Не влюбленные

- Тебе пора, - тихо говорит Пит. Я поднимаюсь с дивана, потирая глаза, и направляюсь к выходу. - Я приду. Сегодня ночью. Пит тяжело вздыхает и отводит взгляд. - Что такое? - негромко спрашиваю я напарника. - Нам лучше не общаться какое-то время, и ты это знаешь. Не надо привыкать ко мне. Вдруг Гейл будет против? Я задыхаюсь от этой грубой и устрашающе возможной правды, и теряюсь на несколько минут. Я опускаю голову и сжимаю ткань футболки. - Не смогу отпустить тебя. Гейл, он…. Он поймет. Я найду слова объяснить. Ты только верь мне, ладно? - я почти молю друга об этом, и выгляжу я донельзя жалкой, но потерять себя - не выход. Потеря Пита для меня сравнимо со смертью. - Гейл может и поймет, Китнисс. Но что, если моя девушка будет против? - Ни у кого из вас не будет отношений, - голос Хеймитча за спиной заставляет неприятно вздрогнуть, и мы оба переводим взгляд на ментора. - Ты не против, если мы поговорим у тебя на кухне? - обращается он к Питу, сразу проходя в другую комнату. - Что-то случилось? - спрашивает Пит, пропуская меня вслед за ментором. - Пока нет. Я усаживаюсь на подоконник и нетерпеливо ерзаю, в ожидании очередной промывки мозгов. - С чего вы вообще взяли, что у вас могут быть хоть какие-то отношения? - насмешливо спрашивает Хеймитч, и от его вопроса внутри меня что-то неприятно сжимается. - Игры закончились, - упрямо отвечаю я, зная, что они никогда не заканчиваются. - Ну, возможно, но вы-то живы. Или ты думаешь, что через пару лет Капитолий не захочет вашей свадьбы? А потом и дети, - его слова глухо ударяются внутри меня, и я понимаю, что это все правда. - Игры не закончатся. Не для вас. - Я догадывался. И не смотри на меня так, Китнисс, - я отвожу взгляд от напарника. - Я не буду мешать тебе и Гейлу. Вы можете быть вместе, когда мы будем женаты. - Если мы будем женаты, Пит, - судорожно возражаю я, пытаясь собрать себя в пучине грозного страха. Пытаюсь смахнуть слезы. - Именно, что «когда мы будем женаты». Не надейся на лучшее, не в этой жизни. - Я никогда не хотела детей. И замуж я тоже не хотела, - хрипло возражаю, лишь бы возразить. - А Гейл? - А Гейл… Он бы понял... Он бы понял, не будь всего этого вокруг нас. Я представляю своих детей, попадающих на Игры, и я точно знаю, что они не выберутся. Не после моей ошибки. Не после нашей ошибки. - Это ты виноват. Ты заставил поверить их в нашу любовь. Лучше бы я сдохла на арене, чем отправляла хоть кого-то на Игры. - Ого, как мы заговорили… Я не просил тебя подыгрывать мне, не просил спасать. Пряталась бы на дереве, жрала бы белок, и спокойно выиграла. - И до конца жизни винила бы себя в твоей смерти? Нет уж. - Ну, без моей игры у тебя бы ничего не вышло. Так что заткнись, Эвердин. Ты виновата в равной мере. Я молчу. Я чувствую, что стены вокруг меня трещат, словно хрупкий хрусталь, и голос мой стыдливо пропадает. - Отвечай, ну же, Китнисс, - издевательски поддакивает Хеймитч. – Ты реально такая дура, или прикидываешься? - Заткнись, Хеймитч. Зачем ты вообще говоришь нам об этом сейчас? - спрашиваю я. - Я понимаю: молодость в штанах, и все такое… Но не надо выставлять свою личную жизнь напоказ. Президент сказал убедить Дистрикты, а вы делаете все в точности до наоборот. Ты гуляешь по городу со своим «кузеном», а ты, - он показывает взглядом на Пита, - зажимаешь по