Не влюбленные

Холодный промозглый ветер ударяется о стекла поезда, что мчится к Скалистым горам, окружающие столицу Панема. Я глубоко вдыхаю, прикрывая глаза, устав от страха и ожидания неизбежного, и резко хочется упасть. Упасть в бездну спокойствия, где никто меня не найдет. Хочу, чтобы в этой бездне была моя семья: и новая, и старая… Дыхание перехватывает от этих мыслей, и я сжимаю ладонь в кулак, будто бросая вызов самой себе — разве я смею не справиться? Хочу поверить, что я на пути к той бездне, а Капитолий и то, что ждет нас с Питом там — очередное испытание на пути к счастью. Взгляд становится жестче, и плечи выпрямляются — я набираюсь силы на пути к цели. Пусть этот сладкий мираж даст мне сил хотя бы на один день — я устала быть слабой. Устала быть слабее, чем есть на самом деле. Сегодня последняя ночь перед Капитолием. Этот город неумолимо приближается, снова разрывая старые раны, которые не успевают затянуться от времени. — Долго будешь здесь стоять? Вздрагиваю от родного голоса. Видимо, я стала слишком рассеянной, а, может, я слишком привыкла к нему, и громкая поступь кажется слишком родной мне — я не боюсь его. А, может быть, я просто кажусь себе слишком несчастной, что не замечаю счастья возле себя. Пит подходит ко мне сзади, накрывая ладонью мое плечо. Чувствую его теплое дыхание, такое медленное, успокаивающее, глубокое… Я и сама делаю глубокий вдох, стараясь подстроиться под мужа, и закрываю глаза, прижимаясь ближе к Питу. Так и стоим: два человека, что склеивают и склеивают друг друга. Появляются новые трещины, иногда они — продолжение старых, но Пит все ещё рядом. И, может, поэтому это так правильно. Окно покрывается мелкими каплями, моя ладонь накрывает холодное стекло: хочется потрогать леденящие струи. Сверху мою ладонь накрывает ладонь Пита, и я чувствую спокойствие. Недолгое, мимолетное, но, кажется, я нашла нечто постоянное, что не изменится. Или изменится ровно насколько и я. — Извини за то, что я такая. Извини за то, что не смогу быть только твоей, — задерживаю дыхание, останавливая поток эмоций, что подступили к горлу. — Извини за то, что я себе не принадлежу. — Говоришь моими фразами? — я улыбаюсь сквозь безмолвные слезы и киваю. Он целует мою макушку, прижимая ближе к себе. — Я стараюсь не думать об этом в таком контексте. Я думаю лишь о цели, которой мы достигаем этими действиями. Ведь на кону не только наши семьи — весь Дистрикт может пострадать. — Что? — удивленно восклицаю я. — Кристина рассказывала мне… — нехотя начинает Пит, а я непроизвольно холодею, — в Дистрикте-12 полностью изменился состав миротворцев. Изменился в ту ночь, когда мы приехали. — Я не знала… — Кажется, нас опять не спросили. Я оборачиваюсь к нему, смотря в ласковые голубые глаза, которые не прячут свои отчаяние и страх. Он боится, и этот страх находит отражение и в моих глазах. Я обнимаю мужа, стараясь стиснуть его как можно сильнее. Крупные слезы впитываются в его рубашку, и, кажется, одна капля соскользнула и с его щеки. Мы бессильны перед будущим, перед страхом, перед жизнью, что безжалостно несет нас по течению. Пит берет мою ладонь в свою, обхватывая талию, и начинает шагать. Шаг назад, в сторону, на меня… Я не сразу понимаю, что он танцует. Я улыбаюсь сквозь катящиеся со щек слезы, а потом начинаю смеяться, звонко, громко. Пит легко напевает какую-то мелодию, совершенно не попадая в ноты. Я смеюсь и плачу, а он впился в меня стальной хваткой, прижимая мое безвольное тело ближе к себе. Надо успокоиться. Я смотрю на мужа, разглядывая все мелкие морщинки, белесый пушок, легкую щетину, длинные пушистые ресницы… Я разглядываю его крепкие широкие плечи, его пальцы, сжимающие мою руку. У меня кружится голова, и я не сразу замечаю, что мы стоим посреди комнаты. Пит ловит мой взгляд и ведет меня на тахту, усаживая рядом с собой. Я переворачиваюсь и укладываю свою голову на колени мужа, перехватывая одну его ладонь, переплетая наши пальцы. Пит поглаживает меня по волосам, массируя кожу головы. Ночь пролетает слишком быстро, мы даже не успели заснуть… *** Как