Не влюбленные

Грустные, серые капли дождя забрызгивают совсем недавно вычищенное стекло, погружая Капитолий в унылые осенние будни. Я черчу на запотевшем стекле семнадцать полосок, каждая из которых – проведенный в столице день. Я так же черчу семь полосок, горько усмехаясь, ведь это – те ночи, что мне удалось провести в относительном спокойствии. Я не думала, что кошмары, не дававшие мне житья с самих Игр, здесь будут только ярче. Это, наверное, ещё один побочный эффект Капитолия. Пит подходит ко мне сзади и обнимает меня за талию, крепко прижимая к себе. Мы устали. Я замечаю, что начинаю вести себя более хозяйственно. Здесь нет безгласых, и с одной стороны это хорошо. Я не чувствую себя виноватой, они не снятся мне по ночам. Но с другой… Я – охотник. Я подстроена под другое, хотя домашние хлопоты мне совсем не в тягость. – Я приготовлю ужин? – Пит кивает мне в волосы. – Что ты хочешь? – Я буду тушёного барашка с черносливом, – пихаю его локтем, и Пит усмехается. – Пошли вместе что-нибудь сделаем. – Ладно, – улыбаюсь я. Я перевожу взгляд на серое стекло и вижу наше с Питом отражение. Мои маленькие ладошки накрыли его руки на моей талии, мы наполнены спокойствием и уверенностью друг в друге, и от этого образа я вся смущаюсь. Пит отпускает меня и идёт на кухню, а я задумываюсь: как мы выглядим для тех, кто нас не знает? Мы именно так и выглядим – несчастные влюблённые. Видимо, мы очень вжились в образ. Поможет нам это? Да, вдруг они заявятся совсем неожиданно? Я улыбаюсь этой мысли. Следую за другом на кухню и, разбегаясь, запрыгиваю на Пита со спины. Он от неожиданности приглушёно вскрикивает, а я обвиваю его тело ногами. – Сделай ты так кому-нибудь на Играх, у несчастного случился бы инфаркт, – слегка напугано, но больше шокировано произносит Пит, и я усмехаюсь. – Да ладно тебе! Всё равно делать нечего, – оправдываюсь я, пока парень несёт меня на кухню. – Ну, что будем готовить? – с каким-то приятным настроем говорит Пит. – У меня совсем нет идей… Может, закажем? – предлагаю я. – И зачем я только тебя нёс? – бубнит себе под нос Пит, пока идёт к телефону. Через пятнадцать минут мы уже сидим за столом, попивая красное вино и пробуя жареное мясо. От запаха еды рот набивается слюной, и я стараюсь поскорее разрезать свой кусок на мелкие кусочки, чтобы перед отправлением в рот, обмакнуть их в сливочный соус с мелкими жёлтыми горошинами. – Теперь понимаю, – усмехается Пит, чем вызывает мое недоумение. – Что именно? – спрашиваю я, не отрываясь от еды. – Почему тебя Гейл называет «Кискисс», – усмехается Пит. – Закрыли эту тему, – я запиваю комок в горле вином. Наш ужин настигает мучительно-вязкая тишина, ползущая в горло, мешающая дышать. Я раздражённо кидаю вилку на тарелку, вставая со стула. – Тебе обязательно было это начинать? – сухо произношу я. Пит поднимает на меня взгляд. – Прости, – он так же поднимается и уходит на балкон. – Мог бы хотя бы тарелку убрать! – кричу я вдогонку, убирая со стола. Со злости я выпиваю все оставшееся вино в наших бокалах, понимая, что такая жизнь – не выход. Мне придётся научиться нормально реагировать на вещи, которые более не доступны. И не то что бы я люблю Гейла, нет, но я понимаю, что наше общение могло бы продолжаться, не будь рядом со мной Пита. И впервые я трезво (когда пьяна, ага) смотрю на ситуацию. Ничего бы у меня не вышло. Даже если бы я вернулась, что по сути невозможно без Пита, Гейл бы не продолжил наши отношения в том русле, что они были до Игр. Так же я осознаю, что вернись я с Голодных Игр без Пита Мелларка, я бы перестала общаться с Гейлом именно