Истории Полукруглого Замка

Хлипкая дверь нервно и требовательно хлопнула, едва не слетев с петель. Вблизи от ледяного моря погода менялась слишком часто и непредсказуемо, как будто нарочно презирая привычные понятия времен года. В один день мог резко повалить густой снег, превращавшийся на земле в грязную кашу, смешанную с зеленой травой, а уже на следующее утро лучи солнца огня нахально пронзали пелену влажного белесого тумана… Эльфы удивлялись, как в таких условиях могли расти растения и жить животные. А где-то ведь было еще и неизвестное, но от того еще более пугающее обиталище Моргота и прочих темных существ, которые тоже могли как-то заставлять природу сходить с ума… Итариллэ испуганно вздрогнула. — Что это? — пискнула девочка. Ириссэ молча обняла племянницу и прижала к себе. — Это ветер. Спи. Итариль стала такой ужасно пугливой после того, как… случилось несчастье. Арэльдэ даже в мыслях боялась произносить это слово — «смерть» — вместе с именем брата. Турукано… Турьо… Даже сейчас она не верила, что он ушел. Погиб. Навсегда. Но это же невозможно! Кажется, вот сейчас он войдет сюда, в это хлипкое, всеми ветрами продуваемое строение, как всегда, веселый, жизнерадостный, стряхнет капельки воды с черных волос, потреплет ее по голове и возьмет дочь на руки. Начнет рассказывать какую-нибудь дивную древнюю легенду, пахнущую ветхой пылью дедовской библиотеки, сказку, под которую было так хорошо засыпать в детстве… Нет, этого не будет. Никогда не придет больше заботливый старший брат, не обнимет, не улыбнется так легкомысленно и почему-то так серьезно… В детстве Ириссэ смешило, когда Турукано изредка терял свою веселость и, строя из себя умудренного жизнью взрослого эльфа, начинал воспитывать ее, Арьо и даже Финдекано, хотя тот был старшим и всегда возмущался братниным порывам. В юности чрезмерная опека Турьо раздражала самостоятельную Арэльдэ, которой больше всего на свете хотелось свободы. А сейчас непрошеное воспоминание заставило слезы навернуться на глаза. Он находил силы улыбаться даже во Льдах. Арэльдэ мотнула головой. Нет. Нельзя предаваться чувствам. Сейчас ее не укрывают широкие спины братьев, сейчас нельзя быть слабой. Под ухом раздалось тихое сопение. Арэльдэ и не заметила, погруженная в собственные мысли и воспоминания, как Итариллэ уснула. Без сказок, без песен, без веселого прыганья по постели и ныряния головой в подушку, как всегда было в Амане. Ириссэ горько вздохнула. Стрелой пролетевшая в голове мысль почему-то вселила в сердце тоску, не такую тягучую и безнадежную, какой всегда одаряли воспоминания о Турьо, но ноющую и настойчиво нашептывающую о том, что их мир навсегда изменился и ничто уже не вернется, даже сейчас, когда Льды уже позади. Девушка осторожно опустила племянницу на кровать, плотно укутав одеялом, и мимолетом подивилась странной серьезности, отпечатавшейся в нежных детских чертах. Рано, слишком рано повзрослела шалунья Итариллэ… Арэльдэ тихонько вышла, аккуратно закрыв норовящую противно скрипнуть дверь, подставила лицо холодному ветру и, зазевавшись, столкнулась с кем-то. — Ой, прости, — идущим навстречу невнимательным эльфом оказалась Эленвэ. — Итариль уже заснула? — Да, — Ириссэ говорила как-то отрешенно, все еще витая в собственных мыслях. — Хорошо. Спасибо, что посидела с ней. Я пойду, — ваниэ выдавила из себя жалкую улыбку и скрылась за хилой дверью. Осунувшаяся, бледная, с обстриженными в знак скорби волосами, она едва ли походила на ту Эленвэ, которую помнила Арэльдэ, веселую девушку, пленявшую всех, кто