только мы сходим с поезда, четверо миротворцев окружают нас. Я стараюсь незаметно идти ближе к Питу, не выпуская его руку, но нас ведут всего лишь к машине, которая отвезет неизвестно куда. На белой коже сиденья сидит капитолийка. Короткие золотые волосы спадают легкими волнами ей на лицо, тело спрятано под корсетом, открывая всю грудь… девушки. Она выглядит молодо, но здесь могут всё что угодно сделать. Она суживает глаза и холодно смотрит на меня, но после уже приветливо улыбается. — Доброе утро! Я — Адриана. Буду сопровождать вас на неофициальных выходах и помогу решить все ваши проблемы, — она мило улыбается, осматривает нас ещё раз, а после отворачивается к окну, не находя в нас отклика. — Куда нас везут? — спокойно спрашивает Пит, бросая обеспокоенный взгляд на меня. Я нахожу его руку и переплетаю наши пальцы. — В Центр подготовки, — она замолкает, но после продолжает. — Не в тот, в котором вас готовили к Играм, но цель Центра та же. — Нас будут тренировать? Каким образом? — недоверчиво спрашивает муж, а я ужасаюсь направлению его мыслей. — Это расскажу вам не я, — девушка слегка усмехается, но после вновь надевает маску безразличия. Нас будут тренировать спать с капитолийцами? По телу бегут мурашки от таких мыслей. Нас будут учить сексу? Ногтями впиваюсь в руку Пита, едва сдерживая слезы и перебарывая отвращение к самой себе. Сердце, как маленькая птичка в клетке, бьётся о ребра с неимоверной силой, этот стук затмевает все звуки вокруг и всё происходящее, и я выпадаю на время из ужасающей реальности. Комок отвращения и страха перед чужими прикосновениями подбирается к горлу, грозя вырваться из организма рвотой, но я запрокидываю голову назад, вдыхая отвратный воздух в ослабевшее тело. Голос Пита будто пробивается сквозь толщу льда в моем озере в лесу, и я не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я обратила на него внимание. — Китнисс, — он трясет меня за плечо, уже стоя на улице. Я не заметила того, как мы приехали. — Выходи. Его голос, такой родной и нужный, единственный, который я хочу сейчас слышать, зовёт меня, и пусть на самом деле он не хочет меня пускать туда, я подчиняюсь его зову. Голубые глаза смотрят так горько, так одиноко и так больно, что я вздрагиваю всем телом, отпуская его руку из своего захвата. Сама не замечаю, как начинаю разминать ладонь, не переставая вглядываться в его горькие глаза. Пит не сдерживается и притягивает меня к себе, скользя крепкими руками по моему слабому телу. Его прикосновения, как огонь, обжигают мою, кажется, ледяную кожу, разрушая остатки моего самообладания. Дрожащими пальцами прикасаюсь к его скулам, очерчивая любимые черты. Вглядываясь в ставшие родными глаза, я стараюсь передать все чувства, всю трепетность, что есть во мне… Как бы я хотела остановить время и быть с ним таким: пока что только моим. Чувствую, как мое тело разрывается напополам и подгибаются колени. Мне так плохо, так страшно и холодно. Пит ловит меня, удерживая в своих объятиях, и я закрываю глаза, всего на пару секунд, запечатывая в себе этот момент на вечность. — Идём, — слегка жалостливо произносит Адриана, пряча глаза за солнечными очками. Пит дергается, но отпускает меня после сладкого поцелуя. Его рука обвивает мою талию и тянет за собой, медленно приближаясь ко входу в неизвестную пекарню. Здесь пахнет сладкой корицей и цитрусами, я вдыхаю ненатуральный запах пряностей, стараясь привести себя в чувство. — Что, на чужие булки позарилась? — с раздражением спрашивает Пит, переводя недовольный взгляд на меня. — Что ты, Пит. Твои булки мои самые любимые! — мои щеки краснеют. Девушка ведет нас к складскому помещению, толкая от себя тяжелую на вид дверь. Мы следуем за ней; меня всё ещё трясет, но, кажется, я могу вдыхать воздух без преодолевания комка в горле. Адриана указывает на дверцу в полу, жестом прося помощь Пита. Он открывает дверцу в подвал, впуская тяжелый воздух в помещение. — Спускайтесь. — Ты первая, — ставит условие Пит, суживая глаза. Его рука на моей талии сжимается крепче. Адриана с грацией кошки начинает