«Если обернусь назад, я погибла». (с) Дейенерис Таргариен. Игра Престолов.
- Не обижайся, конечно, Герм, но ты себя слышишь? – еле поспевая за подругой, разорялся Поттер. Угольно-черные волосы упали на лоб, глаза, и Гарри подумывал их как-нибудь заправить. Однако в руках у него по-прежнему были учебники, вверенные Гермионой, да так и забытые, потому поправить прическу не представлялось возможным. – Кто мог знать, что ты придешь в этот кабинет? Гриффиндорка шла решительно, не замечая ничего вокруг. А вокруг перед ней расступались задиристые второкурсники, вслед что-то кричавшие. Минуя поворот за поворотом, пролет за пролетом, она направлялась в тот самый кабинет. Месяц, или больше, прошел с тех пор, как она была там в последний раз. И вместо того, чтобы раз и навсегда забыть все, плюнуть на разговоры за спиной, на идиотские сны с темнокожим слизеринцем - все, что вспоминается при упоминании того вечера – Гермиона выбрала «вспомнить». Надавить посильнее на синяк, если проще. Не секрет, что она любила издеваться над собой. И, честно говоря, Грейнджер себя не узнавала. Раньше ведь она такой не была! Где прежняя Гермиона Грейнджер, плевавшая на выпады слизеринцев, сражавшаяся с Пожирателями Смерти? Где умная, воинственная девчонка? Прежняя Грейнджер отговаривала Гарри от драк со слизеринцами, приговаривала «Они того не стоят», «Забудь», «Не обращай внимания». Она знала все наперед, планировала абсолютно все, говорила всегда к месту нужные слова. Но что же с ней сталось? Где Грейнджер? Вместо нее по коридорам шагала потерянная, угрюмая гриффиндорка, от прежней Гермионы получившая лишь имя да вьющиеся, непослушные волосы. Гарри, следовавший за ней, порядком устал. Тренироваться на поле – дело одно, но бежать спринт с препятствиями и грузом в руках – другое. - Гермиона, - простонал Гарри, вырвавшись вперед. Он остановился напротив Грейнджер, выразительно сверкнув взглядом. – Гермиона, - повторил он, уже отдышавшись. – Кто мог знать, что ты придешь в этот кабинет? Гермиона опустила взгляд. Казалось, что на секунду она потеряла весь запал. Будто снова потухла, словно свеча, задутая случайным сквозняком. Все черты лица посерели. - Кто-то знал, что я буду там, - упрямо гнула свою линию Гермиона. - Кто-то ясновидящий? Кто-то, кто устроил тебе слежку? – с чувством спросил Гарри. Его лицо приняло неожиданно-красный оттенок, а обычно спокойные зеленые глаза по-особенному сверкнули за стеклом круглых очков. - Слушай, это бред! - Но кто-то же снял нас на колдоаппарат! – отчаянно выпалила Гермиона. - Этот кто-то – Малфой! – не отступался Поттер. Он считал долгом доказать виновность своего врага, но порой сомневался в том, что это сделал он. В крайнем случае, он все равно с этим как-то связан, пусть и косвенно. - Давай доберемся до кабинета, там все будет понятно, - сказала Гермиона, отвернувшись. Она уже готова была идти, но Гарри бросил книги на пол, прям посреди коридора, и схватил подругу за руку. - Что там будет понятно? – спросил он, глядя на девушку, будто окунувшуюся по голову в уныние. – Следы? Может порошок от колдоаппарата? Подпись? Что? За месяц все исчезло, Филч вылизал все перед приездом министерских гостей. Теперь они с Гермионой поменялись ролями, что за шутки?! Теперь он рассудительный в их компании. Гарри тревожно поглядел на подругу. "Ответь мне, ответь!" – вопил он мысленно. Она молчала. В свете солнца, укрытого дымными небесами, что шел от больших окон, карие радужки глаз Гермионы почему-то отдавали зимним холодом. Заледенелое солнце, подумалось Поттеру невольно. А пальцы ее сомкнулись впереди, немного нервно вздрагивая. - Слушай, зачем мы туда идем? – попытался снова Гарри. Он был уверен, что Гермиона не хотела искать следы того, кто сделал колдо, потому что верил, - Гермиона не совсем отчаялась, и не совсем растеряла свое благоразумие. Она идет туда по другой причине. Но по какой? Молчание. "Черт, да она сама понятия не имеет!" – пулей