***
- Просыпайся, соня. Пора возвращаться, — лился сладкой песней голос Ийлийяса. Скай нехотя открыл глаза и увидел улыбку своего любовника. - Не хочууу. Спааать хочууу, — капризно протянул Скайндайр спросонья. — Давай тут ещеее останемся, — и зарылся носом в плечо лежащего рядом Лийяса. Теплая рука красавчика ласково потрепала Скайя за волосы, нежно погладила плечо, спину, замерла на ягодице, слегка сжав ее. - Просыпайся, мой хороший. Через час ужин будет, нам надо вернуться до него. Скайндайр нехотя раскрыл глаза, потянулся. - А долго я проспал? Не помню, как уснул. - Ты отключился почти сразу, как только кончил, — снова улыбнулся Ийлийяс. — Зевнул, уткнулся мне в плечо и уснул. Ты так сладко посапывал, как младенец. Мне даже жалко было тебя будить. Но… Надо. Одежда, брошенная до этого на берегу, теперь лежала на стуле, аккуратно сложенная. Сейчас Скай мог внимательно разглядеть то место, где судьба снова подарила ему нечаянную радость близости с красавчиком, еще один момент мимолетного и так быстро ускользающего счастья. Хижина состояла из одного помещения, условно разделенного на некое подобие кухоньки — с плитой, рукомойником и маленьким обеденным столом — и жилую комнату, где из мебели были небольшой шкаф, два стула, а у стены скромно ютилась полутораспальная кровать, еще пока хранившая тепло тел Ийлийяса и Скайя и следы их недавней страсти. Мужчины оделись, вышли из хижины и направились к лошадям. Скай отвязал поводья, засунул ногу в стремя и уже почти перекинул вторую, но усесться в седло ему так и не удалось. Звездочка вдруг резко дернулась и с диким ржанием встала на дыбы. Скайндайр, не удержав поводьев, вместе с седлом свалился на землю. Находившийся рядом Ийлийяс схватил встревоженную лошадь под уздцы и удержал ее на месте, иначе бы Скай, не успев отползти в сторону, мог оказаться под копытами. Скайндайр тут же вскочил на ноги и, отбежав к хижине, забился в какой-то угол. Через несколько минут Лийяс нашел его сидящим на корточках, обнявши колени, с потерянно-испуганным взглядом. - Синеглазка, — настороженно окликнул Ийлийяс. В ответ — тишина. - Скай, — Лийяс растормошил напуганного любовника. — Скай, ты в порядке? Скайндайр посмотрел ничего не видящим взглядом мимо обеспокоенного красавчика и задумчиво изрек: - Дежавю. Словно когда-то со мной это уже было, — вдруг он весь задрожал и как-то обреченно произнес: — Страшно. Не покидай меня, — а синева его глаз источала одновременно и страх, и надежду. - Все пройдет. Уже все хорошо, — вкрадчиво и очень спокойно говорил Ийлийяс, обнимая Синеглазку и гладя его по спине. — Ты здесь и сейчас. Я с тобой. Все уже позади. Минут через пять Скай посмотрел на своего любовника, теперь уже более осмысленным взглядом, ощупывая сам себя: - Я в порядке, кости целы, руки-ноги и голова тоже… А что было-то? - Ну, — подумав, начал объяснять Ийлийяс, — причин здесь две. Первая: это непета конская. "Или ядовитый синий мак", — подумал Скайндайр. Он достаточно хорошо изучил местную флору и фауну и даже связанный с ними фольклор. Цветы непеты были похожи на мак и по мере роста растения меняли свой цвет с бледно-голубого до ярко-синего. И чем ярче становились его цветы, тем больше в нем было яда. Но лошади, выведенные на Венге, с удовольствием поедали его листья. И если растение молодое, то это было вполне безопасно. А вот старые растения, накопившие высокую концентрацию яда, были опасны и для животных, и для людей. Яд непета угнетал нервную систему, делая своих жертв беспокойными, иногда даже буйными, а в большом количестве мог вызвать паралич нервной системы и смерть. - Сейчас я заметил в корыте с травой ярко-синий цветок с обглоданными листьями, — продолжал Лийяс. — Наверное, случайно туда попал, из-за невнимательности Хайрмса. Поэтому Звездочка взбунтовалась под тобой. Но у любого наездника всегда есть с собой противоядие от непеты, — успокоил Верхний. — Я его только что скормил Звездочке. Оно действует быстро, так что минут через пять можем выезжать, только седло вернем на место. - Да, я знаю, — Скай понимающе кивнул. Он все еще пребывал в каком-то своем внутреннем непонятном страхе. Да, именно так. Хотя страх этот и был вполне объясним, но все же непонятен. Ведь уже прошло много лет. И это было вовсе не дежавю. Скайндайр с детства любил лошадей и даже был неплохим наездником. Но однажды конь под ним чего-то или кого-то испугался, начал дергаться и