спускаться по тонким ступеням, её шаги отдаются эхом в моей голове. Я не замечаю как начинаю спускаться сама, но понимаю — теперь в моей голове поселилось время. Каждая секунда, каждая минута, каждая крошка невидимых песчаных часов, что поселились в моей голове отдаётся эхом. Бывает, что секунда растягивается на час, бывает, что все происходит слишком быстро, но наш путь по подземному Капитолию проходит для меня как вечность. Голова пульсирует от, наконец, осознания всего того, что ждет меня в будущем. Меня мутит… Грязно-желтоватый кирпич стен и мостовой проносится словно сплошное полотно, но я испуганно замираю, когда мимо проносится грузовая машина, извергающая выхлопные газы. Сопровождающая брезгливо морщится и недовольно смотрит на меня, а я иду вперед только благодаря руке Пита, что тянет меня за собой. Какая я идиотка… Как всегда, я погрязла в сожалении о себе, бедной, забыв о единственном человеке, который пройдет через всё это со мной. Из-за меня. В голову будто разом вколачиваются сотни огненных стрел, кровь приливает к щекам, и я хватаю руку Пита, стараясь хоть как-то поддержать его. Мой муж лишь грустно приподнимает уголки губ, сжимая мою руку в ответ, поглаживая то место, где могло бы быть моё обручальное кольцо. Я закусываю губу, стараясь сдержать порыв ревности к Питу. То, что могло бы принадлежать мне, таковым для меня не станет. Выдержим ли мы это испытание? Выдержу ли я? А он? Пит примет это? Назойливые вопросы сбиваются в висках, голова начинает нещадно болеть, кровь сгустилась, не давая выхода. Адриана останавливается в ничем неприметном месте, но,  пробежав взглядом по кирпичной стене, я замечаю скрытую дверь. Девушка вдавливает кирпич в камень, и часть стены въезжает внутрь, открывая нам темный коридор с мелкими голубыми огоньками в полу. — Вам туда, — тихо произносит девушка, отходя за наши спины. К нам приближается машина, останавливающаяся возле девушки. — Просто идите за светом. — Она садится на заднее сидение автомобиля и прежде чем закрыть дверь, звонко желает: — Удачи. Машина покидает наше общество слишком быстро и стремительно. Я собираюсь изо всех сил, чтобы сделать шаг вперед, и уже поднимаю ногу для разрушающего всё моё существо шага, но Пит хватает мою руку и разворачивает к себе, впечатывая в своё тело. Я больше не могу это сдержать. Пара горьких слёз скатываются по моим щекам, исчезая в рубашке моего мужа, моего спасителя, что вечно поддерживает меня, а я чувствую себя лишним грузом для него. Я такая никчемная, такая бесполезная… Если бы не я, ему было бы не так больно. — Прости меня… — выдавливаю из себя, сдерживая всю боль в себе, сдерживая слезы и всхлипы. — Пожалуйста. — Моя девочка, — его руки трясутся, его объятия хрупкие, кажется, что весь мир разрушится, если он меня отпустит. — Просто помни, что я всегда буду рядом. Чтобы не ждало нас впереди, помни — ты нужна мне. Ты — единственное, за что я всё ещё могу бороться. Его слова, словно кинжалы, впиваются в мою грудную клетку, выпуская монстры моей отравленной души наружу. — Пожалуйста, не думай так… Не говори так. Это неправильно, — качаю головой из стороны в сторону, не в силах убрать руки от моего Пита. — Глупая… Мне требуется вся моя сила воли, чтобы остановить слезы и отцепиться от него. Он грустно вглядывается мне в глаза, а я напоследок нежно касаюсь его груди. Прямо над сердцем. Шаги по этому помещению раздаются гулко, сердце замерло на пути к свободе. Как бы я не старалась сбежать от Пита, он всё равно держит мою руку, и я не смею разжать ладонь. Огоньки приводят к лифту. Дверцы распахиваются сами собой, будто нас давно ждут. Выбирать этаж нам тоже не приходится. Движение даёт мне двадцать с лишним секунд на надевание маски равнодушия, но, к счастью, за годы прошлой жизни я научилась делать это в совершенстве. Я знаю, что один взгляд Пита в мои глаза — и все рамки мигом превратятся в прах, и только поэтому я отворачиваюсь, изо всех сил сжимая его ладонь. Когда дверцы распахиваются (определить было невозможно: вверх мы двигались или вниз), взгляд натыкается на два