Истории Полукруглого Замка

Одним прекрасным днем Джас вернулся из очередной вылазки за пределы Твердыни, причем с весьма приличной добычей. Вылазка это, однако же, не была охотничьим рейдом и устраивалась не по приказу начальства, а по собственному почину и с совершенно мирными целями. Джас и еще несколько каменных вампиров, дождавшись заранее уговоренных дней, смылись из Твердыни в одно из ближайших поселений Иных существ, на самой границе северного края. Там, встретившись с жителями этого и нескольких более дальних поселений, вампиры произвели с ними очередной обмен некоторыми полезными предметами, разузнали интересные новости из большого мира, а затем отправились домой, слегка нагруженные выменянными вещичками, как для собственного пользования, так и на подарки друзьям и знакомым, или же для обменов и мелкой торговли уже в пределах Твердыни. Эта самая мелкая торговля, конечно, запрещалась, однако все население давно уже приучилось к таким запретам относиться спокойно и продолжать в том же духе, соблюдая главное правило — «не палиться». Рин, как и других особо полезных вампиров, это касалось мало, так как большинство их нужд удовлетворялось либо плановым обеспечением, либо разрешенной свободной охотой, однако народ чином пониже, да еще и обладающий более обычными потребностями, вовсю торговал, или, точнее, менял что угодно на что угодно. Золото и драгоценные камни тут мало кому требовались, да и не водилось подобного у простых людей или орков, а вот еда, хорошие инструменты, одежда, обувка и разное барахло для хозяйства всегда были нужны, так что мастера, хоть местные, хоть из внешнего мира, могли неплохо жить за счет обмена того, что умели изготовлять. Рин не нужна была обычная пища; одежда, кроме повседневной и рабочей, ей тоже не требовалась, а инструментами и всем для работы ее снабжали как мастера, избавляя от необходимости что-то оплачивать, однако некоторые совершенно не служебные и трудноисполнимые желания у нее все же имелись. Одно из них — желание время от времени принимать теплую ванну с душистым цветочным мылом — она отлично исполнила при помощи Джаса, укравшего это самое мыло у эльфов. Однако часто шарахаться так далеко не получилось бы, да и было слишком опасно, а нигде поближе такого чудесного мыла не находилось, так что подарок приходилось использовать помалу. А другие желания, появляясь время от времени внезапными яркими мыслями, выливались в странные поручения, когда каменный вампир в компании с несколькими себе подобными в очередной раз отправлялся меняться к Иным. Сам Джас, разведчик по основному роду занятий, никаким ремеслом не занимался и вещей изготавливать не умел, предпочитая свободное время посвящать охоте, воинским упражнениям или просто исследованиям окрестностей Твердыни. Поэтому Рин отдавала ему свои творения из кожи, костей и волос, часто снабженные какими-нибудь мелкими, но полезными чарами, а после обмена притаскивал ей то резной гребешок из дерева, то миленькую расписную чашечку, то отрез невиданной ткани, которую Иные не изготовляли сами, а выменивали у каких-нибудь пришлых с юга или с востока, которые дальше в северные земли забредать уже не отваживались. Один раз, довольно давно, Рин сдуру увязалась за приятелем, однако обмены проводились в середине теплого сезона, да еще и обычно в солнечные дни, так что как раз перед самым интересным вампирше пришлось срочно оборачиваться в особую бесформенную субстанцию и просачиваться под землю, таким образом спасаясь от опасности солнечного света. Подобные превращения даже при большом опыте и магическом мастерстве отнимали немало сил, да вдобавок сам обмен Рин тогда благополучно пропустила, и потому с тех пор просто доверяла все нужное Джасу. Каменные вампиры не боялись ни солнца, ни чар, ни хищных тварей, что уж говорить про жалкое оружие жителей лесов и холмов, да вдобавок двигались быстрее, чем большинство живых существ, и не знали усталости, так что путь туда и обратно не занимал у них много времени. В этот раз, кроме презабавного амулета для ловли снов и коробочки из светлой древесной коры, Джас раздобыл еще целый ворох разнообразных отрезов ткани, по виду — притащенных из самых разных уголков огромного мира. Наверно, Иные обменяли весь этот запас разом у какого-нибудь торговца-путешественника из дальних земель, который долгие годы, бродя по неведомым странам юга или востока, собирал красивые лоскуты, может быть, просто потому, что они ему нравились, а не потому, что ждал случая