вставать на дыбы, и в конце концов сбросил его. Тогда Скай, восьми или девяти лет от роду, только чудом отделался болезненными ушибами и ссадинами, да запрятавшимся где-то глубоко внутри него страхом, который сейчас снова всплыл наружу. - И вторая причина, — Ийлийяс на мгновение замолчал, подумав о чем-то. — Одна подпруга была плохо затянута, вторая и вовсе оказалась расстегнутой. Хотя я отлично помню, что на конюшне все было в порядке. Надо Цавайлису нагоняй устроить, чтобы не спал во время исполнения обязанностей. Удивительно, что ты по дороге сюда нигде не свалился, — слегка негодуя, заключил Лийяс. Ийлийяс рассказал чуть меньше, чем сам успел узнать. Во-первых, Скай и так был напряжен после случившегося, поэтому не стоило тревожить его еще больше. И во-вторых, уже появились предположения об истинном виновнике этого незаурядного происшествия, но надо было все до конца проверить. Нельзя, чтобы пострадали невиновные. Хотя, если догадки подтвердятся, то как поступать с настоящим виновником — тоже непонятно. Лийяс закрепил седло на Звездочке и еще раз все проверил. После этого мужчины оседлали лошадей и тронулись в обратный путь, домой. Где-то далеко за их спинами оставались красивое лесное озеро с прозрачной водой, вековые деревья, редкое щебетание лесных пташек и яркие воспоминания… не только о смятой постели, но преимущественно о ней. Ийлийяс и Скайндайр всю дорогу переглядывались и загадочно улыбались друг другу так, словно знают только им одним известную тайну и желают повторения того, что произошло с ними в далекой приозерной хижине. - Синеглазка, не распространяйся о случившемся, пока я сам не найду виновника. Я сам решу эту проблему, — Ийлийяс вроде бы и начал как ни в чем не бывало, но в целом все эти слова прозвучали именно как просьба. - Да, хорошо. Всю дорогу домой красавчик старался улыбаться, но где-то в глубине его серых глаз скрывались смятение и беспокойство. Скайндайр заметил это, но не выдал своего знания. Он видел результат, но не знал о причине. Доставать Лийяса расспросами не то чтобы не хотелось, но это было бы неправильно… не сейчас, еще не время. Еще не настолько они близки друг другу, чтобы Скай мог позволить себе заглянуть в душу красавчика, расспросить того о чем-то сокровенном. Поэтому Синеглазка просто молча сидел, время от времени переглядываясь с объектом своих желаний. Ушибленные зад и правый бок, принявшие на себя основной удар от падения с лошади, слегка ныли, напоминая о случившемся. Хорошо, что в хижине нашлась склянка с иши. Это масло не зря называли чудодейственным. Оно рассосало кровь в месте ушиба и не дало образоваться большущим синякам, вместо которых возникли лишь небольшие, едва заметные, покраснения. Но вот легкая боль еще примерно два-три дня обещала быть верной спутницей Скайя. И все это время придется проделывать масляные процедуры. Синеглазка, ответив на очередную улыбку красавчика, подумал о его сильных и нежных руках и о том, как хорошо и приятно было бы снова оказаться в их власти.***
Ийлийяс сам отвел лошадей на конюшню и задал несколько вопросов Цавайлису, но так, издалека, чтобы выведать интересующую информацию, но самому при этом никого и ничего не выдать; а потом направился к дому. Айрикен, встречавший его в холле, казался слегка взволнованным: - Я скучал, любимый. Тебя так долго не было. Парень прижался к своему Верхнему. Лийяс обнял его, поцеловал жадно и властно — так, как умел только он, — а потом взял его на руки, словно маленького ребенка, и понес в свою… в их комнату. А там — снова объятия и поцелуи. - Чем же ты занимался без меня… до того, как начал скучать? — источая любовь каждым словом и взглядом, спросил Верхний. - Сначала в тренажерке с Грэйвсом позанимался, в бассейне поплавал. - А потом, — томно протянул Ийлийяс, не выпуская Рики из своих объятий. - А потом всякой фигней с парнями занимался, чтобы убить время в твое отсутствие, — и взгляд такой детский, открытый. Еще в холле Лийяс заметил легкое покраснение на правой ладони Айрика, судя по всему, не очень комфортное. Обычно Рики активно отвечал на ласки своего любовника, то повисая обеими руками на его шее, то поглаживая его спину. Но сейчас левая рука котенка обвивала шею Ийлийяса, а правая — замерла в неподвижности, едва прикасаясь к груди Верхнего. - А что с твоей рукой, котенок мой? — по-доброму поинтересовался старший любовник. Айрикен без особого желания продемонстрировал