знал ее, красотой и искренней улыбкой. Эленвэ было тяжело, пожалуй, даже больше, чем ей и Финьо, Ириссэ это знала. Лишь существование маленькой дочки не позволяло ее фэа отправиться вслед за душой Турукано, лишь осознание ответственности и понимание того, что еще нужна кому-то. Эленвэ пролила много слез по мужу, очень много, но сейчас, когда горе, притупившееся в ужасных условиях Хелкараксэ, где думаешь лишь о том, чтобы выжить, настигло всех вокруг, несчастная вдова оказалась сильной. Все свои силы она, талантливый целитель, отдавала раненым, поддерживала Финьо и Ириссэ, невольно ставших вождями измученного народа, а порою и выступала с ними наравне. Но нередко, тайком от других, Эленвэ уходила на окраины лагеря, где давала волю норовившей прорваться скорби и давящим душу капелькам непролитых слез. Арэльдэ знала об этом и всегда оставалась с Итариллэ, теперь очень боявшейся одиночества и не отходившей от матери, но никогда ни словом не обмолвилась с невесткой об известной ей тайне. Та догадывалась, но была благодарна Ириссэ за молчание. Обе они наглухо замуровали печаль в своих сердцах и не собирались делиться ею даже с самыми родными. Ириссэ и не заметила, погрузившись в невеселые мысли, как ноги словно сами принесли ее на окраину лагеря. Совсем немного, пару шагов — и начинается другой мир, полный опасности, полный неизведанного, но почему-то такой манящий и притягательный… Девушка всмотрелась вдаль, туда, где пышно разрослись кусты и деревья крепко сплели изящные ветви, образуя живые арки, кажущиеся таинственно-мрачными в светло-золотистом свете юной луны, таящие в себе что-то древнее, неведомое, почти невозможное. Да, вот он, волшебный мир, опасный мир, что не терпит слабых и трусов, мир, тщательно скрывающий свои чудеса, но приоткрывающий их завесу храбрым и достойным. Это было не похоже на Валинор, не похоже на те легенды и повести об Эндорэ, что нередко рассказывал на ночь дедушка Финвэ, не похоже ни на что на свете. Сердце Арэльдэ рвалось в неизведанные дебри, хоть даже они и таили бы в себе тысячу ловушек и ужасов, но долг повелевал другое: набираться терпения и ждать. Слишком многие надеялись на нее, слишком многим нужна принцесса Ириссэ, а потому она не вправе бросать свой народ на произвол судьбы и Моринготто. Даже Итариллэ, Эленвэ и Финьо, они не выдержат еще одной потери, не смогут простить взбалмошную сестру, которая никак не может расстаться с юношеским ветром в легкомысленной голове. Арэльдэ прекрасно понимала это, но чувствовала себя птицей, которой подрезали крылья как раз тогда, когда она собиралась взлететь. Но сейчас тяга к неизведанному была сильнее нее. «Я только осмотрюсь, я не буду далеко уходить» — рьяно убеждала девушка бдительную совесть. Педантичная дама внушениям поддаваться вроде бы не собиралась, но вскоре ее настойчивый голос затих, уступив давно покоящейся в глубине сердца жажде, а потом и вовсе умолк. Величественный темный лес пугал странной, неестественной тишиной, отсутствием шорохов и привычных слуху охотника шепотков и чириканий. Даже сверчки здесь, подавленные общим молчанием, трещали едва различимо, робко, поминутно замолкая, словно что-то запрещало им наполнять холодный ночной воздух хоть какими-то звуками. Арэльдэ невольно вздрогнула. По ее сердцу, отнюдь не трусливому, пробежал быстрый колючий холодок. Здесь чувствовалось нечто древнее, но такое размытое, что нельзя было понять, доброе оно или злое. И этому «нечто» все вокруг подчинялось, этого «нечто» все боялись… Вряд ли неведомое существо