выгодно их продать. И вот сейчас, засев в своей маленькой спальне, Рин неспешно разбирала разномастные куски ткани, разного размера, веса и узора, и иногда, задерживая взгляд на чем-нибудь особенно примечательном, мимоходом подумывала, из какой далекой страны прибыл, например, этот легкий платок с узором словно бы в виде причудливо извитых черных змей на оранжево-красном фоне? Или вон тот отрезок тяжелого гобелена с изображением диковинного серого зверя с торчащими ушами? Или длинный моток ленты с вышитыми красными цветами и птицами? Одни лоскуты льнули к коже, как будто прося подольше подержать их в руках, другие, наоборот, стремились выпутаться из пальцев и ускользнуть на волю, третьи застенчиво прятались среди соседей, скрывая собственную окраску рядом с чужой, более яркой и затейливой. Именно эти последние почему-то так старательно выискивал Тайо, которого Рин по такому исключительному случаю допустила в свое жилище. Как подумалось вампирше, детеныш, наверно, чувствовал в этих застенчивых лоскутах некое сходство с самим собой, таким же блеклым и неприметным. Джас, когда узнает, в чьей компании Рин рассматривала его подарки, наверняка скажет, что она начала привыкать к своему личному эльфенышу, обращаться с ним чересчур мягко и давать слишком много воли. Рин слышала подобное от приятеля уже не в первый раз за последнее время, однако, поразмыслив над сказанным, все же так и не поняла, как иначе она должна относиться к детенышу. Причинять ему боль не было смысла, так как он не был ни материалом, ни игрушкой. Слуги же были нужны целыми и пригодными для работы, так что их порча, хоть кем и хоть по какой причине, категорически не поощрялась. Что же касалось предоставления слишком большой свободы, то обязанности для личного уборщика Рин обозначила, основные запреты — тоже, а выдумывать какие-то хитровывернутые правила ей было попросту лень, да и не казалось нужным. Что делать и чего не делать, мальчишка знал вполне хорошо, с поручениями справлялся, был полезен и не доставлял больших трудностей, так что Рин не прочь была придержать его при себе подольше, раз уж в очередной игрушке ей отказали. Тем более что эльфийские дети взрослели медленно, а значит, в запасе еще было предостаточно времени. — Госпожа, а что тут нарисовано? — тихо спросил мальчишка, вытянув из общей груды очередной отрез ткани и развернув его так, чтобы Рин было видно. С лоскута глядела картина, нарисованная цветной тушью прямо по ткани: крутые скалы, поросшие изогнутыми темными деревьями и кое-где пронизанные светлыми водопадами, чуть видные в сумерках домики с освещенными окошками… Внизу, над озером, куда стекали водопады с гор, висели три словно бы огромных светлячка, сиявшие теплым золотистым светом. Под одним из них, маленький, но прорисованный с изумительной точностью, рыбак в лодке удил рыбу, и темные смутные силуэты собрались под водой вокруг его лодки и спустившегося к самой воде светлячка. Воображение — или же память? — шевельнулось внезапной яркой вспышкой, заставившей ответить без сомнения и раздумья. — Живые солнца прилетели на горное озеро. Конечно, историю про древние светила слышали и пересказывали многие, но почему промелькнула странная мысль, что Рин могла сама когда-то встречать этих существ? Ведь они исчезли так давно… — Живые солнца? — удивленно переспросил Тайо, уставившись на вампиршу широко открытыми глазами. — Но почему тогда говорят, что солнце только одно? И никогда никто не говорил про него, как про живое… — Потому что те, кто так говорит, знают только то, что есть сейчас, — подумав, стала объяснять Рин. — Здесь, внутри, мы живем, не видя смены дня и ночи снаружи. У нас есть свой свет, безопасный для всех, и свой огонь, как раз такой, какой нам нужен. Снаружи сейчас все совсем по-другому, как говорят те, кто выходит туда. Два светящихся существа медленно ползают по небу одним и тем же путем, следуя друг за другом. Одно сделано из самого свирепого огня и источает свет, который губит таких, как я, и многих других, а прочих ослепляет, если взглянуть на него. Когда это первое существо уползает на другую сторону мира, на небе над нами появляется второе, которое ползет за ним. Его свет слабый и не дает тепла, но зато и не опасен ни для кого. Первое существо сейчас зовется солнцем, а второе — луной. — А те солнца, которые были живыми? — спросил Тайо, завороженный историей, не выпуская из рук тот самый лоскут с картиной. — Куда они делись? — Все-то тебе так сразу и