из-за его вовсе не дружеского отношения ко мне. То, что я испытывала к нему по возвращению – не более, чем моё упрямство. Я не люблю Гейла. Я выиграла лишь для того, чтобы вернуться к своей сестре. Теперь мне осталось только защищать её жизнь из-за своей ошибки. И я рада, безумно рада, что сейчас рядом со мной Пит. Я печально рассматриваю напарника через стекло. Его руки то и дело ерошат волосы, тонкая ткань рубашки колышется на ветру. Я беру тёплый плед и выхожу к другу, накидывая его ему на плечи. Пит вздрагивает и оборачивается, рукой придерживая мягкую ткань. – Прости, – шепчу я и шагаю навстречу другу, целуя холодную кожу щеки. – Ты совсем не тот, на кого я имею право срываться. Я рада, что ты со мной. Пит молчит. Его лицо выражает бесчувственную маску. – Пожалуй, тебе стоит напоминать себе это почаще. - Ты прав. Пит смотрит на мои ладони, на то, как я то и дело выворачиваю себе пальцы, и шепчет: – Иди сюда, – он раскрывает объятия, и я льну к нему. – Здесь холодно, зачем ты вышла? – Потому и вышла. Ты бы замерз и заболел, а я бы потом не смогла отойти от твоей постели. Пит подхватывает меня на руки и несёт в нашу спальню, закутывая в другое одеяло. – Ты должна больше думать о себе. – Не стоит. Тогда я окончательно превращусь в эгоистку. Он усмехается и укладывается рядом. Ночь полностью укутала спальню, принося призраков прошлого. Руки Пита смыкаются на мне крепче, и я безгранично благодарна за его тепло. *** Постепенно в комнату проникают лучи солнца, отгоняя мрак ночи от нашего сна. Правда, спит только Пит. Сегодня лишь его посетили кошмары. Я же постаралась дать парню как можно больше времени для сна, поэтому гасила все его ужасы на корню. Мелларк лежит совсем рядом со мной, прижимает меня к себе. Моя ночная рубашка промокла от пота, и я изредка дую в те места, где наши тела с Питом касаются друг друга. Я покрываюсь мурашками. Смотрю на его тени под глазами, провожу пальцем по линии скулы… Только под утро он смог заснуть. Я почувствовала необъяснимое облегчение, когда поняла, что его душевное спокойствие в порядке. Сейчас я чувствую нечто, сравнимое с нежностью. Наверное, это и есть семья. Именно семья. Бывает, что семья – это все, кто тебе дорог, а не кровные узы. Я спокойна, когда знаю, что Хеймитчу ничего не грозит. В Капитолии ему хуже, чем в дистрикте. Я чувствую, что один груз с моих плеч скатился, не так сильно душа меня. Я чувствую практически счастье, когда знаю, что Прим будет счастлива всю оставшуюся жизнь. Я рада, что смогла сделать её жизнь долгой. Я рада, что больше не имею отношения к Гейлу. Есть люди, которых надо отпустить. Наше счастье с ним никогда не построить, но я рада, что не дала ему много надежды. Ему будет проще смириться. Так же и Пит. Он нужен мне. Мой напарник, союзник, друг, приятель… Мой позвоночник в игре жизни. Я целую его в щёку и укладываюсь ему на грудь. Его дыхание тихое, медленное, спокойное. Оно живое. Его грудная клетка мерно вздымается, и я кладу руку на его живот. Упругая кожа скользит под пальцами, и я улыбаюсь. Надо бы помнить, что он далеко уже не мальчик. Осторожно, стараясь не побеспокоить друга, встаю с кровати, накрывая Пита одеялом, и спешу в ванную, чтобы переодеться. Снимаю потную рубашку и надеваю шёлковую блузу с лосинами. Слышу, как стучат в дверь номера и спешу открыть. На пороге стоят три миротворца, и я оступаюсь назад от моментального страха, что охватил моё тело. За их спинами стоит президент Сноу. – Мисс Эвердин, доброе утро, – вежливый тон президента выводит меня из ступора, его сменяет отвращение: я чувствую душащий запах