Ты – смысл моей жизни, самый главный мой мужчина.
Мраморные стены британского поместья Забини покрывались золотом такого редкого солнца. Лепнина и статуи херувимов, таких любимых миссис Забини, отбрасывали огромные тени на спящую роскошь дома. Всюду кожа, мрамор, золото и серебро, ковры и много полотен. Особенно примечательным объектом огромной гостиной был мраморный камин. Он был очень большим, в человеческий рост, украшенный золотистыми узорами и резными изразцами. Прямо над ним висел красивый пейзаж, опять-таки в золотистой раме. Комната была выполнена в стиле рококо: вычурном и помпезном. Светлые стены, украшенные роскошными картинами, колонны и подставки с причудливыми цветами. Можно было только догадываться, сколько стоит все это убранство и как огромна любовь хозяев поместья к подобным вещам. В доме ещё царил сон. За окном вовсю занимался рассвет. Лёгкий ветерок колыхал пожелтевшие кроны деревьев вокруг особняка. Приближалась осень. Похоже, сентябрь немного поспешил и решил вступить в свои права немного раньше, чем август успел возразить. Поэтому, смирившись, он решил уйти на отдых, получив торжествующую улыбку сентября в ответ. Вдруг в камине раздался громкий хлопок, и комната озарилась зелёным светом. Вмиг сонный дом встрепенулся и, от непривычки, был ослеплён. После громкого хлопка воцарилась звенящая тишина. Из камина вышел высокий темнокожий парень с короткими темными волосами. Оглядев комнату, брюнет начал отряхивать остатки сажи от Летучего пороха с идеально выглаженного чёрного костюма. – Оу, Блэйз, милый! Ты все-таки пришёл, – воскликнула внезапно вошедшая черноволосая, темнокожая женщина в бежевом шёлковом халатике. Женщина была очень красива и стройна и, если бы не пару морщин около прекрасных тёмно-карих глаз, то можно было сказать, что она молода. Парень молча подошёл к женщине и поприветствовал её, трижды поцеловав. Женщина критично оглядела мулата. Усталое лицо юноши не выражало ничего, кроме раздражения. Под глазами залегли темные круги, лицо было помято и немного отекло. Взгляд был непроницаем и слишком холоден – непривычно даже для аристократа. Парень вопросительно посмотрел на женщину сверху вниз: она была ниже юноши на голову. – Блэйз, – парень выгнул бровь в немом вопросе. – Ничего не хочешь сказать? – Нет, – мулат пошёл в сторону стеклянного столика с напитками. Откровений в этой семье никому не дождаться, сказывалась аристократическая кровь. – Ты готов к школе? – спросила женщина, садясь в большой тёмно-коричневый кожаный диван и расправляя полы халата. – Да, – все так же сухо ответил брюнет, наливая себе огневиски в гранёный стакан. «Утро и алкоголь. Прекрасно!» – женщина неодобрительно посмотрела на бокал в руках парня и продолжила: – Кажется, мы с тобой говорили об алкоголе. Ты ещё не совершеннолетний, Блэйз.* – Кажется, говорили. Но после твоего шестого мужа меня это мало волнует, – сказал парень, садясь в высокое кресло, стоящее напротив, закидывая ноги на кофейный столик. – Каждый сам по себе, помнишь, мам? – последнее обращение он язвительно выплюнул. – Помню, – поджала губы миссис Забини. – Но ты не можешь быть сам по себе, пока я дышу. Поэтому, милый, убери ноги со столика, – выдавила мулатка, сделав акцент на слове «милый». – Зачем я здесь? – спросил мулат, проигнорировав приказ матери, сделав глоток из своего стакана. – Необязательно было срочно прерывать мои каникулы у Малфоев. – Ты получил моё письмо? – парень коротко кивнул в ответ. – Там все написано. – Скажи, мама, – обратился к женщине мулат. – Долго это ещё будет продолжаться? – Мы это обсуждали, – закатила глаза миссис Забини. – Ты должен с ним познакомиться. – Не вижу смысла, – парень снова пригубил