Верхнему пострадавшую руку и нехотя ответил: - Я же говорю, фигней всякой занимались, чтобы время убить. Вот на спор приложился к горячей кастрюле с каким-то варевом, которая стояла на плите. - Ай-яй-яй. И это мне говорит мой любимый мальчик, мой милый котенок, — нравоучительно начал Лийяс. — Это безответственный поступок. Ты не должен причинять себе вред. Это наказуемо. Всегда помни об это, — наставлял мужчина. Айрикен виновато закивал в ответ. - Прости, Верхний. Такого больше не повториться, обещаю, — а взгляд у паренька такой честный-честный, слегка заискивающий, и прямо в серые глаза своего любовника. - А к лекарю ты хотя бы сходил? - Нет, а зачем? — удивился парнишка. — Я маслом иши руку помазал. Уже почти совсем не болит, честное слово. - Котенок мой милый, ты меня все больше удивляешь, — выказал свое легкое недовольство Лийяс. — Ты у меня очень красивый, весь: и лицо, и тело, и руки, и ноги. А красоту нужно поддерживать, за красотой надо ухаживать, красоту надо беречь. Так что пойдем к Ойрису в медблок наведаемся. - Мой юный друг, — начал лекарь после осмотра, — ваш ожог не является термическим и по внешним признакам больше похож на соприкосновение с ядовитым растением, например, красным лийкойрисом, — а потом Ойрис задумался и пробубнил почти себе под нос: — Это странно. Садовники уверяли меня, что еще в прошлом году извели эту дрянь из нашего парка и сада. Айрик уставился в пол. Было стыдно. Никогда еще он не говорил неправды своему любимому. Со своим Верхним он был честен… всегда. А тут так получилось… "И что теперь будет дальше? Неужели это конец всему?" — вопрошало испуганное сознание. Очень не хотелось верить, что вот прямо сейчас ставиться жирная точка в их отношениях. Но Ийлийяс смотрел на своего котенка влюбленным взглядом, словно не слыша слов лекаря. А еще в его серых глазах были грусть и обеспокоенность. Ойрис сначала сделал Айрику какой-то укол, затем обработал руку пациента антисептиком, потом смазал пострадавшие участки кожи заживляющим гелем на основе зерен иши, а через пять минут — после подсыхания геля — наложил сухую тканевую повязку. - Следующие два дня потребуется перевязка каждые двенадцать часов. Парень кивнул в знак согласия. В коридоре Ийлийяс снова обнял своего мальчика. Тот несмело посмотрел своему Верхнему в глаза. - Мой безрассудный милый котенок. - Я очень сильно люблю тебя, Верхний, — сдавленным голосом произнес Айрик и уткнулся носом в шею любовника. - И я люблю тебя, мой котенок. Очень… — тихо ответил Лийяс. — Мне нужно идти к госпоже. А тебе обязательно надо поесть… прямо сейчас. Дождись меня, не засыпай без меня, — ласковый и нежный шепот лился успокаивающим бальзамом в уши Нижнего. Верхний поцеловал его в макушку, нежно прошептав: — Иди. До ночи. Взгляды любовников встретились, притягиваясь друг к другу. Губы слились в нежном поцелуе, который казался особенно сладким и кружащим голову. В сильных и нежных руках Верхнего, в его объятиях Айрик снова почувствовал себя желанным и любимым. Но спокойнее от этого почему-то не становилось. Предстоящая ночь таила в себе неизвестность.***
Ийлийяс, держа в руках поднос с едой, постучался и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату со словами "Ваш ужин, моя госпожа". Эймийлия сидела в кресле, вытянув ноги и положив их на стоявший рядом пуфик. Она пребывала в расслабленной неге, явно о чем-то задумавшись… о чем-то приятном. Волосы по-прежнему были заплетены в косу, но строгий деловой костюм уступил место домашнему халатику. Вслед за Ийлиясом в комнату просочился малек, помог с сервировкой стола и затем тихо растворился за входной дверью. Небольшой столик просто ломился от еды: несколько видов салатов, рулет из кундейки с овощами под яблочно-коричным соусом, домашняя выпечка, сладкие десерты и напитки. Конечно же, девушка не в состоянии была съесть все это одна. Просто, обычно, она ужинала вместе с Ясом, а если ночные развлечения затягивались, то случалось еще несколько подходов к еде и напиткам. Поэтому, идя на вечернюю аудиенцию к своей жене, Лийяс предусмотрительно затаривался с запасом. - Составь мне компанию, — дежурно предложила девушка, а потом добавила: — Милый. - Да, моя госпожа, — приветливо улыбаясь, ответил раб. Ийлийяс управлялся с мясным рулетом и пирожками, предупреждая голодное ворчание своего пустого желудка, не забывая при этом ухаживать за госпожой, подкладывая ей в тарелку