модифицированных роз и крови. Пьёт он её что ли? – Разрешите пройти? – Конечно, господин президент, – слышу голос Пита за спиной, и его руки ложатся мне на талию, притягивая к себе. – Проходите, – он вежлив, и я рада, что хоть кто-то из нас в состоянии говорить. – Предложи кофе, – горячий шепот на ухо. – Господин президент, – я нагоняю старика, натягивая улыбку, – не хотите кофе? Чай? – Не откажусь от чая, мисс Эвердин, – Сноу змеино улыбается, присаживаясь за большой стол. – Вам идёт хозяйственность, дорогая Китнисс. – Благодарю, – стараюсь скрыть раздражение, но всё равно выходит резковато. – Простите, что не могу угостить Вас завтраком, мы с Питом только проснулись, – напарник становится рядом, накладывая печенье на стеклянное блюдо. Его печенье. С красивой, солнечной ромашкой, чьи лепестки изредка отрываются от цветка. Я киваю Питу в знак признательности, и пытаюсь не разлить кипяток на поднос. – Могу предложить Вам печенье. – Спасибо, – он терпеливо ждёт и улыбается. Ставлю поднос перед Сноу и усаживаюсь в противоположный конец стола. Подальше от него, но прямо под змеиным взглядом, который заставляет покрыться гусиной кожей. Если он будет хоть чем-то недоволен, я могу лишиться сестры. Значит, я этого не допущу. Пит присаживается рядом и берёт мою ладонь в свою, и я вздрагиваю, хоть и благодарна. Не отвожу взгляда от Сноу, стараясь не выглядеть враждебно. Он подносит чашку к пухлым губам и делает глоток. «Подавись, – проговариваю в уме, ведь это единственное, что я могу сделать против, – подавись». Он откладывает чай, стуча чашкой по поверхности подноса, и улыбается. Ненавижу. – Полагаю, нам будет гораздо проще, если мы договоримся не лгать друг другу, – говорит президент. – Что скажете? – Безусловно, господин президент, – елейно отвечает Пит. Я чувствую, что несмотря на то, что беседа продвигается медленно, топя меня в своей безысходной тягучести, каждое слово, жест, взгляд, улыбка – всё будет решать нашу дальнейшую судьбу. Слова проговариваются чётко и внятно, и хотя тона голосов вежливы, почти каждый раз я слышу приговор к моей смерти. – Я всегда знал, что из вас двоих, Вы, Пит, самый умный. Мисс Эвердин слишком эмоциональна, – молвит он разочарованно, и я напрягаюсь. – Даже на Играх не могла спокойно умереть. Не Вы виноваты в том, что живы сейчас, мисс Эвердин. Полагаю, Вы представляете, что стало с Сенекой Крейном, бывшим распорядителем Игр? Прекрасно представляете, ведь Вы далеко не глупы. Жаль его. – Едва ли, – вырывается у меня, и Сноу улыбается. Я сжимаю, кажется, до хруста руку Пита в попытке сдержать свою дерзость, и снова мило улыбаюсь, как только моих мыслей касается сестра. Прим. Мой светлый ангел, всё для тебя. – Будь у Сенеки Крейна хоть капля мозгов, он бы раздавил вас на месте, словно букашек. К несчастью, наш главный распорядитель оказался сентиментальным глупцом. Да, мне жаль, мисс Эвердин, он подавал большие надежды на ум. – Вы же не за этим приехали? – не выдерживает Пит, и я понимаю, что его дерзость в сто крат мягче моей. – Вы правы, мистер Мелларк, – он неохотно переводит свой взгляд на Пита и смотрит на него, давая мне сил передохнуть. – Я столкнулся с проблемой. Вы стали так популярны в Капитолии, что его жители не хотят вас двоих отпускать. Они очень настойчиво просят меня устроить с вами встречу. Приватную, – и это слово повисает в воздухе, цепляясь за все струны моего страха. Я понимаю, как не понять? Он хочет, чтобы я спала с этими жирными потными ублюдками. Огромных трудов мне стоит не разодрать его дряблое лицо. – Они заинтересованы как в Вас, мисс Эвердин, так