Между ангелом и демоном

Шерлок слабо улыбнулся в ответ. Смех Джона отозвался в нем каким-то хрустальным перезвоном, заглушающим боль и отчаяние и дарящим лучезарный свет. Этот смех был самым дорогим, что у него сейчас было. Больше всего на свете ему хотелось раствориться в этом смехе. Раствориться полностью. Со всеми своими мыслями, доводами, логикой… Утонуть в этих глазах. Вот так, случайно поскользнуться, глядя, как плещутся в них озорные рыбки и утонуть. Потеряться в нем. Заблудиться в светлых лабиринтах души Джона Ватсона и не найти обратной дороги. Он приподнялся и осторожно провел пальцами по раненному плечу своего отважного и терпеливого солдата, даже под крупной вязкой свитера ощущая шрам от пули. Детектив мысленно расстрелял в упор того, кто это сделал и легким, едва ощутимым прикосновением приложил ладонь к месту ранения. В довершении ко всем своим инопланетным талантам, по всей видимости, этот безумный социопат обладал удивительными биоэнергетическими способностями, и Джон, ощутив необъяснимое тепло, с удивлением почувствовал, как, освобождая сознание, уходит боль. Шерлок словно забирал ее себе. Пальцы детектива скользнули вниз, и разбитая кисть Джона мягко легка на его прохладную полупрозрачную ладонь, израненную отпечатками собственных ногтей. Шерлок осторожно, не сжимая пальцев, прижал неподвижную руку доктора к губам, точно пытаясь вдохнуть в нее жизнь. Боль из израненной руки Джона и вправду медленно уходила, напоминая о себе лишь небольшим покалыванием в кончиках пальцев, но двигать кистью полноценно все еще не удавалось, к большому сожалению доктора – так хотелось почувствовать и приласкать каждый сантиметр настрадавшегося, но от этого не менее любимого и желанного тела. Джон закрыл глаза и вдруг почувствовал внезапную прохладу в области солнечного сплетения. Другая рука Шерлока незаметно забралась под свитер доктора, скользнула вверх по груди и остановилась там, где было лучше всего слышно и ощутимо его сердце. Тонкие пальцы детектива едва заметно вздрагивали в такт учащенному сердцебиению, и Джону казалось, что он держит его сердце в руке. Шерлок, и правда, держал его сердце, как бы метафорично это не звучало, но это было абсолютной правдой. И это случилось не сейчас, не вчера, не месяц назад - это случилось в самую первую их встречу в лаборатории, и с тех пор каждое сокращение сердечной мышцы Джона совершалось для этого невыносимого человека. Шерлок приник к нему всем телом; чувства, обостренные такой возможной и реальной потерей самого дорогого человека на свете разрывали его изнутри. Он отчаянно хотел обрести его вновь. Положив голову на плечо Джона и, едва коснувшись губами мочки его уха, он прошептал: - Я хочу все забыть… Помоги мне… Пожалуйста… Их губы вновь соединил поцелуй, на сей раз долгий и страстный. Они мягко приземлились на кровать и, забыв о боли, заключили друг друга в неистовые объятия, сходя с ума от безумной нежности, которая, казалось, физически наполняла комнату. На секунду оторвавшись от губ детектива, Джон едва слышно произнес: - Я помогу тебе…помогу… И больше не отдам, никому и никогда... – и оба вновь окунулись в омут любви и желания, утопая в объятиях друг друга. Почти потеряв голову от нахлынувшего возбуждения, Джон целовал своего любимого везде, куда доставали его губы: в щеки, шею, ключицы, грудь. Он прикасался губами к каждому следу, оставленному безумным злодеем на теле детектива, пытаясь забрать не только физическую боль, но и сами воспоминания о пережитом. При каждом соприкосновении губ с кожей, Шерлок издавал едва слышные стоны, да и сам доктор уже практически потерял контроль и постанывал от прикосновений прохладных пальцев под свитером. Джон и не заметил, в какой момент его одежда полетела на пол, а сам он оказался прижатым к мягким простыням из белоснежного хлопка худощавым телом Холмса. Шерлок все больше обретал Джона и терял в нем себя. Пространные мысли постепенно покинули чертоги его разума, и осталась только нежность. Он чувствовал себя мягким, как губка, насквозь