Между ангелом и демоном

Шерлок открыл глаза и увидел знакомую люстру под потолком и темные шторы из жаккарда. Слава богу, дома… Он не помнил, как закрылась за ним дверь гостиничного номера. Не помнил, как он оказался в лифте, до смерти перепугав швейцара своим видом, и как блуждал в предрассветном тумане, дойдя до самого дома пешком. Он помнил только шум воды, отчаянный стук в дверь и крик Джона… об остальном он предпочитал забыть. Правда, метки по всему телу предательски напомнили о себе с утра. Детектив попытался пошевелиться, но тело ответило невыносимым протестом. Каждое движение сопровождалось ноющей болью, и Шерлок, поморщившись, откинулся обратно на подушку и невольно застонал. Сон немного вернул ему ясность ума, но понимания того, ЧТО произошло, и КАК теперь с этим быть его гениальный мозг еще не достиг. С этой мыслью Шерлок слегка повернул голову набок (даже это стоило ему невероятных усилий) и внезапно встретился глазами с Джоном. Тот не спал - просто лежал рядом, сжавшись до размеров ребенка, в любимом полосатом свитере Шерлока и джинсах, и, молча, смотрел на детектива. Шерлок ощутил болезненные толчки в груди. Прочитав в этом взгляде весь спектр эмоций, от обиды, боли и разочарования, до беспокойства и тревожной нежности, детектив не выдержал и отвел взгляд. Собравшись с мыслями, он, наконец, вновь взглянул в глаза доктора, наспех пряча страх, стыд и отчаяние за привычной ледяной маской. Придав выражению лица как можно более серьезный и удивленный вид, гениальный детектив не придумал ничего умнее, кроме тривиального вопроса: - Что? - Что?- эхом повторил вопрос Джон, не зная, с чего начать. – Это я должен задавать вопросы. Доктор попытался встать с кровати, но жуткая боль в левой руке заставила его зашипеть и прижать здоровой рукой травмированную конечность, которая теперь висела плетью и отказывалась двигаться. Поэтому от этой идеи он отказался и остался лежать, испепеляя взглядом потолок. Разбитые костяшки распухли и покрылись коричневой малопривлекательной коркой, а место ранения болело так, словно пуля прошила плоть лишь пару часов назад и все еще была в теле. В общем, бывший военврач констатировал: левая верхняя конечность полностью потеряла свое функциональное назначение. Но никакая телесная боль не могла сравниться с тем, что творилось сейчас в его сердце. Минуты шли, но Шерлок не решался или попросту не хотел прерывать молчание. Тогда Джон взял инициативу на себя и ледяным тоном произнес: - Я не такой уж и дурак, как ты думаешь, и не слепой. Я знаю, с кем ты был и что он с тобой делал. Я понимаю, что ты не давал своего согласия на эти действия, и это я готов тебе простить, вернее, я уже это простил. Но то, что ты добровольно пошел на эту встречу и позволил ввести себя в то состояние, в котором ты потерял контроль, я не могу понять. А то, что ты меня предательски вырубил снотворным и не дал пойти с тобой, я не могу простить. Мне больно, Шерлок, ты даже не представляешь, как… - Джон на секунду остановился и повернул голову к своему социопату, - И тебе больно, я знаю… Выскажись, прошу тебя… Не надо меня жалеть, я не сопливая школьница. Я способен все выслушать и понять, если ты объяснишь… Лицо детектива стало едва различимым на фоне белого хлопка. Его взгляд, намертво сфокусированный где-то под потолком, казался стеклянным и безжизненным. С глубоким вдохом он закрыл глаза, облизал пересохшие губы и обреченно извлек из себя ничего не значащие слова: - Прости. Я не мог позволить тебе пойти со мной, это было слишком опасно... Лед в глазах стремительно