Скай. Небесный дар

       Дом Лайфейеров 23 шуйля 330 года       - Ты еще не спишь, мой котенок? — ласковый и добрый голос Ийлийяса нарушил тишину ночи.       Это было ожидаемо, но вместе с тем неожиданно. Айрик, словно вынырнув из небытия, почувствовал, как сердце его учащенно забилось, разгоняя кровь по уснувшим сосудам, вновь наполняя все тело бодростью.       - Нет, любимый, — вставая с кресла, слегка взволнованно ответил парень.       В комнате все так же темно. Но чтобы увидеть любимого и понять его желания, свет совсем не нужен.       Айрикен наконец оказался в объятиях Ийлийяса, во власти нежных рук и горячих губ. Его мальчишеское тело ласкали, дарили желанные поцелуи. Ему было позволено отвечать на эти ласки, и он отвечал, не столь активно, как ему самому хотелось бы — сдерживала перевязанная рука, — но отвечал.       Скинув одежду, возбужденные любовники переместились на кровать. Поцелуи не прекращались, а иногда Лийяс дразнил Нижнего, заставляя его выпрашивать ласку сладких губ. Тело Рики чутко реагировало на прикосновения, извиваясь в объятиях Ийлийяса.       Обычно, возбужденный до предела и заласканный Рики дарил своему Верхнему ответные ласки, прикасаясь к его телу руками и губами, изредка нежно покусывая: шея, подбородок, ключицы, плечи, грудь, соски, живот, лобок и… Айрику всегда удавался минет. Его губы и активный язычок доводили Ийлийса просто до иступляющего возбуждения. "Интересно, а Синеглазка так умеет?" — пронеслось в сознании старшего любовника, пока он перебирал волосы на голове своего ласкового и умелого котенка, а потом возбужденно прохрипел:       - Иди ко мне.       Парень навис над любимым, легко и без дополнительной смазки все больше насаживаясь на его твердый член. Айрик, находясь во власти ласкающих его рук, быстро нашел нужный ритм — тот, который нравился им обоим. Весь мир, пав к их ногам, сейчас не представлял никакой ценности. Были только они вдвоем — ОН и его Верхний, именно ЕГО и ничей больше. "Мой… Только мой… Никому не отдам… никаким синеглазкам…" — хищно рычал про себя паренек, с каждой такой мыслью грубо и резко насаживаясь на член любовника. Только ласковые прикосновения рук Верхнего помогали отогнать посторонние мысли прочь и сконцентрироваться на удовольствии, которое меж тем нарастало. Темп постепенно увеличивался и вот наконец… Неудержимый поток мощного оргазма, словно вырвавшаяся стихия, крушащая все на своем пути, сметающая все преграды, сотряс их тела, нарушив тишину ночи.       Обычно Ийлийяс даже в постели со своим котенком был Верхним во всех смыслах, подчиняя себе волю и тело Нижнего, даря удовольствие только то, какое сам хочет. Но иногда, словно чувствуя, что их отношения начинают накаляться, Лийяс позволял своему Рики брать инициативу в сексе — полностью, как сегодня. И это всегда действовало положительно. Айрик утверждался в мысли, что он не просто все еще принадлежит своему Верхнему, а иногда даже может гнуть "свою" линию. Это умиротворяло котенка, и мир и покой снова восстанавливались. А Ийлийяс, в свою очередь, получал от секса совсем иные, в психологическом плане, ощущения. Он будто бы был одновременно и со своей госпожой, и с Нижним. Это было как-то двойственно, но оттого не менее, а может, более приятно.       "Надо как-нибудь развести Синеглазку на такой же секс, и пусть ротиком поработает…" — мечтательно подумал Лийяс, обнимая своего котенка. Верхние тоже любят ласку. А с этим синеглазым блондином всегда получалась игра в одни ворота, как с каким-нибудь неопытным мальком, когда старший любовник полностью выкладывался, заботясь об удовольствии нижнего, а тот лишь неловко прикасался руками.       - Я люблю тебя, Верхний, — глядя в глаза своему любимому, прошептал Айрикен, а про себя мысленно продолжил: "Ты только мой и я тебя никому не отдам".       - Я тоже люблю тебя… мой котенок… мой милый Рики… мой мальчик, — мужчина сопровождал свои слова поцелуями, а потом посмотрел в глаза и устало произнес: — Давай будем спать, день был длинным.       - А душ?       - Не пойдем… — Ийлийяс развернул Айрика к себе спиной и, притянув ближе, крепко обнял, обжигая его шею своим спокойным ровным дыханием.       - Хорошо, любимый.       Вскоре Лийяс погрузился в сон.       Айрик сейчас был по-настоящему счастлив оттого, что он в очередной раз ошибся, что напрасно переживал и изводил себя ревностью. Верхний по-прежнему любит его и все так же добр и ласков. И когда парень уже окончательно успокоился и расслабился, приготовившись вступить в царство сна, откуда-то из-за угла коридоров сознания выскочила совесть и напомнила ему о недавнем постыдном обмане и о том, что было тому причиной. Сон как рукой сняло. Айрикен, все же закрыв глаза, еще долго лежал и думал, перебирая в памяти каждую минуту прошедшего дня, каждое совершенное им действие и каждое сказанное им слово. Ему снова стало стыдно, да так, что лицо и уши стали гореть от прилива крови. Уснуть удалось не скоро, и сон был беспокойным. 