прилетело в голову. Он чуть не застонал от растерянности и злости. - Я не знаю, - словно в подтверждение его мыслей, промямлила Гермиона. – Я просто хочу что-то сделать. Не могу жалеть себя и ждать прощения Рона. - Он простит тебя, рано или поздно, - проворковал Гарри непривычным для себя тоном. А ведь на четвертом курсе так Гермиона убеждала Гарри в том, что они с Роном помирятся. - Мне этого мало. Все изменилось, Гарри, мне так это не нравится, - в голосе послышались нотки отчаяния. Гарри тоже не нравилось, как все изменилось после войны. – Я хочу все назад, - всплеснула она руками. В жесте этом угадывалось бессилие, и Гарри понимал Гермиону. – Понимаешь? Ты, я, Рон – втроем. Мы всегда были вместе. - Я понимаю, - сочувственно кивнул Гарри. Сердце его наполнилось нежностью от воспоминаний прежних времен. Действительно, совсем недавно они были неразлучными друзьями, сражались бок о бок с Волдемортом, а сейчас… - А теперь все отдельно, и в этом я чувствую свою вину. - Не говори ерунды, - покачал головой Поттер, ближе подойдя к подруге. - Это правда, - закивала Гермиона. - Я просто хочу понять, когда я сделала ошибку. Как, почему? Вспомнить все детали. А потом… - Что потом? - А потом забыть. Будто ничего и не было тогда. Гарри такой вариант устраивал. Если Гермиона больше никогда не вспомнит о злополучных событиях, и вернется к обычному строю жизни – он будет только «за». Вплотную приблизившись к ней, Поттер неловко обнял Гермиону, позволив той зарыться пальцами в непослушную шевелюру. Он просто понял, что надо поддержать подругу. Ее волосы пахли кофе, заметил Гарри. Обнимать подругу было безумно приятно. - Хочешь, я разберусь с Забини? – растерянно произнес Гарри, наконец отпрянув. Большего предложить он не мог. – Хотя, зачем я спрашиваю? – ухмыльнулся он по-детски. – Ведь никогда не спрашивал же. - Идиот, - ласково произнесла она, потрепав и без того растрепанные волосы гриффиндорца. Гермиона улыбнулась и у Гарри на душе отлегло. Улыбка подруги означала ее возвращение.***
Зима пришла резко. Просто наступила, как положено: со снегом, морозами, с сосульками под крышами. Будто вырвала грубо осень с ее тоскливыми дождями из рутины, да села на ее место. Ступени в Хогвартсе теперь ежедневно прогревались заклинаниями, гостиные дышали горящей сосной куда больше, чем осенью. Со сквозняками бороться не стали. Бесполезно. Старый ворчун Филч кутался в нелепую шубу из кроликов, все время ругаясь на пробегающих мимо ребят. Будто они виноваты в том, что его дряхлые суставы ноют из-за холодов. На зиму жаловались немногие, впрочем. Многие радовались возможности порезвиться на морозе со снежками в руках. Скоро будет вылазка в Хогсмид, а потом уж и Рождество. И, как правило, за месяц до праздника, все начали задумываться над подарками. На Гермиону зима подействовала отрезвляюще. Она занялась учебой и обязанностями старосты усердней, чем раньше. Подолгу пропадала в библиотеке, но и о друзьях не забывала. Как и обещала, она зашла в тот кабинет, провела там пять минут, и Гарри понятия не имел, что она там делала. Она оставила его снаружи, у поворота на этаж. Лицо при выходе из комнаты было умиротворенным, и Гермиона сказала, что все в прошлом. Во всяком случае, Гарри был счастлив: Рон и Гермиона начали здороваться, а это было уже что-то. Сама Гермиона испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она была рада условному миру, с другой – не очень. Все время ощущала, что чего-то не хватает. Будто зияет внутри черная дыра, а в ней ничего, кроме холодного мрака и сырых, далеких звуков. Как правило, восполняла она эту брешь учебой. Старостаты проходили с завидной частотой, и на них Гермиона демонстрировала чудеса невозмутимости. Многим и до этого не нравились собрания старост, но теперь девушка научилась не обращать внимания на роптание и открытые возмущения. Порой, Гермиона собирала старост всего на пять минут, иногда старосты занимались документацией и отчетами