будет радо пришельцу. Ириссэ протянула руку назад, высвободила из заплечного крепления свой лук, наложила на него изящную тонкую стрелу с зеленым оперением. Стрелу, что жалит больнее клинка и поражает без яда. Она не собирается сдаваться без боя. Прошли… нет, протекли в напряженном ожидании минута, две, три, пять… Неведомая опасность не спешила вступать в схватку. Но почему? Неужели оно… боялось? Арэльдэ опустила лук. Ничего. Тихо. Что же, пора возвращаться домой… Внезапно гробовую тишину леса прорезал, заставив всполошиться птиц, спрятавшихся в кронах деревьев, отчаянный крик боли. Ириссэ в один миг сделалась белее всякого полотна и с резвостью юной лани рванула в темную чащу. Она узнала этот голос, узнала! — Финьо! Нет! Неужели?! Невозможно! Брат лежал в луже собственной крови, истерзанный почти до неузнаваемости, с вывернутыми руками, переломанными ногами и огромной кровавой раной на месте груди. Повсюду, окрашивая снег в безумно-багровый цвет, были разбросаны его внутренности вперемешку с осколками костей и клочками куртки, а прямо у ее ног лежало живое, еще бьющееся алое сердце. Над изуродованным телом нависли два огромных волка, белых, словно кипень, но с мордами, ярко-красными от крови… крови ее брата. Нет-нет! Этого не может быть! Этого не должно быть! Финдекано! Арэльдэ издала безумный вопль горя и гнева, сорвавшийся в рыдание, и выпустила стрелу, целясь прямо в глаз ближайшего к ней зверя. Но — невероятно! Смертоносный снаряд попал прямо в яркий зловеще-желтый глаз и… пролетел сквозь него, не причинив твари никакого вреда. Девушка отпрянула назад в изумлении. Что это? Призраки? Зачарованные слуги Моргота? Как с ними бороться?! Ириссэ вздернула руку за кинжалом и почувствовала, как все ее тело сковал жуткий смертельный холод, замораживая и не давая пошевелиться. Колдовство… Сердце девушки пустилось вскачь, словно загнанный заяц. Все, конец. Она попыталась дернуться, усилием воли разрушить магическую сеть, хотя бы отыскать в ней прореху или лазейку, но все попытки обернулась крахом. Это смерть. Огромные звери двинулись в ее сторону, оставив истерзанное тело Финдекано, напряглись, как перед прыжком, и… растаяли в воздухе. Растворились, словно дым. А вместе с ними исчезло без следа и тело старшего нолофинвиона. Из уст Ириссэ вырвался вздох облегчения, точнее, вырвался бы, если бы девушка не была обездвижена. Это и вправду было лишь видением… видением?! Эльфийка попыталась пошевелиться. Снова ничего не вышло. Ледяной холод не захотел отпускать свою добычу. Добычу, доставшуюся так легко. Добычу? Мозг Арэльдэ прострелила неуловимая мысль: «Ловушка!» Несомненно, это была ловушка. Искусная, хитро сделанная, продуманная ловушка. Но только чья? — Я чувс-с-с-ствую твой с-с-с-страх, маленький эльф-ф-ф-ф. Тихое вкрадчивое шипение, похожее на змеиное, раздалось откуда-то сверху, а секундой позже оттуда спрыгнуло тенью какое-то зловещее, окутанное мраком существо. Ириссэ почувствовала, как к ее сердцу тянутся липкие щупальца ужаса, как и тогда, когда она отправилась из лагеря в темную чащу. Переборов подступающий к горлу страх, Арэльдэ подняла глаза на тварь, странно поеживающуюся в свете луны. Это было самое странное и страшное существо, которое ей приходилось видеть в жизни. Женщина, высокая и сильная, поверх тонкого изорванного платья была укутана в медвежью шкуру, словно в плащ, так, что морда медведя с оскаленными клыками покоилась на голове, как капюшон. Грязные черные волосы мешались с такой же грязной бурой шерстью, но лицо ее можно