24 шуйля 330 года       Пробуждение было обычным. Ийлийяс, не поднимаясь с постели, обнял своего котенка, посмотрел влюблено, улыбнулся, поймав приветливый взгляд, поцеловал в губы своего Рики. Тот ответил, поддавшись на ласку. Ах, как же это было сладко. Он на миг задумался, рассказать ли все прямо сейчас, или сначала понежиться в ласковых объятиях любимого, отдаться его сладкой власти, подчиниться его желаниям… да, собственно, и своим тоже. Но Верхний избавил его от этой проблемы выбора, подмяв под себя и приступив к активным действиям. Глаза в глаза — взгляды, полные страсти и желания, сладкие поцелуи, касание тел. И больше уже ни о чем не думалось — тело парня взяло верх над его разумом, отдавшись во власть любимого.       …Айрикен довольно улыбнулся, глядя на Верхнего. Почти каждое их утро было таким нежным и любвеобильным. В такие моменты паренек чувствовал себя самым счастливым на свете, самым любимым и самым желанным. И все вопросы и проблемы просто переставали существовать. Но… все эти прекрасные эмоции, пусть и нехотя, все же уступили место реальному миру. И в мозгу вновь застучал стыд, а еще страх… страх одиночества, которое вот-вот может наступить, если ничего не предпринять, если ничего не решить раз и навсегда, если не расставить все точки.       - Верхний, мне надо с тобой о чем-то поговорить, — наконец выдавил из себя Айрик, набравшись сил и мужества. — Очень… — и робкий взгляд в глаза любимому.       Ийлийяс внимательно посмотрел на Рики, изобразив недоумение.       - Речь о Синеглазке, — и парень отвел взгляд.       Возникла неловкая пауза.       - Он вчера слегка прихрамывал, еле заметно, — продолжил парнишка, хотя все было не то, нужные слова никак не приходили.       - Да, ничего серьезного, — как-то небрежно-равнодушно ответил Лийяс, оторвав голову от подушки и сев. — Его вчера Звездочка скинула. Она, конечно, перед этим листья синего мака сжевала и сама себе подпруги ослабила, так что Скай вместе с седлом и шмякнулся на землю. Он сильно испугался. Однажды в детстве его тоже лошадь скинула. Так что вчера он мог и умом тронуться. К счастью, обошлось. А в остальном — все в полном порядке, да.       Ийлийяс посмотрел в глаза своему Нижнему так пристально, транслируя неподдельный интерес и знаки вопросов, что парнишке как-то не по себе стало и по его коже холодок прошел. Айрик, не поднимая головы с подушки, отвернулся в другую сторону и сжался в позу зародыша.       - Мальчик мой, — продолжил мужчина после небольшой паузы, — ты уверен, что вчера не совершал глупостей, о которых можно пожалеть?       Рука Верхнего коснулась мальчишеского плеча, и холод сменился жаром. Лийяс сейчас говорил совершенно спокойно, слегка иронично. Конечно, в какие-то моменты в его голосе слышны были нотки негодования, но не более того. Он всегда был таким, всегда говорил с Рики именно так, никогда не позволяя себе сорваться на крик, потому что правильно подобранная интонация всегда делала свое дело. Но, Матерь Всего Сущего, лучше бы он сейчас накричал, а потом выпорол, как раньше, еще до него, делала госпожа Эйлийзия. Рассказал бы обо всех вменяемых прегрешениях, вынес вердикт о виновности и наказал бы. Так, чтоб больно, чтоб в следующий раз неповадно было. Точно так же с ним поступал отчим, не церемонясь ни минуты. Тогда бы сразу полегчало, а выжигающий все внутри огонь стыда погас бы от боли искупления. Ведь любимый уже обо всем знает или догадался — в этом у Айрика не было никаких сомнений. Но Ийлийяс молчал, словно выжидая.       Стыдно. Как стыдно. Но язык не поворачивается сказать правду. Признание, о котором Айрикен думал прошедшей ночью в минуты бессонницы, никак не давалось. Наконец, собравши всю волю в кулак, тяжело вздохнув, парень тихо ответил:       - Это я подсунул Звездочке непету и ослабил крепления седла. Я.       И сразу камень с плеч, и на душе покойно… и песня льется по округе… Так должно было быть, но почему-то, несмотря на упавший с плеч груз, легкости и покоя совсем не ощущалось. Наоборот, страх, что теперь любимый откажется от него, прогонит прочь, только усилился. Айрик сжался еще сильнее и задрожал. Потом снова перевернулся — так, чтобы видеть лицо своего Верхнего.       - Прости… Не прогоняй… пожалуйста, — сбивчиво произнес парень дрожащим голосом.       Ийлийяс поманил Нижнего к себе, раскрыв объятия и улыбнувшись так, словно ничего и не было. Айрикен несмело поднялся с подушки и спрятал лицо на груди любимого. А когда руки Верхнего сомкнулись на его спине, из глаз парня вдруг потекли слезы. Никогда он не позволял себе такой постыдной сырости: ни при отчиме, ни при госпоже Эйлийзии. Но сейчас сдержать себя не было сил.       - Я люблю тебя, котенок мой, мой Рики, — Лийяс обнимал парня, гладил его по спине, голове, целовал. — И буду любить тебя, пока живу, пока Матерь Всего Сущего не вмешается в нашу судьбу.       