о патрулях до глубокого вечера. Грейнджер чувствовала, что теперь-то все становится на круги своя. Только что закончился очередной старостат. Постепенно люди расходились, оживленно переговариваясь. Собрание префектов прошло продуктивно, несмотря ни на что. Косые взгляды, шепотки украдкой – все было оставлено за линией зрения Гермионы. Она решила не обращать внимания на слухи и прочую ерунду. Тем более, что вся шумиха вокруг личной жизни Грейнджер постепенно утихала. Кабинет пустел. Последними вышли Ханна Эббот, староста Хаффлпаффа, и Энтони Голдстейн, староста школы – они сдружились в последнее время, и производили впечатление пары. Гермиона понадеялась, что этот роман будут обсуждать вместо ее, кхм, «романа» с Забини. Но это были всего лишь шуточные надежды. В камине громко трещали поленья, практически заглушая любой звук в комнате. Может, и к лучшему, считала Гермиона. Иногда бесшумной быть полезно. "И невидимой", - вдруг подумалось ей. За окном было темное, беззвездное небо, снега не было. Зато вчерашним утром выпало его прилично. Гермиона не торопилась в Башню Гриффиндора, несмотря на поздний час. Работы, как оказалось, осталось много, и Гермиона решила выполнить ее немедленно. Был вечер субботы, в гостиной Гриффиндора наверняка людно. Грейнджер предпочла остаться наедине с работой, нежели в шумной компании. Гарри не возражал, ибо суббота – вечер Гермионы, зато в воскресение она с друзьями. Негласный уговор. За разбором планов патрулирования коридоров и списков с уезжающими на Рождественские каникулы учениками, Гермиона совсем не заметила, что в гостиной старост осталась не одна. Перед столом Грейнджер возник тот, кого она усиленно игнорировала: любые взгляды в его сторону пресекались, обращалась она к нему исключительно в крайних случаях, и то, взглядом ковыряя пол. Это вовсе не значило, что он не пытался с ней заговорить. Напротив, каждый раз, что они сталкивались, он отчаянно хотел с ней остаться наедине и побеседовать, но Гермиона разворачивалась и уходила прочь. Без слов. Сегодняшний вечер не должен стать исключением, подумалось ей. Гермиона почувствовала его присутствие, как только он подошел. Наверняка спрятался за камином, или встал за дверью. Плотно сжав губы, Грейнджер продолжила смотреть на документы. Игнорировать, помнишь? - Наконец ты не убегаешь, - послышался голос парня. Внутри что-то зашевелилось. Предательски заалели щеки, но Гермиона тут же решила, что от жары в гостиной. Ответить? Или нет? Притвориться, что его нет? Глупости. - Забини, остались какие-либо вопросы? – как можно надменнее, нарочито-официальнее произнесла Гермиона, не отрываясь, впрочем, от бумаг. Буквы перед ней запрыгали, затанцевали, и сконцентрироваться уже не было сил. Но она упорно глядела на исписанные листы, будто умоляла буквы сложиться в слова. Блэйз Забини всегда так действовал на нее, и, она, кажется, знала почему. - Много, вообще-то, - в голосе слышалось напряжение. Гермиона представила, как на темной коже его плотно сжатых челюстей играет свет от огня в камине, перекликающийся со свечами в канделябрах на стенах. Представила губы, кажущиеся от этого еще больше, и холодный взгляд, просверливающий ее до внутренностей. Да, наверняка так и есть. Но поднять глаза было нельзя – совсем нельзя! Она так решила. Не поднимай глаз, ясно? - Да? – как ни в чем не бывало, удивленным тоном протянула Гермиона. – И какие? Уф, жарко. В комнате действительно жарко. Снять свитер было неудобно, он ведь тут. Как быть? Она лишь коротко выдохнула. - Начнем, наверное, с того, что на прошлой неделе ко мне подошел Поттер, - Блэйз обхватил пальцами край стола, и от взора Грейнджер это не укрылось. - Да? И что с этого? – непринужденно спросила она, раздумывая, как бы снять кофту, под которой была легкая блуза. Блэйз, меж тем, начал постукивать своими длинными, аккуратными пальцами по столешнице. Гермиона догадалась, что он пытается обратить ее внимание на себя. Не