напиток, задерживая его на языке и прокатывая его по горлу. – Все мы знаем, как это кончится. – Это уже решаю я – в чем есть смысл, а в чем нет, – процедила раздражённо женщина, поджимая губы и кидая гневные взгляды на сына. – А теперь, будь добр, убери свои ноги с чёртового столика, – прошипела аристократка. – Хорошо, мам, – закатил глаза Блэйз и опустил все-таки ноги на пол. – И когда я увижу его? Надеюсь, хоть он адекватный, – иронично кинул парень. – Альберт очень богат, и этого достаточно, – отчеканила миссис Забини. – Сколько ты дашь ему времени? Год? – спросил парень, откидываясь на спинку кресла. – Может, за полгода управишься? – ухмыльнулся парень как будто сам себе. – Блэйз, ты забываешься, – процедила брюнетка. – Всегда было интересно, где же ты их всех находишь, – задумчиво уставившись в потолок, протянул Блэйз. – Все на подбор, – парень снова ухмыльнулся. – О чем ты? – Ни о чем, – надменная ухмылка сползла с лица, и мулат отрешённо уставился в сторону окна.***
Девятилетний мальчишка, спотыкаясь и смеясь, бежал в сторону дома. Его загорелое личико покраснело от долгой беготни и возни. Мантия, едва державшаяся на плечиках, и брюки были в траве и грязи. Мальчик порядком устал, но не хотел прерываться ни на минуту. Сегодня его отец с ним, поэтому нельзя упускать время. Темнокожий статный мужчина средних лет, бежавший следом за мальчуганом, все время хватался за сердце, наклонялся к коленям, переводя дух. – Блэйз, пощади старика, – взмолился итальянец, вытирая пот со лба. – Франко, Блэйз! – позвала молодая женщина в красном летнем, украшенным объёмной вышивкой в виде цветов по левому краю, платье, облокотившись на мраморные перила лестницы летней террасы дома. – Нам накрыли. Поторопитесь, – она старалась держаться как настоящая аристократка, но не могла сдержать улыбки, глядя на своих любимых мужчин. Паренёк, переглянувшись с отцом, подмигнул ему и рванул вперёд. Мужчина хмыкнул , но пустился следом. День был в самом разгаре, и было очень жарко. На юге Сицилии всегда такая погода: влажная и жаркая. В воздухе стоял запах лимонных деревьев и Средиземного моря, смешанный с терпким ароматом соли и чего-то ещё, более тонкого и неуловимого. Вдали виднелось побережье Средиземного моря, над которым то и дело кружили неугомонные и крикливые чайки. Море едва колыхалось, поблёскивая в щедрых лучах солнца, пуская радужные блики. Создавалась ощущение, что море – пламя, которое искрит и шипит под жаром дня, и прикоснись ты к этому чуду – сгоришь. На террасе, подле огромного дома, выстроенного в лучших традициях романизма, окружённого кипарисами и цитрусовыми деревцами, был накрыт стол. Домовые эльфы то и дело подносили еду, укладывали салфетки и расставляли навес. Хозяйка дома, миссис Забини, уже сидела за столом и обмахивалась веером, ожидая супруга и сына, пока те приводили себя в порядок перед трапезой. – Приятного аппетита, дорогая, – улыбнувшись, сказал мистер Забини, садясь рядом с женой. Женщина улыбнулась в ответ и перевела взгляд на подскочившего к столу Блэйза. Она грозно сдвинула брови, и парнишка, замешкавшись, аккуратно сел за стол, расправив салфетку на коленях. Мулатка одобрительно кивнула. – Приятного аппетита, – нарочито аристократично произнёс мальчик, забавно вздёрнув подбородок. Родители коротко кивнули, и все принялись за еду. – Блэйз, как твои успехи с заклинаниями? – спросил мужчина, не поднимая глаз. – Хорошо. Я освоил Левитирующие чары, - будничным тоном ответил мулат, отпивая сок из кубка. – Ясно, – все, что мог сказать Забини-старший, вернувшись к еде. Некоторое время они провели в молчании. Его разрушила миссис Забини: – А как идут дела в министерстве? – вопрос был адресован