Когда очень долго о чем-то молчишь или с чем-то вынужденно миришься, не решаясь высказаться, то чаша терпения рано или поздно переполняется, выливая все содержимое наружу. То же случилось и с Айриком. Он молча переживал свой страх потерять любимого с того самого дня, как Синеглазка появился в доме, и не решался в этом признаться даже самому себе, потому что считал это глупостью, потому что любой из гарема мог поднять его на смех. Но страх меж тем накапливался, провоцируя ревность, которой никогда раньше не было, и заставлял совершать необдуманные импульсивные поступки, как вчера. А сейчас вся эта тяжесть трансформировалась в слезы и выливалась из парня благодатными и спасительными потоками, оставлявшими после себя пустоту, которая заполнялась любовью, лаской и добрыми словами сидевшего рядом и прижимавшего к себе Верхнего. Айрикен при этом неустанно твердил, что ему стыдно за обман и свой поступок, просил прощения, но чаще просто говорил о своей любви.       Признание Айрика не стало для Ийлияса откровением. Он еще вчера обо всем догадался, правда, очень не хотел в это верить. Но факты — вещь упрямая. Еще там, у лесного озера начали возникать догадки, а дома все вдруг как-то само собой прояснилось, каждый пазл занял свое место, создав картинку.       Цавай клялся Матерью Сущего, что лично подготавливал лошадей к конной прогулке и дважды проверил все крепления седел. А еще он упомянул, что и Рики днем тоже брал коника "покататься по окрестностям". Ну, мало ли, заскучал, захотел развеяться. Разве ж это запрещено, разве ж это плохо? Если у раба появляется свободное время, он волен делать все, что ему вздумается, но при условии, что это не выбивается за рамки строгих правил Кодекса. Так что тут все в порядке. Но об этом Айрикен ничего вчера не рассказал.       А еще Рики обжег ладонь, приложившись к горячей кастрюле. Не глупость ли? Но лекарь сказал, что этот ожог вовсе не термический, а возник от соприкосновения с ядовитым растением. Выходило, что парень соврал. И причина тоже сразу же стала ясна. На стебле того синего мака, что обглодала Звездочка, был след от руки. Но мог ли Айрик поступить так? Этот милый, открытый и добродушный мальчик? Лийяс сомневался и не хотел верить в очевидное. Но по всему выходило, что именно Рики — его мальчик, его котенок — и есть непосредственный виновник происшествия, которое чуть было не стоило Синеглазке свернутой шеи. Ведь Айрик был верхом, а значит, ему не составило труда быстро добраться до лесного озера и тихо подойти к Звездочке. Цепочка событий прояснилась, непонятен был только мотив.       - Зачем? — вдруг спросил Ийлийяс как-то безжизненно, когда Рики уже успокоился, и, приподняв за подбородок его голову, посмотрел ему в глаза.       - Я испугался, что ты больше меня не любишь, что Синеглазка займет мое место, — и глаза парня снова блеснули от проступивших слез.       И потом Айрик, волнуясь и запинаясь чуть ли не через слово, стал вспоминать и рассказывать вчерашнюю историю.       Сначала он просто хотел узнать, где его любимый и этот подлый Синеглазка так долго пропадают. Ведь, в самом деле, в полях с иши нет ничего интересного. Что-то глубоко внутри подсказывало, что надо ехать к лесному озеру, к хижине. Парень только лишь хотел убедиться, что его Верхний там и что с ним все в порядке. А потом бы он просто вернулся домой, в их комнату, и дождался бы его. Айрикен оставил лошадь на тропинке, привязав ее к дереву, а сам тихо крадучись направился к хижине. Мираж и Звездочка стояли на привязи и мирно пережевывали свежескошенную траву из корыта. Дверь хижины была приоткрыта, и на улицу вылетали ненасытные синеглазкины стоны. Парень подошел ближе и заглянул внутрь. Скай лежал на спине, запрокинув голову и подставляя шею под губы Верхнего, и скрестив свои ноги на пояснице любовника. А тот сверкал своим голым задом, трудясь и доставляя радость синеглазкиной дырке.       Айрик хотел ворваться в хижину и устроить скандал, набить этому синеглазому подлецу морду, чтоб знал, как чужих Верхних уводить, но не решился. Он зажал рот руками, чтобы не закричать в отчаянии, и побежал обратно в лес. А там обнял лошадь за шею и расплакался… У Верхнего случались флирты и мимолетные увлечения, но он никого и никогда не возил к этому озеру… никого кроме Рики. От недавно увиденного парень растерялся, не знал, что делать, как дальше жить. Он словно ничего не видел вокруг, просто отвязал лошадь, взял ее под уздцы и, утирая слезы, побрел в сторону дома. Вдруг у самой тропинки, словно случайно, оказался ярко синий цветок непеты конской. Айрикен слышал про это растение от садовников, знал о том, что оно ядовитое. Ревность и обида затмили все. Парень, как завороженный, смотрел на синий мак. А дальше все получилось как-то спонтанно, само собой. Айрик вновь привязал лошадь к дереву, сорвал растение и побежал с ним в сторону хижины, а там бросил его в кормушку около Звездочки.       