углам разных милашек. Если хотите иметь личную жизнь - прячьтесь. Контролируйте себя, дисциплинируйте все вокруг. Ошибка может стоить жизни. И не только вашей, - Хеймитч многозначительно смотрит на меня. Я сглатываю и отгоняю все видения, связанные с его словами. - Сноу не прощает. Гнетущее молчание ползет по светлым стенам кухни, и я вздрагиваю от тяжести груза на мне. Горло сжимается в хрипе, и слезы выступают на глаза. У меня нет будущего. Я вынуждена всю жизнь защищать свою сестру. Я должна это помнить, чтобы не сделать еще хуже. Я должна. Внутри меня будто растет губка, собирающая все мои эмоции, чтобы выплеснуть их когда-нибудь позже, но не сейчас. Я задираю голову к потолку, пытаясь загнать слезы обратно, и прикусываю губу в безмолвном душащем крике. Никто не услышит. Никто не придет. Хеймитч медленно встает и замирает посреди комнаты, рядом с Питом. Он переводит свой взгляд с меня на него, и хлопает парня по плечу. - Вы привыкнете, - говорит он тихо, звуча безбожно громко, заставляя одну слезинку скатиться вниз по моему лицу. Хеймитч уходит, прикрывая за собой дверь. Я остаюсь сидеть на подоконнике, вглядываясь в цветастые узоры на стене кухни, разбирая в них лишь одно: кандалы и наручники. Я навсегда с ним связана и не имею право на свободу. Я не могу быть с Гейлом, и это больше всего ранит меня. У меня нет выбора ни в одном случае. - Уходи, - грубо приказывает Пит, - вон. Я с ненавистью смотрю на него и сжимаю кулаки. Спрыгиваю с подоконника и обхожу Пита с другой стороны - нас разделяет стол. Я выхожу из дома и вижу, как Гейл спускается с моего крыльца. Он замечает меня и ужасно злится. Я не хочу его видеть сейчас. - Не смей предъявлять мне претензии. Нас собрал там Хеймитч, и нет у тебя причин для глупой ревности, - я больно раню его, я знаю и делаю это специально. Он тоже виноват в том, что мне придется делать. Не будь его в моей жизни, не будь Прим, мамы, я бы спокойно отказалась от этой игры в семью и жила бы в свое удовольствие. - Что тебе нужно? - собираю остатки сил и грубости, чтобы он сам меня оттолкнул от себя. Я не смогу его бросить. Я ничего не смогу. Я целую Гейла. Он не отвечает, но сдается от моего напора, и я снова наполняюсь силой, понимая, что если он будет со мной - я все выдержу. Выдержу Пита. Не выдержу наших детей. Отстраняюсь от охотника. - Прости меня, прости. Забудь это все, я не в себе, - я снова прижимаюсь губами к нему и отстраняюсь, держа воротник его рубашки. Я снова целую и снова становлюсь сильной. - Прости. - Забудем? - напряженно спрашивает Гейл, и я отвечаю кивком. Он наклоняется ко мне, и я подставляю щеку для поцелуя, вспоминая правила игры. Не здесь. Я шепчу ему на ухо: - Нельзя. Лес, - горячее дыхание щекочет ухо друга, и его дыхание сбивается. Я наполняюсь этим мятежным огнем, в котором сгорают все здравые мысли. Я веду Гейла в лес, не держа за руку и отойдя от него на пару шагов. Мы минуем городскую часть города, и теперь я понимаю, как Сноу получает информацию о наших с Питом «изменах». Все люди вокруг, миротворцы. Возможно, камеры. Есть ли место, в котором я могу быть самой собой? Есть ли камеры у меня дома? В лесу мы останавливаемся лишь когда приходим на наше место. Я присаживаюсь на мокрую от вечерней росы траву и внимательно смотрю на свои колени. Гейл напряженно молчит, и я не вижу