцета перешел в глубокое, спокойное... урчание? Кошачье, да... - А ты не знала... - передразнивает Мукуро. - В мафии это - обычное дело! Он хотел сказать что-то ещё... Впрочем, и так долго распинался перед ней. Подходит. Берёт лежащий рядом с жертвой наконечник трезубца. Взрыв. Она визжит. В рассеявшейся пыли стоят Динамит Хаято и ГДК всея Намимори. В обнимку. - Мило... - одобрил Мукуро, в пол оборота обернувшись к Тсунаёши. - Ты так не считаешь? Эти двое не выносят такого пренебрежения. - Сотрудничество окончено. - Кёя отпускает итальянца, и тот нелепо падает на пол. И сам ГДК шатается. Но его взгляд обещает Мукуро все круги ада. Как неоригинально. В аду Мукуро как раз таки был. - Не торопись... - снисходительно предупреждает иллюзионист, показательно прислонив лезвия трезубца к шее наследницы. Потрёпанный Кёя останавливается. - Ублюдок... - прорычал Хаято медленно вставая на ноги. - Кто из? - не в такт спросила "виновница торжества". Повисла пауза. И Кёя увидел. Глаза Мыши светились, так же, как и мерзкие зеньки комедианта напротив него. Говорило ли это о том, что теперь она на его стороне? Ведь, если сложить поведение учеников Кокуё и то, что он узрел в первую встречу с иллюзионистом... - Оба! - психанул подрывник. - Нет. - проговорила Тсуна. - Кто из нас тебе нужен? Я или Тсу? Разные глаза вонзились в её лицо. Фонг позволил себе усмешку. Маленький мальчик, едва не проткнувший её тем самым лезвием, что сейчас обжигало холодом шею, уже давно лежал перед ней. Без сознания. Без сил. Без вины и в то же время во всём виноватый. А она выдавала одну из важнейших тайн своей семьи. - В смысле? - по слогам спросил Рокудо. - Я подумала... ты спрашивал у меня про Вонголу... Фонг моргнул. Не было такого. Он слышал весь их разговор. И там ни разу Вонгола не упоминалась. Может, её спросили в их предыдущую встречу. Опыт подсказывал, что нет. -... И сказал, что моими руками устроишь ад на земле... - лицо с сияющими мёдом глазами было невменяемо спокойным, - ... но мои руки для этого не подойдут. - Хм? - протянул иллюзионист. - Ты не первый... - послушно продолжила Тсунаёши, - ... меня уже пытались убить... скорее всего тебе нужна не я, - она подняла на него глаза. - Ты ошибся, Ананасик... Вонгола вообще не знает о моём существовании. - "Ананасик"? - повторил Кёя. Позади послышался истерический смех. Ржал Хаято. Ржал так, что едва не сполз по дверному косяку обратно на пол. - Чё? - в один голос спросили иллюзионист и ГДК. - Латиница... - задыхаясь от смеха, выдал подрывник. Парни его не поняли. Хаято стёр скупую мужскую слезу. Отдышался. - Хибари...- похоже, он подавил в себе порыв добавить суффикс "-сан", - как пишутся имена в школьных документах? - В кандзи, - тут же ответил ГДК. Моргнул. Перевёл взгляд на заложницу. Понял. Иллюзионист тоже повернул к ней голову. Зря. Зря он не проткнул её, пока мог! Зря отвлёкся на её речи. Одна тонфа напирала на рефлекторно выставленный в блоке наконечник трезубца, другая уже стремилась воткнутся между рёбер. Он вывернулся, как истинный змей, едва не споткнувшись о бывшую заложницу. - Хоу? - протянул Мукуро. Этот рывок стоил ГДК сбитого дыхания. Какая прелесть! Какое упорство! - Я восхищён! И это было правдой! Ему становилось весело. Наконечник трезубца соединён с древком. Почему бы и нет? Сколько он продержится, заранее избитый Кеном? Его глаза полны... нет, не ненависти. Простого желания убить. Убить за уязвлённое самолюбие, за сутки в заточении, за нарушение границ территории. Это жизнь такая, ничего личного. Что ж, ты прав, Хибари Кёя. Да только не того ты себе выбрал в противники. - Забью. - опрометчивое обещание. Просто так ему не дадутся. Метал звонко лязгал. С запозданием Мукуро заметил что-то типа шипов на оружии противника. Если они попадут по нему, то будет действительно больно. Но верный трезубец танцует в руках, словно партнерша в тарантелле. Неистово. Неудержимо. Неустанно. А