выйдет, - подумала она. - Мы очень мило побеседовали, и я так понял, что теперь ты встречаешься с ним? – кажется, что он сказал это со злобой, но это было неважно, ибо Гермиона немедленно подняла взгляд на Блэйза. - Что, прости? – сдвинув брови, недоуменно спросила она. - Ну вот, теперь ты заметила меня, слава Мерлину! – улыбнувшись, произнес Блэйз. То ли от разочарования, то ли от раздражения, Гермиона зло прошипела: - Катись, ладно? - Мы можем нормально поговорить? Теперь, когда ты знаешь, что я тут? – более серьезно спросил он. - Боюсь, что нет, - отрезала Гермиона с весьма чопорным видом. Макгонагалл она из себя делала очень часто. Встав из-за стола, она поравнялась с Блэйзом, и быстро зашагала к двери из гостиной. По пути она чувствовала, что в груди нещадно колет, а ноги едва слушаются. Любимые джинсы вдруг стали ужасно неудобными, а свитер, светло-синий, связанный миссис Уизли, самый мягкий в ее коллекции свитеров, стал колючим до невозможности. И в этом Гермиона винила только Забини. Тот удивленно всматривался в суетливые движения гриффиндорки, что добавляло напряжения в гнетущую обстановку гостиной старост. Гермиона уже отчаялась, что доберется наконец до двери. Блэйз ожидал, что Грейнджер выскользнет из комнатки, и непременно сбежит, толком не поговорив с ним. К вящему удивлению, она сделала совсем не это. - Если не против, я бы хотела заняться делами одна, - строго отчеканила Грейнджер, повернув бронзовую ручку. Пальцы вгрызлись в металл, а на лице была препротивная улыбка. Махнув свободной рукой в сторону выхода, Гермиона взглянула на Блэйза. - То есть, ты выгоняешь меня? – спросил он, выгнув бровь. Это было… неожиданно. Причмокнув, Блэйз неловко улыбнулся. Почему-то, именно в этот момент, Гермиона подумала, что этот жест кажется ей сексуальным. Черт, - подумала она, - очень жарко, очень… Наверняка, и по этой причине Гермиона хотела, чтобы Блэйз поскорее ушел. - То есть, ты серьезно выгоняешь меня? – тон взлетел вверх. Нет, Блэйз не хотел устраивать сцен, выяснять отношения и прочее, но это было действительно абсурдно. Убедившись, что гриффиндорка не шутит, - это стало понятно по ее надменному молчанию, - Блэйз выдохнул и шагнул к двери с идентичной улыбочкой. Подойдя к Грейнджер вплотную, он взглянул на нее сверху вниз и одарил подозрительным взглядом. Гермиона поверить не могла, что сделала это – выгнала Забини из кабинета, а не сбежала сама. К щекам хлынула кровь, а губы сложились в какую-то странную улыбку. То ли горделивую, то ли торжествующую. Для Гермионы они были одним и тем же. И лучше бы она так не делала. Блэйз сдаваться не хотел. Пока Гермиона, все так же глупо ухмыляясь, шла обратно к своему столу, слизеринец вытащил палочку из заднего кармана темных брюк, и наложил на дверь Запирающее заклятие, нарочито громко произнеся заклинание. Гермиона обернулась, и этой дурацкой улыбки уже не было. - Забини? – настороженно спросила Гермиона. Голос в какой-то момент пропал, булькнул напоследок вопрос, и пропал. Мулат стоял возле двери, подпирая ее плечом, будто опасался, что чар будет недостаточно. Под густыми ресницами будто зияли две большие черные дыры, всасывающие каждый звук, шорох, мимолетное движение в комнате. Рот его напрягся, лицо словно окаменело. - Почему ты избегаешь меня? – строго спросил Блэйз спустя пару секунд молчания. Гермиона сделала вид, что понятия не имеет, о чем он говорит. По-прежнему стояла посреди гостиной, полуобернувшись, как застигнутая врасплох преступница. Насупилась. – Ну же, это простой вопрос. «Ты знаешь, прекрасно знаешь почему» - хотелось ответить ей, но она смолчала. Брови Блэйза сдвинулись, и на переносице прорезались морщинки. Блэйз был напряжен. В руках была зажата палочка, острием упиравшаяся в глухую стену молчания, построенную Гермионой. В голове было множество вопросов, много-много слов и мыслей, но все они разбивались о ее стены, панцирь, как угодно. - Гермиона, - позвал Блэйз. – Ответь. Глаза