Оба — и слушатель, и рассказчик — смотрели друг другу в глаза не отрываясь. После небольшой паузы Айрикен, по-прежнему волнуясь, продолжил:       - В хижине было тихо и я снова заглянул внутрь. Ты обнимал Синеглазку, и вы оба лежали с закрытыми глазами. Тогда я вернулся к Звездочке и расстегнул одну подпругу под седлом, а другую расслабил… Чтобы уж наверняка… Чтобы этот подлец не просто свалился с лошади, а свернул себе шею или покалечился. Уж калеку ты бы не стал любить, — и Рики как-то нехорошо, со злостью глянул в глаза мужчины, а потом будто опомнился: — Прости, Верхний… Я ничего не чувствовал и не замечал. Просто сел на лошадь, и она донесла меня домой. Только в комнате я ощутил жгучую боль в руке и увидел покраснение. Я не пошел в медблок, чтобы не было лишних вопросов. Просто тщательно вымыл руку и обработал ее гелем с иши, а еще нашел в шкафчике противоядие от непеты и выпил его… — Айрик опустил глаза, а потом посмотрел на любимого жалобно-просительно и, чуть не плача, с надрывом повторил: — Прости меня, Верхний, пожалуйста.       - И что же мне с тобой теперь делать? — прижав к себе своего котенка и целуя его в макушку, спросил Ийлийяс.       - Накажи… — тихо произнес парень, а потом слегка отстранился и посмотрел на своего Верхнего умоляюще: — Накажи… как захочешь, только не прогоняй, умоляю.       Честно говоря, теперь — вот прямо сейчас — Айрику совсем не хотелось, чтобы его кто-то наказывал, тем более любимый. Но так надо. Так будет правильно… по-венговски. А он уже почти полтора года как гражданин Венги.       - После обеда… — по-прежнему обнимая своего мальчика, произнес Ийлийяс. — Жди меня в комнате для наказаний. Сам выбери орудие и определись, чего ты заслужил…       Лийяс мысленно улыбнулся, продолжая удерживать своего мальчика в крепких объятиях. Потому что именно сейчас Рики поступил правильно, сделав все то, чего от него ожидали: признание, раскаяние и просьба о наказании. Мужчина в глубине души очень надеялся, что его котенок именно так и поступит, и не обманулся. Значит, Старшая госпожа простит Айрика за содеянное и оставит в доме.       Но нельзя было пускать все на самотек и оставлять сейчас парня одного, не дав ему объяснения. Уж откровенной-то беседы он заслуживал. А то мало ли что он еще успеет там надумать, прежде чем доберется до комнаты наказаний. Надо было задать ему правильный вектор для дальнейших мыслей. Поэтому после небольшого размышления Ийлийяс снова заговорил:       - Мой глупенький мальчик. Прости, что позволил тебе подумать, будто ты мне больше не нужен. Ты всегда будешь мне нужен, потому что я люблю тебя, потому что ты мне дорог. Ты — мой, слышишь? Только мой.       Айрикен издал в ответ что-то нечленораздельное, но явно свидетельствующее о его полном согласии со словами Верхнего.       - Никогда не сомневайся в этом. Никогда не сомневайся во мне. Я, правда, люблю тебя. Очень… С Синеглазкой все по-другому. Я должен заботиться о нем и оберегать, наставлять и подсказывать. Это распоряжение Старшей госпожи. Но мне совсем непросто делать это, оставаясь отстраненным. Да и он не сможет по-другому. Он сейчас надорван после смерти своего бывшего Верхнего. Ему нужна сильная дружеская поддержка, стержень. Иначе он не сможет, просто потеряется в нашем гареме среди охочих до его тела старших парней. А нашей госпоже нужен его трезвый ум и здравый рассудок. Ведь ты же не ревнуешь меня к Старшей госпоже, — дождавшись от Рики утвердительного кивка головой, Лийяс снова продолжил: — Вот и к Синеглазке ревновать не надо, — и нравоучительно-напутственно произнес: — Настоящий венговец вообще не должен ревновать. Это грех перед лицом Матери Сущего. И за это могут жестоко наказать… Синеглазка теперь такая же неразрывная часть моей жизни, как ты и наша госпожа. И я не в силах этого изменить, как бы ни хотел. Прими это, как данность. Он — не конкурент тебе. Ты всегда будешь для меня первым после госпожи Эймийлии.       - Хорошо, Верхний. Я понял и обещаю больше не подводить тебя.       - Вот и умница… Я не горжусь твоим поступком, Рики, но я очень рад тому, что ты сумел найти в себе силы сознаться.       Ийлийяс был не просто рад, он был счастлив. Ведь признание Айрика означало, что он по-прежнему останется в Доме Лайфейеров, рядом со своим Верхним, то есть с ним — с Лийясом.       - А теперь, мой мальчик, я кое-что попрошу у тебя. Обещай, что выполнишь.       - Обещаю, — кивнул Айрик.       - До обеда ты должен найти Синеглазку, объяснить ему все и попросить прощения. Он вправе потребовать у тебя все что угодно, и ты не посмеешь ему отказать. Это будет твоя плата ему за твой проступок.       Парень недоуменно посмотрел на своего Верхнего, но, видимо, осознав все возможные последствия своего обещания, опустил глаза и даже как-то немного сник. Но делать нечего.       - Хорошо, Верхний, — и в голосе послышались нотки обреченности.       - Выше голову, мой мальчик, — подбодрил Ийлийяс, не выпуская Айрика из своих объятий. — Теперь пошли в ванну, а потом завтракать, пока наши троглодиты все не сожрали.