пропитанным этим удивительным, неведомым ему чувством. Теплые губы касались его тела, сердце в такт рвалось навстречу каждому прикосновению, беспорядочно, неравномерно, и, казалось, мгновенно остановится, если Джон вдруг перестанет его целовать. Возбуждение стремительно нарастало, однако нежность не отступала. Этот невероятный синтез будоражил сознание, но разложить его на молекулы оказалось невозможно, и Шерлок просто отдался ему полностью, без остатка. Им овладела невероятная легкость, все его естество неистово желало страсти и безумия, но невидимая сила осторожно укрощала эти желания, вкладывая в каждое движение, каждый жест, каждый взгляд невыносимую нежность. Руки сами собой раздевали, ласкали, обнимали… Шерлок сам не понял, как осторожно накрыл Джона своим телом, осыпая бесконечными поцелуями его лицо, шею, плечи… Проникновение было осторожным, легким и невероятно нежным. Прерывистый стон сорвался с губ детектива, когда он вновь ощутил себя единым целым с тем, кого он едва не потерял. С самым любимым на свете человеком. Любимым. Шерлок никогда прежде не говорил этого. Он всегда избегал этих слов, но сейчас что-то изменилось. Невидимая сила настойчиво искала слова в слоях памяти, сознания, подсознания… Медленно и глубоко войдя в Джона, Шерлок судорожно сжал его в объятиях, обессилено уронил голову ему на грудь, и губы сами собой чуть слышно прошептали «Люблю…» На этот раз Ватсон практически не почувствовал дискомфорта от проникновения, и лишний раз порадовался своей запасливости (тюбик с лубрикантом отныне находился всегда в пределах досягаемости). Но произнесенное Шерлоком в порыве страсти «Люблю» - простое и короткое слово, заставило его напрячься, снова и снова повторяя это в голове, словно кто-то запустил старую пластинку, и она так и крутилась по одной и той же дорожке… Ради одного только такого слова из уст этого обычно холодного человека можно было и умереть. Доктор лишь крепче прижался к горячему телу, ощущая, как тепло разливается где-то в груди, там, где билось его сердце, вернее теперь уже не совсем его… Внизу живота что-то неприятно тянуло от усиливающегося возбуждения, настойчиво требуя разрядки. Джон едва заметно двигал бедрами, побуждая Шерлока начать движения, но тот не торопился, пытаясь насладиться каждой секундой близости, и целовал доктора везде, где мог дотянуться, вызывая тем самым стоны наслаждения. В какой-то момент Джон уже не мог терпеть, и, собрав последние силы, прохрипел: - Я… я не могу больше терпеть… пожалуйстааа… Вняв мольбам Джона, Шерлок начал медленно и плавно двигаться в нем. Волна наслаждения беспощадно захлестнула его после первых нескольких проникновений, но он старался не торопиться и периодически замедлял движения, а то и прекращал их вовсе. Его ладони вновь легли на грудь Джона, скользнули вниз по животу, ощущая невероятное напряжение, и вот уже прохлада пальцев игриво обжигала разгоряченную плоть, медленно лаская головку в такт движениям. Этот издевательский темп сводил с ума их обоих. Шерлок окончательно терял рассудок от неописуемого состояния, когда все тело напряжено как струна, а внутри – невесомость. Обычно оно было предвестником скорой разрядки, но когда детектив внезапно понял, что способен хоть как-то контролировать этот процесс, его разум, загнанный в угол эмоциональной бурей, пришел в отчаянный экстаз. Он так увлекся самоконтролем, что довел Джона практически до истерики. Чувствуя, как доктор исступленно забился под ним, и, слыша его безудержные стоны, детектив мгновенно утратил остатки контроля и был безумно этому рад. Неукротимое возбуждение, наконец, преодолело преграду нежности, и Шерлок сорвался на бешеный темп, задыхаясь в порыве безумной страсти. Жар проникновений обжигал сознание, синхронные движения становились все неистовее. Почувствовав скорый финал, он собрал в себе остатки сил и воли, и вновь слегка замедлил темп… Невесомость оборвалась резко и внезапно, Шерлок со стоном запрокинул голову назад, и, увлекая за собой Джона, потерялся в свободном