ее уткнулись в потолок. Она смотрела куда угодно, только не на Блэйза, потому что не знала куда себя девать: дверь заперта, мимо него не пройти, и как обычно сбежать не выйдет. А еще было что-то… что-то исходившее от него, то - почему она его боялась и сторонилась как могла. Грейнджер прошла к столу, но потом обернулась. Руки сложила на груди, ноги скрестила в коленях, чуть присела на краешек стола. Забини следил за ней. И, наконец: - Ты не понимаешь, Забини, что творится вокруг тебя, - заметив удивленный взгляд, она немного осмелела. - Да, да. Вокруг тебя. Потому что это - ты. Всегда был ты. Она говорила коротко, отрывисто. Словно хлестала по щекам, шипя как змея, прямо в лицо, брызгаясь ядом. Сквозь пелену эту, сквозь узкие, хищные зрачки-щелки – видел – она знала… что-то знала. Она думала, что это он. Оскорбительно, однако. - Ты наверняка думаешь, что это я сделал, - сказал он, все так же подпирая дверь плечом, хотя в этом не было уже смысла. - Ты не думала? Не думала – зачем? Зачем мне? – отозвался он, чувствуя, как все кипит, бурлит внутри. А больше всего бесила ее безразличная морда, бледная, сухая и безжизненная. - Нет. Ты, - ткнув пальцем в его сторону, - именно ты, не делал, - простодушно ответила Гермиона. Блэйз оторопел. Она заметила. И будто бы удовлетворилась этим. - Ладно, как хочешь. Давай подумаем, - пауза. - Богатый, влиятельный, чистокровный волшебник, - отстраненно начала она, потерев подбородок. - У людей с таким характером, как у тебя, обычно много врагов и лже-друзей. Не верю, что ты никому не насолил, - полумесяцы ее улыбки взошли. И почему-то – боль. В голосе: хриплом, но таком уверенном. В глазах: добрых, притягательных, но отчего же злых? Гермиона Грейнджер – девушка-противоречие. - А теперь: богатый, влиятельный, чистокровный, - загибая пальцы. - В ту ночь, после игры, кто-то, кто тебя не любит и знает график твоих дежурств, заметил твой уход из гостиной Слизерина. И пошел на поиски, думая, как бы придушить тебя аккуратно в туалете, а колдоаппарат взял для, допустим, заснятия результата своих трудов. Тут Гермиона коварно улыбнулась, прекрасно понимая, что говорит ерунду. Блэйз тоже это понимал. - А потом увидел меня, нас, - Гермиона кашлянула, - и подумал: «Почему бы и нет?». А теперь: богатый, влиятельный, чистокровный, - снова чертовы пальцы. На секунду она задумалась, прикусила нижнюю губу, как будто нарочно привлекая внимание к этому невинно-сексуальному жесту. А потом продолжила, нахмурившись: - Я наткнулась на тебя, совсем забыла об осторожности, а дверь, я помню, была открыта, - тут Грейнджер вдруг отвернулась, перегнулась через стол, зашелестели страницы книг в ее сумке, и через секунду в руках у Гермионы была квадратная бумажка, которую она протянула Блэйзу. – Вот, взгляни, колдо сделано со стороны двери. Я вернулась в тот кабинет и все тщательно обследовала. Естественно, никаких следов. Но я поняла, что этот твой преследователь притаился за дверью, и шорохи, что я слышала на этаже – его рук, ну или ног дело, - склонив голову, заключила Грейнджер. - А теперь - … - Богатый – влиятельный – чистокровный, да? - продолжил Блэйз. Кисло улыбнувшись, он шагнул к ней, но она не шелохнулась. Карие глаза буравили его глаза, проникали. Они были холодными и пламенными одновременно. - Да, - эхом. - И, дальше? – мрачно процедил он. – Занимательная теория, надо заметить. - Твой дружок долго думал, как ему использовать эти снимки, а потом решил унизить тебя с пафосом, прям на глазах у всей школы, на Балу. И, однозначно, этот человек знал, что там будет пресса, а еще будет Рита Скитер, известная своими грязеполивательными статьями. Когда на следующее утро после Хеллоуина я прочла газету – все поняла. «Нужной» статьи там не оказалось. Выходит, что кто-то приплатил Рите и другим репортерам. По кому больше удар – тот и платит. - Богатый, влиятельный, чистокровный, - предугадал он. Ему не нравилось, куда шел этот разговор. Не