Кёя вырисовывал танго. Танго втроём. Точно. Резко. Страстно. Словно он и его тонфа жили ради этого боя. Ну, последние сутки уж точно. Блокировать одним древком удары с обоих рук? Без проблем! Бросаться на него, не давая себе и секунды на столь необходимый истерзанному телу вздох? Ты неподражаем, Хибари Кёя! Мукуро боится его. Мукуро восхищается им. Мукуро доволен им. - Тебе здесь самое место, - высказывает Рокудо, когда они снова замирают в считанных миллиметрах друг от друга. Такой боец вполне заменит Ланчию. И иллюзионист не позволяет себе даже тени мысли, что не сможет удержать человека, который, будучи избитым до полусмерти, бьётся с ним на равных. Почти. - Уводи её уже! - восклицает ГДК, не сводя ледяных глаз с противника. Улыбка пропадает с довольного лица Василиска. Во время поединка невежливо отвлекаться. - Какие мы благородные, да только такая кровожадность, - правая нога подпирает древко трезубца, - хорошим мальчикам несвойственна! Он резким толчком отбрасывает Кёю на несколько шагов. Тот отфыркивается, как большой пёс посреди грызни. - Или Савада Тсунаёши считает иначе? - краем глаза он замечает, что её держат за плечи и пытаются оттащить. Вообще-то он слышал, что Динамит - не такой послушный, чтобы вот так сразу сделать то, что велели.... А она тянется к месту битвы. - Остановитесь! - ох уж этот надломленный голосок... - Почему, почему всё так? - от этого голоска мерзко щемило. - Мы ведь ничего тебе не сделали! - Ку-фу-фу... - Рокудо засунул руку в карман, - ... Само существование таких, как вы... и как я... - он пожал плечами, - ... уже достаточное основание для превращения этого протухшего мира... - из кармана достали до боли знакомый Кёе пультик. - ... в чистое кровавое месиво. Нажалась кнопочка... Ба-бах! Ничего не произошло.***
- Почему у неё кларнет М.М.? - оскалился Кен. - Они взяли её в заложники. - спокойно ответил Иетсуна, глядя на блондина, - Скорпион Бьянки, правильно? - Да, - подтвердила стоявшая за спиной Савады отравительница. Чикуса покосился на Бомжа. Лицо повелителя канареек не дрогнуло. Но Иетсуна чувствовал, как мысленно его вычеркнули из блокнотика "друзья", вписав в чёрный список. И всё это с горячей железкой у скулы. Самообладание, однако. - Но на этом ваши беды не кончаются... - продолжил речь Иетсуна. В лицо Кена прилетело нечто кислотно-фиолетового цвета. Отбросив от себя заложницу, он принялся стряхивать с лица эту мерзость, которая отвратительно воняла серой. Он даже не понял, как очутился на земле. - Живучий, однако. - вздохнула Бьянки, наблюдая, как собакоподобный пацанчик встаёт на четвереньки, продолжая отфыркиваться. Сасагава-сан готова была метнуть кол и добить... мальчика - ровесника её детей. Да! Готова была! И сделала бы! Но ей преградила путь спина другого мальчика - сына человека, ради которого Акико даже сейчас решилась бы бросить свою семью и отправиться в Италию танцевать вальс со смертью. - Почему? - спокойно спрашивает Чикуса. Слишком спокойно. - А разве не ясно? - он медленно цепляет свои дрыны за ремешки на джинсах. - Вы отведете меня и... - палец некультурно указывает на сидящего среди вихр волос Реборна, -... вот эту хрень у меня на голове... к нему. Когтистая лапа хватает за горло, заставляя встать на цыпочки. - Савада... - не кричит, нет, хрипит одноклассник. Какимото слышит эту фамилию. И поведение Бомжа становится понятным. Полу-зверь с обожжённым лицом рычит. - Мы... вер-рили тебе! - Джошима почти на пределе. Чикуса вздыхает. Кому это они верили? Никому. На собственном опыте научены. Никому нельзя верить. Даже хотеть верить нельзя. - А я хочу верить вам.***