супругу, сосредоточенно пережевывающему куриную грудку. Мужчина промокнул губы салфеткой и обратил взгляд на жену. – Я уеду на неделю в Англию. Министр хочет, чтобы я лично наладил дипломатические отношения между нашими фракциями, – сухо произнёс аристократ. Женщина раздражённо вздохнула и с грохотом положила серебряную вилку на тарелку. Мальчик, прежде лениво ковырявшийся в салате, вздрогнул и поднял глаза на родителей. – Когда? – женщина прикрыла глаза. – Завтра, – так же сухо ответил мужчина. – И когда ты собирался нам это сообщить? – голос брюнетки постепенно нарастал. – Габриэлла, я сам не особо рад, – теперь настала очередь раздражаться мужчине. – Я приеду через неделю. Я с этим ничего поделать не могу, ты сама все прекрасно знаешь. Тем более я встречаюсь с директором Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, Альбусом Дамблдором, о котором рассказывал недавно. Я думаю, это будет полезная встреча. – Ты хочешь отправить Блэйза учиться в Англию? – женщина вскинула бровь, сжимая в руках салфетку. – Почему бы и нет? – мужчина радовался, что удалось перевести тему. Радость была недолгой. – А почему ты не посоветовался со мной? – брюнетка кинула нервный взгляд на мужа. – Меня ты тоже не спросил, – мальчик посмотрел на отца. Его вопроса никто не ожидал. – Блэйз, ты забываешься, – раздражённо кинул мужчина. Мальчик положил столовые приборы на стол и поднялся. Окинув взглядом родителей, он неторопливо двинулся в сторону дома. – Поговорим, когда ты вернёшься, – только и сказал парнишка. Ему не впервой. Отпускать отца, практически его не встречая – отъезды, встречи, командировки. Те редкие дни, когда отец дома, он пытался всегда быть с ним. Гордый мальчишка не признается, но он всегда сильно любил отца. Принадлежность к аристократической семье обязывала всегда быть сдержанным и холодным. Но в редкие минуты маленькому Забини все же позволяли дурачиться и быть обыкновенным ребёнком. И он проводил их с отцом. Которого так долго не бывает рядом. Франко Забини, возможно, чувствовал вину перед своим сыном, поэтому тоже проводил с ним все свободное время. Но это, похоже, было только чувство вины. Будь его воля, он посидел бы в своём кабинете наедине сам с собой, отделываясь от семьи дорогими подарками. И ему было стыдно. Да, стыдно. Стыдно за такие мысли.***
«О чем я только думала?!» – сокрушалась брюнетка, сползая по стене на мраморный пол тёмного зала. Её мантия была распахнута, насквозь промокшая и грязная. За окном ливень, который шумел в голове у женщины. «Погода под стать» – горько ухмыльнувшись, заключила женщина. Она подняла лицо, обращая к потолку немые укоры и слезы. Сколько она не старалась сдерживать их, горячая жидкость покинула глаза, прокладывая сырые дорожки по щекам, стекая по шее, по бешено-колотящейся жилке, по ключицам. Женщина не пыталась больше сдерживать себя. Тотчас из часто вздымающейся груди вырвались громкие всхлипы. Руки мулатки лежали на ледяном полу, сжимая в руках полы мантии. Все внимание женщины было сосредоточено на бешеном ритме сердца. Ей казалось, что оно готово выпрыгнуть из тесного плена грудной клетки, освободив брюнетку заодно от страданий. Больше всего хотелось пожалеть себя. Пожалеть за глупость и наивность. За доверчивость. Но, черт возьми, она – аристократка. У неё нет такой роскоши – жалеть себя. Она не имеет права на подобные качества. Она должна быть невозмутимой, холодной, расчётливой. Какой толк от этой невозмутимости, когда ты видишь, что тебя предают? Какой толк от этой сраной расчётливости, когда твоё сердце разбито? Женщина попыталась закрыться от воспоминаний, просто зажмурив глаза. Будто бы это помогло. Сознание, между тем, начало услужливо, как