***

      Завтрак прошел так, словно ничего не случилось, будто вчерашнего дня не существовало, и будто не было сегодняшнего утреннего откровенного разговора. В кухне, как всегда, вкусно пахло едой. Никто не косился на Айрика, как на прокаженного. Разве только мальчишки, достигшие возраста использования, все так же стреляли глазками в сторону более старших парней, ища защитника и партнера, лучше постоянного. А так — обычное утро…       После завтрака Айрикен, отбросив прочь все мысли, направился прямиком в комнату Синеглазки.       Скай едва успел устроиться в постели, чтобы досмотреть утренний сон, как вдруг в дверь настойчиво постучали, и после приглашения в комнату вошел Айрик. Памятуя об их не слишком дружеских отношениях, мужчина слегка насторожился, но постарался не подать вида.       - Привет, Синеглазка, — каким-то заискивающе-извиняющимся тоном поздоровался парень.       Скайндайр даже приподнялся на локтях, оторвав голову от подушки, а потом и вовсе принял сидячую позу. Настолько непривычно было слышать от этого всегда холодно-высокомерного паренька такие странные для него нотки. "Ой, неспроста это все!" — подумал Скай.       - Здравствуй, Айрик, — наконец ответил мужчина, сохраняя спокойствие и выдержку. — По делу пришел или позлорадствовать на мою хромоту?       - Нет, ну что ты! — как-то взволнованно возразил парнишка. — Кстати, как твоя нога? Болит?       - Нет. Вашими молитвами, — сухо ответил Скай. — Боль почти не чувствуется.       - Я рад, — и уголки губ Айрика дернулись в легком подобии улыбки. — Нет, правда, — добавил он, видя скептицизм и равнодушие на лице взрослого собеседника.       Скайндайр тоже изобразил улыбку губами.       - Можешь передать Верхнему, что со мной все в порядке, если ты за этим пришел.       - Хорошо, — снова улыбнулся паренек, на этот раз уже по-настоящему, и сразу же сделался серьезным. — Только я не за этим пришел… — и опустил глаза в пол. — Это я вчера подстроил, чтобы ты с лошади упал.       - О, как!? — Скай не смог сдержать удивления.       - Прости меня, пожалуйста, — не отрывая взгляда от пола, продолжил Айрик. — Мне стыдно за мой поступок. Но мне кажется, ты бы понял меня, если б выслушал.       Скайндайр молча слушал, обняв колени, и смотрел на этого паренька, как-то всего сжавшегося. Вся его спесь и холодность, которую он обычно обрушивал на Синеглазку, теперь куда-то испарилась. И сейчас перед ним стоял красивый и добрый, слегка растерянный мальчишка, который напроказничал, а теперь искренне раскаивается и ждет вердикта высокого суда о своей участи, готовый принять все с подобающим смирением. Айрикен меж тем рассказывал о своих переживаниях, страхах потерять любимого и остаться одному. А ведь он — когда представился выбор: покинуть эту ненавистную планету и вернуться к каким-никаким, но родственникам, или навсегда остаться здесь бесправным рабом, вещью, игрушкой — принял гражданство Венги лишь потому, что не мог уже жить без своего любимого Верхнего. Но вот паренек сказал последнее слово и замолк, а потом вдруг оторвал взгляд от пола и посмотрел прямо в синие глаза — пронзительно печально, словно побитый щенок:       - Я готов сделать все, что пожелаешь, чтобы искупить свою вину перед тобой.       - И даже под меня ляжешь? — удивленно сверкнул синевой своих глаз Скайндайр.       Айрик растерянно захлопал глазами, не зная, что ответить. На ум сразу пришли слова Верхнего, сказанные утром: "Он вправе потребовать у тебя все что угодно, и ты не посмеешь ему отказать". Паренек снова уставился в пол. Не давая ему время на раздумье, Скай снова спросил:       - Или, может, я под тебя лягу? — и словно оправдывая свой вопрос, спокойно, но с некоторой иронией в голосе, продолжил: — Так даже правильнее будет со всех сторон. Ведь я ниже тебя по иерархии. А так ты чисто психологически будешь спокоен, потому что будешь точно знать, что всегда, в любой момент можешь трахнуть меня вместо того, чтобы ревновать и совершать глупости. И все будут спокойны, довольны и счастливы. Ну, в самом деле, соглашайся, Айрик, ведь это хороший вариант. Можно будет тройнички устраивать, — наигранно мечтательно произнес мужчина.       