Повелитель фантазий

Психологи до сих пор спорят о том, кто оказывает большее влияние на ребенка: отец или мать. На данный момент они согласны лишь в одном: к каждой семье нужен индивидуальный подход. Но одно дело, когда речь идет о наших непосредственных родителях, другое – о посторонних людях, которым мы приписываем роль родителей, либо они приписывают ее себе сами. «Это был светлый весенний понедельник, когда воздух наполнен свежестью и все как будто пробуждается ото сна. Ярко светило солнце, дул свежий западный ветерок. В такие дни сам рождаешься заново, настроение поднимается, и ты чувствуешь себя легким, как перышко. Идя по улице, ты не просто перебираешься с ноги на ногу, ты летаешь. Я не большой любитель природы, но в такую погоду даже я замечу, что на деревьях набухли почки, а на вербах появились «пушистики». Весной я всегда срываю несколько веток вербы и ставлю их в вазу у себя на окне. Они напоминают мне, что зима прошла, и пора согреться и радоваться жизни. Только в такие дни я перестаю переживать по поводу ранних вставаний. В тот счастливый понедельник я ехал на работу, полный радостных надежд. Окна в машине были широко открыты, и весенний ветер трепал мне волосы, напоминая о простых радостях жизни. Так что я приехал на работу умиротворенный и спокойный. - Курт! - раздалось из правого угла кабинета. – Ты что-то рано. Все ли с тобой в порядке? – в своем стиле поприветствовала меня Баба Люба. Странно, но это был первый раз, когда она не вызвала во мне раздражения. - У меня сегодня хорошее настроение, да и погода хороша, - мягко ответил я. - Смотри, не простудись. Вот, съешь лучше бутерброд с ветчиной, - тут Баба Люба протянула мне что-то, тщательно завернутое в фольгу. В ответ я посмотрел ей в глаза. Я хотел увидеть ее мир и, наконец, понять, чем обусловлено ее внимание ко мне. Я не знал, где окажусь, и куда перенесет меня фантазия Бабы Любы. Каково же было мое удивление, когда я увидел наш кабинет, себя и ее около моего стола. Только в ее фантазии я все же съел бутерброд. Дальше я увидел, как она гладит меня по голове и называет своим любимым сыном. Могу сказать только, что за всю свою последующую практику я никогда не видел столь «реальной» фантазии. Покинув мир Бабы Любы, я взял предлагаемый бутерброд и съел его, однако гладить по головке себя не позволил. Ничего экстраординарного в тот день на работе больше не произошло. Я посмотрел миры почти всех своих сотрудников. Некоторые поражали меня своим несоответствием реальному поведению своих хозяев, другие, наоборот, почти полностью соответствовали манере поведения этих людей в реальности. В общем, день прошел с пользой. Вечером я заехал за Маратом. Надо сказать, в связи с последними событиями, я несколько отдалился от своего приятеля. Наши отношения стали ограничиваться тем, что я иногда подвозил его домой после работы. Но в этот вечер у меня возникла в голове другая идея. Марат никогда не говорил о своем детстве, о том, как он вырос, о своей музыкальной карьере. А ведь человек он был весьма неоднозначный. За время нашего общения, у меня сложилось впечатление, что он кидается из одной крайности в другую. Мне хотелось понять эту странную потребность испытывать сильные эмоции. Я пригласил Марата к себе, якобы для того, чтобы посмотреть баскетбольный матч. К моему удивлению, он довольно быстро согласился. Мы приехали, выпили пива, включили телевизор. Я все же долго не решался посмотреть Марату в глаза. Не могу понять, чем это было вызвано, но только когда матч уже подходил к концу, я, наконец, решился. За последующие 12 лет своей жизни я не видел столько ужасов, сколько увидел за несколько минут в воспоминаниях Марата. Мать его была просто диктатором. Я помню сцену детства, которую Марат вспомнил первой. Маленький, он подходит к матери и спрашивает: «Мама, ты меня любишь?» А в ответ: «Я родила тебя не для того, чтобы любить». Дальше, по моему желанию, он вспомнил всю свою жизнь. То, как он ненавидел занятия музыкой. Затем последовала астма. Признаюсь, на этом моменте я хотел покинуть его мир, но каким-то образом сдержался. Помню сцену, когда Марат хотел покончить с собой и уже был готов вскрыть себе вены, как вдруг его спас телефонный звонок. Дальше воспоминания Марата были чуть более светлыми. Он умудрился вылечить свою астму, начал активно заниматься спортом и постепенно пришел к тому, кем был в настоящее время. Однако детская неразбериха в чувствах давала о себе знать: Марат просто не мог находиться в спокойном состоянии, он все время был в поиске, много работал, старался помочь всем, забывая при этом о себе. Марат никогда бы не рассказал мне все это сам. Может из-за недоверия ко мне, может из-за того, что мы были слишком разные. Однако я знал, что многое из увиденного мной он рассказывал моей матери. Сначала я думал смоделировать фантазию и помочь ему так же, как и Алине, но потом передумал. Он и так находился на верном пути, он и так постепенно успокаивался. Он был сильный человек, и я ему был не нужен. В последних воспоминаниях Марата все чаще были счастливые моменты в его семье. Также он обрел истинного друга в лице моей матери. Можно сказать, что он со всем справлялся сам. Когда я покинул его мир, Марат сказал мне странную фразу: - Курт, ты так смотришь, что у меня ощущение, будто ты обо мне все знаешь. - Это тебе почудилось, - ответил я. Возможно, Марат единственный человек, ощущавший мое присутствие в своем мире. Но это были лишь ощущения, и он так и не догадался ни об их причине, ни о моем даре. Моя мать тесно дружит с Маратом. Зато мое с ним приятельство скоро подошло к концу. Мы действительно были слишком разные».