таял. Шерлок изо всех сил старался не моргать и вообще не шевелиться, но талая вода, дрожавшая на поверхности глаз, предательски нашла выход в их уголках и скользнула вдоль висков, неприятно щекоча кожу. Он прерывисто вдохнул и крепко зажмурился. Капли блеснули на дрожащих ресницах. Джон не верил своим глазам. Голос Холмса был ровным и даже равнодушным, а из глаз, капая на подушку и оставляя мокрые следы, медленно текли слезы. Джон осторожно заглянул ему в глаза - в них словно разливалась Темза. Тихо и отчаянно, точно хватаясь за последнюю возможность спасти их обоих, Шерлок произнес фразу, которая нередко служила для него прикрытием и оправданием: - Это был эксперимент... Джон молча смотрел ему в глаза. Его взгляд беспощадно требовал, мучительно умолял и... был готов ко всему. Шерлок был провокатором до мозга костей. Но провоцировать Джона он не хотел. Он вообще не хотел говорить - слова хлынули сами собой, непрерывным, неконтролируемым потоком. - Конечно, ты не идиот, Джон. Ты все верно понял. Все! Кроме одного. Я пошел на это осознанно. Абсолютно осознанно, понятно!? Дал свое согласие, в письменном виде, если хочешь! Не прочтя условий и подписав кровью! Я никчемное, слабое существо, без воли, без намека на гордость! Я дешевая подстилка Джеймса Мориарти! И я НЕНАВИЖУ СЕБЯ. Ты доволен?! Шерлок сорвался на крик, захлебнувшийся сначала истерическим смехом, а после - сдавленным рыданием. Он упал ничком на подушку, содрогаясь всем телом, и повторял как безумный: - Прости меня, Джон... Я не хотел... Сам не знаю, как это... я... я не хотел этого... прости меня!.. Умоляю, прости... Джон ожидал услышать что угодно от этого безумца, но только не то, что он пошел на такое осознанно и добровольно. Доктор решительно отказывался во все это верить и с недоумением смотрел на вздрагивающее от рыданий тело. Пару раз он пытался перевернуть детектива на спину и посмотреть ему в глаза, но все попытки, учитывая то, что одна рука в этом деле была не помощница, успехом не увенчались. Наконец Ватсон окончательно потерял терпение, рывком соскочил с кровати, забыв о боли, и начал широкими шагами не ходить - скорее бегать по комнате, контроль и хладнокровие вновь медленно, но верно оставляли бывшего военного врача, и он сорвался на крик, возможно, впервые после Афганистана: - Ты врешь мне, врешь! Я не верю тебе, ни единому слову твоему не верю! Не хочу верить! Он накачал тебя чем-то, я знаю… не мог ты, не мог… - Джон задохнулся от негодования, голос стал прерывистым и хриплым,- Я не верю… Ты ведь обещал мне, помнишь, обещал? Тут Джон внезапно остановился посреди комнаты, как вкопанный - внезапная догадка разбилась в мозгу, как стекло, рассекая осколками серое и белое вещество на множество кусочков. Он молниеносно запрыгнул на кровать, каким-то образом умудрился повернуть голову Шерлока на бок так, чтобы видеть хотя бы один его глаз, и почти в самое ухо из последних сил прохрипел: - Что он сказал тебе? Что? Что убьет меня, если ты не придешь? Так? - Шерлок лишь сильнее зажмурился, и доктор понял, что попал в точку, - Он выманил тебя, а потом предложил поиграть, а ты, как всегда, не можешь пройти мимо опасности и загадки! Он просчитал тебя. Этот раунд за ним, а бонус - это ты, – тяжело дыша, Джон зарылся пальцами не пострадавшей во вчерашней драке со стеной правой руки во влажные черные кудряшки и коснулся губами виска Шерлока, - Он хочет отнять тебя у меня, но я тебя не отдам без боя, слышишь? Я буду драться, грызть зубами, что угодно, но не отдам,- Джон осекся,- Только если ты сам не захочешь уйти. Пусть