его. Все вокруг замерло. Я прикрываю глаза и позволяю себе расслабиться. Вокруг меня самое лучшее, что было в моей жизни. Гейл. Лес. Свобода. Именно это я чувствую, и теперь идея сбежать не кажется мне бредовой. Сумасшедшая ли я? Однозначно. Я вздрагиваю, когда Гейл касается моего плеча, и открываю глаза. Он присел рядом со мной и держит горсть клюквы в ладонях. Когда он успел ее собрать? Я с удовольствием принимаю ягодку. - Что это было? - вкрадчиво спрашивает Гейл, и замершая прежде птичка, сидевшая на кустарнике, улетает, хлопая мелкими крыльями. - Все из-за Игр, - тихо отвечаю я, понимая, что так просто не отделаюсь. - Я должна выйти замуж за Пита. - Стать игрушкой Капитолия? - я поднимаю глаза на него, смотря с осуждением. - Или ты хочешь этого? - Даже если не хочу - ничего не имеет значения для меня. Я теперь - открытая книга, вот только я не знаю, что будет дальше, а Сноу знает, - с горечью отвечаю я, смотря с болью на друга. - Ненавижу все это. - И меня? - заинтересованно спрашивает друг. - Меня ты тоже ненавидишь? Самое странное, что да, я ненавижу. Я ненавижу всех, за кого я должна плясать под дудку Капитолия. Я знаю, что эта ненависть - условная, и на самом деле я просто не хочу признавать свою вину. Я виновата. Я накинусь на Пита, на Гейла, но дайте мне время почувствовать, что не я во всем виновна. Дайте мне ложь, в тот момент, когда я разобралась в правде. - Нет, - просто отвечаю я, вглядываясь в глаза друга. - Я сама виновата в этом. Надо было сбежать в тот раз, когда ты предложил мне это. - Никогда не поздно, Китнисс. - Ты готов взять Пита с нами? И Хеймитча, - Гейл отвечает возмущенным взглядом. - Почему мы должны брать их с собой? - напряженно спрашивает он. Я не отвечаю. Не нахожу слов объяснить это ему. - А не должны? Что с ними будет, если я сбегу? - Тебя это не волнует, - отмахивается Гейл. - Нет. Нет, это ты хочешь, чтобы меня это не волновало. Но я не должна исполнять твои желания. Я знаю, ему больно. И я хотела бы, чтобы меня не волновали Пит и Хеймитч. Поэтому я целую Гейла, грубо сминая его губы, чтобы позже подарить ему нежность, которую он заслуживает. Которую я хочу ему дать. Я не могу так просто от всего отказаться. Даже если мы сбежим, долго мы не продержимся. Конец лета, половину осени - но что дальше? Лес безжалостен к слабакам. Я отстраняюсь вдохнуть немного воздуха и застываю. - Я люблю тебя, - шепчет Гейл. Вокруг все дребезжит, разрушается реальность, в которую я привыкла верить. Здесь нет места ни таким словам, ни чувствам. Не сейчас, когда все вокруг меня может вспыхнуть за одну секунду. Не сейчас, когда я больше всего нуждаюсь в этом. Люблю ли я Гейла? Стоит ли мне врать в таком случае? Он выше моей лжи, и меня, девушки-убийцы, и раз любовь я ему подарить не могу, я снова целую его. Его губы касаются моих, и я ощущаю, как внутри растекается сила, восстанавливающая мои стены. Больше не слышится мне жалкий треск стекла, и я знаю, что только это мне нужно. Гейл мне нужен. Пит мне нужен. Мне нужна моя семья. Мне нужно то, что поддержит меня, когда мне придется нести весь их мир. Не Гейл, не мама, не Прим - не они будут терпеть всю свою жизнь то, что теперь - моя судьба. Я жалкая и сильная, я справлюсь с этим. - Нам нельзя больше встречаться. Не сейчас, когда все на самом пике. Подожди меня, если хочешь. Я