было бы назвать красивым, если бы темные глаза не горели таким явным огнем безумия. Арэльдэ усилием воли подавила панику, зародившуюся внутри при виде колдуньи. Однако та все равно почуяла страх, подобно зверю. — Ты боиш-ш-ш-шься. Я чувс-с-с-ствую, что ты боиш-ш-ш-шся. И не з-з-з-зря, — зловеще зашипела женщина, обходя Ириссэ, как волк — загнанную добычу. Колдунья словно в предвкушении подняла руку к губам, и Арэльдэ заметила, что в свете Исиль на ее пальцах блеснули привязанные тонкими кожаными ремешками медвежьи когти. Нужно срочно придумать что-нибудь! — Попрощ-щ-щ-щ-щайся с этим миром, девоч-ч-чка, — зашептала женщина, подходя к Ириссэ сзади, так, что она затылком почувствовала ее зловонное дыхание. — Я бы дала тебе болльш-ш-ше вр-р-ремени, но я без-з-зумно голодна… Так ее еще и съедят?! Арэльдэ напряглась, пытаясь разорвать колдовскую сеть. Когда-то отец рассказывал о ритуале разрушения чар и его исполнении, но в жизни все оказалось куда сложнее. Ириссэ чувствовала, что заклинание сплетено из многих маленьких ниточек, но ни одну из них, даже самую крошечную, разорвать не получилось. Колдунья была намного сильнее и легко поддерживала сохранность всех своих чар, не позволяя Арэльдэ нанести им даже несущественный урон. Еще одна попытка, и снова провал. Нет! Нет! Не может быть! Неужели Эру уготовил ее именно такую смерть?! — Да, им-м-менно так-к-кую, — ответила на невысказанный вопрос колдунья, подходя к Ириссэ ближе. Через секунду девушка, вздрагивая, почувствовала холодок когтей под сердцем. Вот и все… *** Итариллэ вскочила с кровати, широко распахнув глазки. Нет, это был не кошмар. Это другое, что-то зловещее, неспокойное… И не здесь. Девочка спрыгнула с постели и огляделась. Мама спокойно спит и даже не просыпалась. Она точно ничего не слышала. И не чувствовала. Итариллэ дрожащими руками натянула на себя куртку и опоясалась крохотным кинжальчиком, без которого теперь никуда не выходила из дома. Еще раз нервно оглянулась и тихонечко выскользнула на холодный ночной воздух, беззвучно притворив дверь. Девочка бодро пробежала к самым границам лагеря и лишь там остановилась в нерешительности. Лес вдалеке казался очень зловещим, темным и пугающим, но Итариллэ тянуло туда, тянуло какое-то странное, совсем недетское предчувствие, тянуло настойчиво, дико, безумно. Это же предчувствие подсказывало, что страшное нечто, присутствие которого она ощутила даже во сне, затаилось именно там, среди мрачных древесных гигантов. Итариль выдохнула, вытащила свой кинжал и опасливо двинулась в чащу. Ее сердечко громко-громко стучало, но малышка храбрилась, крепче сжимая в руках свое оружие и постоянно оглядываясь. Ох, какие же страшные вокруг деревья! В них как будто кто-то сидит, жуткий и ужасный! И тихо. Очень-очень тихо! Даже сверчки не трещат! И сов не видно. Как будто все уснули. Или умерли. Стра-а-ашно… Зачем же она сюда пошла! Девочка обернулась, намереваясь как можно быстрее вернуться в лагерь, но что-то внутри ее удержало. Что-то настойчивое, упрямое. Оно буквально заставило ножки Итариль двинуться дальше. Двинуться, чтобы через секунду снова замереть. Прямо перед маленькой эльфийкой сидела, вальяжно развалившись, огромная рысь. Она была очень большой, пепельно-белой, с шелковистой лоснящейся шерстью и тремя черными полосками на морде с каждой стороны, проходящими от ушей с пушистыми кисточками до пасти, полной длинных и острых белых клыков. Несмотря на весьма грозный вид, животное не казалось злобным, а ярко-фиолетовые глаза светились совсем не