бы издеваясь, рисовать ужасные сцены. Одну за другой. – Франко! – женщина зашла в британское поместье, в котором её муж жил на время заграничных поездок. – Франко! Никто не отзывался. Женщина прошла к лестнице, оглядывая по пути тёмные комнаты. – Мам, может он на встрече? – сонно протянул Блэйз, тащившийся следом. – Вряд ли. Уже поздно для приёмов, – проговорила как будто самой себе брюнетка. – Франко! – облокотившись на перила лестницы, прокричала женщина куда-то вверх. – Я действительно не уверен, что папа тут, – сказал Блэйз, но наткнувшись на негодующий взгляд матери, умолк и закатил глаза. Ему уже начало порядком надоедать бессмысленное хождение по дому. – Папа! – неожиданно закричал мальчишка, желая поскорее закончить это. Они уже были на втором этаже здания, как сверху послышались странные звуки. У Габриэллы округлились глаза. Паренёк, стоявший недалеко от женщины, недоуменно уставился на мать. – Мама, это… – начал было Блэйз, но мать шикнула и поспешила к выходу из зала, схватив за локоть сына. Выйдя на улицу, поёжившись от холода и сырости Лондонских окрестностей, женщина начала что-то бормотать, оглядываясь вокруг. – Сейчас ты отправишься к моей тётке, живущей в Лондоне, – неуверенно произнесла Габриэлла, застёгивая мантию сына дрожащими пальцами. – Мам?! – мальчик все так же недоуменно смотрел на брюнетку. – Что происходит? – Никаких вопросов, – еле справившись с застёжкой, женщина взяла сына за руку. Через мгновение пара аппарировала, а ещё через пару мгновений появилась только женщина. В воздухе витал душный запах травы и дождя. Полил ливень.***
– О чем ты? – Ни о чем, – мулат отрешённо смотрел в сторону окна. – Блэйз, – голос женщины повышался. – О том, мама, что все твои мужья редкостные отморозки, – сказал юноша, теперь уставившись на мать, которая прежде нервно теребила кисточки на диванных подушках, а теперь сложила руки коленях. – Они чистокровные аристократы, а не то маггловское слово, которое ты назвал, – парировала брюнетка. – Именно то маггловское слово, которое я назвал, – повторил за матерью Забини. – Тебе про всех рассказать или только про последнего? Если ты никуда не спешишь, могу начать прямо сейчас. Это будет до-о-олгая беседа, не сомневайся, – криво ухмыльнулся мулат. – Прекрати, – прошипела Габриэлла. – Тебя не касается выбор моих партнёров! – Оу… Ещё как касается! – вдруг вскочил Блэйз с кресла. – Знала ли ты, что твой четвёртый муж, мать его, Карл – педофил? Знала, что он домогался меня? – Ч-что? Карл? К-карл? – беспомощно хватая ртом воздух, Габриэлла вросла в диван. – Пятый твой «партнёр» научил меня Круциатусу, шестой напоил огневиски, седьмой, Джонатан, хотел, чтобы я вступил в ряды Пожирателей… –продолжил между тем Блэйз. – Ах да! – сверкнул обезумевшим взглядом юноша. – Чуть не забыл! Когда мне было только десять, твой второй муженёк оставил меня в лесу. Надеялся сплавить меня… – Прекрати, Блэйз, – ошарашенно посмотрела на сына брюнетка, до сих пор не веря услышанному. – Сказать про третьего? – не унимался мулат. – Он при мне убил мою сову, которую я купил в Хогвартс, – парень был на пределе. – А потом сказал, что если буду мешаться под ногами, со мной будет то же самое. Чистокровные аристократы говоришь? Отморозки они! Скажи, – Блэйз яростно воззрился на свою мать, – скажи, есть ли теперь смысл знакомиться со следующим? – Блэйз… – женщина едва поднялась с дивана и подошла к сыну. – Где все это время была ты? – голос срывался, и грудь мулата начала вздыматься от тяжёлого дыхания. – Где? В какой момент тебе стало плевать на меня? – прошептал парень охрипшим голосом, глаза покрывались влажной плёнкой. – Блэйз, ты должен был понять меня. Я это делала только для