этот ирландский ублюдок лучше убьет меня, но не оставляет одного… Я не переживу этого… Никогда больше так не делай, понял? Какой же ты все-таки идиот, Шерлок Холмс! Слова, коснувшиеся сознания, казались нереальными. «Я не отдам тебя, не отдам!..» Шерлок чуть приподнялся над подушкой, с трудом приоткрыв глаза. Слезы медленно высыхали на бледном лице детектива, а вместе с ними высыхал и он сам. Высыхал изнутри, точно отсыревшее вековое дерево. Джон все говорил и говорил, Шерлок смотрел на него с непониманием и отчаянной мольбой. «Нет, пожалуйста, замолчи! Не говори этого! Ты не должен этого говорить, неужели ты не понимаешь? Я жалкий предатель, я ничтожество, не способное подарить тебе ничего, кроме боли и разочарования!» - последняя мысль застряла в горле свежим комом, но поток слез иссяк, и с губ сорвался лишь тихий стон, прерывающийся истерическими вдохами. Острая ненависть к себе пронзила насквозь и металась во всем теле шаровой молнией, не находя выхода. Как же он мог? Как он посмел предать его? Этого маленького стойкого оловянного солдатика, готового так самоотверженно броситься ради него в огонь. Это нежное, любящее и бесконечно преданное сердце, готовое остановиться только ради сохранения его пустой, никчемной жизни… Как он посмел причинить ему столько боли? И зачем он прощает ему все это? Зачем обнимает, а не бьет наотмашь, зачем остается таким мягким, светлым и чистым?.. Шерлок посмотрел на Джона и внезапно все понял. Он метнулся к нему, положив голову ему на колени, и крепко обнял, превозмогая боль в запястьях. Невидимый поводок резко сдавил шею и …оборвался. Шерлок, что есть сил, прижался к своему любимому верному доктору и одними губами прошептал: - Ты - мой Ангел-хранитель, Джон. Без тебя я сгорел бы в Аду… Он приподнялся и, мягко притянув Джона к себе, приник дрожащими губами к его губам, чувствуя, как внутри осыпаются горы пепла, и сердце бьется с удвоенной силой. Джон не ожидал поцелуя сейчас, тем более такого искреннего и неуверенного, как-будто Шерлок все еще боялся, что вместо ответной ласки его ударят и отбросят в угол, как нашкодившего щенка, и, тем не менее, доктор ответил, так искренне и нежно, как только умел, вложив в это соприкосновение губ как всю свою боль и отчаяние, так и всю свою любовь и прощение. Но внутри у бывшего солдата все еще били барабаны злости и ненависти к тому, кто посмел причинить страдания самому родному в его жизни человеку, и кто попытался разрушить только-только зародившееся в душах доктора и детектива счастье. Он знал, что рано или поздно придется столкнуться с ним и навсегда выяснить отношения, и тогда в живых останется кто-то один… Но все это потом. Сейчас сердце Джона билось учащенно от осознания близости с таким невыносимым, но таким любимым социопатом, и он лишь крепче прижимал его к себе здоровой рукой, боясь отпустить хоть на мгновение, боясь, что все это растворится в тумане его воображения, и он вновь очнется в пустой квартире абсолютно одиноким. Но, вопреки своим страхам, Ватсон, оторвавшись от поцелуя, открыл глаза и встретился взглядом с подтаявшими льдинками глаз Шерлока. И этот теплый лед он не променял бы на любой жар огня на свете. Не прерывая зрительного контакта, доктор серьезно произнес: - Я далеко не ангел, Шерлок! Никогда не хотел им быть, и никогда не стану. И если тебе суждено сгореть в аду, я буду жариться с тобой на одной сковородке, упрямый засранец! – Неожиданно Джон рассмеялся своим заразительным и невероятно чистым смехом, в одно мгновение, рассеивая тьму и страх, царившую в душе детектива.