скажи, мелкий… — усмехнулась Рин, вспоминая то, что рассказывали в благодушном настроении темные духи, о чем пели в песнях орочьи шаманы и верховные матери, про что рассказывали сказки люди, чьи предки пришли в Твердыню из разных концов огромного мира… — Говорят, в давние-давние времена, когда этот мир был еще темен и уютен, все существа жили в нем, как умели и как положено им было по их природе. Одним привычна и любима была полная тьма, другим же хотелось немного больше света. Этот свет они находили в сияющих растениях на земле и под водой, в светящихся камнях и насекомых… Но был один особый род живых существ, которые не искали чужого света, а сами давали его. Как они звали сами себя и как звали их тогда другие, сейчас уже никто не помнит, поэтому и называют их в нынешних сказках живыми солнцами. Они не жили нигде подолгу, а летали по всему миру, стараясь осветить каждый его уголок. В особенности же они любили пруды и озера, прилетали к ним и любовались на свои отражения в спокойной воде. А рыбы, жившие в озерах, поднимались к поверхности, увидев свет, и ловили слетевшихся насекомых, но и сами становились добычей рыбаков, прямо как на картине. Налюбовавшись, они начинали танцевать друг с другом, сталкиваясь и роняя частицы своего света на землю. И там, куда попадали эти частицы, вырастало чудесное растение, способное излечить любую болезнь и любое проклятие и даже, говорят, оживить умершего. И люди, и орки, и духи любили свет живых солнц, и даже такие, как я, могли касаться его без всякой опасности для себя. Пауки, бывало, приманивали одно из них какой-нибудь пищей, ловили в сеть и оставляли у себя, посадив в мягкую клетку, чтобы не улетело, и пойманное солнце подманивало им добычу. А некоторые не хотели летать над землей и улетали все выше в небо, став звездами, и до сих пор странствуют в дальних небесных просторах, не желая возвращаться. Так продолжалось очень долго, так долго, что никто и не считал, сколько. Но однажды из неведомых западных земель за морем, где все не так, как здесь, пришел огненный дух, похожий на балрога, только во много раз светлее и злее, да еще и способный летать. Он стал охотиться за живыми солнцами и есть их, а они не могли спрятаться от него или защититься, потому что светили, но не могли сжигать и ослеплять, как он. В конце концов он съел всех тех, что летали над землей, а потом поглядел в небо и замыслил съесть тех, кто улетел туда. Он взлетел от земли, освещая ее всем тем светом, что поглотил в себя, и сжег бы все, что было на земле, если бы не поднялся очень высоко, так что расстояние ослабляло его силу. Но как ни пытался он — не мог подняться так высоко, чтобы достать звезды. С тех пор вот и ползает по небу кругами, то на нашей стороне, то на другой, все хочет съесть живые солнца, которые стали звездами. Но они видят его свет издалека и удаляются совсем высоко, когда он приближается, поэтому когда в небе солнце, звезд нельзя увидеть. Но из-за того, что живых солнц не стало, многие части мира навсегда остались без света и тепла, замерзли и вымерли, погибли многие виды существ, не вынесшие жестокого света нового светила, а другие неузнаваемо изменились. И чудесное растение, исцеляющее болезни и проклятия, ушло в землю и спряталось там, а выходит на поверхность теперь только в особые редкие ночи, да и тогда невозможно его найти. — А то второе существо, которое ползает по небу ночью? Оно тоже дух из страны за морем? — Тоже. Говорят, оно в давние времена было братом первого, а потом пыталось образумить его и отговорить от дурного дела, но не сумело. Теперь вот ползает за ним следом, напитываясь слабыми отблесками его света, все пытается усовестить, а первое убегает и не хочет слушать. Так рассказывала Рин, уже и сама не понимая, из чужих ли рассказов помнит вид живых солнц, или же из какого-то обрывка собственной ушедшей памяти. Сколько лет прошло со времени ее превращения? Она не считала. Сколько лет она успела прожить до превращения? Она не помнила. «Мой отец ловил рыбу в горном озере». *** «А может ли это чудесное растение сделать вампира обратно человеком?» — подумал малыш Тайо уже под конец этого странного дня, вспоминая картину на ткани, где нарисованы были темные горы неведомой дальней земли и навек исчезнувшие живые солнца. Почему-то ему казалось, что у того рыбака, всего лишь парой черточек прорисованного вместе со своей лодкой, наверно, почти такие же глаза, как у госпожи Рин — темные, блестящие и необычной, узко-продолговатой формы.