и в Вас, Пит. Так как мы договорились быть честными, я думаю, мне не стоит упоминать, что будет в случае вашего нарушения. Я предоставлю вам договор, который вы должны, – именно, что должны, – в голове мелькают сотни жирных пальцев, что тянутся к моему обнажённому телу, и к горлу подкатывает тошнота. Пит целует мою ладонь, что переплетена с его, и незаметно шепчет имя моей сестры, – подписать. И я уже знаю, что подпишу всё. Миротворец протягивает нам бумаги, и я мельком проглядываю их содержание. Я знаю, что в нём. Мне попадаются слова «страстной, милой, вежливой, услужливой», и в голову ударяет осознание. Осознание всего. От меня не дождаться слёз. Я ставлю свою подпись и сама приношу свой договор президенту, сдерживаясь, чтобы не броситься душить его шею. – Копии ваших договоров будут ждать вас в Дистрикте-12. Поспешите на поезд, пока ещё утро. Соберите необходимое и возвращайтесь сюда. Квартиру я вам предоставлю, – Сноу встаёт и уходит, пока я пытаюсь всё в себе уничтожить. Я не отдам капитолийцам ни частички себя настоящей, они получат лишь ложь. Это даже забавно. Я смеюсь. Улыбаюсь, словно сумасшедшая, вскакиваю, скидываю поднос с недопитым чаем и падаю. Моя жизнь пала в тартарары, и я бы так хотела там оказаться, чтобы не чувствовать того, что мне предстоит. Я смотрю на порезанный палец, на выступающую кровь, и закусываю губу. Нет сил терпеть. Слёзы появляются мгновенно. – Ты ведь тоже… Ты как я, – шепчу я Питу и подрываюсь к нему. Я буквально подбегаю к парню и обнимаю его, моля о прощении. Я виновата. Я осталась в живых, чтобы терпеть адские муки, но Пит этого не заслуживает. – Ты не виновата, сколько раз мне это повторять! – он откидывает меня в сторону, и я оступаюсь, падая на пол. Я замираю. Сноу снова сделал это. Разрушил мои стены. Теперь стекло не просто трескается, а каждый осколок виртуозно летает в воздухе, раня, царапая и застревая во мне. Я смотрю на все со стороны, и так хочется в этой стороне остаться… Я ничего не должна чувствовать. Пора смириться, что я себе не принадлежу. Странно, что эгоизм не до конца меня похитил. Я смотрю на Пита, который едва сдерживает свой гнев, и мой тоже где-то нарастает. Всё растёт, все чувства. Я – словно сама боль. – Только не надо мне говорить, что ты сейчас спокойна! – Пит смотрит недоумённо, и мне на секунду жаль его больше себя. На секунду. – О, ты просто не представляешь, насколько я спокойна, – встаю с пола и поправляю блузу. – Собирайся, нам пора на вокзал. – Это всё, что ты хочешь сказать? – он едва сдерживает гнев. – Тебе наверняка понравится быть их шлюхой, – он моментально меняется в лице, и я замираю. Что со мной? Неужели, и вправду сломали? – Прости. Умоляю, прости. – Забудь, – хриплю я. – Не хочу выглядеть как-то неправильно. Всё будет позже. Мы молча собираем одежду. Перед глазами пелена. Пелена слёз, боли и белого полотна. Все движения механические и, кажется, что я действительно ничего не чувствую. И ничего вокруг не вижу. Всё началось ночью. Всё время Пит не выпускает меня из своих объятий. Даже на перроне он был необычно нежным. Вина? А за что? Я не знаю… За резкие слова? Он мог бы. Но я знаю, что его слова пробудили во мне отголоски настоящей Китнисс, с которой я так давно хотела встретиться… Как дела, Китнисс Эвердин? На связи Огненная девушка… Что мне делать? Никто не отвечает. Я похоронила её, чтобы не причинять боли. Я заберу всё на себя, но никто не сделает с ней того, что сделают со мной. Это единственная привилегия, что мне осталась. – Мы можем пожениться, как думаешь? – сухо спрашиваю я темноту. – И зачем тогда