тебя, – Габриэлла неуверенно положила руку на плечо мулата, пытаясь заглянуть в его глаза. Парень смотрел сквозь женщину и молчал. – Мне никогда не было на тебя плевать, милый, – продолжила брюнетка. – Ты – смысл моей жизни, самый главный мой мужчина. Я всегда тебя оберегала, и буду оберегать, хоть ты этого и не видишь. И отрицаешь. Я все делала только для тебя. Вся эта канитель с мужьями была для того, чтобы у тебя было все самое лучшее. Чтобы ты был счастлив. Мне никогда не было на тебя плевать, слышишь? – брюнетка пыталась обратить внимание парня на себя. – Я твоя мать, Блэйз. Матери должны защищать своё дитя, но кто сказал, что я хорошая мать. Я и человек тоже. А человеку свойственно ошибаться. Прости, что не всегда думала о твоих чувствах. Да я и не знала. Если бы ты только мне сказал, Блэйз… Женщина сжала плечо сына и уставилась на непроницаемое лицо мулата. Её пальцы дрожали, а глаза застилали слезы, которые не спешили покидать глаза. Женщина сморгнула, и две маленькие капельки скатились по щекам аристократки. Габриэлла вновь посмотрела на Блэйза, пытаясь разглядеть в его глазах хоть что-нибудь. – Прибереги эти пафосные словечки для кого-нибудь другого, – прошептал мулат после своего продолжительного молчания. – Для того, кто в это поверит, – его прежняя боль сменилась злостью. Слезы испарились, не успев появиться, и лицо приняло серьёзное и такое чужое для Габриэллы выражение. – Я все делала для тебя. Жертвовала собой, ради твоего блага! – вдруг воскликнула женщина. – Я тебя об этом не просил. Не просил выходить замуж за этих подонков, не просил, как ты говоришь, «жертвовать собой», и тем более не просил их всех убивать, – женщина вздрогнула. – Мне не нужно было все это. Мне было нужно только моё детство – ты, папа и я, – его лицо так и оставалось каменным, а глаза остекленели, как и абсолютно спокойный голос. – Ты прав, милый, но пойми… – вновь начала оправдываться Габриэлла, смягчившись. – «Я все это делала для тебя» и бла-бла-бла, - парень закатил глаза. – Так ты думала обо мне, когда позволила той женщине убить моего отца?***
Короткие тяжёлые вздохи сменялись тихими стонами. Порой из груди блондинки вырывались сдавленные полукрики, которые эхом отзывались в огромном помещении. Молодая женщина чувственно изгибалась под ласками и прикосновениями мулата. Его руки блуждали по её телу, его губы искали губы женщины, его тело двигалось в такт с её телом. Совершая очередной толчок, мулат срывал стон с её губ, всё больше распаляясь и жадно целуя любовницу. Её руки сжимали плечи мужчины, оставляя на них следы-полумесяцы от коротких ноготков. Тяжёлая дверь комнаты вдруг резко распахнулась. В спальню, освещённую лишь парой светильников, ворвался жуткий ветер и холод, будто над любовниками кружили сотни дементоров. Мужчина, лежавший на женщине, которая от страха прижала мулата к себе сильнее, нехотя прервал поцелуй и взглянул на открывшуюся дверь. – Не ожидал, правда? – скривив лицо, выплюнула мулатка, стоявшая в проёме двери. – Г-габриэлла? – растерянно прошептал супруг-тире-изменщик, глядя на непонятное выражение лица супруги. Оно выражало презрение, смешанное с безумием. Таким непривычным для него. – Удивительно, но да. Я – Габриэлла. По крайней мере, с утра ей точно была, – язвила брюнетка, подходя к кровати, с которой на неё недоуменно уставились две пары глаз. Блондинка нерешительно дёрнулась, и брюнет привстал, кидая исподлобья нервные взгляды на супругу. В спальне воцарилось неловкое молчание, нарушаемое изредка звучащим со стороны блондинки недовольным кряхтением, пока та пыталась одеться, и сопением мужчины. Габриэлла молча смотрела на такую забавную картину с ядовитой улыбкой, но в душе