серых кресла, поставленных вокруг стеклянного столика, на котором устроился единственный источник освещения комнаты, обшитой серой ворсистой тканью, — тускловатый светильник. Делаю шаг вперед, стараясь взглядом ухватить хоть что-нибудь, что могло бы дать подсказки — что будет с нами. Как только Пит выходит из лифта, его дверцы с глухим хлопком закрываются, кажется, унося всё хорошее. — Будешь сахар, Китнисс Эвердин? Знакомый обольстительный голос раздается из-за спинки левого кресла, а после и сам Финник Одэйр поворачивается, улыбаясь для меня своей слишком ослепительной улыбкой. Черная рубашка, рукава которой закатаны по локоть, плотно облегает мускулистое тело, три верхних пуговицы расстегнуты, но рубашка не сильно расходится, будучи заправленной в джинсы. Может, он и выглядит чересчур соблазнительно, но меня это, как и раньше, не привлекает. Его чрезмерная обольстительность вызывает во мне только скептицизм, но мне трудно осуждать Финника. Не после моего позорного поведения на крыше. — Ты такая же милая, как и в моих воспоминаниях. Рад видеть тебя снова, Огненная девушка, — он улыбается, забрасывая себе в рот кубик сахара. — Вы знакомы? — прохладно спрашивает Пит, а я приближаюсь к нему, прячась за спину мужа. — Знакомы. Утренние откровения, знаешь ли, дают шанс узнать человека поближе. Все мышцы Пита напрягаются, но я стараюсь его расслабить, поглаживая его лопатки. — Не преувеличивай. Ты всего лишь сказал мне, который час, — вскидываю подбородок, с вызовом глядя в его изумрудные глаза. Испытывать к нему равнодушие не получится, ведь я знаю цель моего приезда в это места. — Привет, Финник. Знакомься, это Пит. Мой муж. Финник строит недоверчивую гримасу. — Это когда же вы успели? — он облокачивается на подлокотник, наклоняясь немного вперед. — Не твоё дело, — нескромно отвечает Пит. — Рад знакомству. — Взаимно, взаимно… — Одэйр с прищуром рассматривает нас. — Джоанна, встань, познакомься хоть. — Иди к черту. — Это Джоанна Мейсон, — улыбается Финник. — Зачем мы здесь? Познакомиться? — нетерпеливо спрашиваю я. Финник ухмыляется, усаживаясь обратно в кресло. Он молчит какое-то время. — Думаю, вы знаете, почему вы здесь. Для обучения. Тебе, Китнисс, повезло — твоим тренером назначен я. Джоанна будет работать с Питом, — он допивает напиток из чашки, а после следует к лифту, проходя совсем рядом со мной. — Следуй за мной. Наши с Питом сцепленные ладони будто приросли друг к другу, и разъединить их мне кажется невозможным. Муж не собирается медлить: подняв мой подбородок, он впивается в мои губы горьким поцелуем, а после его рука с легкостью отпускает мою. — Ты – моя. — Да. Выдыхаю и отворачиваюсь, делая последние шаги к новому «ментору». Его суженные глаза, кажется, прожигают до души, и я даю себе установку — больше не смотреть в глаза Финнику Одэйру. На этот раз лифт приезжает быстрее, и петлистый коридор снова пленит меня синими огоньками. Парень идет быстро, я с трудом поспеваю за ним. Спустя минуты три, когда Одэйр делает очередной шаг, огоньки загораются красным светом, и тренер останавливается. — Код: 54, разрешение на проход для Китнисс Мелларк, — ровным голосом произносит он так, будто стены могут слышать, а после обращается ко мне: — Назови своё имя. Я хмурюсь, но выполняю команду. Лампочки вновь синие, а в слабой освещенной стене появляется дверь с круглой ручкой. — Нажми на рукоять двери. Это списывающее устройство. Оно тебя запомнит и не убьёт при твоем следующем приходе в это место, — спокойно произносит Финник. — Нажимай. Я недоверчиво подхожу и поднимаю руку, надавливая на склизкую ручку. Секунды хватает на то, чтобы дверь открылась, впуская в совершенно другое по стилю помещение. Но я бы с удовольствием осталась в комнате с синими огоньками. Это спальня. Две двери, ведущие в неизвестность, дают надежду на то, что это не всё, что ждёт меня. Шагая, я быстро отхожу в «безопасный» угол. Как только Одэйр шагает следом, дверь вновь закрывается. Его руки медленно скользят к пуговицам на рубашке, а когда одна расстегивается, он приказывает мне: — Раздевайся.