иду прочь из леса, забываясь в боли, которую причиняю всем вокруг. Луговина минуется легко, и вот я на Главной площади города, где вижу Мелларка, выходящего из пекарни. Он не видит меня, ну а я вспоминаю правила игры. Правила игры, где приз - жизнь. Мои Голодные игры вечны. И сейчас я тоже ненавижу Пита. Я обвиваю его шею руками, разворачивая тело Пита к себе, и впиваюсь в его губы. Ничего, кроме отвращения к самой себе я не испытываю, и даже жажды жизни нет, как раньше. Я просто прикасаюсь губами к нему. - Твое желание никогда не будет исполнено. Ты умрешь, потеряв себя, и никогда не станешь прежним. Как и я не стану. Вокруг камеры, Пит, так что, спасай свою жизнь. Или помоги это сделать мне, - я нежно улыбаюсь, источая гиблый яд, в котором ночью буду тонуть за боль, которую причиняю и Питу. Мы идем по Дистрикту-12, по нашему дому, наполненному врагами, словно нежно влюбленные, такие, какими все нас привыкли видеть. Я стараюсь ни на кого не смотреть, чтобы ничего не видеть - этой грязной лжи, частью которой я стала. На прощание я оставляю поцелуй на губах союзника-врага и скрываюсь в своем доме. Я бегу в свою комнату, чтобы дать губке, что забрала мои чувства, выплеснуть их наружу. Я плачу, сжимая в руках ткань плотного покрывала, сходя с ума вновь и вновь от понимания участи, что ждет меня. Выйти замуж за Пита - это меня не тревожит. Дети, что должны появиться у нас - вот мой главный страх. Из-за нашей ошибки я знаю, что за судьба им уготована - билет в один конец на Голодные Игры. И их смерть будет самой изощренной из возможных. Я плачу, оставаясь беззвучной, чтобы не тревожить маму и Прим - пусть хотя бы их сон останется спокойным. Хотя бы те десять лет, что я могу им дать, до личного ада в моей жизни. Я знаю свою судьбу и в ней не сомневаюсь, я знаю, что сойти с ума сейчас - лучшее, что могло бы быть. Я чувствую себя грязной, равной той лжи, что будет теперь моей частью. Я трогаю губы, оскверненные болью, враньем и поцелуями, что я дарю и Питу, и Гейлу. Я не чистая. Грязь теперь всегда со мной. И я вспоминаю все ужасные вещи, что сегодня сказала. Первое - я обвинила во всем Пита. Я встаю с постели как только эти воспоминания касаются моей памяти. Я снова бегу, сломя голову, к дому Пита. На улице глубокая ночь, и я вбегаю в его дом. Я поднимаюсь в его спальню, присаживаясь на полу возле кровати. Он спит. Его сон я тоже буду охранять. Как и жизни, что теперь на моих плечах. Он также сжимает ткань покрывала и выкрикивает мое имя. - Я здесь, - тихо шепчу я. Он вздрагивает и просыпается, а я не знаю: жалею ли я его прогнанный сон? Он ищет меня глазами, но не говорит ни слова. Мы молчим. - Ну что? Зачем пришла? - грубо спрашивает он. Я знаю, что обидела его. - Пит! - я обхватываю его шею и плачу, потому что только он может видеть мои слезы. Он гладит мои волосы, и я знаю, что мне нужно делать. - Прости меня. Я такая дура! - Я знаю, - шепчет он в мои волосы. - Я знаю. Я отстраняюсь от друга, вытирая мокрые щеки, и забираюсь к нему на кровать. - Помоги мне выдержать это. Нам надо придумать хоть что-то. Я не хочу смертей, - словно в бреду высказываю все свои страхи. - Мы можем сделать публичную ссору. Легкую, но это их заинтересует. Нам надо давать легкие частые подачки, и тогда года два мы протянем. Но что дальше… - Мы справимся. - Мы справимся.