все переворачивалось, скрипя ржавыми и потупившимися остриями по сердцу, раз за разом оставляя неглубокий порез, но такой болезненный. Женщина осознавала, что забавной покажется эта ситуация только со стороны. Этакая трагикомедия. – Ну, – кинула Габриэлла выжидающим тоном. – Мне кто-нибудь что-нибудь объяснит? – Габриэлла, это не… – начал аристократ, тяжело вздохнув. – Не то, что я подумала? – все с той же ядовитой улыбкой продолжила за супруга брюнетка. – А что я подумала? Мой муж, – Габриэлла кивнула мулату, – трахает какую-то шлюху, – кивок в сторону неизвестной блондинки, – за моей спиной. Я же все правильно поняла, так ведь?! – каждое слово вылетало громче предыдущего, в конце и вовсе сорвавшись на восклицание. У брюнетки плохо получалась роль холодной аристократки, которая может совладать с эмоциями и чувствами, как бы они не были задеты, и сделать рациональный вывод даже в такой ситуации. Слишком много чести, чтобы идти на поводу у своего имени, каким бы громким оно не было. Слишком много боли всего в одном слове – предательство. В голове сразу начинают всплывать картины их счастья, воспитание Блэйза, будни семейного быта. А потом эта картина, в которой её муж и какая-то потаскуха на её глазах занимались любовью. Эта сцена ложится большим, нет, просто огромным пятном на прошлые картинки, пачкая темной и вязкой жижей, смывая счастливые улыбки и семейную идиллию. Как будто не было ничего вовсе. «Семьи» больше нет. Нет больше семьи Забини. Иллюзия. Не больше чем игра, в которой ей отведена особенная роль – покинутая и никому не нужная наивная дура. – Мы любим друг друга, – произнесла внезапно блондинка, уже справившаяся со своей одеждой. – Давно. Ещё один порез тупым и заржавевшим клинком. – Забавно, – прошептала брюнетка, и уголки её правильных и алых губ потянулись вверх в горькой усмешке. Единственное, что ей осталось – играть роль, не показывая боли. – Это правда, Габриэлла, – сказал Франко. – Оу, как мило, что решил быть честным хотя бы в этот раз, – иронично выплюнула брюнетка, все так же улыбаясь. На фоне этих глаз, наполненных болью и разочарованием, губы продолжали ползти вверх и казались такими неестественными. – Значит, все эти годы ты обманывал меня? – прямой вопрос. - Послушай, это всё выглядит так… - вновь начал оправдываться мужчина. – Да или нет? – процедила Габриэлла, сдерживая порыв схватить за горло этого незнакомого мужчину, ведь она совсем его не знала, и вынуть из него правду, а не пустые оправдания. Нет больше сил на ложь. – Да, – выдохнул мужчина, потерев шею, будто Габриэлла действительно выдавила у него это слово, которое оставило ещё один порез на сердце аристократки, на этот раз глубже. Брюнетка растерялась. Вот она – правда. Но что с ней делать? Уйти и залечить раны на сердце, пока от него ещё что-то осталась? Или продолжить пытку, снова выдавить правду, от которой уже не будет ничего хорошего? Хотелось выколоть себе глаза, лишь бы не видеть этих чужих глаз, полные растерянности, как и у неё. Хотелось отключить эмоции, стереть память – что угодно, лишь бы не чувствовать этой боли, разраставшейся в груди, распространяющейся по всему дрожащему телу, отравляющей сознание и отдающей в кончики пальцев. Она не сможет жить дальше с мыслью, что её предали. Почему-то вспомнилось недоуменное личико Блэйза, услышавшего странные звуки. Он не должен узнать. Более того, лучше будет, если он никогда больше не встретит предателя. Никогда. Рука сама потянулась к палочке, лежавшей во внутреннем кармане мантии. Всего одно движение и палочка упёрлась в грудь мулата. Габриэлла уставилась на мужа невидящим взглядом, будто перед ней никого нет. – Габриэлла, что ты творишь? – лицо Франко