звериным умом. Итариль ойкнула, выронила свой кинжальчик и попятилась назад. Девочка была перед грозным зверем, словно птенец перед кондором. Однако рысь не попыталась напасть, даже не сдвинулась с места, лишь на ее морде появился оскал, напоминающий усмешку. Итариллэ выдохнула. Ей никогда не приходилось видеть таких огромных диких зверей, тем более вблизи. Если бы не опасение того, что животное кинется за ней, девочка бы давно помчалась прочь, к лагерю. «Она не страшная, она совсем не страшная, я ее не боюсь…» Прошло несколько секунд, минута, две. Грациозный зверь не двинулся с места, а Итариль переступала с ноги на ногу, робко подрагивая. Ей очень хотелось убежать, но ноги словно приросли к холодной земле. «Я не боюсь, не боюсь, я ее совсем не боюсь…» С опаской Итариллэ подняла голову, смотря рыси в глаза, и тотчас ее словно пронзило молнией: взгляд был совсем человеческим. И каким-то укоризненным. — Ты ведь меня не укусишь, правда? — боязливо спросила девочка, уверенная, что животное ее поймет, и протянула тонкую ручку к белоснежной холке. Рысь странно фыркнула, но сама поднырнула под цепкие детские пальчики. Итариль удивленно вздохнула, но руку не отдернула. Страх девочки начал понемногу испаряться. Она поняла, что животное не сделает ей ничего плохого. Совсем расхрабрившись, Итариль ласково погладила приятную шелковистую шерсть под ладонью. Рысь довольно замурлыкала. Итариль робко засмеялась. Да уж, кто бы мог подумать, дикий зверь, а ластится, словно домашняя кошка! Но значит, интуиция ее обманула? В этом животном не было ничего опасного, а между тем она чувствовала что-то темное, что-то злобное, что-то… Внезапно в густой чаще позади раздался странный вой. Он был похож на волчий, и на лай собаки, и немного даже на шум моря. Итариль вздрогнула. Нет, в этом звуке не было ничего жуткого и зловещего, но он пробирал до костей, заставляя кожу покрываться какими-то совсем особенными мурашками. Такими, которые появляются, когда слушаешь старую легенду о великих сражениях. Услышав необычный боевой клич, рысь заволновалась. Рванулась в сторону, привстала на задние лапы, потом опустилась вниз, потянула носом воздух, рассерженно рыкнула. Итариль наблюдала за зверем с удивлением и легким испугом. Что же так встревожило лесную охотницу? Метнувшись куда-то вправо, рысь застыла, немного постояла в нелепой позе, похожей на охотничью стойку собаки, а потом, словно вспомнив что-то, вернулась к Итариль. Ярко-фиолетовые глаза пытались сказать о чем-то важном, но девочка не понимала ее, лишь догадывалась, что случилось нечто плохое. «Что, я не понимаю? Не знаю…» Рысь издала какой-то странный звук, похожий на рык и смех одновременно, и зачем-то повернулась к девочке боком. А через секунду в голове эльфийки пронеслось повелительное и беспрекословное: «Забирайся ко мне на спину». Итариль изумленно ахнула. Рысь разговаривает по осанвэ? Это какое-то волшебство? — Это… это… ты мне сказала? — прошептала девочка, прижав ладошки ко рту. Все происходящее казалось ей невероятным и невозможным сном или сказкой. Рысь нетерпеливо замахала хвостом. «Некогда разговаривать. Забирайся на спину и держись крепче», — раздраженно раздалось в ответ. «Хорошо, хорошо», — мысленно пропыхтела девочка, все еще удивленная, взобралась на грациозное животное верхом, как на лошадь, решив, что оставаться в лесу одной небезопасно, и крепко обняла за шею. Хуже уж точно не будет. «Будешь выдирать шерсть — сброшу», — предупредила рысь и, внимательно осмотревшись вокруг, нырнула в мглистую чащу.