There's no one that cares about you

День Блейна не задался с самого начала. Сначала неприятное пробуждение – голова просто раскалывалась из-за бутылки водки, половину которой они с Себастианом прикончили, празднуя окончание очередного месяца. «Мы пережили это!» ― заявил Себастиан и завалился спать к Блейну в кровать. Тот отключился следом, зажав горлышко бутылки в руке, пролив на себя вторую половину жидкости. Утром он проснулся и понял, что провел ночь в обнимку со своим лучшим другом, в то время как его футболка воняла словно отходы завода по производству виноводочных изделий. Блейн кинул все тетради, которые только смог найти, в кожаную сумку и выбежал из комнаты в более-менее чистой футболке и мятых джинсах, которые после ночи все еще несли в себе аромат алкоголя. Может, он еще успеет на вторую пару к Филлипсу. Начинался ноябрь. Месяц, который в Монтане был предвестником зимы. Его общежитие находилось недалеко от здания университета, поэтому в класс Блейн забежал, почти не замерзнув. ― Присаживайтесь, мистер Андерсон. Есть у вас для нас что-то интересное? ― Тема? – Класс засмеялся, и лишь Эрика не отрывала от него сосредоточенного взгляда. ― Вы решили, что то, что Вы не такой как все, позволяет Вам не готовиться к занятиям? ― Нет, ― Блейн старался не смотреть в глаза преподавателю. ― Значит, вы должны знать тему и иметь устное сообщение. ― Импровизация, ― он встал со своего места и повернулся к Эрике. Та прошептала «искусство», и Блейн проматерился про себя, зная, что его мнение снова не совпадет со мнением учителя. – Итак, искусство. Искусство нам нужно для самовыражения и реализации своих скрытых идей, ― он простоял несколько секунд на одном месте, пытаясь придумать еще несколько заумных фраз. – Искусство может служить отвлечением от каких-либо проблем. С помощью него мы можем сплотить людей и внушить им какую-либо идею, ― еще десять секунд, потом пятнадцать под неприятными взглядами одногруппников. – Я все. ― Браво, ― Филлипс несколько раз хлопнул в ладоши. – Думаю, в этом месяце выше тройки Вам ничего не светит. Блейн показал ему средний палец и вышел из кабинета, захватив сумку, понимая, что такое отношение к себе от преподавателя терпеть он не намерен. ― Я не хочу расстраивать вас, Курт, ― Кассандра улыбнулась, но во взгляде ее все равно читалась злоба, ― но это не годится. Совершенно. Даже если вы сошьете пальто из шифона, эти складки… Эти складки будут все портить. И вам стоит поработать над узором. Джессика, что ты делаешь! Выкинь ножницы, криволапая… ― Курт аккуратно сложил пальто и вышел из кабинета, выкидывая его и все эскизы в помойку. Он вышел из здания университета и улыбнулся темному дождливому небу, в котором собирались грозовые тучи. У него оставалось еще три пары, и он решил нагло прогулять их, чувствуя, что это ему необходимо. «Мне кажется, я видела его», ― слова Рейчел все крутились у него в голове. Курт решил не спрашивать кого, потому что знал. «Я видела свою родственную душу», ― она прошептала, откинувшись на спинку дивана. Хотел ли Курт когда-нибудь встретить свою родственную душу? Мужчину, который должен был сделать его самым счастливым человеком на Земле, стереть все слезы с его лица, согреть в своих объятиях? Сказать, что все плохое осталось в прошлом, что теперь у них есть лишь светлое будущее, в котором больше никогда не будет боли? Выслушать, наконец, по-настоящему, не притворяться, что слушаешь, как это делает Рейчел, а открыть свою душу и увидеть её отблески в чужих глазах? Хотел. Он хотел этого до безумия, но лишь первые несколько лет после того, как его родственная душа решила, что Курт ей не нужен. Сейчас он свыкся с мыслью, что все, чего он может добиться в своей жизни, это карьера. Не любовь. Не семья. Никаких детей, рождественских посиделок у камина, улыбок любимого человека, обручальных колец и загородных домов с собаками. Если сексом ты мог заниматься с кем угодно, то жениться все предпочитали лишь на своей второй половинке. Замуж выходили лишь тогда, когда у жениха на запястье было твое имя. За свою жизнь Курт встречал лишь одного человека, у которого на запястье не было чьего-то имени. Его поразил его вид: вид счастливого бизнесмена, которому ничего не нужно было кроме своей работы днем и продажных девушек по ночам. Было ли так все на самом деле? Был ли он счастлив? Курт сел на одну из влажных скамеек в парке напротив его университета и открыл тамблер, пытаясь на несколько минут забыться в изображениях обручальных колец, писем, конвертов, завтраков в постель, смятых простыней, букетов цветов, портретов и красивых слов, которыми были полны почти все блоги. Что он мог написать в своем? «Отсутствие родственной души иногда отрезвляет лучше любого кофе». Блейн прочитал эту фразу и усмехнулся, нажимая на сердечко. Как саркастично со стороны владельца блога еще раз напоминать ему о том, что он утром даже не успел выпить чашку крепкого кофе. Блейн даже не знал этого человека, но его мысли всегда вызывали у него шквал эмоций. «Сегодня я был по-настоящему счастлив. Светило солнце, на небе не было ни облачка, а по телевизору в сотый раз показывали «Шаг Вперед». Глядя на танцующих Лося и Камиллу я понял, что не смогу танцевать так один. Через два часа начался дождь, я заварил себе ромашковый чай и понял, что танцевать так не смог бы и с кем-то. Я же не умею, черт возьми, танцевать!». Или еще одно. Блейн даже сделал снимок экрана, сохранив отрывок, чтобы перечитывать его, чувствуя подступающую, словно тошнота к горлу, депрессию. Сейчас настал как раз такой момент. Ему нужна была поддержка, даже если этой поддержкой мог являться блог незнакомого человека, который находился в сотнях миль от него. "Всю жизнь мне твердили, что я сирота. Я ни на что не способен, никому не нужен, меня бросили даже мои собственные родители. Мои родители, как я узнал позже ― проститутка с пристрастием к алкоголю и дальнобойщик, которому нужна была девочка на ночь. Через девять месяцев после той самой злополучной ночи родился и я. Меня отдали в церковный приют, где батюшка внушал мне любовь к Богу. Я должен был слушаться, повиноваться и бояться. Знаете, в чем весь заключается парадокс нашего мира? Я, как воспитанник церковного приюта, потерял девственность в шестнадцать лет с сабмиссивом, который был старше меня на год, в комнате для вечерней молитвы. Я ненавижу Бога и презираю все, связанное с религией. И небеса еще не разверзлись надо мной. Я, ненужная никому сирота, учусь в одном из самых престижных учебных заведений Нью-Йорка, наслаждаясь жизнью, лишенной бессмысленных поисков". Курт сидел на скамье, пытаясь поймать мысли, что так и норовили ускользнуть из его головы. Мимо него прошла женщина с ребенком на руках и мужчина, кричащий на кого-то в динамик наушника. Почему он не мог родиться в обычной семье, получить свою метку, найти свою родственную душу, прожить совершенно обычную жизнь, дать жизнь двум совершенно обычным детям и спокойно скончаться в кровати? Почему судьба решила насмехаться именно над ним? Говорят, что церковь приближает вас к Господу Богу. Значит, дети, воспитанные чуть ли не в самой церкви, должны быть искренними, понимающими, честными и духовно богатыми. Чушь. С самого рождения Курту не везло, потому что он отличался. Он был Доминантом, когда в основном родители бросали на произвол судьбы именно сабмиссивов, особенно если те рождались мальчиками. На его правом запястье было выжжено мужское имя. Его голос был слишком высоким, а манера разговаривать ― слишком надменной и высокомерной. За это его привязывали ночью к собственной кровати, били, пытались задушить, поджигали книги в комнате, макали головой в унитаз, унижали, ударяли головой об кирпичную стену, оставляли без обеда и ужина и закрывали на несколько дней в комнате, перерезав и без того еле живую проводку. Каждую ночь, стоя на коленях у своей кровати, Курт просил прощения у человека, который терпел всю ту боль, что приходилось испытывать ему самому. Особенно паршиво ему было оттого, каким, наверное, слабым Доминантном он, должно быть, казался своему сабмиссиву. Неспособным постоять за себя, ответить силой на издевательства, ответить ударом на удар, ответить оскорблением на оскорбление, ответить хоть как-то. Курт знал, что насилие лишь усугубит ситуацию и каждый раз, зажмуриваясь от боли, пытался представить себе