Айрикен вдруг недоуменно посмотрел на Скайя, а потом в его глазах очень отчетливо и ясно отразился вопрос: "Ты — идиот? Я тут о серьезных вещах говорю!" И Скайндайр, словно услышав эти мысли, расплылся в улыбке и рассмеялся, но не зло, а очень по-доброму, как если бы услышал смешной анекдот.       - Ты прости меня, Айрик. Это я пошутил неудачно, — продолжая смеяться и утирая слезы, начал Скай.       Парень посмотрел на смеющегося мужчину и невольно сначала улыбнулся, а потом тоже засмеялся.       - Это была шутка в стиле моего Верхнего, — заключил паренек, когда оба наконец отсмеялись.       - Да? — искренне удивился Скай. — Не думал, что начну его копировать… Да ты садись уже, — и Скайндайр, глядя на паренька, похлопал ладошкой по кровати. — В ногах нет правды, так что давай, приземляйся, то есть… припостеливайся, — мужчина широко улыбнулся. — И не бойся, приставать не буду.       Айрикен вполне спокойно и уверенно уселся на кровати. Скайндайр, выждав небольшую паузу, положил руку на плечо парню, потряс его слегка, как закадычного друга.       - Я не сержусь на тебя, Айрик. Я понимаю твои страхи и переживания. Но я лишь снова могу повторить тебе то, что говорил уже много раз. Я не претендую на твое место, но в сексе я предпочитаю удовольствие и радость, а не насилие и унижение. Поэтому если Ийлияс снова захочет меня, я не стану ему отказывать.       - А если тебя захочет кто-то другой из Верхних наложников, ты под каждого будешь ложиться? — скептически уточнил Айрик.       - Судя по тому, что было в самый первый день в гареме, такого не будет. Без ведома Лийяса и Клайва никто меня не тронет, — по-прежнему спокойно ответил Скай.       Айрикен снова насупился, от его недавней радужной улыбки не осталось следа. Разговор опять не клеился. И чтобы хоть как-то сменить тему, мужчина решил рассказать о своем сокровенном, о том, что было у него на душе.       - Знаешь, я вырос совсем один. У меня не было ни отца, ни братьев, ни друзей среди соседских детей, потому что на несколько километров вокруг не было ни единой души. В доме были только двое старших мужчин (не по положению, а по возрасту), но с ними дружить как-то не получалось. Моего единственного друга — моего первого любимого мужчину — призвала к себе Матерь Сущего, — Скай снова обнял свои колени, упершись в них подбородком и уставившись вперед ничего не видящим взглядом. — Я пришел в этот мир одиноким, и вот я снова одинок. И госпожа моя не в счет, потому что это совсем другое. Есть вещи, которых она никогда не поймет. О них можно поговорить только с другом или с любовником. Твой Верхний практически спас меня, он оказался рядом и поддержал, когда было совсем хреново от одиночества, и моя госпожа Рейна была бы не в силах решить этой проблемы. На Джордан даже не стоило рассчитывать, ведь я там не учился. Оставалась только профессиональная ломка и правка мозга. Наверное, это помогло бы, но это уже был бы не я… Ийлияс подставил свое плечо, вытащив меня из ямы мужского одиночества, — Скайндайр тяжело вздохнул. — Я не враг тебе, Айрик. Я хочу быть другом. Правда.       Теперь уже настал черед Айрикену положить руку на плечо Скайю, что он и сделал, правда, не слишком уверенно.       - Ты можешь рассчитывать на мою дружбу, Синеглазка.       Ну вот, еще одно суровое и неприступное сердце сдалось, купившись на слезоточивые речи. Скайндайр искренне улыбнулся. Он все правильно сделал, правильно поступил, и ему не за что себя корить. Ведь жить в окружающей тебя обстановке мира и дружбы куда приятнее и спокойнее, чем имея под самым боком источник беспокойства. И речь не о Ройчере. Это далекая и надежно отодвинутая на безопасное расстояние фигура. А вот Айрик рядом, и с ним приятнее дружить и иметь общий интерес — одного на двоих Верхнего, — чем постоянно видеть его недовольство или ждать подвоха.       "Айрикен", — снова подумал мужчина. Так значит, этот красивый и добрый, но не слишком дружелюбный мальчик и есть виновник вчерашнего падения Скайя, чуть было не стоившего ему свернутой шеи. У Скайндайра, конечно, были подозрения, что Айрик видит в нем конкурента, но он старался об этом не думать. А после того как Ийлийяс упомянул синий мак, на ум пришли другие названия этого растения — "ревнивец" и "вдовий цветок", и в голове как-то вдруг сложилась мозаика, хотя верить в правдивость получившейся картинки, не хотелось… Вчера не хотелось. А сейчас… Факты — действительно, вещь упрямая, да еще в сочетании с чистосердечным признанием…       "А насчет старой легенды — Айрикен вряд ли знает эту древнюю поучительную историю про ядовитый цветок, иначе сидел бы тихо. Наверное, надо ему рассказать", — подумал мужчина.       - Айрик, а ты знаешь что-нибудь про непету конскую, кроме того, что это — ядовитое растение? — спросил Скай.       - Нет, — покачал головой парень.       - Есть одна старая легенда, которой около трехсот лет. И сейчас уже никто не скажет, было ли это на самом деле. Хочешь, расскажу?       - Да, — улыбнулся Айрик и приготовился слушать.       И Скайндайр поведал во всех красках и деталях поучительную историю.       У одной знатной госпожи было два мужа. Старший из них был самым любимым. Мужья, в свою очередь, очень любили друг друга. Так и жили бы дружно, любовным треугольником, но госпоже приглянулся новенький наложник. Да так приглянулся, что стал ее фаворитом. Но ему и этого было мало. Он возжелал заполучить себе в любовники старшего мужа своей госпожи. А для этого нужно было устранить конкурента — младшего мужа. Старший муж, в свою очередь, пытался вернуть расположение и благосклонность жены, но это ему не слишком удавалось. Тогда он вознамерился подчинить себе фаворита своей госпожи, обманом и лаской сделать его своим Нижним… еще одним, чтобы через эту связь попытаться вернуть внимание своей жены. Но если первое удалось — и новый наложник стал-таки для старшего мужа еще одним Нижним, то второе никак не удавалось — новый Нижний по-прежнему оставался конкурентом, крепко окопавшись в покоях госпожи и не желая сдавать своих позиций. Младший муж воспринимал нового наложника, как угрозу себе, как противника, и очень тяжело перенес новость о том, что у его единственного Верхнего теперь есть еще один Нижний. Это казалось ему предательством, и он не хотел с этим мириться. Любимый когда-то Верхний вдруг в одночасье стал чужим, а все теплые чувства к нему обернулись ненавистью.       Все трое были ужасными собственниками и ревницами, и на этой почве у них возникали конфликты. Госпожа решила сделать доброе дело, помирив своих рабов. Она предложила каждому из троих приготовить какое-нибудь особое блюдо и угостить им того, с кем хотел бы помириться. Старший муж должен был угостить наложника, тот — младшего мужа, а он — своего Верхнего. Все трое так и поступили, но каждый из них проявил чуть больше инициативы, чем требовалось. Та мирная трапеза закончилась весьма печально для всех троих. Их смерть была быстрой. Госпожа разом овдовела.       - Как так? — недоумевал Айрик.       - Все трое воспользовались листьями синего мака, добавив их в состав своих блюд. Если листья предварительно обдать кипятком и выдержать их в пряном соусе в течение часа, они перестают выделять ядовитый млечный сок и приобретают приятный кисло-сладкий вкус, — со знанием дела пояснил Скайндайр. — С тех самых пор синий мак и называют еще вдовьим цветком или ревнивцем. Эти названия звучат очень поэтично. И с тех же самых пор ревность или любой намек на нее повсеместно искореняются из мужского сознания с самого раннего детства… К счастью, я не знаю, что такое ревность, как-то не довелось, — заключил Скай.       - Как-то все печально закончилось, — в задумчивости произнес парень.       - Айрик, — обратился мужчина, снова положив руку на плечо собеседнику, — теперь ты знаешь еще один способ использования яда непеты, — вкрадчиво продолжил он. — Очень надеюсь, что твое благоразумие не позволит тебе воспользоваться этим знанием.       Парень серьезно посмотрел на мужчину и согласно кивнул:       - Да.       В ответ Скай рассмеялся, но как-то очень по-доброму:       - Я пошутил… Но я, правда, верю в твое благоразумие.       Мир и спокойствие казались восстановленными. И отношения с Айриком, вроде бы, налаживались. Как говорилось в древней поговорке: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". Хотя, скорее всего, ревность так никуда и не ушла, просто затаилась где-то глубоко внутри этого доброго и красивого парня.