мы делали всё для того, чтобы этого не случилось? – отвечает темнота голосом Пита. Его глаза сверкают в темноте, но лица мне не видно. – Я не знаю… Мы хотели спасти и спастись. Скажи, что у нас получилось, – прошу я тёмную массу. – У нас получилось, – крепкие руки обнимают меня сильнее, и я перебираю светлые пряди. – Как бы я хотел уберечь тебя от этого. И тебя, и себя. Маленькая… – Как бы я хотела, чтобы у тебя получилось, – произношу я. – Мне жаль, что я втянула во всё это тебя. – Китнисс, ты вытянула меня с Арены, и я тебе до конца жизни буду благодарен. А в способах спасения мы не виноваты. Капитолий. Всегда он. И эта мятежная волна, что заставляет меня чувствовать, заставляет плакать, гореть всё мое тело, и я чувствую безумную солидарность к Питу, безумную. Ничего удивительного, что я целую его губы. Они сухие и горячие, словно мои, и я прижимаюсь к нему сильнее. Он нависает надо мной, а я чувствую жар и силу, что поднимается внутри моего живота. Силу выдержать все испытания, если рядом будет Пит. – Ты такой приятный, – отстраняюсь от его губ. Я не чувствую ни сожаления, ни неловкости, но необъяснимую правоту в своих действиях. Самое главное, что я не пьяна, и никогда об этом не пожалею. – Женись на мне. Прямо сразу, как приедем, я хочу, чтобы ты отвёл меня в Дом правосудия. Давай обломаем капитолийцам их забаву. Я не хочу быть пешкой в их играх. Не в этом случае. – Выходи за меня, Китнисс Эвердин. Я постараюсь уберечь тебя от всего, что сделает тебе больно. Или я найду причину, по которой ты будешь чувствовать боль. Ведь она важнее для тебя. – Вместе, Пит. – Всегда. Мы поддаёмся вперёд, и я обнимаю мужа сильнее. Я хочу быть его женой, если так, то он всегда будет рядом. Если так, то я буду меньше сходить с ума. Я знаю, что только он может дать мне всё это. – Я постараюсь нести весь твой мир, – горячий шёпот на ухо и поцелуй в шею. Я покрываюсь мурашками и нежностью, вперемешку с силами, что он мне даёт. – Хлеб. Наш хлеб. Я хочу, Пит, – и может я его не люблю, но ни с кем я больше сделать этого не смогу. Потому что не хочу. Он задумывается. Хмурит брови, тяжело дышит… Он думает о ней. И мне в одну секунду становится… обидно. Такая гнилая, разъедающая обида. – Я тоже хочу, – он смотрит мне в глаза, и я пытаюсь найти там сожаление или безысходность, но чувствую только уверенность и мягкость ко мне. – Может, мы и любим друг друга, – мы улыбаемся. – Может, это именно любовь и есть. Но я знаю, что это не она. *** Нас никто не встречает. Мы приехали поздним вечером и сразу побежали в Дом правосудия. Поставили подпись и вышли из здания. Это было легко. Китнисс Мелларк. Ты не Китнисс Эвердин, и это еще один способ защиты. У Пита такого нет, так что я – его защита. Я хочу быть достойной. Как только мы подошли к дому Хеймитча, ментор сразу открыл нам дверь и угрюмым взглядом предложил войти. В его руках дорогой конверт, и я понимаю, что он всё знает. Хеймитч направляется в кухню, и мы следуем за ним. Он ставит чайник на плиту, в доме чуть чище обычного. Он следит за огнём, довольно долго демонстрируя нам свою спину. Угрюмое молчание, кажется, вечный наш с Питом спутник. За два дня, что мы провели в дороге, мы убрали боль и подарили смирение. Я справлюсь. Ради Прим. Пита. И впервые, ради себя. – Мне жаль, – хрипло молвит ментор. – Китнисс… – Да? – довольно бодро. Пусть знает, что я справлюсь. Я должна. – Китнисс, все в Капитолии думают, что ты… – он проговаривает быстро, но здесь запинается. Я заинтересована. Смущён он, что ли? – что ты девушка. – Ой, блин, да ладно, а я-то думала! – язвительно