салатиков, десертов и подливая напитков в бокал. Эйма без умолку говорила: то о планах на будущее, то о впечатлениях, накопившихся за прошедший день, то о текущих делах. Лийяс с интересом слушал свою жену, отвечал на ее вопросы. Затем Эймийлия, обычно, допускала Яса до своего тела, требуя ласки и нежности, а иногда ограничивалась профилактическими играми в строгую или рассерженную госпожу. Но при любом раскладе раб покидал покои своей жены удовлетворенно-довольным. А если ему позволяли остаться на ночь — пусть даже на полу около кровати, но чаще в постели в обнимку с женой, — то на следующий день трудно было найти во всем доме человека более счастливого, чем муж Старшей госпожи. То же самое происходило почти каждый вечер. Это стало неотъемлемой частью жизни Ийлийяса — тем, без чего он себя уже и не мыслил. Но почему-то сейчас, несмотря на привычность и предсказуемость обстановки, что-то настораживало и не давало покоя. Он старался ничем не выдать своих переживаний, ведь еще с детства любой венговский мальчик хорошо усваивает, что не вправе показывать своих не заказанных эмоций госпоже — она должна видеть лишь то, что сама пожелает, потому что раб существует для госпожи, а не наоборот. Хотя, со своей женой Лийяс чаще всего был настоящим. Но вот сейчас он всеми силами старался скрыть свои переживания. Ийлийяс даже знал, что его сейчас так беспокоит: сегодняшнее происшествие с Синеглазкой и возможные последствия. Если Старшая госпожа узнает обо всем, она обязательно расстроится — это как минимум — и потребует сурового наказания для истинного виновника, возможно, вплоть до продажи провинившегося раба. Ему — Помощнику Управительницы — то же достанется за компанию, потому что не уследил. Но не это страшно… А если промолчать, то завтра-послезавтра она все равно обо всем узнает — ведь "мир не без добрых людей" и "земля слухами полнится". И это будет гораздо хуже. - Ты какой-то напряженный, милый. Тебя что-то беспокоит? — и девушка очень заинтересованно посмотрела на мужа, потягивая тайшу. Вопрос госпожи прозвучал очень кстати, лишив смысла все размышления и развеяв все сомнения. Лийяс поведал о сегодняшнем инциденте, о его последствиях и о возможных виновниках. Как он и предполагал, Эйма была, мягко говоря, расстроена услышанным. - Это моя вина, госпожа. Это я не досмотрел, — опустив голову, вымолвил раб. — Простите, госпожа. Я заслуживаю наказания. - Нельзя быть таким несобранным, Яс, — недовольно ответила девушка. — Скай нужен нашему Дому… Нужен живым, здоровым и думающим. - Простите, госпожа, — повторил мужчина, падая в ноги. - Теперь ты просто обязан найти виновного. Он обязательно получит заслуженное наказание. И уж точно, ему не место в моем доме, — сухо и спокойно продолжила девушка. — Мне и одного Ройчера вполне хватает. Если же это тот, о ком ты думаешь… — Эйма на секунду задумалась… — Если он сам сознается, раскается и попросит о наказании… Что ж, тогда я его прощу. А иначе и ему не место в этом доме. Жаль будет, если окажется, что я в нем ошиблась когда-то. - Да, моя госпожа, — по-прежнему стоя на коленях, ответил Ийлийяс. Эймийлия решила, что сейчас — в свете последних событий — она, пожалуй, побудет строгой и рассерженной госпожой. Конечно же, она была расстроена случившимся и обеспокоена за Скайя, но на Ийлийяса совсем не сердилась. Ведь его вина была лишь в неуемной сексуальной страсти, в большом либидо. Ему всегда мало было ее, своей госпожи, и постоянного Нижнего. Поэтому он находил в гареме мальков, желавших его ласки или защиты. И именно таким Эйма и любила своего мужа. Но это было раньше, а сейчас он слишком "ответственно" или, наоборот, слишком безответственно взялся за опеку над Скайндайром. Иногда даже складывается впечатление, что рядом с новеньким рабом Яс думает не головой, а чем-то другим, более мелким по размеру и расположенным между ног. В результате он становится невнимательным. Пожалуй, за это и стоит наказать. Да, она не сердится на своего мужа, но это не освобождает его от ответственности. Закончив свои размышления, девушка смерила мужчину строгим взглядом. - Принеси плетку. Раб молча, не поднимаясь с колен, выполнил приказ и вручил орудие наказания своей госпоже, по-прежнему сидящей в кресле, а затем разделся. При этом он не слишком торопился полностью обнажиться, хотя возбуждающим танцем его движения не были. Это была игра с огнем, потому что рассерженно-возбужденная