***

      После обеда Ийлийяс заглянул в общегаремную комнату для наказаний. Айрик уже ждал его, сидя на скамье и сжимая в руке кнут. Он встал при виде Верхнего и протянул ему орудие наказания:       - Вот. Тридцать ударов, — голос повседневный и взгляд такой, словно все в порядке.       - Рики, но тебе будет очень больно, — взволнованно парировал мужчина.       - Пусть. Я заслужил, — почти равнодушно ответил парень. — Если бы с Синеглазкой случилось что-то более серьезное, меня бы никто не жалел, наказали бы по всей строгости. Вот и ты не жалей, Верхний, не надо. Пусть это будет мне хорошим уроком против ревности и подлости. Я все стерплю… — и тут голос Айрика слегка дрогнул: — Лишь бы быть всегда рядом с тобой… Прости.       - Мальчик мой, но кнут — это не плетка, он бьет сильнее, — голос выдавал волнение Лийяса. — Я переживаю за тебя.       Айрикен пристально посмотрел в серые глаза любимого:       - Давай приступим.       Затем парень разделся и встал лицом к стене, подняв руки. Ийлийяс зафиксировал их наручами за кисти, вытянув максимально вверх, а ноги — ремнями. Еще один ремень был затянут на поясе. Потом мужчина пошарил по полкам и протянул своему Нижнему пластиковую пустотелую трубку, практически силой заставив взять ее зубами.       - Это на всякий случай, мой хороший, — и погладил по голове. — Приготовься. На счет пять я начинаю.       Мужчина отсчитал до пяти. Замах несильный и удар максимально щадящий. Свистящий звук разрезал воздух, и кнут лизнул спину Айрика, оставив на коже горячий, пульсирующий красный след. Парень в ответ, явно не от великой радости, промычал что-то не членораздельное. "Прости, мальчик мой", — прошептал про себя Ийлийяс. И так двадцать ударов. Айрикен сохранял неподвижность, но сила воли и терпение уже были на исходе, помогала только жесткая фиксация. Тело стало липким от пота, дыхание — тяжелым. А мычание, сопровождавшее каждый удар кнута, стало походить на беспомощный стон безысходности. После двадцать восьмого удара ноги парня подкосились, тело чувствовало только резкую рвущую боль, а мозг молил о пощаде, но откуда-то из подсознания вырывалось настойчивое "Надо", обращая все крики и мольбы в глухие стоны.       Айрику было больно. Лийяс хотел отбросить кнут в сторону, освободить своего мальчика из пут, обнять его и никуда не отпускать, чтобы не было больше никаких глупостей и опрометчивых поступков. Но Кодекс требовал признания, раскаяния и наказания. С первым и вторым порядок — уже случилось. Осталось наказание, и оно должно быть исполнено. Таковы строгие правила. Их нельзя переписать, как бы сердце этого ни хотело. Нельзя давать слабину никому: ни себе, ни тем, кого любишь. Да, таковы строгие правила. Мозг это понимает, но вот сердце… Сердцу этого не объяснишь, и оно плачет. Ийлийяс старался бить так, чтобы удары были как можно менее болезненными — так, как когда-то его учил брат. Но… Он словно сам чувствовал ту боль, которую сейчас причинял своему котенку… чувствовал почти физически. Только Лийяс не должен плакать, не по статусу ему показывать свои слезы. Иначе он раскиснет, и все хозяйство Дома окажется в запустении, а он — Помощник Управительницы — не вправе так подводить свою госпожу. Поэтому, сжав губы, мужчина продолжал мысленно отсчитывать удары своему котенку, своему Рики.       Вот и последний взмах, свист, удар, глухое мычание… Ийлийяс освободил парня от ремней и наручей, уложил его на скамью на живот, и принялся смазывать спину спасительным иши, приговаривая: "Ты молодец, мой мальчик, ты выдержал", а про себя при этом мысленно добавляя: "Старшая госпожа простит тебя, мы будем вместе. Прости, мой хороший".       Уже перед самым выходом из комнаты Айрик улыбнулся, глядя в глаза любимого. За этой улыбкой скрывалась боль, но успокаивало только то, что она заслуженная и оправданная, а главное, справедливая. Он искупил свою вину, и, значит, все снова наладится и встанет на место. Ну, почти все. Придется теперь Верхнего делить с "неженкой". Хотя, без сомнения, в этом есть и положительный момент. Синеглазка — это своего рода определенный фактор спокойствия. Ведь сейчас этот нежный новичок забрал на себя часть внимания Верхнего, ту часть, которая раньше перепадала молоденьким наложникам. Значит, нет больше необходимости бдить за похождениями и флиртами любимого. У Старшей госпожи есть большой гарем, а у Верхнего теперь — свой минигарем с двумя Нижними. Это даже как-то смешно. Поэтому на лице Айрикена снова появилась улыбка. Вот не думал он, принимая гражданство Венги, что однажды наступит такой момент, когда он перестанет быть единственным для своего любимого. Странная штука жизнь. На любой другой из населенных разумным человечеством планет это было бы предательством, а здесь считается нормой.       Ийлияс обнял своего котенка, а тот в ответ прошипел — от боли.       - Ой, прости, мальчик мой, не рассчитал.       - Это терпимо и скоро пройдет, — страдальчески улыбнувшись, ответил Айрик и тоже обнял своего любимого. — Лишь бы быть с тобой рядом, лишь бы остаться в твоем сердце.       - Ты, что, сомневаешься во мне, котенок? — строго спросил мужчина.       - Нет, что ты, Верхний? Это не сомнение, — парень еще сильнее прижался к груди любимого, — это всего лишь мое желание.       Лийяс больше ничего не стал говорить, только прижался губами к макушке своего милого мальчика.