Кёя медленно возвёл к потолку лицо, перекошенное от ужаса и осознания своего бессилия. Потом он судорожно дёрнулся, дыхание стало прерывистым и очень громким. Будто борьба с удушьем. - Сакура... - подал голос державший Саваду Хаято. Ёши запрокинула голову. Он тоже видел что-то на потолке. На абсолютно пустом, даже, скорее, облезлом, потолке. А Ананасик... то-есть Рокудо Мукуро... медленно подходил к Хибари-сану. Укол трезубцем, не сильный по сути, заставил Кёю упасть на одно колено. Плечо грязно-белой рубашки озарилось багровым. - И вот ты снова у меня в ногах, Хиба... Было больно, адски больно. Точный удар тонфой под дых. Теперь и футболка иллюзиониста окрасилась багровым, и багровый вырвался с губ. - Вашу мать! - выкрикнул Гокудера. Но даже на искаженном болью лице иллюзиониста играла улыбка. Он сплюнул кровь. Задыхаясь под ветками несуществующей вишни, ГДК продолжал стремиться на врага. - Простите! Удар с разворота в лицо. Кёя упал на четвереньки. Прокашлялся. Уставился на девчонку, потом над её головой. Не поверил. На попытки Ёши помочь подняться - оттолкнул. - Мираж? - прохрипел Динамит, всё ещё держась окровавленной ладонью за лицо. - Почему не меня? - разочарованно спросил Мукуро, развеяв сакуру. Кому она теперь нужна, раз жертвы вышли из-под контроля. Действительно, было бы логичней ударить по источнику, нежели по двум приёмникам. Ёши съежилась, пряча странно сияющие глаза. - Ты удержал иллюзию после того, как получил удар от Хибари-сана. - она погладила сбитый об нос Динамита, и кажется, вывихнутый, кулачок. - А сильнее него мне не ударить. Остаётся только внезапность. Но ты бы меня заметил. Мукуро усмехнулся. - Останови это, - теперь эти глаза приклеились к его лицу. - Пожалуйста. Она делает два шага к нему. Остановить? У Мукуро странно дергается уголок губ. - Ты считаешь это игрой? - но улыбка не сходит с его лица. Она замотала головой, как провинившийся ребёнок. Он негромко, но мерзко смеётся. - На колени, - припечатывает иллюзионист. Её странные глаза гаснут. И вот уже перед ним та самая Хома. Сломленная. Готовая расплакаться. Неужто? Колени послушно сгибаются, выдавая намерение подчиниться. "Мукуро-сама..." - Нет, - слабый хрип, но твёрдая хватка за плечо. Это может стоить ему хрупкого равновесия, и тогда он упадет на пол вместе с ней. - Это моя вина. Кёя слышит, как дрожит её голос. Мукуро видит, как наконец-то потекли вожделенные слёзы. Хома считает, что он сжалится? Тёплая ручонка касается цепких, но ледяных пальцев, освобождаясь от "захвата", как от чего-то ненужного. Как от ремешка сумки с плеч, по возвращении из школы домой. Эти самые плечи вздрагивают в ту же секунду от всхлипа, разнёсшегося по всему телу. "Мукуро-сама!" Половицы скрипнули. Вот. Она на коленях. Ревёт. Лицо палача... пусто. И как будто выдаёт усталость. Напускная, конечно. Просто ему захотелось изобразить напряженное молчание... Мукуро заносит трезубец. Разворачивается и протыкает им ключицу Хаято. - Думал, я про тебя забыл? - перочинный ножик всё-таки тянется к нему. Кисть пришлось сломать. А нет, вывихнуть. Но выкрикнул он славно. И упал на колени славно. "МУКУРО-САМА!!!" Рокудо едва не получил под рёбра - ГДК шанса не упустит. Да только слаб... сейчас. Мукуро хватает его за волосы, получает тонфой по рёбрам и хрипит: - На колени... - и швыряет Кёю рядом с итальянцем. Едва ли не сам заваливается на спину. Пришлось опереться руками о трезубец. Бок и грудину предательски холодит. Дышится с неимоверным усилием. Но он слышит всхлипы. И боль от ударов проходит. Он близко. Он так близко! Рокудо Мукуро легко разворачивается к своей жертве, не забыв надеть на лицо улыбку. - А ты почему не ударила? Брезгуешь, Хома? Хома дрожит и плачет. Дрожит и плачет. И в глазки гаденькие Мукуровы смотрит. - От-ве-чай, - разжёвывает Рокудо. - Пощади... - ему стало мерзко, - ... их. Они не виноваты! Улыбка пропадает. Но и омерзение в глазах тоже. - Не пощажу... - с какой-то детской обидой. Это было его милосердием. И Ёши закрывает глаза - ей страшно видеть, как лезвия нацеливаются на неё. Не всхлипывала бы ещё, вообще идеально будет. - Рокудо Мукуро! - этот голос эхом разносится по почти утонувшему во тьме залу.