госпожа может быть опасна. Но мужчина верил в свою жену, в ее разумность. Сейчас она отходит его плеткой, выплеснет негативную энергетику и снова станет спокойной и счастливой, слегка возбужденной. А уж тогда-то он не упустит своего шанса, и тело госпожи снова окажется в его руках. Вот наконец Ийлийяс во всей своей красе предстал перед госпожой: стройный сильный стан, широкая грудь, крепкие руки заведены за голову и сложены в замок, его мышцы едва заметно напрягаются, создавая завлекательную игру света и тени на его теле, и смотрящие куда-то в пустоту серые глаза, таящие в своей глубине крик о желании скорее отдаться в руки госпожи. Его волосы, собранные на затылке в причудливый хвост, манят к себе ласковым шелком. Девушка часто играет с ними, ведь это так приятно, так успокоительно, и особенно хорошо после секса. Эйма вдруг поймала себя на мысли, что все еще любуется своим мужем, как и в самый первый раз. Он все еще влечет к себе, и это очень радует. И сегодня она непременно сполна получит удовольствие от его красивого и сильного тела, но потом… А сейчас — наказание. Еще, вопреки правилам Кодекса, этот дерзкий раб осмелился подняться с колен без ее приказа. "Что ж, это тебе зачтется", — подумала Эймийлия, вставая с кресла. Легкий взмах плетки, и едва заметный след в виде короткой дуги лег на грудь мужа. Но тот даже не шелохнулся, только моргнул от неожиданности, а потом его глаза на миг вспыхнули, мимолетно коснувшись томно-завлекающим взглядом лица госпожи, да уголки губ слегка дернулись в подобии улыбки. - Пожалуй, сегодня обойдемся без фиксации, — девушка смерила взглядом своего "бесстрашного" мужа. — На колени… Руками упрись в стену. Последовало молчаливое выполнение приказа. Раб лишь на мгновение удостоил госпожу хитрым взглядом исподлобья. Затем без предупреждения посыпались удары разной силы и через неравные промежутки времени. Сначала плетка будто бы ласкала его спину, разогревая, иногда задевая ягодицы. Но после десяти или пятнадцати ударов игра явно по-настоящему переросла в наказание: плетка теперь жалила и кусала. - Дрянь… Легкомысленный потаскун… Тебе доверили важную миссию… — реплики и язвительные комментарии госпожи сопровождали свист плетки, бьющейся о спину провинившегося раба. — А ты повел себя, как членистоногая шлюха. "Членистоногая шлюха" — усмехнулась про себя девушка столь удачной колкости. Это дань памяти древней континентальной шутке, услышанной когда-то от матери, в которой часть мужчин называлась "членистоногими", потому что "куда член — туда и ноги". - Да, госпожа… Вы правы, госпожа… Простите, госпожа… — словно вторил ей Ийлияс, вжав ладони в стену, а коленки вдавив в пол. Наказание затягивалось, но все еще было терпимо. Или наоборот — наказание все еще было терпимо, но, пожалуй, затянулось. "Вау! Госпожа сегодня в ударе. Ничего-о, сам виноват. В следующий раз внимательнее буду", — мысленно успокаивал себя Ийлийяс. Эймийлия любовалась получавшимся переплетением розовато-красноватых полос. Удары плетки чередовались, оставляя следы то по левой стороне, то — по правой, и затем пара шлепков по заднице, которая тоже не была обделена вниманием. Девушка вдруг подумала, что уже очень давно не играла именно с этой частью тела своего мужа, а ведь он, наверное, хочет, но сам ни за что не признается. Такова уж особенность мужского воспитания на Венге: желания рабов не предаются огласке, если только госпожа сама не пожелает о них узнать. И пожалуй, сегодня можно… Эйма мечтательно глянула на красивую аппетитную задницу мужа, едва заметно подрагивающую под жалящими укусами плетки. Еще пара ударов и все — наказание можно заканчивать и переходить к физическому контакту с красивым и сильным мужским телом… с телом любимого мужа. Услышав от него благодарность за потраченное на его воспитание время, девушка велела ему перебраться на кровать и лечь на живот. И снова стреляющий взгляд исподлобья в сочетании с беспрекословным подчинением. Эймийлия выдавила на спину мужа масло иши и принялась делать массаж, чтобы успокоить горящую пламенем кожу. Ее руки, едва касаясь, нежно водили по плечам, вдоль позвоночника и пояснице раба, заставляя его жмуриться от удовольствия. Нежных прикосновений перепало и горящему аппетитному заду. Хотелось его помассировать чуть более активно, сжать посильнее или слегка ущипнуть. Муж, конечно, покорно все это вытерпит (иное просто немыслимо представить!), но