лицо своей родственной души и их будущую счастливую жизнь в городе, в котором исполняются людские мечты. Обычно это помогало. Обычно лишь это спасало его, когда по сути его должен был уже давно спасти Бог, который попросту оставил его в трудную минуту. Если этот чертов Бог на самом деле существует, почему Он не подарил ему настоящую семью и прекрасную девушку? Почему Он разрешил другим людям приносить ему одни лишь страдания в месте, названном храмом Господа Бога? Стоя на коленях, Курт просил прощения у своей родственной души за весь тот страх, ненависть и боль, что пришлось ей испытать. Сегодня, например, он извинялся за тот порез, что оставил ему Саймон на правой щеке перочинным ножиком. Курт ведь был не виноват. Сможет ли Блейн Андерсон ― мальчик, чье имя выжжено на его правой руке, маяк, своим светом направляющий Курта в нужную сторону, простить его? "Прости меня за все". Курт написал в своем блоге, точно зная, к кому обращается. Лишь через восемь лет он смог взглянуть правде в глаза ― это он был виноват в том, что его сабмиссив отказался от него. Он был слишком слабым. Курт должен был защищаться, защищать себя и свое право любить, а что делал он? Отсиживался в комнате, мечтая о светлом будущем, убегал и терпел. Доминанты не должны никого и ничего терпеть. Они должны бороться и нести ответственность за своего сабмиссива. Курт был ответственен лишь за страдания ― свои и страдания своей родственной души, у которой не было другого выхода, чем жить с нескончаемой болью, не говоря ни слова. Ведь они даже никогда не видели друг друга. "Прости меня за все". Блейн, прочитал, не понимая, почему такой сильный человек, каким кажется владелец блога, перед кем-то извиняется. Потому что сам он не готов извиниться перед своей родственной душой за то, что оставил ее одну. И, кажется, никогда не будет готов, заглушая ноющее чувство вины в груди словами "так было правильно", но никогда не договаривая. "В тот момент". Дождь постепенно начал барабанить по крыше располагающейся на территории кампуса небольшой забегаловки. Чертово "прости меня за все" так и не давало Блейну покоя. Получив свой карамельный латте, он вышел на улицу, подставляя лицо ледяными каплям и мечтая о том, чтобы обычный дождь превратился в грозовой ливень и окатил его с ног до головы. Ему было за что извиняться. Ему было за что, стоя на коленях, вымаливать прощение. Ему было чего стыдиться и чего бояться. У него была причина ненавидеть себя, но Блейн упорно продолжал считать, что у него все хорошо. Никто никому не нужен. "Плюс отсутствия у вас чьего-то имени на запястье ― вы не зависите ни от кого и ни от чего. Ни от времени, ни от человека, ни от чьих-то желаний". Пролистав чуть ниже, Блейн усмехнулся и решил написать своей "поддержке в трудную минуту". Он ведь ничего не теряет, верно? Так он хотя бы сможет найти человека, с которым можно поговорить по душам и который смог бы понять его. Социальные сети были придуманы для этого, подумал Блейн, пытаясь не обращать внимания на то, что дрожащие пальцы еле попадали по клавишам клавиатуры. Курт пялился на экран до тех пор, пока на него не упало с десяток капель дождя. Он всегда считал свой блог сугубо личной вещью, но сейчас выяснилось, что его мысли были на самом деле кому-то интересны. Ведь совершенно незнакомый человек прислал ему сообщение. Курт убрал телефон в карман своего пальто, решив подумать об этом позже. Сейчас он просто притворится, что не видел этого, и продолжит заниматься своими делами. "Я уже давно хотел тебе написать, но не мог придумать причину. Поэтому я пишу просто так (ну, или не просто так, смотря, как ты воспримешь это сообщение). Твой блог не раз возвращал меня к жизни, и я хотел бы сказать спасибо". Блейн сел на мокрую от недавно прошедшего дождя ступеньку и зажег сигарету, напоминая себе, что курить можно лишь "иногда". Может быть, он начинает меняться. Очищается от всего того дерьма, что натворил в прошлом, и из гусеницы превращается в поражающую красотой бабочку. С неба снова начинают падать противные капли, и сигарета гаснет. Струйка дыма не выдерживает поединка с водой и пропадает, так и не успев толком появиться в воздухе.