нравилось, что Грейнджер ведет себя так, будто видит его в первый раз. И такой он видел ее тоже в первый раз. - Именно, - ухмыльнулась она. - Не ошибусь, если скажу, что миссис Забини увидела фото сразу после Бала. Ты, наверняка, сразу помчался к маме за помощью. «Влиятельный чистокровный волшебник с грязнокровкой!» - такие ярлыки тебе не нужны, - холодно процитировала Гермиона, понизив голос. Ее лицо было спокойным. - Слушай, клал я на все эти предрассудки… и на статью тоже клал! Послушай, - начал было Блэйз, приближаясь к Гермионе. Он должен оправдаться, должен! Но слова мигом испарились в голове. Гермиона перевела взгляд на пол. Их разделяла всего пара шагов, а ноги Блэйза вдруг будто вросли в пол. Она непонимающе поглядела на него. – Послушай... Не смей делать этого. Не приближайся. Не прикасайся. Не думай об этом... - Ты побежал к мамочке, - выдавила она, по прежнему наблюдая ноги на полу, - спрашивал «Что же нам делать?!» - все тем же холодным тоном продолжила Гермиона. – Она помогла тебе... …умоляю. Ее губы дрогнули, привлекли внимание. Симфония идеальной злости и безразличия превратилась в какофонию из-за одной-единственной ноты. А потом он шагнул, порывисто схватил ее, прижал к себе, впился в ее губы своими губами, молясь, чтобы она прекратила говорить эту ерунду. Каждое слово будто оставляло на его теле новые отметины. И он хотел, чтобы она прекратила.***
Когда он поцеловал ее в первый раз, она не смогла ответить. Плотно закрыла глаза и сомкнула губы. Крылья носа слегка трепетали, мерно втягивая воздух, которого было катастрофически мало здесь. Рядом с ним. Под веками невообразимо пекло. Девушка буквально сгорала. Огонь ее глаз, заточенный, не имея выхода, распространялся по всему телу, отдавая во все нервы, все клеточки ее хрупкого тела. Каждая несчастная частичка ее тела горела. Сердце яростно трепыхалось, будто на сковороде. Только не сорваться. Он поцеловал ее почти невинно, почти целомудренно, но настойчиво. Его тяжелое, рваное дыхание говорило о том, что юноша едва сдерживается. Его тело трясло от неконтролируемого желания. Его пальцы едва ли не оставляли болезненные следы на ее тонкой коже, даже сквозь свитер. Но она даже не всхлипнула от боли. Не издала ни звука. Ее губы были равнодушны к нежному прикосновению его губ. И это, черт возьми, сводило его с ума! Он все же разжал пальцы. Не без усилий, но переместил их на запястья девушки. Когда он поцеловал ее во второй раз, она тоже не смогла ответить. Она хотела, честно. Но нельзя! Совсем-совсем нельзя! Блэйзу становилось страшно, просто до одури страшно, каждый раз, когда он касался ее губ. Натыкаясь на их лед. Девушка просто стояла большой ледяной глыбой и молчала. На секунду в голову брюнета закралась мысль о том, что она ему снова снится. Его руки скользнули по ее предплечьям выше, к плечам. Блэйз хотел, чтобы она немедленно отозвалась. Чтобы ответила на его настойчивые поцелуи, чтобы хотя бы пошевелилась. Однако она стояла и ничего не делала. Отдавала ледяным холодом, хотя на деле горела. Парень издал раздраженный рык, и предпринял последнюю попытку - поцеловал ее в третий раз. Впился в ее губы так сильно, так яростно, будто выплеснул всю свою злобу в этот поцелуй. Слегка укусил ее нижнюю губу. Нарочно. Чтобы хотя бы через боль она отреагировала. Его руки вновь опустились на ее талию, привлекая девушку в это отчаянное объятие. Хотелось почувствовать ее тепло ближе. Настолько, чтобы горел и он. Но под его кожу забирался могильный холод, не давая и крошечному огоньку запылать ярче. Может бросить это все? Может оставить все глупые попытки? Может оставить ее в этом холоде? А потом она наконец отозвалась. Немного неуверенно, прям как тогда, она двинулась навстречу. Гермиона шумно задышала, потом в его грудь уперлись ее руки, они сминали ткань его черного пуловера. Весь воздух вышибло из легких, был лишь глухой, туманный вакуум. Ее руки. Убей меня, Мерлин, прошу, прямо сейчас.