вряд ли это будет ему приятно. "Еще чуть-чуть… Скоро…" — подумала Эйма, закусывая губу в предвкушении и продолжая водить ладонями по упругим ягодичным булочкам, изредка, словно подразнивая, проводя большими пальчиками по самой щелочке, почти задевая анус. - Подогни ноги в коленях, — раздался девичий голос. - Да, моя госпожа. Вот нежные ручки скрылись в тонком латексе перчаток, окунулись в масло и тут же снова легли на ягодицы мужа, даря коже контрастную прохладу. Указательный пальчик госпожи коснулся сфинктера, слегка помассировал его круговыми движениями, а затем стал медленно втискиваться внутрь. Раб замер, не издав ни звука, и на мгновение даже показалось, что он перестал дышать. Наконец пальчик оказался внутри. Еще несколько поступательных массирующих движений, чтобы смазывающее масло попало на внутренние стенки ануса, и второй пальчик тоже проскользнул внутрь. - Ааа, — наконец раздался тихий сдавленный стон, и мужчина слегка качнул бедрами навстречу женским пальчикам, — госпожааа. - Тебе нравиться, милый? — тихо спросила Эйма нежным и добрым голосом. - Да, моя госпожа, — томно простонал раб. В следующую минуту девушка вытащила свои пальчики из мужа, заменив их среднего размера анфаллосом, толщиной в три сантиметра — вполне достаточно для попки, уже ставшей забывать об анальных удовольствиях. Девайс мягко скользил вперед-назад, то постепенно входя на всю длину, то так же неспешно почти вылезая из ануса, и снова проникая внутрь. Иногда движения анфаллоса чередовались от мягко медленных до быстрых и резких, заставляя раба постанывать… не от боли — от удовольствия. Ийлийяс старался сдерживать себя, хотя госпожа и не давала таких указаний. Временами его дыхание сбивалось, и он хватал воздух пересохшими губами. Его руки сжимали простыню, на спине проступила испарина. Госпожа редко играла с ним подобным образом. Конечно, двигающаяся внутри него игрушка была отдаленно похожа на настоящий мужской член, но не могла сравниться с ним по полноте получаемых ощущений. Сейчас мужчина постанывал от удовольствия. Но по-настоящему хорошо было только со старшим братом — казалось, что это было уже очень давно. А то, что происходит теперь (когда есть, с чем сравнивать) — только пародия. Но и за это надо сказать любимой госпоже спасибо. Ведь она нежна и старается для него, для его удовольствия, хотя это он должен извернуться так, чтобы доставить удовольствие ей. И тут мужчина почувствовал, что между ног появилась ноющая тяжесть — член гордо поднялся и уперся головкой в живот своего обладателя. Стоило только на мгновение отвлечься на мысли об удовольствии и вот на тебе — контроль над своей плотью полностью утрачен. И эрекция такая, что спадать никуда не собирается, и напрягаться по этому поводу бесполезно. Не часто с рабом играли в такую игру, и ни разу еще он так не прокалывался. Госпожа, конечно, сейчас не запрещала возбуждаться, поэтому теоретически ничего страшного не случилось. Но это с одной стороны. А с другой — и разрешения возбуждаться тоже не давалось. И с этой точки зрения все просто ужасно. "Дилемма, тля!" — заключил про себя Лийяс. Но продолжить эти рассуждения ему не дали. Рука жены нежно, но настойчиво надавила ему на поясницу, заставляя прогнуться и выпятить зад, а потом медленно проскользила вдоль позвоночника до самой шеи, вызывая во всем его теле приятную дрожь. - Ах, негодник! — наигранно-недовольно произнесла Эйма. - Простите, госпожа, — не видя улыбки своей жены, спохватился мужчина, поняв, что спалился, что его стояк замечен. Анфаллос, войдя на всю длину, тут же замер и переключился на вибру, а руки госпожи занялись новой игрушкой — неожиданно "ожившей" плотью мужа. Ее пальчики скользнули по промежности, нежно помассировали яички, затем, едва касаясь, — по стволу от самого корня до головки, вернулись к основанию члена, обхватили его, сжав в плотное кольцо. Несколько движений вверх-вниз по твердой плоти, максимально вверх, сильнее стягивая кожицу для открытия головки. И снова повторяющиеся медленные скольжения кольцом пальчиков по члену. Раб молча замер, лишь изредка постанывая от провоцирующе-ласкающих волн вибрирующего анфаллоса и нежно-приятных прикосновений госпожи. - Перевернись… — вполне миролюбиво произнесла Эймийлия, освободив "непослушную игрушку" из плена своих пальчиков. — И руки убери за спину. Ийлийяс послушно вытянулся, словно по струнке, не шевелясь, даже дышать старался