вытянулось. Мужчина пожалел, что под рукой так некстати нет палочки. Блондинка, стоявшая неподалёку, испуганно отбежала дальше, вжавшись в угол. Брюнетка невольно ухмыльнулась. Теперь эта картина забавляла и её. – А вы стоите друг друга, – кинула Габриэлла, оглядывая блондинку, а затем устремив взгляд на мужа. – Блэйз никогда не увидит тебя, – вдруг сказала брюнетка. – У тебя нет такого права, он мой сын! – негодующе воскликнул брюнет. – О нем ты думал, когда променял семью на эту потаскуху? – теперь её взгляд остановился на лице супруга, судорожно подбирающего слова в уме. – Я ничего не хочу слышать, Франко. Я все поняла. Оказывается, я тебя совсем не знала. Я думала, что ты любишь меня, – скривив лицо, процедила брюнетка, вдавливая палочку в грудь мужчины сильней, отчего тот невольно попятился. – И думала, что и я люблю тебя. Единственное, что я сейчас чувствую – ненависть. Все внутри обрывалось, сознание упорно собирало остатки здравого ума, когда душа отчаянно вырывалась из плена боли, подхватываемая потоком ярости, перетекая из груди в руки, а оттуда в одну единственную вещь, стремясь на свободу. Женщина крепко держала палочку, пытаясь отсрочить то, чего просила душа. Она не хотела совершать ошибки, о которой потом будет жалеть до конца жизни. – Я хочу, чтобы ты почувствовал то же самое, что и я. Это ответ на твой вопрос, о том, что я творю, – ядовито, против воли сердца, улыбнулась аристократка. Её глаза застилала мутная пелена, зрачки расширились. – Хочу, чтобы понял – какого терять свою любовь. – О чем ты? – глаза мужчины наполнялись ужасом. Он уже знал ответ, но ему нужно подтверждение. – Об этом, – женщина внезапно направила свою палочку на блондинку. – Авада Кедавра! – закричала брюнетка, освобождая, наконец, свою душу. Тотчас из кончика волшебного атрибута вырвалась ярко-зелёная молния, точно попав в самое сердце незнакомой девушки, объяв комнату вспышкой и вырвавшимся криком умирающей. Её глаза остекленели, губы застыли в предсмертном крике. – Сегодня ты умер для меня, – равнодушно, насколько ей это позволял бушующий океан внутри, сказала брюнетка, глядя на потрясённое лицо мулата. Тот врос в пол, не в силах пошевелиться, лишь перекидывая взгляд полный ужаса то на скривившееся лицо супруги, то на бездвижное тело любовницы. – Отправляйся вслед за ней, – её лицо не выражало ничего. – Авада Кедавра! И снова зелёная вспышка. Брюнетка сделала то, чего просила душа. Отмщения. Теперь нет «семьи» Забини. Иллюзия, существовавшая до сих пор, растворилась в зелёном огне, забравшим души двоих. Нет больше «семьи». Осталась она и её главный мужчина – Блэйз. И месть.***
Картины прошлого стояли перед глазами после слов, громом прозвучавших в её голове: – Так ты думала обо мне, когда позволила той женщине убить моего отца? Брюнетка не смогла ничего сказать в ответ. В груди снова саднило от давних, не до конца заживших, ран от того ржавого клинка. – Больше не вижу смысла находиться здесь, – после продолжительного молчания обоих сказал Блэйз, смотря в растерянное лицо матери. – Знаешь, поговорим, когда встретимся в следующий раз. Пришли сову, – мулат направился в сторону камина. Так заканчивался любой разговор между этими людьми. Они не могли находиться в обществе друг друга слишком долго. Слишком много обиды прятал Забини-младший на свою мать. Слишком сильно любил и боялся за неё, чтобы отречься. Вот так всегда было – вроде любишь человека, но терпеть его не можешь. Спустя месяц с небольшим, прочитав письмо, Блэйз раздражённо выдохнул и пошёл к камину.«Восемь – моё счастливое число. На следующей неделе званый ужин. Люблю тебя, милый»
– Как ни в чем не бывало, – буркнул себе мулат под нос, сжигая пергамент.