восклицаю я. И задумываюсь. Ментор смущается не просто так. – Хеймитч! – Не, если у тебя с этим всё в порядке, то, конечно, этот разговор ни о чём, – он опять быстро произносит слова. – Это не их дело, – шиплю я. – И не ваше! – Всё, я всё понял. Это не проблема, и хорошо. Он думает, что я?.. У меня открывается рот, и тут же закрывается. Я смущаюсь и выбегаю из дома ментора. Останавливаюсь на крыльце и глубоко вздыхаю. Проблема, ничего не скажешь. Я хмурюсь и смотрю во мрак дистрикта. Здесь даже пахнет по-другому… Гарью, но такой родной. Я знаю, что здесь Прим, и как только это доходит до меня сквозь толщу спрятанного страха, я срываюсь с места и бегу в дом. Расстояние кажется таким огромным и маленьким, и как только я переступаю порог, то сразу прижимаю сестру к себе. Ничего не говоря, я просто обнимаю её, и не слышу её радостного возгласа. Она совсем рядом, живая, здоровая, и я всё сделаю, лишь бы она навсегда такой осталась. Путаюсь пальцами в её белокурых волосах и не сдерживаю слёз от встречи с ангелом. Как я скучала… Ночи, с кошмарами о ней всегда самые мучительные для меня, и я не замечаю, как нас обнимает ещё и мама. Мои родные, хорошие… Я обнимаю и целую обеих, ведь я так их люблю. Когда мы ужинаем, к нам присоединяется Пит, и спокойствие, что ещё может быть со мной, наполняет моё сердце до краев. Всё сделаю, лишь бы с людьми в этой комнате ничего не случилось. Пит как-то по-особому смотрит на меня. Я задаю вопрос взглядом, но он хмурится. Я вспоминаю сегодняшнее событие и говорю: – Мы сегодня поженились. Пит замер. Мама тоже. Одна сестра радостно вскрикнула и бросилась мне на шею. – Поздравляю! Я так рада! Вы такие молодцы! – она почти визжит, и я счастливо улыбаюсь. Сестра выворачивается в моих руках и смотрит на Пита. – Я надеюсь, что ты не будешь сильно отнимать её у меня, – она абсолютно серьёзно смотрит на моего мужа, и я даже пугаюсь. – Ты теперь переедешь к Питу? – спрашивает Прим. – Мы очень много времени вынуждены провести в Капитолии. Но я буду иногда ночевать с вами, – я целую сестру, и она улыбается. Как я люблю её улыбку. – Я рада за вас, – говорит мама. Она выглядит расстроенной и счастливой. – Спасибо, - произносим мы с Питом одновременно, и вскоре ужин заканчивается. На улице уже стемнело. Деревня погрузилась в очаровательный синий шёлк ночи, и еще тёплый осенний воздух ласкает кожу. Я стараюсь напиться этой мнимой свободой, вдыхая воздух глубже, до боли в легких. – Так ты с Гейлом?.. – задаёт вопрос Пит, и я не понимаю, о чём он. – Вы спали? – Что? – глаза округлились до невозможности. – Нет! Мы молчим. Разговор не закончен, и я понимаю, что только за мной право его продолжить. – Я ни с кем… – Правда? – спрашивает он. – Да, – я уже не смущаюсь. – Тогда пошли, – он подаёт мне руку, и я иду за ним. Доверяю ему. Я доверю ему всю себя. Я растапливаю камин, пока Пит замешивает тесто. Ещё немного сижу у огня, наблюдая за его естественным сиянием, и слышу, как муж меня зовёт. Мы вместе лепим нашу буханку и идём к костру. В этом вся магия. Я в обычной одежде, свободной рубашке и брюках, Пит в обычной футболке. Но никакая одежда не заменит сияния глаз. Теплоты в душе. Нежности и мягкости. С ним я могу быть податливой, и именно поэтому я доверяю ему себя: я готова последовать за любым его решением, и мне не надо задумываться, правильно это или нет. Ни с кем такого не было. Хлеб поджаривается, и мы разламываем его на кусочки. Мне больше ничего не надо. И я дарю ему поцелуй. – Пит, – шепчу я. Он совсем рядом. – Я хочу, чтобы ты стал моим первым мужчиной. Я не отдам Капитолию ещё и это.