падении… Джон не слышал, как кричал сам и как стонал детектив, запрокидывая голову, когда их накрыл одновременный оргазм – он просто летел куда-то вниз, держа за руку любимого, и горячий воздух обнимал его со всех сторон, даря нереальное удовольствие и покой. Из этого состояния не хотелось выходить никогда, и приземление даже на мягкую кровать оказалось невыносимо жестким, однако, приводило в чувство постепенно и ненавязчиво… На груди у Джона, все еще тяжело дыша, лежал Шерлок, щекоча шею доктора влажными локонами. Он прижимался к своему блоггеру всем телом, будто не желая прерывать то ощущение единства двух организмов и душ. Джон с удовольствием зарылся носом в черные кудри и втянул их запах, закрывая глаза. «Ради этого момента счастья стоило жить и не жалко умереть, прямо сейчас», - подумал доктор и широко улыбнулся, крепче прижимая к себе любимого психа, а вслух прошептал: - Ты просто сумасшедший, и ты и меня лишил рассудка. Я без ума от тебя… Люблю тебя… Шерлок приоткрыл глаза и зажмурился от яркого света. Его голова отдыхала на груди Джона, тонкие руки устало покоились на его плечах. Он лежал, наслаждаясь этим сладостным утомлением, постепенно восстанавливая дыхание, и слушал, как бьются в такт их сердца. «Это невероятно», - думал детектив, жадно вслушиваясь в каждый стук. Ну как сердца двух абсолютно разных людей могут биться настолько синхронно, что даже не слышно ни малейшего интервала между двумя ударами? Внезапно затуманенный разум великого экспериментатора поразила странная, совершенно ненаучная мысль. Они ведь одновременно покинули этот мир. И одновременно вернулись. Сердца синхронно запустил чей-то невидимый дефибриллятор, что тут удивительного… И все же это невероятно. Шерлок пошевелился, слабо обнял доктора и услышал его голос. Его слова внезапно заполнили сознание, отрезали разум и намертво заминировали вход в чертоги… «Я схожу с ума от тебя…» «Конечно, Джон. Мы оба безумцы. Но я безумен по своей сути, мое безумство, вероятно, родилось вперед меня, оно движет и руководит мной, не смотря на видимую четкость и ясность мыслей. А ты безумен лишь потому, что способен все это во мне любить…» Детектив на мгновение прикусил губу, привычно блокируя слова, но невидимая сила безжалостно сокрушила все попытки обороны, захватила центр безопасности и отключила блокировку. Шерлок поднял глаза - пожалуй, это был цвет неба, уставшего от грозы - и неожиданно для себя, хотя теперь уже и совсем осознанно произнес: - Я… я тоже… люблю тебя, Джон. Он выдохнул и облизал пересохшие губы, точно пытаясь ощутить вкус сказанных слов. Вкус оказался солоноватым, со сладким оттенком и легкой горчинкой, и настолько новым, что был способен перевернуть весь невероятный мир Шерлока Холмса. Джон просто не верил своим ушам! «Неужели он это сказал вслух? И знает ли вообще, что такое любовь и как она выглядит?» - бесконечные сомнения терзали не до конца вернувшийся разум врача, но сердце никак не хотело задавать вопросов, а просто безудержно часто колотилось о стенки грудной клетки, грозя выскочить наружу. Он крепче прижал к себе кудрявого брюнета и молча коснулся влажного лба губами. Неожиданно Джон будто почувствовал чье-то присутствие в своих мыслях, еле слышный голос что-то невнятно бормотал, но слов было не разобрать. Ватсон вслушался внимательнее и выхватил пару фраз, которые заставили содрогнуться и пробежать холодку ужаса вдоль позвоночника: «Тебе не удержать,.. не удержать его! Он мой… и он это знает…» Джон зажмурился до боли в надбровных дугах, задержал дыхание и шумно выдохнул. Он чувствовал одновременно и свое бессилие, и нестерпимое желание действовать, но что и как делать, он абсолютно не представлял. Прогнав от себя ненавистный морок, доктор почти взмолился: - Шерлок, прошу тебя, если ты меня действительно любишь, как только что сказал, никогда ни под каким предлогом больше не ходи к нему, что бы он не говорил, как бы ни угрожал. Больше я такого не вынесу, не смогу, мое сердце разорвется… Лучше сразу убей, мне так будет легче.