тихо и спокойно. Из всей этой картины показного покоя выбивался только возбужденно стоящий член, который слегка покачивался в стороны, будто дразня и завлекая госпожу. Такой ракурс был куда более привлекательным, чем предыдущий. Это вызвало у госпожи улыбку и она томно посмотрела на мужа. И тот ответил тем же, но сразу же отвел глаза в сторону, дабы не слишком сильно выходить за строгие правила Кодекса. Эймийлия почувствовала, что уже и сама начинает возбуждаться. Ловким движением она заарканила "непослушную игрушку" контролером, коснулась пальчиками раскрытой головки, погладила ее круговыми движениями, накрыла своей ладошкой, слегка помассировав, провела большим пальцем по уздечке, потом чуть выше, надавив на выход уретры, вызвав появление первых капелек естественной смазки, снова помассировала головку, потом вновь обхватила возбужденно стоящий член тугим кольцом пальчиков и совершила несколько движений вверх-вниз. Раб лежал, по-прежнему молча, стараясь контролировать себя, хотя это уже с трудом удавалось, потому что возбуждение было настолько сильным, что от подступившего семяизвержения спасал только очень кстати надетый контролер. Но при этом ощущение было такое, что член вот-вот взорвется, залив все вокруг спермой. А госпожа все так же самозабвенно продолжала эту сладкую муку. Ийлийяс, сжимая простынь руками, спрятанными за спиной, заворожено наблюдал за манипуляциями жены с самой ценной частью его тела. Дыхание мужчины сквозь приоткрытые в возбуждении губы участилось. Все, чему его обучали в Джордане, вдруг словно позабылось. Было уже невмоготу, но милая, обожаемая и любимая Эйма никак не хотела прекращать эту сладостную пытку. Да еще вибрирующий в заднице анфаллос усиливал и без того уже нестерпимое желание разрядки. И вдруг… "Госпожа, милая госпожа, простите, позвольте мне кончить, госпожа", — мужчина ошарашено уставился на Эймийлию, силясь понять: то ли это он опрометчиво вслух произнес (ведь точно еще какое-нибудь "долгое испытание" устроит), то ли просто подумал (но как-то уж очень громко эта мысль простучала в мозгу). Но Эймийлия по-прежнему увлеченно продолжала свою игру. "Значит, подумал", — успокоил сам себя Лийяс. - Кажется, мой мальчик хочет кончить? — раздался нежно сладкий девичий голосок, наполненный томными нотками. - Да, моя госпожа, — чуть не простонал раб, еле шевеля пересохшими от возбуждения губами, и практически прокричал тот же ответ глазами. - Ууу, — и девушка томно улыбнулась в предвкушении, — а я только-только разыгралась, — и снова на лице Эймы улыбка: — Ну, так уж и быть, мой хороший… Только без рук. На последних словах Эймийлии анфаллос был изъят из тела мужа, а контролер был снят с его члена, и через несколько секунд тот, не прибегая к помощи рук, излился потоками семени, разбрызгивая его то струями, то каплями, сопровождая все это сдавленными стонами. - Спасибо, госпожа, — отдышавшись, поблагодарил раб, сопроводив свои слова взглядом, одновременно сочетающим озорство и благодарность. Пьянящий запах мужской спермы ударил в голову, внутри забегали мурашки. Эймийлия непроизвольно напряглась, а потом томно почти прошептала: - Браво, — и снова довольно улыбнулась, мысленно поаплодировав (ведь такой бурный оргазм своего мужа она наблюдала, наверное, впервые). — Можешь обтереться покрывалом, все равно ты его уже запачкал. А потом заберешь его с собой… прачкам отдашь… "Ох, Матерь. В черную дыру эти хозяйские мысли", — подумала девушка, освобождая свои руки от латекса, и жадно посмотрела на мужа, скинув с себя халатик и присев на край кровати. Трусики уже увлажнились выделяемой естественной смазкой. Ийлияс едва выполнил то ли очередной приказ, то ли новое снисходительно-разрешительное повеление, а госпожа уже манила его к себе пальчиком, призывно смотря. И только ради одного такого момента можно было страдать вечность. А Эйма почти всегда к нему благосклонна и допускает к своему телу — и это делает его счастливым. Лийяс снова посмотрел на свою жену как-то заворожено, медленно подошел к ней, опустился на колени, поцеловал плечико, еще и еще раз, рисуя дорожку к груди, подразнил языком набухший от возбуждения сосок, затем — другой. Госпожа, томно простонав, запрокинула голову, подставляя шею. В следующую минуту и ее обласкали теплые горячие губы. А потом дорожка из поцелуев побежала вниз… к манящему и вожделенному лону. Раб потерся носом о трусики, вопросительно посмотрел на свою госпожу и, получив одобрительный кивок, помог ей избавиться от этого куска ажурной ткани. Вожделенно-манящий источник был открыт для ласк, и мужчина прильнул к нему губами, целуя, и дразня и лаская горячим языком, то проникая глубже, то щекоча по самому краю. Девушка запустила руки в волосы мужа, играя ими и одновременно слегка надавливая на его голову, чтобы ощутить ласки его горячего языка в себе чуть глубже, хотя в подобном вмешательстве не было необходимости: милый Яс мастерски владел искусством ланьета. Но все же и в такой момент приятно было осознавать себя госпожой-повелительницей, хозяйкой положения. Не переставая играть с волосами раба, Эйма откинулась на кровать, отпустив контроль и отдавшись блаженной неге, еще больше раскрываясь навстречу ласкам искусника. Где-то внизу живота начинало зарождаться удовольствие, слегка щекочущее, вызывающее буйство мурашек, заставляющее сердце стучать быстрее. Дыхание девушки участилось, с ее губ слетел очередной протяжный стон. Что-то большое и неподконтрольное продолжало расти внутри нее, транслируя на стены и потолок цветные радуги необъяснимой радости. Наконец последнее напряжение, как еще одно с треском ломающееся препятствие на пути блаженства, и удовольствие, словно цунами, которое не знает преград, вырвалось наружу, сопровождаясь пульсацией во всем теле и сладкой дрожью. - Аа-ааа, — слетел стон с губ девушки, — не останавливайся, продолжай в том же ритме. Ийлияс наслаждался, продолжая ласкать свою любимую госпожу, да так, что уже из последних сил удерживал контроль над своим телом, над своей неуемной плотью, которая вновь начала подниматься. Эймийлия, запутавшись руками в волосах мужа, постанывала под его виртуозным язычком. Еще немного, чуть-чуть, самую малость и… вновь оргазм, волна за волной, не такой яркий, как первый, но тоже сладостный. И во всем теле приятная слабость, как награда после суетного и полного забот дня. - Побудь со мной немного, мой хороший, — поднимая ноги на кровать и укладывая голову на подушку, проворковала девушка. — Когда усну, можешь уйти, — и сладко зевнула. Ийлийяс наконец-то снова контролировал свое тело. Он пристроился рядом с госпожой, приобняв ее. Вечер был необычным, подарившим почти забытые ощущения, но заканчивался привычно. Эйма медленно погружалась в сон, окончательно расслабившись в надежных и сильных объятиях любимого мужа. Было спокойно и безмятежно. А Лийяс, лежа рядом, вдыхал запах тела своей жены, ставший уже почти олицетворением надежности и постоянства. Не каждому рабу выпадало такое везение по жизни.***
После ужина Айрик ушел в их с Верхним комнату, устроился поудобнее в стоявшем у окна кресле и стал наблюдать за временем. Он старался ни о чем не думать, отгоняя любые мысли, просто смотрел в уличную даль. Жаркий и полный событий и переживаний день тихо сползал в ночную берлогу, приближая объятия, поцелуи и нежность Верхнего, а может, и нет. Из приоткрытого окна веяло приятной вечерней прохладой. Ветерок, словно разыгравшийся ребенок, время от времени озорничал в кронах деревьев, мягко и приятно слуху шелестя их листьями. Садовые цветы начали закрывать бутоны, готовясь ко сну. Сумерки постепенно захватывали пространство, ведь небесным светилам тоже надо спать. Самое большое и яркое солнце-госпожа медленно спускалось к горизонту, подбирая свои бело-желтые лучи. Когда наконец оно совсем скрылось из виду, небо окрасилось розовым светом от оставшихся двух светил, двигавшихся немного по иной орбите. Но спустя некоторое время и эти два маленьких солнца — старшее и младшее, — вплотную следуя друг за другом, словно склеенные, покинули небосвод, и на землю опустилась ночь. Окружающие звуки потихоньку стихали, уступая место тишине. Дом погружался в сон, лишь изредка донося до слуха отдельные отдаленные стоны удовольствий. Айрикен все так же сидел в кресле, не зажигая света, смотрел в пустое черное окно и слушал дом. Думать о чем-либо все так же не хотелось. Но, вопреки желаниям, в голову лезли разные мысли и вопросы. И самый главный из них: "Что дальше?" Сегодня Верхний снова был влюбленным, нежным и заботливым, немного пожурил за легкомысленность. Словом, все как и раньше. Но почему-то он совсем не придал значения маленькой лжи, а ведь мог бы строго выговорить и в очередной раз пригрозить плеткой или флогером. И это было странно и не давало покоя, мешая сосредоточиться на черном проеме окна…